ДЕЛО 5: Не такой уж хороший врач 14 страница
– Например, – продолжает он, – когда Джейкоб говорит: «Теперь мы закончили? Мне на самом деле нужно идти» – это классический признак тревоги. Человек, знакомый с синдромом Аспергера, тут же все понял бы и «снизил обороты». Но согласно протоколу детектив Метсон, наоборот, принялся забрасывать Джейкоба вопросами, которые того еще больше смутили.
– Вы считаете, что полицейским нужно знать сдвиги каждого подозреваемого, чтобы эффективно их допрашивать?
– Уж точно не повредит.
– Вы понимаете, мистер Сото, что когда детектив Метсон спросил у Джейкоба, знает ли он свои права, тот процитировал их вслух, а не стал ждать, пока их зачитает сам детектив?
– Отлично понимаю, – отвечает Сото. – С таким же успехом Джейкоб мог бы процитировать всего «Крестного отца‑2». Но это не означает, что он на самом деле понимает события этого фильма и сопереживает им.
Я вижу, как Джейкоб открывает рот, чтобы возразить, тут же хватаю его за руку и кладу ее на стол. Он испуганно поворачивается ко мне, и я решительно трясу головой.
– Но откуда вам знать, что он не понимает своих прав? – спрашивает Хелен. – Вы же сами отметили, что он умен. И детективу он сказал, что понимает свои права. Я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – отвечает Сото.
– И, судя по вашим собственным показаниям, разве вы только что не утверждали, что Джейкоб предельно честен?
– Утверждал, – признает Сото.
Мой выдающийся свидетель, моя звезда, открывает и закрывает рот, не зная, что ответить.
|
|
|
– Больше вопросов нет, – заявляет Хелен.
Я уже готов сообщить судье, что есть вопросы у защиты, когда с моих губ слетают совершенно иные слова.
– Мистер Сото, – говорю я, поднимаясь, – вы согласны, что существует разница между истинным пониманием закона и феноменальной способностью воспроизвести наизусть его текст?
– Естественно. В этом и заключается разница между человеком с синдромом Аспергера и тем, кто по‑настоящему понимает «права Миранды».
– Благодарю, мистер Сото, можете занять свое место, – говорю я и поворачиваюсь к судье. – Я хотел бы вызвать Джейкоба Ханта.
Мною все недовольны.
Во время перерыва, который я попросил объявить перед тем, как будет давать показания Джейкоб, я сообщил ему, что придется ответить на несколько вопросов. Можно говорить, когда я буду задавать вопросы или когда их будет задавать судья и Хелен Шарп. Но ничего, кроме ответов на вопросы, он произносить не должен.
А тем временем Эмма Хант наматывает вокруг нас круги, решая, куда бы лучше воткнуть мне нож.
– Нельзя вызывать Джейкоба на место свидетеля, – протестует она. – Это травмирует его. А если он сорвется? Как это будет выглядеть?
|
|
|
– Это будет лучшее, – возражаю я, – что может случиться.
Она тут же прикусила язык.
Джейкоб заметно нервничает. Наклонив голову под странным углом, он раскачивается на стуле.
– Можешь себя назвать? – спрашиваю я.
Джейкоб кивает.
– Джейкоб, необходимо отвечать вслух. Стенографистка записывает твои слова, она должна их слышать. Ты можешь назвать свое имя?
– Да, – отвечает он. – Могу.
Я вздыхаю.
– Как тебя зовут?
– Джейкоб Хант.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– Джейкоб, тебе известно, о чем говорится в «правах Миранды»?
– Да.
– Можешь мне сказать?
– «У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на допрос в присутствии своего адвоката. Если вы не в состоянии сами оплатить услуги адвоката, адвокат будет назначен вам судом».
– А теперь, Джейкоб, – прошу я, – объясни, что они означают.
– Протестую! – восклицает Хелен, и тут Джейкоб начинает стучать кулаком по боковине кафедры на месте свидетеля.
– Я перефразирую вопрос, – говорю я. – Джейкоб, можешь сказать, о чем говорится во Второй поправке к Конституции?
– «Поскольку хорошо организованный вооруженный народ необходим для безопасности свободного государства, право граждан хранить и носить оружие не должно ограничиваться», – цитирует Джейкоб.
|
|
|
«Молодец!» – думаю я.
– Что она означает, Джейкоб?
Он колеблется.
– «Я прострелю тебе глаз, парень!»
Судья хмурится.
– Разве это не из «Рождественской истории»?
– Оттуда, – отвечает Джейкоб.
– Джейкоб, ты же знаешь, что на самом деле означает Вторая поправка, верно?
– Да, знаю: «Поскольку хорошо организованный вооруженный народ необходим для безопасности свободного государства, право граждан хранить и носить оружие не должно ограничиваться».
Я смотрю на судью.
– Ваша честь, больше у меня нет вопросов.
Тут же подходит Хелен. Я вижу, как Джейкоб вжимается в стул.
– Вы знали, что детектив Метсон хочет поговорить с вами о том, что случилось с Джесс?
– Да.
– Вы добровольно согласились на эту беседу?
– Да.
– Можете мне объяснить, что означает «отказаться от своих прав»?
Я затаил дыхание. Джейкоб медлит с ответом. А затем правый кулак, которым он стучал по кафедре, медленно раскрывается. Джейкоб поднимает руку над головой и раскачивает ею взад‑вперед, как метроном.
ЭММА
Я пришла в ярость, когда Оливер выкинул свой фортель. Разве не он утверждал, что вызов Джейкоба к свидетельской трибуне пагубно скажется на ходе судебного разбирательства? Даже если будет присутствовать только судья, а не все двенадцать присяжных, Джейкоб обязательно пострадает. Ставить его в положение, которое, несомненно, повлечет за собой срыв, только ради того, чтобы иметь возможность сказать судье: «Видите, я же вам говорил», – жестоко и бессмысленно. С таким же успехом можно спрыгнуть с крыши, чтобы привлечь внимание, которым после случившегося насладиться не успеешь, потому что будешь уже мертв. Но Джейкоб оказался на высоте – не считая самостимуляции и судорог. Он не запаниковал, даже когда за него взялась Драконша‑прокурорша. Я еще никогда так не гордилась сыном.
|
|
|
– Я выслушал все показания, – сказал судья Каттингс, – видел подсудимого и не считаю, что он по собственной воле отказался от своих прав. Я также считаю, что детектив Метсон, будучи уведомлен о расстройстве умственного развития у обвиняемого, не счел нужным принять это расстройство во внимание. Я удовлетворяю ходатайство об исключении из материалов дела показаний, которые дал подсудимый в полицейском участке.
Как только судья выходит, Оливер поворачивается ко мне и показывает большой палец. Хелен Шарп собирает свой портфель.
– Уверена, мы скоро свяжемся, – обещает Хелен Оливеру.
– Что это означает? – удивляюсь я.
– Она будет строить обвинение без признательных показаний Джейкоба. А это означает, что у прокурора прибавилось работы.
– Вот и хорошо.
– Очень хорошо, – соглашается Оливер. – Джейкоб, ты держался молодцом.
– Мы можем идти? – спрашивает он. – Я ужасно проголодался.
– Разумеется.
Джейкоб встает и идет по проходу.
– Спасибо, – благодарю я Оливера и тороплюсь вслед за сыном.
На полпути к двери я оборачиваюсь. Оливер что‑то насвистывает себе под нос, натягивая пальто.
– Если завтра хотите с нами пообедать… Пятница у нас синяя, – говорю я ему.
Он поднимает на меня глаза.
– Синяя? Непростая задачка. Если исключить йогурт с черникой и синее желе, что же остается?
– Синие хлопья. Голубой картофель. Синее мороженое на палочке. Луфарь – голубая рыба.
– В действительности она не голубая, – замечает Оливер.
– Ваша правда, – отвечаю я, – но она допускается.
– Синие овсяные хлопья «Гаторейд» всегда были моими любимыми, – говорит он.
По пути домой Джейкоб, сидя на заднем сиденье, читает вслух газету.
– В центре города строят новый банк, и здание займет сорок парковочных мест, – читает он. – Мотоциклиста, который заехал в сугроб, доставили в клинику Флетчера Аллена. – Он перелистывает страницу. – Какой сегодня день?
– Четверг.
В его голосе сквозит волнение.
– Завтра в три часа доктор Генри Ли будет выступать с лекцией в университете Нью‑Гемпшира. Приглашаются все желающие!
– Откуда мне знакома эта фамилия?
– Мама, – укоряет Джейкоб, – это самый известный в мире криминалист. Он работал с тысячами дел, например, занимался делом о самоубийстве сотрудника Белого дома Винса Фостера, убийством шестилетней ДжонБеннет Рэмси, выступал на суде знаменитого О. Дж. Симпсона. Вот и номер телефона для справок.
Он начинает копаться в моем портмоне в поисках сотового телефона.
– Что ты делаешь?
– Звоню заказать билеты.
Я бросаю на него взгляд в зеркало заднего вида.
– Джейкоб, мы не можем поехать на встречу с доктором Ли. Тебе запрещено выходить из дому, тем более покидать пределы штата.
– Сегодня же я вышел из дому!
– Это совсем другое дело. Ты ездил в суд.
– Ты не понимаешь! Это же сам Генри Ли! Такой шанс выпадает раз в жизни. Я же не в кино тебя приглашаю. Оливер должен что‑нибудь придумать, какую‑нибудь увольнительную на этот день.
– Я так не думаю, дорогой.
– Ты даже не попытаешься ничего сделать? Ты просто принимаешь отказ?
– Именно, – отвечаю я. – Поскольку альтернатива такова: либо ты находишься под домашним арестом, либо тебя сажают назад в тюрьму. И я на сто процентов уверена, что начальник тюрьмы не выдал бы тебе «увольнительную», чтобы послушать выступление Генри Ли.
– Держу пари, что дал бы, если бы ты ему сказала, кто такой Генри Ли.
– Джейкоб, тема закрыта, – говорю я.
– Ты же вчера выходила из дому.
– Это совершенно другое дело.
– Почему? Судья велел тебе неотлучно находиться рядом со мной.
– Я или любой другой взрослый…
– Вот видишь! Для тебя сделали исключение…
– Потому что не меня… – Поняв, какие слова сейчас сорвутся с языка, я замолчала.
– Не тебя – что? – голос Джейкоба звучал натянуто. – Обвиняют в убийстве?
Я поворачиваю к нашему дому.
– Я не это хотела сказать, Джейкоб.
Он смотрит в окно.
– И говорить ничего не нужно.
Я не успеваю его остановить, и он выпрыгивает из машины практически на ходу. Пробегает мимо Тео, который скрестив руки стоит у входной двери. На подъездной аллее припаркована незнакомая машина, за рулем мужчина.
– Я пытался заставить его уехать, – сказал Тео, – но он заявил, что будет тебя ждать.
С этими словами он возвращается в дом, оставляя меня наедине с невысоким лысеющим мужчиной с раздвоенной козлиной бородкой.
– Миссис Хант? – говорит он. – Я Фарли Макдафф, основатель Нации неврологического разнообразия. Вероятно, вы о нас слышали?
– К сожалению, нет…
– Это блог для людей, которые считают, что нетипичное неврологическое развитие – просто отличительная особенность человека, а раз так, то ее необходимо превозносить, а не лечить.
– Послушайте, сейчас не самое удачное время…
– Для аутистов, которые борются за заслуженное уважение, миссис Хант, существует только здесь и сейчас. Вместо того чтобы позволять невротипичным представителям стереть различия между нами, мы верим в новый мир – мир, где приемлют все неврологическое разнообразие.
– Невротипичным… – повторяю я.
– Другое название тех, кого в быту называют нормальными, – объясняет он. – Таких, как вы.
Он улыбается, но не может и секунды выдержать моего взгляда. Он сует мне в руку буклет.
«МАЖОРИТИЗМ – непризнанное состояние.
Мажоритизм – инвалидизирующее состояние развития, которое поражает 99 % населения в области умственного развития, включая самоанализ, внимание, эмоциональные способности и органолептическое развитие. Симптомы возникают с рождения и не поддаются лечению. К счастью, количество людей, страдающих мажоритизмом, снижается, люди начинают лучше понимать аутизм».
– Вы, должно быть, шутите, – говорю я и обхожу его, намереваясь войти в дом.
– Почему мы считаем бредовым состояние человека, чувствующего боль других и сопереживающего несчастью ближнего, почему мы заключаем, что он страдает от переизбытка эмоций? Почему подражать другим, чтобы слиться с толпой, более приемлемо, чем делать то, что в настоящий момент интересно тебе самому? Почему не считается грубым и невежливым прямой взгляд в глаза незнакомцу при первой вашей встрече или вторжение рукопожатием в его личное пространство? Почему считается пороком желание человека развивать первоначальную тему разговора, а не отвлекаться на комментарии своего собеседника? Почему мы считаем рассеянным того, кто теряется, если изменяется привычная обстановка, например предмет одежды оказывается не в ящике, а в гардеробе?
Я тут же вспоминаю о Джейкобе.
– Мне на самом деле нужно идти…
– Миссис Хант, мы полагаем, что можем помочь вашему сыну.
Я колеблюсь.
– Правда?
– Вам знакомо имя Дариуса Макколлума?
– Нет.
– Это парень из Нью‑Йорка, из района Куинс, который питает настоящую страсть ко всему, что связано с поездами. Он был чуть старше Джейкоба, когда впервые захватил электропоезд, следовавший от Всемирного торгового центра до Геральд‑сквер. Он брал покататься городские автобусы. Он сорвал стоп‑кран в электропоезде и переоделся в работника городского транспорта, чтобы устранить неполадку. Он выдавал себя за консультанта по технике безопасности на железной дороге. Его привлекали более девятнадцати раз. У него тоже диагностировали синдром Аспергера.
По спине пробежал солодок, но не потому, что я замерзла.
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– А о Джоне Одгрене вы слышали? В возрасте шестнадцати лет он зарезал старшеклассника школы в Садбери, штат Массачусетс. До этого у него уже конфисковали ножи и игрушечный пистолет, но за ним не наблюдалось агрессивного поведения. У него тоже синдром Аспергера, и он увлекается оружием. Но в результате нападения с ножом был поднят вопрос о связи синдрома Аспергера с насилием – хотя медицина, по сути, отрицает такую связь, в действительности дети, которым ставят подобный диагноз, скорее являются жертвами насмешек, чем преступниками. – Он делает шаг вперед. – Мы можем вам помочь. Мы можем сплотить аутистов по всему миру. Представьте себе всех матерей, которые выступят в вашу поддержку, как только поймут, что их собственные дети‑аутисты вновь могут стать объектами насмешек невротипичных индивидов – и на этот раз ситуацию придется не просто «улаживать», их чад могут обвинить в убийстве, хотя при других обстоятельствах их поведение можно было бы принять за простое недоразумение.
Я хотела заявить, что Джейкоб невиновен, но – Господи помоги! – не могла вымолвить ни слова. Не хочу, чтобы мой сын был чьим‑то символом. Я просто хочу, чтобы моя жизнь вернулась на круги своя.
– Мистер Макдафф, будьте любезны убраться с моей территории либо я вызову полицию!
– Очень удобно, ведь полиция уже протоптала сюда дорожку, – ерничает он, но отступает к своей машине. У двери он останавливается, в уголках губ играет грустная усмешка. – Это мир невротипичных людей, миссис Хант. Мы просто боремся за свое место в нем.
Джейкоба я застаю за компьютером.
– Билеты по тридцать пять долларов, – сообщает он, не поворачиваясь ко мне.
– Ты слышал об организации под названием «Нация неврологического разнообразия»?
– Нет. А что?
Я качаю головой и присаживаюсь на его кровать.
– Ничего.
– Геоинформационный портал «Мэпквэст» сообщает, что добраться можно за три часа восемнадцать минут.
– Куда добраться?
– До университета Нью‑Гемпшира. Забыла? Доктор Генри Ли! – Он поворачивается на стуле.
– Джейкоб, ты не поедешь. Мне очень жаль, но я уверена, что доктор Ли когда‑нибудь будет еще где‑то выступать.
«Неужели ты тогда будешь в тюрьме?»
Мысли роятся в моей голове, как осы над одеялом для пикника. И такие же надоедливые и незваные. Я подхожу к письменному столу и смотрю на сына.
– Я должна кое‑что у тебя спросить, – негромко говорю я. – Я должна задать вопрос, который не задала раньше. Мне нужно услышать твой ответ. Джейкоб, Джесс умерла. Это ты ее убил?
Он насупился.
– Я не убивал.
Воздух – я и не заметила, что затаила дыхание, – вырвался из моих легких. Я заключила Джейкоба в объятия. От неожиданности он напрягся.
– Спасибо, – шепчу я. – Спасибо.
Джейкоб никогда мне не врет. Не умеет. Он пытается, но ложь настолько заметна, что мне нужно лишь выдержать паузу, как он сдается и выкладывает правду.
– Ты понимаешь, что держать меня дома взаперти недели, месяцы можно расценить как преступное поведение? Хорошие родители не относятся к своим детям, как к животным в клетке.
– А ты понимаешь, что даже если Оливер обратится к судье, чтобы тот сделал для тебя исключение, доктор Ли выступит раньше, чем судья назначит слушание? – замечаю я. – Уверена, что выступление будут записывать. Мы сможем прослушать запись.
– Это разные вещи! – кричит Джейкоб.
Жилы у него на шее вздуваются, он вот‑вот может вновь потерять контроль над собой. Размеренным голосом, напоминающим бальзам, я говорю:
– Сделай глубокий вдох. Заметен твой синдром Аспергера.
– Я ненавижу тебя, – отвечает Джейкоб. – Тут дело не в синдроме. Дело в том, что меня делают рабом в собственном доме.
Он отталкивает меня и бросается в коридор.
Я изо всех сил пытаюсь его удержать. Мне известно: иногда Джейкоб слишком заносится, и тогда я не могу уйти от перепалки.
– Ты выйдешь в эту дверь и окажешься в тюрьме уже сегодня. И на этот раз, клянусь, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя вытянуть, – говорю я. – Может, я на голову ниже тебя и на двадцать килограммов легче, но я все‑таки твоя мать. «Нет» значит «нет».
Несколько секунд Джейкоб пытается вырваться из моих рук, а потом его пыл проходит. Без сопротивления он опускается на кровать и кладет подушку себе на голову.
Не говоря ни слова, я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Стою, прижавшись к стене, обмякнув под тяжестью облегчения, которое принесло его признание. Я уверяла себя, что раньше не спросила у Джейкоба прямо, он ли убил Джесс, только по одной причине: боялась, что он разочаруется, что я могла даже допустить подобную возможность. Но истинная причина в другом: я так долго ждала, потому что боялась услышать его ответ. Как часто, в конце концов, я задавала Джейкобу вопрос с единственной надеждой услышать явную ложь?
«У меня много морщин?»
«Я только что испекла по новому рецепту. Нравится?»
«Я понимаю, что ты злишься, но ты же на самом деле не жалеешь, что твой брат родился, верно?»
Даже сегодня с места для дачи свидетельских показаний специалист, которого откопал Оливер, сказал, что дети с синдромом Аспергера не умеют лгать.
И все же…
Джейкоб сказал, что в тот вторник, когда у них была назначена встреча, Джесс с ним не разговаривала. Но он не сказал, что она умерла.
Джейкоб признался, что был у Джесс дома, но забыл рассказать, что обнаружил там полный беспорядок.
И он никогда не упоминал, что брал свое «радужное» одеяло.
Формально он говорил правду. И в то же время врал, потому что недоговаривал.
– Мама! – кричит Тео. – Кажется, я спалил тостер…
Спешу вниз. К тому времени, как я заканчиваю двумя ножами вытаскивать обгорелые сухари, успеваю убедить себя, что Джейкоб недоговаривает по упущению – типичный побочный эффект синдрома Аспергера: слишком много информации, часть ее теряется либо забывается.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!