ДЕЛО 5: Не такой уж хороший врач 13 страница



– Сыграем партию в виртуальный теннис? – перебивает меня Оливер и достает из кармана небольшой картридж с электронной игрой. – А вы о чем подумали?

Он широко распахивает глаза – сама невинность!

– Просто чтобы вы знали, – отвечаю я, выхватывая у него картридж, – я отвратительно подаю.

 

ОЛИВЕР

 

В полицейском участке Джейкоб признался, что зуб Джесс Огилви был выбит случайно. Что он передвигал тело и воссоздавал место происшествия.

Любой суд присяжных сделает простое и логичное предположение, что он признался в убийстве. В конечном итоге, повсюду же не валяются трупы, чтобы дети‑аутисты, увлекающиеся криминалистикой, удовлетворили свою страсть.

Именно поэтому больше всего я надеюсь на то, что уберегу Джейкоба от пожизненного, если исключу весь протокол допроса в полицейском участке, пока суд не принял его в качестве улики. Чтобы этого добиться, нам необходимо пройти процедуру слушания об исключении признания из дела, а это означает, что Эмма, Джейкоб и я снова обязаны явиться в суд.

Одна проблема: последний раз, когда Джейкоб находился в суде, дела шли не слишком гладко.

Сидя рядом с клиентом, я чувствую, что мои нервы натянуты как струна, пока Хелен Шарп проводит прямой допрос детектива.

– Когда вы впервые занялись этим делом? – спрашивает она.

– В среду утром, тринадцатого января, я получил информацию о пропаже человека. В полицию обратился Марк Макгуайр, жених Джесс Огилви. Я начал расследование, и восемнадцатого января в результате всесторонних поисков в трубе было обнаружено тело мисс Огилви. Она умерла от внутреннего кровоизлияния, возникшего в результате черепно‑мозговой травмы, многочисленных ушибов и ссадин. Тело было завернуто в одеяло, которое принадлежит подсудимому.

Джейкоб что‑то яростно пишет в блокноте, который я положил перед ним на стол, и показывает мне написанное. «Он ошибается».

Я беру у него блокнот. У меня затеплилась надежда. Вероятно, подобные оплошности в неверно истолкованных показаниях являются упущенными деталями, о которых Джейкоб никому не сказал. «Одеяло не твое?»

«На самом деле она умерла не от внутреннего кровоизлияния, – пишет он. – Произошло кровоизлияние между твердой мозговой оболочкой, защищающей мозг, и паутинной оболочкой мозга, являющейся средним слоем оболочек мозга».

Я закатываю глаза. «Благодарю вас, доктор Хант», – отвечаю я.

Джейкоб хмурится. «Я не доктор», – пишет он.

– Давайте вернемся назад, – предлагает Хелен. – Вы разговаривали с подсудимым до того, как обнаружили тело мисс Огилви?

– Да. Когда мы просматривали ежедневник жертвы, я допрашивал всех, с кем она в тот день встречалась и с кем встреча была только назначена. Джейкоб Хант должен был в день исчезновения, в 14.35, встретиться с мисс Огилви, своей наставницей. Я беседовал с ним, чтобы выяснить, состоялась ли в тот день встреча.

– Где вы беседовали?

– В доме подсудимого.

– Кто был дома в тот день? – спрашивает Хелен.

– Джейкоб Хант с матерью. Думаю, что младший брат сидел наверху.

– До того момента вы раньше видели Джейкоба?

– Один раз видел, – признается детектив. – Он оказался на месте происшествия, которое я расследовал за несколько дней до этого.

– Вы подумали, что он к нему причастен?

– Нет. Другие полицейские видели этого парня на местах преступлений. Ему нравилось оказываться на месте происшествия и раздавать советы при его анализе. – Он пожимает плечами. – Я решил, что он просто хочет поиграть в полицейского.

– При вашей первой встрече с Джейкобом кто‑нибудь упоминал о том, что у него синдром Аспергера?

– Да, – отвечает Метсон. – Его мать. Она сказала, что Джейкобу с трудом дается общение и сторонний наблюдатель может принять симптомы аутизма за поведение виновного человека.

– Она запретила вам разговаривать с сыном?

– Нет, – ответил Метсон.

– Подсудимый заявлял, что не будет с вами разговаривать?

– Нет.

– Он каким‑то образом продемонстрировал, что не понимает ваши слова? Не понимает, кто вы?

– Он точно знал, кто я, – заверяет Метсон. – Он жаждал поговорить о криминалистике.

– О чем вы говорили во время первой беседы?

– Я спросил, виделся ли он с Джесс в назначенное время. Он ответил: «Нет». Он также сообщил, что знаком с парнем Джесс, Марком. Вот, собственно, и все. Я оставил его матери визитную карточку, попросив звонить в любое время: на всякий непредвиденный случай или если Джейкоб что‑нибудь вспомнит.

– Как долго длилась беседа?

– Не знаю, от силы минут пять, – отвечает Метсон.

Прокурор кивает.

– Когда вы в следующий раз узнали, что Джейкоб Хант обладает информацией по этому делу?

– Позвонила его мать и сказала, что у Джейкоба есть новости о Джесс Огилви. По‑видимому, он забыл сообщить, что был в доме Огилви и, пока ждал ее, убрал разбросанные вещи и расставил диски в алфавитном порядке. Жених жертвы упоминал, что кто‑то переставлял диски, и я решил побеседовать с Джейкобом еще раз.

– Мать Джейкоба предупреждала вас, что он может не понять адресованный ему вопрос?

– Она упомянула, что он может не понять вопросы, сформулированные определенным образом.

– Во время второй беседы Джейкоб говорил, что не желает с вами беседовать? Что он не понимает поставленных вопросов?

– Нет.

– Матери подсудимого пришлось истолковывать или перефразировать ваши вопросы?

– Нет.

– Сколько времени продлилась вторая беседа?

– От силы минут десять.

– Вы еще раз беседовали с Джейкобом Хантом? – спрашивает Хелен.

– Да, в тот день, когда обнаружили тело Джесс Огилви.

– Где состоялась ваша беседа с подсудимым?

– В участке.

– Зачем Джейкобу вновь понадобилось с вами встречаться?

– Позвонила его мать, – поясняет Метсон, – она была очень расстроена, потому что полагала: ее сын имеет какое‑то отношение к убийству Джесс Огилви.

Внезапно Джейкоб встает и поворачивается к залу, чтобы увидеть Эмму.

– Ты так подумала? – восклицает он, сжимая кулаки.

У Эммы такой вид, как будто ей дали под дых. Она взглядом просит у меня помощи, но я не успеваю ничего ответить, как судья стучит молотком.

– Мистер Бонд, следите за своим клиентом.

Джейкоб начинает размахивать левой рукой.

– Мне нужен перерыв!

Я тут же киваю.

– Ваша честь, нам нужен перерыв.

– Хорошо. Пять минут, – объявляет судья и покидает свое место.

Как только судья уходит, к скамье подсудимых подходит Эмма.

– Джейкоб, послушай меня…

Но Джейкоб ее не слушает. Он так пронзительно жужжит, что Хелен Шарп закрывает уши ладонями.

– Джейкоб, – повторяет Эмма и обхватывает голову сына руками, заставляя его посмотреть ей в глаза.

Он отводит взгляд.

– «Я убил шерифа, – поет Эмма, – но не стрелял в его помощника. Я убил шерифа, но не стрелял в помощника. Рефлексы взяли свое. Чему быть – того не миновать».

Судебный пристав, оставшийся в зале суда, бросает на нее недовольный взгляд, но из Джейкоба уходит напряжение.

– «Даже у самого хорошего ведра однажды провалится дно», – поет он своим монотонным голосом.

– В том‑то и дело, дорогой, – шепчет Эмма.

Хелен с приоткрытым ртом следит за каждым ее движением.

– Вот здорово! – говорит она. – Мой ребенок знает только слова песни «Сахарный человечек».

– Чертовски «удачная» песня, когда тебя обвиняют в убийстве, – шепчет пристав.

– Не слушай его, – говорит Эмма. – Слушай меня. Я тебе верю. Я верю, что ты этого не делал.

Удивительно, но при этих словах она отводит взгляд. Однако он этого и так бы не заметил, потому что сам не смотрит матери в глаза. Но, судя по словам самой Эммы во время беседы с детективом, если человек отводит взгляд, он либо лжец, либо аутист. Поскольку Эмма не аутист, какие выводы напрашиваются?

Мои умозаключения прерывает возвращение судьи. Хелен с Метсоном занимают свои места.

– Твоя единственная задача в зале суда – не терять хладнокровия, – шепчу я Джейкобу, ведя его к скамье подсудимых. И тут же вижу, как он сворачивает лист бумаги и начинает обмахиваться.

– Каким образом Джейкоб оказался в полицейском участке? – спрашивает Хелен.

– Его привезла мать.

Джейкоб начинает обмахиваться импровизированным веером сильнее.

– Его арестовали?

– Нет, – отвечает детектив.

– Его доставили на патрульной машине?

– Нет.

– Его мать пришла в участок в сопровождении сотрудника полиции?

– Нет. Она привезла к нам сына добровольно.

– Что вы сказали, когда увидели его в участке?

– Я попросил его помочь мне кое в чем.

– Что он ответил?

– Он очень оживился и с радостью отправился со мной, – говорит Метсон.

– Он каким‑то образом дал понять, что хочет, чтобы при вашей беседе присутствовала его мать, что ему без нее неловко?

– Наоборот. Он сказал, что с радостью мне поможет.

– Где состоялся допрос?

– В моем кабинете. Я стал расспрашивать его о месте происшествия, где он оказался неделю назад. Когда от переохлаждения умер мужчина. Потом я сказал, что хотел бы выслушать его мнение о деле Джесс Огилви, но с этим – поскольку расследование еще ведется – несколько сложнее. Я сообщил, что ему придется отказаться от права хранить молчание, и Джейкоб процитировал мне «права Миранды». Пока он цитировал их наизусть, я читал права по бумажке, потом попросил его еще раз прочитать свои права, поставить фамилию, инициалы и подпись внизу каждой страницы, чтобы было видно: он понимает свои права, а не просто выучил какой‑то набор слов.

– Он мог вразумительно давать ответы на поставленные вопросы? – спрашивает Хелен.

– Да.

Хелен прилагает подписанные «права Миранды» к вещественным доказательствам.

– Больше нет вопросов, Ваша честь, – заявляет она.

Я встаю и застегиваю пиджак.

– Детектив, во время вашей первой встречи с Джейкобом с ним была мать, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Она присутствовала во время всей беседы?

– Да, всей.

– Отлично! – восклицаю я. – А когда вы второй раз видели Джейкоба, его мать была рядом?

– Да.

– Ведь это именно она привезла его в участок по вашей просьбе, верно?

– Да, так и было.

– Но когда она спросила, можно ли ей остаться, вы отказали?

– Да, отказал, – отвечает Метсон. – Поскольку ее сын уже совершеннолетний.

– Так‑то оно так, но вам было известно, что Джейкоб аутист, я прав?

– Было, но ничего из ранее сказанного Джейкобом не наводило меня на мысль, что его нельзя допрашивать.

– Тем не менее его мать предупреждала вас, что вопросы ставят его в затруднительное положение. Что под давлением он теряется и фактически не понимает тонкостей языка, – настаиваю я.

– Она что‑то объясняла о синдроме Аспергера, но я не слишком обращал на это внимание. На мой взгляд, парень казался вполне рассудительным. Он знал все юридические термины, да что там – был просто счастлив поговорить.

– Детектив, когда вы рассказывали Джейкобу, что происходит во время вскрытия, разве он не цитировал вам «Молчание ягнят»?

Метсон ерзает на стуле.

– Цитировал.

– Неужели это служит признаком того, что он в действительности понимал, что делал?

– Я решил, что он пытается острить.

– Джейкоб ведь не впервые отвечал на ваши вопросы цитатами из фильмов, верно?

– Не помню.

– Тогда позвольте вам напомнить, – говорю я: спасибо феноменальной памяти Джейкоба, который дословно передал их беседу. – Когда вы спросили его, ссорилась ли Джесс со своим парнем, Марком, он ответил: «Hasta la vista, крошка». Так было?

– Похоже на то.

– Во время допроса он в третий раз процитировал фильм, не так ли, детектив?

– Да.

– Когда именно?

– Я спросил его, зачем он это сделал.

– И что он ответил?

– «Любовь – это когда ни о чем не нужно жалеть».

– Единственное преступление, которое совершил Джейкоб Хант, – заметил я, – состоит в том, что он процитировал такой слащавый фильм, как «История любви».

– Протестую! – заявляет Хелен. – Разве произносится заключительное слово? Я не получала уведомления об этом.

– Протест принят, – отвечает судья. – Мистер Бонд, оставьте свои комментарии при себе.

Я поворачиваюсь к Метсону.

– Как закончилась ваша третья беседа, уже в участке?

– Внезапно, – отвечает детектив.

– Когда миссис Хант прибыла со мной, заявив, что ее сыну необходим адвокат, не так ли?

– Именно так.

– Как только она сделала это заявление, что сказал Джейкоб?

– Что ему нужен адвокат, – ответил Метсон. – Тогда я прекратил допрос.

– Больше вопросов нет, – заявляю я и сажусь на скамью рядом с Джейкобом.

 

Фредди Сото, у которого старший сын страдал тяжелой степенью аутизма, когда‑то служил в полиции штата Северная Каролина. После нескольких лет службы он вернулся в университет и получил диплом магистра психологии. Теперь его специальность – учить работников правоохранительных органов, что такое аутизм. Он пишет статьи для «Бюллетень ФБР» и журнала «Шериф», его приглашали консультантом на канал «Эй‑би‑си ньюз» в выпуск журнала новостей «20/20», посвященный вопросам аутизма, самооговора и соблюдения законности. Он помог в 2001 году властям Северной Каролины разработать программу, которая помогала бы правоохранительным органам распознать аутиста. Теперь эта программа широко используется полицией по всему земному шару.

Его гонорар за выступление в суде в качестве эксперта составляет пятнадцать тысяч долларов плюс перелет первым классом. Когда он узнал, что я раньше был кузнецом и подковывал лошадей, то тут же рассказал, что владеет на паях беговой лошадью, у которой развилось плоскостопие. Эта лошадь много значит для его сына, поэтому он изо всех сил пытается сохранить животному жизнь. Когда я посоветовал мягкие прокладки, чтобы уберечь подошвы от ушибов, и клинья на копыта с поддержкой стрелки, и мягкие фильца под них, чтобы заново выровнять путовую кость, уменьшив нагрузку на копыта, не стесывая копытный рог и не деформируя сами копыта, он сказал, что выступит в суде бесплатно, если я соглашусь после оглашения приговора прилететь в Северную Каролину и осмотреть его лошадь.

– Мистер Сото, расскажите нам, пожалуйста, может ли человек с синдромом Аспергера испытывать такие же трудности, как любой аутист, столкнувшись с блюстителями порядка? – спрашиваю я.

– Естественно, поскольку синдром Аспергера – одно из проявлений аутизма. Например, человек с синдромом Аспергера может молчать. Не уметь толковать язык жестов и телодвижений, например повелительную позу или оборонительную стойку. У него может случиться приступ от вспышек света или воя сирен. Привычка прятать глаза может заставить полицейского думать, что собеседник не слушает его. Такой человек может казаться упрямым или рассерженным. Вместо ответа на заданный полицейским вопрос он может повторять слова самого полицейского. Он не может поставить себя на место другого человека. И он всегда говорит правду – прямо в глаза.

– Вы знакомы с Джейкобом, мистер Сото?

– Нет.

– Вы имели возможность ознакомиться с медицинскими заключениями доктора Мурано?

– Да, за период в пятнадцать лет, – ответил он.

– Что в этих заключениях соответствует возможным симптомам синдрома Аспергера?

– Насколько я понимаю, – отвечает Сото, – Джейкоб чрезвычайно одаренный молодой человек, который избегает встречаться с собеседником взглядом, не умеет должным образом общаться, временами говорит цитатами из фильмов, демонстрирует возбуждение, например размахивает руками, поет определенные песни для того, чтобы успокоиться. Он не понимает сложных вопросов, неверно истолковывает понятие личного пространства и язык телодвижений. И чрезвычайно честен.

– Мистер Сото, – спрашиваю я, – у вас была также возможность ознакомиться с полицейскими отчетами и протоколом допроса Джейкоба, который проводил детектив Метсон?

– Да.

– По вашему мнению, Джейкоб понял смысл зачитанных им «прав Миранды»?

– Протестую! – заявляет Хелен. – Ваша честь, «права Миранды» направлены на то, чтобы исключить преднамеренное нарушение со стороны полиции прав человека, гарантированных Пятой поправкой. Однако полиция никоим образом не может знать, что творится в душе отдельно взятого задержанного. Сейчас рассматривается вопрос о том, исполнил ли сотрудник полиции свой долг, – и не стоит топтаться вокруг да около и спрашивать, страдает ли Джейкоб Хант неким неизвестным расстройством, которое полицейский должен был распознать.

Кто‑то потянул меня за полу пиджака – это Джейкоб передает мне записку.

– Ваша честь, – отвечаю я на протест прокурора и зачитываю то, что написал Джейкоб, слово в слово: – «Существенно, согласно постановлению о „правах Миранды“, сознательно и добровольно ли подсудимый отказался от своего права хранить молчание».

– Протест отклонен, – говорит судья и смотрит на улыбающегося Джейкоба.

– Весьма сомнительно, что Джейкоб на самом деле понимает «права Миранды» применительно к себе, если учесть, как повел себя детектив. Существует ряд определенных действий, которые выполняют правоохранительные органы, чтобы удостовериться, понимают ли аутисты свои права в подобных ситуациях. Эти шаги не были предприняты, – отвечает Сото.

– Какие шаги, например?

– Когда я прихожу в управление и работаю с полицейскими, то рекомендую им говорить очень короткими, простыми фразами, оставляя собеседнику время на обдумывание. Рекомендую избегать фигуральных выражений типа «Не тяни кота за хвост!» или «Думаешь, это смешно?». Советую избегать угроз – как словесных, так и угроз действием, советую дождаться ответа либо встретиться взглядом. Не стоит считать привычку прятать глаза признаком неуважения или вины. Я учу их не прикасаться к подозреваемым, предугадывать их возможную повышенную чувствительность к свету, звукам, даже к собакам.

– Еще раз уточним, мистер Сото: по‑вашему, выполнялись ли эти рекомендации?

– Ни одна.

– Благодарю, – отвечаю я и опускаюсь на скамью рядом с Джейкобом.

Хелен поднимается, чтобы допросить свидетеля. Я взволнован – нет, я в восторге. Я только что выбил их из седла. Честно признаться, большая удача найти подобного эксперта, да еще в области, о которой никто никогда даже не слышал! И который поможет удовлетворить твое ходатайство.

– Какие раздражители в кабинете детектива Метсона могли вывести Джейкоба из себя? – спрашивает Хелен.

– Я не знаю. Меня там не было.

– Следовательно, вам неизвестно, были ли там громкие звуки и яркий свет, так?

– Да, однако я не видел еще ни одного полицейского участка, который можно было бы считать уютным, тихим местечком, – говорит Сото.

– По вашему мнению, мистер Сото, чтобы эффективно провести допрос подозреваемого с синдромом Аспергера, стоит отвести его в закусочную и угостить кофе со сливками?

– Разумеется, нет. Я говорю только о том, что нужно было предпринять определенные шаги, чтобы Джейкоб чувствовал себя более спокойно. Тогда он мог бы отдавать отчет в своих действиях, а не поддаваться внушению и говорить и делать что угодно, лишь бы выбраться оттуда как можно скорее. Дети с синдромом Аспергера особенно склонны к самооговорам, если считают, что представители власти именно это и хотят услышать.

Мне захотелось обнять Фредди Сото. Захотелось вылечить его скакуна.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 76; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!