Воскресенье, 22 июня 1353 года 24 страница



– Как случилось, что вы стали помощницей своего отца, госпожа Ракель? – спросила аббатиса, поворачиваясь к ней с внезапным интересом. – Этой чести женщины редко удостаиваются. Или в вашем народе есть подобная традиция? – Она поднялась и выглянула из окна.

– Нисколько, госпожа, – ответила Ракель, также вставая. – Его учеником был мой кузен Вениамин, но… – Аббатиса отвела Ракель немного в сторону, чтобы выслушать ее повествование.

 

Бельмонте справился о здоровье Исабель и не знал, что делать дальше. Он стоял неподвижно, его глаза блуждали, упираясь в стену, в спину ее дяди, куда угодно, чтобы не смотреть ей в лицо.

Молчание затянулось. Исабель поднялась со стула. Она подошла к окну, Томас направился вслед за ней.

– Послушайте, дон Томас, – сказала она. – Вчера на площади был бунт; площадь заполнена ненавистью и насилием. Отец госпожи Ракель, добрый и надежный человек, который спас мою жизнь несколько дней назад, был ранен. Безумец – ваш дядя – попытался убить моего отца, моего дядю и моего брата, и сгорел заживо. Те мирные горожане, которых мы сейчас видим там, всего несколько часов назад кричали, требуя крови самых дорогих для меня людей. Теперь же все вокруг кажется таким безмятежным.

– Мир наполнен обманом и предательством, донья Исабель, – сказал Томас, поддерживая ее. – Я чуть не лишился жизни из‑за неверности моего дяди.

– Но что мы можем сделать? Когда человек ухаживает за мной, что я должна подумать? Возьмите Монтбуя. Почему он хотел жениться на мне?

– Ваша светлость красива и очаровательна, – неловко произнес Томас. – Любой человек ухаживал бы за вами.

– Это глупо, – сказала она, оглянувшись на него. – Он никогда не видел меня. Единственное, что его интересовало, так это описание моих земель и то, сколько они приносят каждый год. Вы знаете, для чего ему были нужны мои деньги?

– Чтобы погубить вашего отца, – сказал Томас. – Да, я наконец‑то это понял.

Исабель посмотрела в окно.

– К несчастью, сейчас нам не так весело, как тогда в деревне, дон Томас, – сказала она. – Тогда вы разговаривали со мной намного свободнее, чем сейчас, в городе.

– В деревне легко было забыть о моей бедности и ничтожности, – тихо ответил Томас. – Там я не был окружен королями, епископами, аббатисами. И меня не судили…

– Не говорите об этом, – сказала Исабель, и ее глаза заполнились слезами. – Я не могу спокойно слушать, когда кто‑то говорит об этом, даже если это вы.

– Моя донья, пожалуйста, не плачьте. Я не могу вынести, когда вы страдаете из‑за меня, даже на мгновение. Я не стою ваших слез, – сердито добавил Томас. – Откуда вы знаете, что я не еще один Монтбуй, ухаживающий за вами ради выгоды?

– А я и не знаю, но вы смотрите на меня и ведете себя иначе, чем он. – Исабель остановилась. Казалось, она была поглощена немой сценой, разыгрывающейся внизу. Наконец она тряхнула головой и полуобернулась к нему. – Что бы вы сделали, если бы я сказала, что я не могу никого полюбить или не доверяю ни одному мужчине, и решила выбрать монастырь?

– Я пошел бы на смерть так спокойно, как только бы смог, надеясь, что вы могли бы помолиться за мою душу, госпожа, – сказал он, отказываясь встретиться с ней глазами. – И желая вам спокойной и мирной жизни.

– Полагаю, что вы бы могли так сделать, – сказала она.

– Вы так решили?

– Я не уверена, – произнесла Исабель. Она глубоко вздохнула, как будто пыталась избавиться от грусти. – Некоторое время я буду находиться в монастыре Святого Даниила. Монахини относятся ко мне добрее, чем окружающий меня мир, и я воспользуюсь этим.

Томас вздрогнул, как будто получил невидимый болезненный удар.

– Тогда я желаю вам счастья, моя донья. – Он поклонился и повернулся, чтобы уйти.

– Дон Томас. – Касание легкой, как полет бабочки, руки остановило его. – Не уходите, дон Томас. – Она прошла несколько отделявших их шагов и сжала его руку, возвращая к окну. Державшая его рука дрожала, но она не убирала ее, пока он не возвратился с ней к окну. – Мне хотелось бы задать вам вопрос, который беспокоил меня, когда мы были там, в деревне.

– Я в вашем распоряжении, госпожа. – Встав так, чтобы из‑за его спины нельзя было увидеть то, что он делает, он накрыл ее руку своей. Она не шелохнулась.

– Не согласитесь ли вы сесть со мной, дон Томас, и принять от меня бокал превосходного вина моего дяди? В последний раз, когда я предложила вам вино, боюсь, что я оскорбила вас. Теперь вы простите меня? – Она мягко вынула свою руку и положила ее поверх его руки, позволяя ему подвести ее к своему стулу. Затем на зов Исабель появился слуга с кувшином вина и двумя серебряными кубками. Его неловкая и долгая суета около стола раздосадовали девушку. Заметив это, слуга поспешил исчезнуть, словно облачко на ветру.

Бельмонте стоял перед нею, одеревеневший от нерешительности.

– Но, возможно, будучи вынужденным провести столько времени в моем обществе, вы предпочли бы говорить с кем‑то другим.

– Вынужден? – с силой произнес он. – Госпожа моя, для меня нет лучшего способа провести время, чем находиться в вашем обществе. – Он поставил стул рядом с ней и торопливо сел рядом.

– Теперь я понимаю, – сказала она, покачав головой. – Вы с удовольствием проведете время в моем обществе, если у вас затем будет возможность уйти прочь. Видимо, вам быстро наскучивает женское общество, дон Томас. – Она налила вино в два кубка, аккуратно придерживая большой тяжелый кувшин.

– Вы неправильно поняли меня, донья Исабель.

– Я так не думаю. Вот видите, мои волосы. Они не черные, как вороново крыло, не рыжие, как огонь. Они каштановые.

– Вы слышали мои показания, – заметил Томас. – Конечно, после этого я кажусь вам полным дураком!

– Если и дураком, то по крайней мере честным, – уточнила Исабель. – Однако, возможно, вы скорбите о ней. Было бы бессердечно смеяться над этим.

– Скорблю! Я был дураком, моя донья, а она оказалась коварной и бессердечной…

– Я знаю, какой она была, дон Томас. Я не знала, понимаете ли вы это так же хорошо, как я.

– И ваши волосы не каштановые, – упрямо добавил он. – Это – цвет пшеницы в августе или буковых листьев в ноябре. У моей кобылы каштановая шкура. Ваши волосы золотые. – И он покраснел, но выдержал ее пристальный взгляд.

– Я отлично помню вашу кобылу. У нее очаровательная шкура. Но скажите мне честно и прямо: вы любили донью Санксию де Балтье или нет? Я хочу это знать.

В тот момент честность казалась ей самым важным качеством в мире.

– Я любил ее в течение одного ослепительного момента, – медленно произнес он, – пока не увидел, что я для нее значу меньше, чем хорошая прачка, которая могла хорошо постирать шелковое платье, которое она так любила. Кроме того, Санксия поставила на кон мою жизнь и мою честь. Нет, после того первого мгновения я больше не любил ее. И я раскаиваюсь, что это было когда‑то.

Рядом с ним улыбалось необыкновенное, очаровательное существо.

– Я очень рада этому, – сказала она. – Мне было важно услышать ваши слова. А еще кого‑нибудь вы любите?

– Донья Исабель, вы наверняка знаете ответ на этот вопрос.

– Нет, я его не знаю, или, по крайней мере, я в нем не уверена. Но мне сказали, что я должна выйти замуж, и, если я не смогу выйти замуж за того, кого я люблю, я должна буду присоединиться к донье Эликсенде в монастыре Святого Даниила. Вы предпочитаете, чтобы я провела в женском монастыре всю оставшуюся жизнь? Я не выйду ни за кого другого.

– Прошу прощения? – произнес он.

– Это ответ на честное предложение брака, дон Томас? – спросила она. – Вы выпьете этот бокал вина со мной? – Она взяла бокал дрожащими пальцами, и вино плеснуло через край.

Тогда он взял бокал из ее рук и выпил его.

 

Глава девятнадцатая

 

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 102; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!