Воскресенье, 22 июня 1353 года 22 страница
На первом этаже перед безмолвной аудиторией разыгрывалась беззвучная драма. Каждый раз, когда луна скрывалась за густой массой облаков, часовые, окружающие дворец, передвигались ближе. Внутри возле каждой двери были поставлены по четыре вооруженных охранника, готовых к нападению. Три молодых священника, схваченные при попытке убрать засовы и открыть двери для нападающих, были заперты в подвале под надежной охраной.
* * *
На площади продолжались пение и бой барабанов. Темные облака покрыли небеса; атмосфера стала тяжелой и угрожающей. Часовые во дворце увидели высокого человека в белом одеянии, с епископской митрой на голове, быстрым шагом прорезавшего толпу и поднявшегося к южной двери собора. Он встал спиной к своим сторонникам и поднял обе руки высоко вверх, вознося молитву к небесам. Порыв ветра рассеял облака, открыв лунный лик, и она осветила фигуру Меча в роскошных одеяниях. Раздался приглушенный рев толпы. Затем луна исчезла, спрятавшись за другое стремительно набежавшее облако, и площадь снова погрузилась во мрак, освещаемый только мерцающим светом факелов.
– Франциско, взгляни‑ка на это, – сказал Беренгуер. – Клянусь святым Михаилом, – пробормотал он, – этот ублюдок надел мои одежды. Как он достал их?
Каноник посмотрел из окна.
– Полагаю, что их отложили, чтобы выстирать. Надо узнать, кому было поручено это сделать, – добавил он.
|
|
|
– Да, хотел бы я поговорить с этой прачкой, – мрачно сказал Беренгуер. – Она больше не коснется моей одежды.
Минута проходила за минутой. Со своего места наблюдатели могли рассматривать все происходящее сверху из дворца и могли разобрать только темные фигуры людей, со всех сторон стекающиеся на площадь.
– Посмотрите‑ка на это, – криво усмехнувшись, сказал каноник. – Даже в разгар восстания кто‑то не забыл о прибыли. – Он указал на фигуру, несущую большую флягу. – Он решил продавать вино. – Человек с флягой быстро пошагал туда, где стоял Меч, все еще воздев руки к небесам. По краям толпы появились еще более темные фигуры. С холмов за городом донесся гром, и Меч резко опустил руки. Где‑то справа от него послышался другой шум – это был звук оружия, которым ударили по краю щита.
Мужчина с флягой придвинулся поближе, как будто хотел предложить вино вожаку. Человек с факелом в руках приблизился к лидеру и поставил флягу на землю. Меч изо всех сил попытался вытащить свое оружие, чему мешали толстые складки епископской мантии.
– Он выглядит жалко для человека, который называет себя Мечом Архангела Михаила, – сухо произнес епископ. – Ему следовало бы потренироваться.
|
|
|
– Вы полагаете, это – Меч, ваше преосвященство? – спросил каноник.
– Без сомнения. Как вы помните, он надел мои одежды в банях.
Наконец фигура на ступенях лестницы подняла тяжелый меч высоко над головой. Призывая к атаке, он развернулся в сторону дворца.
Там его встретил король во главе отряда всадников, собирающегося выступить навстречу толпе. Когда дон Педро поднял меч, чтобы дать сигнал к атаке, с края толпы раздались крики паники. Основной отряд под командованием дона Арно приблизился с тыла: Меч неуверенно остановился и огляделся. Два его помощника стояли рядом с ним с обеих сторон, каждый держал по пылающему факелу.
Внезапно вокруг собора завыл ветер. Огромная вспышка молнии расколола небо. Возникло ощущение, что от раската грома камни закачались под ногами. Кони заржали в ужасе. Факельщики начали торопливо отступать. Меч воздел руки к небесам и закричал:
– Святой Михаил, помоги нам снова успешно справиться со злодеями! – Неожиданно показалось, что на землю упал факел, и огромная вспышка огня и грохот заполнили пространство перед собором. Когда ослепшие от яркой вспышки люди на площади снова смогли видеть, огонь уже охватил тело Меча.
– Это месть Господа! – закричал кто‑то, и все в панике развернулись и побежали. Наиболее удачливым удалось убежать в темные закоулки и открытые двери; менее удачливые гибли от оружия воинов короля. Дождь начал барабанить по булыжникам, шипя, когда попадал на пылающее тело.
|
|
|
– Вы видели это? – спросил Беренгуер. – Только что он был там, и вдруг – он на земле, объятый пламенем.
– Да, ваше преосвященство, – сказал Франциско Монтеррано, который имел отличное зрение. – Было похоже, как если бы из земли вылетела молния. Я думал, что он, возможно, наткнулся на горящий факел, но этот огонь был слишком ярким.
– Возможно, сверкающий факел попал в него, – произнес Беренгуер.
Исаак повернул голову к открытому окну и фыркнул.
– У этой вспышки молнии странный запах серы, – сказал он. – Я думаю, стоит провести дополнительные исследования.
Глава семнадцатая
Немногие во дворце спали той ночью. Вооруженные мужчины, мокрые и торопящиеся, сновали по зданию, выбегая из дверей и вбегая обратно, разнося приказы, передавая сообщения. Приемные были отданы под расследование событий ночи. Двадцать четыре мокрых и испуганных горожанина, не сумевших раствориться в темноте после удара молнии, были загнаны в зал и сидели там под охраной, объясняя любому, кто соглашался их слушать, что они пошли на площадь, чтобы послушать барабаны и пение.
|
|
|
В то время как дон Арно организовывал охоту на остальных заговорщиков, дон Элеазар поймал измотанного офицера, который пытался скоординировать дознание.
– Внутренний Совет состоял из шести человек, – сказал он. – Мы знаем три имени. Узнайте, находится ли кто‑либо из них в этой группе, – добавил он, вручая ему список. – Получите остальные имена, если сможете, – кто‑нибудь наверняка захочет выдать одного‑двух ради спасения своей шкуры, – и пошлите их Арно.
– Я не из Жироны, господин, – сказал офицер. – Имена мог бы выяснить один из местных офицеров. Это сбережет время.
– Все местные с Арно, – сказал Элеазар. – Дайте‑ка посмотрю. В этом деле замешаны слишком многие из священников. Его преосвященство и каноник сейчас с его величеством. – Он прикинул, кто еще есть в здании. Есть некий Йохан, но от него мало толку. Девушку следует отослать домой вместе с отцом. Но парнишка, их слуга, может помочь. Он повернулся, чтобы уйти. – Он очень испуган, – добавил он. – Спрячьте его и не показывайте. И возьмите моего писца. Он будет вам полезен.
– Ребенок? – удивленно сказал офицер. – Ладно, лучше честный мальчишка, чем мужчина, который лжет. Спасибо.
Вот так, подкрепившись фруктами и скудной пищей, Юсуф отправился, все еще вздрагивая, вниз в комнату, где допрашивали заключенных. Один за другим они вставали перед писцом, который записывал их имена, род занятий и причины, по которым они оказались на площади. И так же одного за другим Юсуф внимательно рассматривал их из темного угла, где он сидел, почти скрытый спиной офицера.
– Они будут знать, что я был здесь? – спросил Юсуф.
– Никто не знает, что ты здесь, кроме дона Элеазара. И меня, – сказал молодой человек. – И он не сказал мне твое имя.
Родриго был первым, кто оказался перед писцом. Он указал свое имя, занятие, и с убежденным возмущением рассказал о своих действиях вечером. Он был в таверне, обслуживал гостей.
– Хотя, Бог знает, – сказал он, – возможно, я тоже закрыл заведение. Я продал так мало вина, что в нем можно было утопить муху. Затем я пошел на площадь, потому что услышал барабаны.
– Это действительно его имя? – пробормотал офицер.
– О да, – сказал Юсуф. – И его не было на встрече.
Вот так Юсуф помогал отделять «козлищ», бывших в банях на сходке, от «агнцев», которые пришли позднее. Осталось только трое мужчин. Юсуф осторожно потянул офицера за рукав.
– Он лжет, – сказал он, кивая на человека, стоящего перед писцом, улыбающегося и потеющего. – Его зовут Санч, и он из Внутреннего Совета.
– Превосходно, парень. А что с остальными двумя?
– Этот – Мартин. Он входит в Совет, – сказал Юсуф. – Другого на сходке не было.
– Тебе пора в постель, парень, – сказал офицер. – Это тебе. – Он сунул Юсуфу монетку в руку и пошел разбираться с Санчем.
Юсуф поклонился и ушел. Он бросил монетку нищему, выбрался из дворца и тихо побежал по ночному городу к дому лекаря.
Схватить удалось только Санча, конюха, и Мартина‑переплетчика. Те двое, кто выступали перед толпой на сходке, и писец Раймунт исчезли. Всю остальную часть ночи Мартин покрывался липким потом страха и клялся, что Братство – это всего лишь группа почтенных, опытных торговцев, стремящихся улучшить свои дела и испытывающих особое почтение к своему небесному покровителю, святому Михаилу.
Больше от него ничего не удавалось добиться.
Санч, конюх, рассказал бы больше – много больше, – если бы только мог. Он рассказал им все, что знал, и приплел дополнительно несколько выдумок, но он понятия не имел, кто были эти два незнакомца.
– Они никогда ничего не говорили про себя. Они не были Мечом, – сказал он. – Мы были Мечом. Меч – это группа.
– Кто был человеком, который последним говорил на сходке?
– Последним? – спросил Санч.
– Да. Тот, кто помешал вам забить ногами лекаря.
Санч уставился на него, как будто увидел призрака.
– Вы там были? – прошептал он.
Офицер улыбнулся.
– Я не знаю, кто он, – ответил Санч, и его голос повысился до жалкого писка. – Вы имеете в виду высокого человека, который говорил как господин? Темноволосый, худой? Хромой? – добавил он, как будто, чем больше деталей он мог привести, тем чище могут показаться его намерения. – Возможно, Раймунт знает, он писец, ученый человек. Я не вижу его здесь, – коварно добавил он.
Из‑за спины офицера донесся голос:
– Скажи мне, Санч конюх, какова была цель вашей группы? – И дон Элеазар включился в допрос, встав возле писца.
Когда офицер ушел, чтобы проведать своих людей – с благодарностью, поскольку подобная работа была ему не по вкусу, – звук голосов упал до шепота, а имена и слова, которые он услышал, когда уходил, заставили его задрожать.
* * *
В одном из подвальных помещений зажгли свечи и положили там тело Меча. На полу около него положили кучу почерневших осколков.
– Что это? – спросил Беренгуер.
– Глина. Куски какой‑то фляги – возможно, кувшина с маслом, ваше преосвященство. Они валялись повсюду вокруг тела, – сказал солдат. – И впились в тело. Я думал, что это могло бы быть важно.
– И это действительно важно, – заметил епископ, подбирая один осколок. – Полагаю, что видел именно эту флягу, стоящую около этого человека вчера вечером. – Он понюхал осколок, который держал в руке. – Пахнет ямой, где дьяволы содержат грешников, – заметил он.
– Это пахнет громовым порошком, при помощи которого мавры Альгсира обычно стреляли в нас железными шарами, – заметил солдат. – Все, кого они ранили, умирали в течение семи дней. Это было ужасно, ваше преосвященство. Я был там. И я не видел ничего подобного до сегодняшнего вечера.
– Что мы знаем о том, кем он был? – спросил Беренгуер.
– У него слишком изуродовано лицо, чтобы можно было опознать его, ваше преосвященство, – ответил солдат.
Сильные руки помогли аббатисе Эликсенде, донье Исабель и Ракели слезть с военных коней, посланных, чтобы привезти их из монастыря. Было уже позднее утро. Любопытные горожане уже столпились в соборе, и площадь почти опустела. За исключением почерневшего куска в южной части площади, гроза смыла все следы насилия и беспорядка прошлой ночи, и теперь площадь блестела под ярким солнцем. Однако вооруженные офицеры, составлявшие их эскорт до города, передали их вооруженной пешей охране, и они двигались через площадь во дворец в окружении восьми сильных мужчин и офицера. Соблюдались все необходимые меры предосторожности.
После нескольких часов беспокойного сна, рано утром Ракель вернулась в монастырь. Ни она, ни донья Исабель не могли заставить себя даже притронуться к позднему завтраку. Вызов во дворец епископа – без причин, объяснений, извинений – был подобен вспышке молнии.
– Что они хотят с нами сделать? – нервно спросила Ракель.
– Кто знает? Возможно, еще один невинный человек должен быть осужден за измену, – горько сказала Исабель. – За то, что произошло прошлой ночью.
Аббатиса остановилась в центральных воротах, выражая в ожидании крайнюю степень нетерпеливости, словно что‑то предчувствуя. К тому времени, когда они достигли площади, живот Ракели скрутило от любопытства и опасения. Донья Исабель, с ввалившимися глазами и бледная как смерть, шла к дворцу дяди с таким смиренным видом, будто первохристианский мученик, выходящий на арену, полную особо голодных львов. Ракель подобрала юбки и смело последовала за ней.
Девушку пробил озноб, когда из залитой солнцем прихожей она оказалась в просторной, но до крайности унылой комнате. Здесь было темно и холодно. Внутри стояла тяжелая мебель, покрытая мастерски выполненной резьбой. Отец Исабель и ее дядя сидели в дальнем конце комнаты и были погружены в беседу. Справа от короля находился его секретарь, он просматривал пачки документов и раскладывал их на несколько стопок. Около него сидел писец с листом бумаги, пером и чернилами. Рядом стояло несколько незанятых стульев.
Тщедушный слуга, похожий на монаха, сопроводил аббатису Эликсенду к скамье у стены под большим гобеленом с изображением падения Иерусалима. Ракель замешкалась в нерешительности. Однако Исабель взяла ее за руку и смело пошла вперед, пока не остановилась прямо перед отцом. Она упала на колени и попыталась говорить, однако слезы ручьем бежали по ее щекам и голос прерывался рыданиями.
– Ваше величество, – прошептала она. – Отец. Я…
– Ну, моя дорогая. Встань, – мягко укорил ее отец. – Сядь здесь, около меня. Твой дядя ненадолго уступит тебе свое место, не так ли? Мы все здесь друзья..
– Спасибо, отец, – пробормотала она, поднялась и торопливо заняла освобожденный дядей стул.
– Теперь, дочь моя, – сказал дон Педро, успокоительно гладя ее по руке, – еще раз расскажи мне все, что случилось с того момента, как вы проснулись в той конюшне, и до тех нор, когда наши солдаты встретили вас. Все, даже самые мелкие детали. Вижу, ты привела аббатису и свою замечательную сиделку. – Он поднял руку, и служащий по знаку подтолкнул Ракель к королю.
Все еще безмолвная и взволнованная, она присела в самом глубоком поклоне.
– Превосходно. Присаживайся и поддержи Исабель. У меня и к тебе будут вопросы. Ну, дитя мое, говори, и достаточно громко, чтобы писец мог все хорошо слышать.
Исабель начала с чердака в конюшне.
– Сколько там было мужчин? – Король повернулся к Ракель.
– Четыре, ваше величество, – сказала Ракель с еще одним поклоном. – Хозяин конюшни, тот, кто казался нам порядочным человеком – Ромео, – и два грума.
– Спасибо. Продолжай.
И Исабель продолжила рассказ, пока не охрипла и не стала еще более бледной. Послали за вином с мятой. Она выпила немного и продолжила. Время от времени дон Педро останавливал ее и требовал у Ракели уточнений.
Дон Элеазар посмотрел в документы и что‑то прошептал на ухо королю. Дон Педро кивнул и повернулся к донье Исабель.
– Почему ты так уверена, что заговор с целью твоего похищения придумал Монтбуй?
По щекам Исабель разлился румянец. Она сжала дрожащие руки и прочистила горло.
– Недавно кто‑то подошел ко мне в монастыре от имени дона Перико, отец, – тихо сказала она.
Аббатиса Эликсенда побледнела; Беренгуер, нахмурившись, наклонился вперед.
– Кто подошел к тебе? – спокойно спросил дон Педро.
– Монахиня, которая была с нами. Она сказала мне, что ее зовут сестра Беренгария и что она из маминого дома в Таррагоне. Она сказала, что дон Перико отчаянно любит меня и желает получить мою руку, но боится, что ваше величество не одобрит этот брак.
– Что она хотела, чтобы ты сделала?
– Она хотела, чтобы я убежала с ним. Она сказала, что только замужняя женщина может быть свободной от монастырских ограничений и наслаждаться жизнью.
– Странные слова для монахини, – пробормотал Беренгуер.
– Но, отец, я не согласилась на это, – сказал Исабель, с тревогой посматривая ему в лицо, словно ища признаки поддержки и одобрения. – Я совершенно не хотела бежать и выходить за него замуж. От другой послушницы я узнала, что Монтбуй тебе совсем не друг. И что он стар и уродлив, – добавила она и покраснела.
– Но ты ничего ей не ответила?
– Я хотела, сир, но вскоре после этого я сильно заболела, и это выскочило у меня из памяти. – Она закашлялась и взглянула на него жалобно.
– Ну ладно, – сказал дон Педро, – не волнуйся. Выпей вина и немного отдохни. Донья Эликсенда, кто эта сестра из Таррагоны?
– Ваше величество, у нас в монастыре нет никакой сестры Беренгарии. Это не сестра Бенвенгуда разговаривала с вами, донья Исабель? Она из Таррагоны.
– О нет, матушка. Я знаю сестру Бенвенгуду. Та была довольно молодой монахиней. Я никогда не видела ее прежде, – сказала Исабель. – Могу я продолжать?
И она продолжила рассказ. К удивлению Исабель, вся высокая аудитория была потрясена ее словами. Ни одна деталь не казалась слишком незначительной, ни одно слово не было сочтено слишком банальным, их интересовало все. Когда она закончила, то дон Педро оглянулся на советников, которые потрясенно молчали.
– Ну что ж, ты можешь быть свободна, моя дорогая. И вы, юная госпожа Ракель. Мы благодарим вас. Если вы утомлены, вы можете удалиться. Но если вам интересно, вы можете отойти в сторону, сесть поудобнее и послушать.
– Мы хотели бы остаться, – твердо сказала донья Исабель, после чего всех трех женщин удобно устроили на стульях в большом алькове, скрытом позади гобелена, из‑за которого они могли все слышать, но не видеть.
– Что происходит, госпожа? – тихо спросила Ракель.
– Я не знаю, – ответила Исабель. – Я сама в замешательстве. Кажется, был суд и даже вынесли приговор, а сейчас мы будем присутствовать при допросе свидетелей. Или я ничего больше не понимаю в этом сумасшедшем мире.
Аббатиса Эликсенда тактично промолчала.
Следующим вошел лекарь Исаак, тяжело опираясь на Юсуфа. Как только ночью улицы несколько стихли, его отнесли домой в паланкине. У него кружилась голова, он вымотался, каждая частичка его тела нестерпимо болела. И лишь дома он позволил себе расслабиться. Ракель и ее мать обернули его горячими тканями, пропитанными заживляющими солями, смазали его ушибы арникой и успокоительными мазями. Они стянули ему повязкой ребра и дали вина с настоем из трав, смешанного с водой, а затем помогли ему добраться до постели. В самый разгар их хлопот вернулся домой Юсуф.
Исаак проснулся поздним утром. Его ушибы и раны еще болели, но голова уже была ясной. Оказалось, что кости не сломаны, а сам он ужасно голоден. Едва он закончил завтрак, как ему принесли приказ короля явиться к нему.
– Добрый день, мастер Исаак, – быстро произнес дон Педро. – Ваша дочь и мой сын посылают вам сердечные поздравления. Они хорошо устроены и в полной безопасности. Надо заметить, что сейчас у нас не продолжение суда, но встреча друзей, на которой мы рассматриваем события пяти последних дней. Было бы неправильно проводить судебные разбирательства в воскресенье, не так ли, Беренгуер?
– Ваше величество совершенно правы в этом, как и во всем другом, – сказал Беренгуер.
– Спасибо, ваше величество, – сказал Исаак. – Позволено ли мне будет спросить, был ли тот человек, который умер, Мечом?
– Насколько мы можем судить, да, – осторожно произнес дон Элеазар.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!