Публицистика, художественные произведения, воспоминания 8 страница
Как известно, за годы советской власти огромное количество людей было подвергнуто политическим репрессиям на основании объективного вменения, то есть к уголовной ответственности привлекались лица без установления вины.[142] Наиболее широкое распространение объективное вменение получило при репрессировании членов семей лиц, обвинявшихся в измене Родине и других контрреволюционных преступлениях. Постановление ЦИК СССР от 8 июня 1934 г. давало возможность государству брать в заложники членов семей изменников Родине. В нем говорилось: “В случае побега или перелета за границу военнослужащего совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или свершенной измене или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, караются лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией всего имущества. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживающие или находящиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на 5 лет”.[143]
В 1924-1934 гг. членов семей изменников Родине и “врагов народа” государство также продолжает брать в заложники, эта практика получила свое начало на первом этапе политики репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР и существовала в 1920-1940-е гг. Принцип заложничества в законодательной базе был узаконен многими юридическими документами, например, Статьей 58.п.1в Собрания Узаконений 20 июля 1934 г. “Ответственность совершеннолетних членов семьи военнослужащего”, которая устанавливает: “В случае побега или перелета за границу военнослужащего, совершеннолетние члены его семьи, если они чем-либо способствовали готовящейся или совершенной измене или хотя бы знали о ней, но не довели об этом до сведения властей, караются лишением свободы на срок от пяти до десяти лет с конфискацией имущества. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним проживавшие или находившиеся на его иждивении, к моменту совершения преступления, подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет…Нести ответственность по ст.58.1.в. могут только совершеннолетние члены семьи, т.е. лица, достигшие 18 лет к моменту совершения измены. К членам семьи должны быть отнесены супруг, родители, дети, братья и сестры…”.[144]
|
|
|
До смерти Сталина советская власть осуществляла незначительные уступки репрессированным гражданам и членам их семей, которые были продиктованы лишь текущими целями советской власти в ходе реализации идеологической политики, и по своему содержанию и степени восстановления юридических прав и свобод репрессированных граждан они были незначительными, скорее всего - ничтожными. Например, Циркуляр НКВД от 14 октября 1934 г. №20 “О порядке восстановления трудпоселенцев в гражданских правах и их участий в выборах в Советы”, восстанавливает детей трудпоселенцев в избирательных правах.[145]
|
|
|
В конце второго этапа политики репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР были внесены значительные изменения в уголовно-процессуальное законодательство. 1 декабря 1934 г., в день убийства С.М. Кирова, были узаконены два нормативных акта, которые юридически позволили установить массовый террор в стране, в результате которого пострадали миллионы несовершеннолетних граждан.
Первый документ - Постановление “О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов” - предписывал: следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком, судебным органам не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств о помиловании, так как Президиум ЦИК ССССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению; органам НКВД приводить в исполнение приговоры о расстреле немедленно по вынесении судебных приговоров. Таким образом, данное Постановление упростило судопроизводство по политическими делам и создало законодательную основу для раскручивания маховика репрессий. В 1937 г. этот закон был распространен на дела о вредительстве и диверсиях, совершенных малолетними преступниками.
|
|
|
Второй документ гласил: “Внести следующие изменения в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик по расследованию и рассмотрению дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти: 1. Следствие по этим делам заканчивать в срок не более десяти дней. 2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде. 3. Дела слушать без участия сторон. 4. Кассационного обжалования, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать. 5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора”.[146]Этот документ демонстрировал полное попрание самых элементарных принципов советского судопроизводства, уголовный процесс принимал открыто террористический характер, направленный на массовые репрессии граждан.
|
|
|
Противоправные акты от 1 декабря 1934 г. и 14 сентября 1937 г., служившие нормативной базой террора, были отменены Указом Президиума Верховного Совета СССР только 19 апреля 1956 г. 8 декабря 1934 г. Прокурор Союза ССР И.А. Акулов и Председатель Верховного суда СССР А.Н. Винокуров подписали директиву, в которой давался перечень должностных лиц, покушение на жизнь и здоровье которых необходимо было квалифицировать как террористический акт (по статьям 58-8 и 58-11 УК РСФСР). Эта директива грубо нарушала основные принципы уголовного законодательства.[147]Произвол, террор и насилие снова были закреплены юридически.
Во всех приведенных выше документах хорошо прослеживается стремление советской власти – привлечь как можно больше населения страны к общественному, принудительному труду в пенитенциарной системе. Процесс ликвидации кулачества как класса практически удвоил армию беспризорных. Отправлявшиеся в ссылку люди брали с собой детей, которые тысячами гибли в условиях холода, голода, безнадежности. Многие оставляли детей в родных местах на милосердие родных, близких, соседей, односельчан. Были “случаи, когда раскулаченные или арестованные за контрреволюционные преступления оставляют свои семьи в лице маленьких детей”. Очень часто дети, а иногда преклонных лет старики, оставались, в буквальном смысле слова, на произвол судьбы (при полной конфискации всего имущества и строений). Эти дети и пожилые люди ночевали там, где им приходилось, питались отбросами. Жители станицы и даже родственники таких семей, опасаясь обвинения в связях с “контриками” или раскулаченными, а иногда репрессий, боялись брать к себе такого рода семьи, с одной стороны, а с другой – просто-напросто было трудно прокормить “лишние рты”.[148]
В 1925-1935 гг. многие механизмы решения проблемы малолетних беспризорных, безнадзорных и правонарушителей, которые начали реализовываться на предыдущем этапе, сохранились, хотя наблюдался недостаток финансовых средств. Постепенно государство отказывается от иностранной помощи, окончательно запрещает благотворительность, исключительно мало функционирует общественных организаций[149], поддерживающих асоциальных детей, к таким относятся, например, “Всесоюзное общество Политкаторжан и сс-поселенцев”[150], “Институт Трудового Воспитания”[151], “Политический Красный Крест”[152]. Продолжали работать Фонд имени В.И. Ленина помощи беспризорным детям[153] и система опеки[154]. Существуют мнения ученых о том, что в итоге всех мер, предпринятых государством и обществом с 1917 по 1930 гг., количество беспризорников и малолетних правонарушителей к середине 1930-х гг. стало сокращаться. Некоторые исследователи полагают, что только за период с 1931-1935 гг. численность осужденных несовершеннолетних уменьшилась более, чем в 2 раза.[155]
Теоретические позиции педагогов-марксистов по вопросам воспитания “трудных” несовершеннолетних были реализованы советской властью практически на этом и дальнейших этапах, другие противоречили идеологическим установкам, были признаны непригодными, в результате, запрещены.
В 1925 г. начинается плановая работа с детской беспризорностью: разработан трехлетний план борьбы с детской беспризорностью. Это первый опыт такого рода в российской практике - ставится задача ликвидации ее массовой формы. Многообразие форм борьбы с детской беспризорностью, а также источников финансирования, одновременно при их дефиците, требовало продуманного подхода для наиболее рационального их использования. С этой целью был разработан трехлетний план борьбы с детской беспризорностью, который был утвержден Президиумом ВЦИК и СНК РСФСР 20 июня 1927 г.[156]. Н.Ф. Сморгунова делает важный вывод о том, что принцип директивного планирования профилактической работы вел к ее формализации, обюрокрачиванию, более жесткой увязке с государственной идеологией.[157] К середине 1920-х г.г. была установлена монополия советской власти на средства массовой информации, введена цензура и жесткий идеологический контроль над всей печатной продукцией. С 1929 года Главлит специальным циркуляром запретил освещать в печати проблемы беспризорных.[158] Сотрудник НКВД Шестаков на 3-ем Всероссийском съезде по охране детства 9 мая 1930 г. в своем докладе о труддомах для несовершеннолетних правонарушителей сказал: “У нас за последнее время наблюдается увеличение детской беспризорности в целом ряде районов, и социальный корень этой беспризорности несколько иной, чем был до сих пор, в частности совершенно не нужно отмахиваться от того, что раскулачивание и вся эта проблема ударила как следует по детской беспризорности в смысле ее увеличения и увеличения количества детей-преступников…[Это – Е.Ш.] вытекает из того, что детская беспризорность создает привилегированное положение для детей. Если вы возьмете законодательство, то увидите, что беспризорность дает право поступления на фабрики и заводы, и этим пользуются. Над этим, товарищи, надо задуматься. Через детскую преступность дети приобщаются к рабочему классу. Детская беспризорность упирается в центральную проблему социалистического перевоспитания всех детей. Дети служащих идут на преступление, чтобы через труддом попасть на Сталинградстрой и т.д. На этот вопрос необходимо обратить наше особое внимание….”.[159] Эти слова являются еще одним аргументом в пользу того, что, несмотря на репрессивную политику в отношении несовершеннолетних граждан, в СССР к концу 1920-х гг. сложилась достаточно эффективная система социальной помощи беспризорникам. С другой стороны, государство создает социальные условия, в которых граждане вынуждены совершать преступления для того, чтоб улучшить условия своего существования.
На данном этапе государству удалось увеличить сеть учреждений охраны детства, укрепить их материальную базу, кадровый состав. Для малолетних беспризорников, сирот, правонарушителей в 1925-1934 гг. действовали детские дома, коммуны, руководимые ОГПУ, и школы ФЗУ при Наркомюсте особого типа для несовершеннолетних правонарушителей, отбывающих срок наказания, летние колонии, трудовые дома для детей в возрасте 14-16 лет и отдельно для несовершеннолетних рабоче-крестьянского происхождения 16-18-ти летнего возраста, ИТК, ИТЛ. Например, в УАССР в 1930 г. имелась “Вотская Областная детская колония”[160]и Ижевская городская Комиссия по делам несовершеннолетних правонарушителей.[161] План ГОРОНО по развертыванию “Сталинской эстафеты” по дошкольному воспитанию г. Ижевска за 1932 г. предусматривал: “За 100% охват детей рабочих и колхозников удмуртов детскими учреждениями”.[162] Таким образом, детей всех возрастов пытались охватить общественно-воспитательными учреждениями. Труд беспризорных, сирот, безнадзорных и малолетних преступников был основой их педагогического воспитания и способом заработать средства детскому воспитательному учреждению. Постепенно детский труд был приобщен к индустриализации, плановой экономике и стал использоваться государством для реализации политических целей.
Несмотря на резкое увеличение беспризорных, обусловленное новой политической стратегией (коллективизация, репрессии к “врагам народа”), власти объявляют о коренном повороте от борьбы с беспризорностью к массовому обслуживанию детей трудящихся культурно-просветительской работой. Основным методом профилактики беспризорности и малолетней преступности слала репрессивно-карательная модель.
Таким образом, 1925-1934 гг. – это период первых результатов индустриализации, складывания промышленной культуры, появления мощной социальной поддержки нового экономического уклада – динамично развивающейся системы принудительного труда, которая к середине 1930-х гг. стала поддерживаться динамично развивающейся законодательной базой с репрессивно-карательным характером. Значение и сферы влияния государственных органов безопасности были еще более увеличены на данном этапе, в результате, НКВД стал союзным органом.
“Враги народа”, “изменники Родине”, “лица, совершившие государственное преступление”, “лица, совершившие контрреволюционные преступления”, “социально опасные элементы”, “социально чуждые элементы”, “члены семей врагов народа”, “члены семей изменников Родине” или “ЧСИР”, “члены семьи изменника, совместно с ним проживающие или находящиеся на его иждивении”, “лишенцы”, “выселенцы”, “спецпоселенцы”, “трудпоселенцы”, “спецпереселенцы”, “кулаки”, “раскулаченные”, “дочь кулака”, “сын кулака”, “подкулачники” - понятия, рожденные в советском обществе в результате появившихся и пролонгированных в 1925-1934 гг. законов, постановлений, инструкций государственных органов, закрепляющих право на применение насилия и террора к гражданам СССР, в том числе к лицам несовершеннолетнего возраста.
На втором этапе политики репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР произошло значительное изменение предела несовершеннолетия с 14 до 17 лет. Показатели несовершеннолетия устанавливались вне зависимости от социально-классового происхождения. Возраст несовершеннолетия перестал быть спасительным рубежом при вынесении приговора: за кражу, насилие, увечья и убийства, измену Родине с 1926 г. закон разрешает судить детей с 12 лет – впервые советское законодательство определяет столь малый возраст гражданина, несущего ответственность за преступление и отбывающего строгое наказание.
Во второй половине 1920-х гг. начинается плановая работа с детской беспризорностью. Принцип директивного планирования профилактической работы вел к более строгому соответствию государственной идеологии, политическим целям, следовательно, к более жестким методам профилактики проблемы. Коллективизация, раскулачивание, репрессии к “врагам народа” увеличивали численность беспризорных, сирот, бродяг. В середине 1930-х гг. власть объявляет о коренном повороте от борьбы с беспризорностью, запрещает в обществе обсуждать эту социальную проблему - произошел переход к репрессивно-карательной модели профилактики беспризорности и малолетней преступности.
Такие государственные органы, как Народные комиссариаты просвещения, социального обеспечения, здравоохранения, труда, Юстиции, уступили лидирующее положение карательно-репрессивным институтам в работе с несовершеннолетними преступниками, сиротами, бродягами, беспризорниками.
3 этап (1935 - июнь 1941 гг.). Традиционно историческая наука связывает 1935г. с началом массовых репрессий в СССР, осуществлению которых способствовала дополненная декабрьскими законами 1934 г. законодательная база. Впервые в 1935 г. в советском государстве издается специальный закон, который разрешал детей, начиная с 12-летнего возраста, привлекать к уголовной ответственности с применением всех мер уголовного наказания. Нововведение получило дальнейшее развитие в годы Великой Отечественной войны. Постановлением партии и правительства в 1935 г. в ведение НКВД переданы все колонии, изоляторы и приемники - распределители, то есть сиротами, беспризорниками, малолетними преступниками стали заниматься силовые структуры, педагогические методы стали играть второстепенную роль.
Несовершеннолетие на третьем этапе репрессий в отношении несовершеннолетних определялось 16-тью годами, а с 1939 г. – 17-тью годами (включительно).[163] Однако в связи с Постановлением ЦИК и СНК СССР “О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних” от 7 апреля 1935 г., государство по отношению к несовершеннолетним применяло все меры наказания, начиная с 12-летнего возраста.[164]
1930-е гг. для России – время режима личной власти Сталина и массовых политических репрессий, которые физически уничтожили лучшие умы России, миллионы невинных людей, нанесли непоправимый моральный и физический вред миллионам людей, в том числе детям и близким родственникам “врагов народа”; юридическая база репрессий, сложившаяся к середине 1930-х гг., во второй половине дополняла и конкретизировала все вышеперечисленное, эволюционируя в сторону ужесточения наказания.
На третьем этапе репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР активно функционировали и внесудебные карательные структуры, порожденные политическим террором 1930-х гг. – “тройки” и “двойки”, которые судили, в том числе несовершеннолетних членов семей “врагов народа”, граждан, способных к антисоветским действиям.[165] Наибольшая активность деятельности “троек” и “двоек” приходилась на 1937-1938 гг. Формальным основанием для их создания и деятельности служили ведомственные нормативные акты, изданные наркомами внутренних дел на основе распоряжений ЦК ВКП(б) и лично И.В. Сталина.По мнению Комиссии ЦК КПСС, занимавшейся установлением причин массовых репрессий, “двойка” была создана “специально для того, чтобы уничтожать людей, арестованных в порядке проведения массовых операций”. В связи с массовыми политическим репрессиями увеличивалась численность несовершеннолетних, пострадавших от геноцида.
Упомянутый ранее закон от 1 декабря 1934 г. “О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов”, упростил судопроизводство по политическими делам и создал юридическую основу для раскручивания маховика репрессий. В 1937 г. этот закон был распространен на дела о вредительстве и диверсиях, совершенных малолетними преступниками.
Постановлением СНК СССР И ЦК ВКП(б) “О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности” от 31 мая 1935 г. в ведение НКВД переданы все изоляторы, трудовые колонии и приемники-распределители для несовершеннолетних[166], что обеспечило коренной перелом в борьбе с беспризорностью и безнадзорностью, так как у НКВД к тому времени уже имелся колоссальный опыт изоляции огромных групп населения. Приемники-распределители стали осуществлять “процесс изымания с улиц беспризорных и безнадзорных детей”, которые направлялись к родителям, родственникам, в детские учреждения Наркомпроса, Наркомздарва и Наркомсобеса или в трудовые колонии ГУЛАГа НКВД. Основным моментом, завершающим весь процесс перевоспитания несовершеннолетних преступников, являлось их трудоустройство. К 1940 г. системой трудовых колоний было трудоустроено 28 280 бывших воспитанников, в том числе 83,7 % - в промышленность и на транспорт, 7,8 % - в сельское хозяйство, 8,5 % - в разные учебные заведения и учреждения.[167] Следовательно, изоляторы, трудовые колонии и приемники-распределители для несовершеннолетних были поставщиками рабочей силы в народное хозяйство страны.
В Приказе НКВД СССР “Об организации работы по ликвидации детской беспризорности и безнадзорности” от 7 июня 1935 г. говорилось: “…Борьба с беспризорностью и безнадзорностью является важнейшей и повседневной задачей всего чекистского аппарата. Лозунгом всех чекистов должна стать полная ликвидация детской беспризорности и безнадзорности. Мы должны добиться, чтоб на улицах не было ни одного беспризорного, чтоб они были все размещены в трудколониях и приобщены к труду. Для этого надо мобилизовать весь наш богатый опыт “перековки” людей, весь огромный опыт перевоспитания в наших трудкоммунах правонарушителей, опрокинувших “хваленые” буржуазные теории о том, что преступники – результат наследственности”. По этому приказу организуется в составе Админхозуправления НКВД СССР Отдел трудовых колоний для несовершеннолетних, который занимается организацией приемников-распределителей и трудовых колоний НКВД и руководством всей их производственной, школьной и учебно-воспитательной работой, а также устройством воспитанников на работу по получении ими квалификации.[168]
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!