ДЕЛО 5: Не такой уж хороший врач 12 страница
«Однако, – возражает мой внутренний голос, – ты и не взваливал на себя эту ношу».
Потом я понял: мама тоже на это не подписывалась, но от этого она любит Джейкоба не меньше.
Поэтому дело обстоит так: я понимаю, что в конце концов ответственность за Джейкоба ляжет на меня. Когда я встречу девушку, на которой захочу жениться, мне придется делать ей предложение, учитывая и это обстоятельство, – мы с Джейкобом идем в комплекте. Когда я меньше всего буду ожидать, мне придется извиняться за него или успокаивать, как сейчас делает мама, если он возбудится.
Я не говорю об этом вслух, но в глубине души думаю: если Джейкоба осудят за убийство, если приговорят к пожизненному заключению, то мне жить станет немного легче.
Я ненавижу себя за одну мысль об этом, но не хочу вас обманывать.
И, думаю, неважно, из‑за чувства вины или из любви я стану в будущем заботиться о Джейкобе, потому что заботиться я буду в любом случае.
Просто приятно, если бы кто‑нибудь поинтересовался!
ОЛИВЕР
Мама Спатакопулус стоит в дверях моей конторы‑жилища с блюдом дня.
– У нас осталось чуточка ригатони, – говорит она. – А вы так много работаете, что худеете с каждым днем.
Я смеюсь и принимаю из ее рук контейнер. Пахнет невероятно, и Тор начинает прыгать у моих ног, чтобы я не забыл и ему дать положенный от щедрот кусочек.
– Спасибо, миссис С., – благодарю я, а когда она разворачивается, чтобы уйти, окликаю ее. – Послушайте, какую вы знаете еду желтого цвета?
|
|
|
Я думал о том, что Эмма кормит Джейкоба по цветовой схеме. Черт! Я думал об Эмме. Точка.
– Вы имеете в виду, например, омлет?
Я щелкаю пальцами.
– Именно! – восклицаю я. – Омлет со швейцарским сыром.
Она хмурится.
– Хотите, чтобы я приготовила вам омлет?
– Нет, черт возьми! Я обожаю ригатони.
Не успеваю я закончить, как звонит мой телефон. Я извиняюсь и спешу внутрь, чтобы снять трубку.
– Контора Оливера Бонда, – говорю я.
– Возьмите на заметку, – отвечает Хелен Шарп, – что эта фраза звучит более эффектно, если нанять человека, который бы ее произносил.
– Секретарша… только‑только отошла в уборную.
Моя собеседница хмыкает.
– Конечно, а я – мисс Америка.
– Мои поздравления. – Мой голос сочится сарказмом. – И какой у вас талант? Жонглируете головами адвокатов?
Она пропускает мои слова мимо ушей.
– Я звоню по поводу слушания о мере пресечения. Вы вызвали в суд Рича Метсона?
– Детектива? Я… да.
Кого еще я должен был вызвать в суд, когда подавал ходатайство об исключении из материалов дела признания Джейкоба, которое он сделал в полицейском участке?
– Вам нет необходимости вызывать его. Мне тоже нужен Метсон, и я была первой.
|
|
|
– Что значит «первой»? Это мой иск.
– Знаю, но это одно из тех запутанных дел, когда, даже если ходатайство подает защита, бремя доказательств все равно лежит на обвинении, и мы обязаны предоставить все улики, чтобы доказать, что признание имеет законную силу.
Почти при любом другом ходатайстве действует обратный порядок: если я хочу получить судебное решение, нужно из кожи вон лезть, чтобы доказать, что я его заслуживаю. Откуда, черт возьми, мне знать, что есть исключение из правила?
Я рад, что Хелен меня сейчас не видит, потому что лицо у меня пунцовое.
– Здорово! – восклицаю я, напуская на себя беззаботный вид. – Мне это известно. Я просто хотел узнать, начеку ли обвинение.
– Пока вы не положили трубку, Оливер, я должна сказать… Не думаю, что вам удастся разыграть обе карты.
– Вы о чем?
– Нельзя заявлять о невменяемости подзащитного и о том, что он не понимал своих прав. Господи боже, да он цитировал их наизусть!
– И в чем противоречие? – интересуюсь я. – Кто, черт побери, знает наизусть свои права? – Торн начинает покусывать меня за ноги, и я делюсь с ним ригатони, отливаю его порцию в собачью миску. – Послушайте, Хелен. Джейкоб в тюрьме и трех дней не протянет, какие там тридцать пять лет! Я в любом случае буду вести это дело, чтобы удостовериться, что его не бросят опять за решетку. – Я замолкаю. – Не думаю, что вы готовы отпустить Джейкоба к матери. Отпустить на поруки пожизненно.
|
|
|
– Разумеется, нет. Вернемся к этому разговору после дождичка в четверг, – говорит Хелен. – Речь идет об убийстве, вы забыли? Может быть, ваш клиент и аутист, но у меня есть труп, есть убитые горем родители, а это перевешивает все остальное. Можно развесить повсюду ярлыки «специальные потребности», чтобы получить дополнительное финансирование в школах или особые условия проживания, но это не умаляет вины. Увидимся в суде, Оливер.
Я швыряю телефон, опускаю глаза и вижу лежащего на боку в сытом блаженстве Тора. Когда телефон звонит снова, я хватаю трубку.
– Да? – выкрикиваю я. – Есть еще какие‑то процессуальные нормы, где я умудрился напортачить? Вы хотите мне сообщить, что намерены посплетничать с судьей?
– Нет, – нерешительно говорит Эмма. – А о каких процессуальных нормах вы говорили?
– Простите. Я принял вас за… другого человека.
– Заметно. – Повисает молчание. – Как все обстоит с делом Джейкоба?
– Лучше не придумаешь, – заверяю я ее. – Обвинение даже выполняет за меня мою работу. – Я хочу как можно скорее сменить тему разговора, поэтому интересуюсь: – А как сегодня дела в доме Хантов?
|
|
|
– Знаете, поэтому я и звоню. Не могли бы вы оказать мне услугу?
Десятки услуг проносятся у меня в голове, большей частью услуги, из которых я могу извлечь пользу для себя, компенсируя отсутствие половой жизни в настоящее время.
– Какого рода?
– Нужно, чтобы кто‑нибудь побыл с Джейкобом дома, пока я отъеду по поручению.
– Какому поручению?
– Это личное. – Она вздыхает. – Пожалуйста!
Для такого занятия больше подошел бы кто‑то из соседей или родственников. Но опять‑таки – вероятно, Эмме не к кому обратиться. Из того, что я узнал за последние несколько дней, это чертовски одинокая семья. Тем не менее я не могу удержаться от вопроса.
– А почему я?
– Судья сказал: любой взрослый старше двадцати пяти лет.
Я усмехаюсь.
– Значит, я вдруг стал для вас взрослым?
– Забудьте о моей просьбе! – отрезает Эмма.
– Буду через пятнадцать минут, – обещаю я.
ЭММА
Можете поверить, обращаться за помощью мне нелегко. Если уж я о чем‑то прошу, значит, другие возможности исчерпались. Именно поэтому я чувствую себя паршиво из‑за того, что приходится обращаться к Оливеру Бонду (и еще больше – быть ему обязанной) с просьбой посидеть с Джейкобом, пока я смотаюсь на эту встречу. Хуже всего, что встреча запланирована, – похоже на вещественное доказательство признанного поражения.
По средам в банке тихо. Несколько пенсионеров педантично заполняют бланки на депозит, один кассир рассказывает другому о том, почему в Кабо лучше отдыхать, чем в Мексике, в Канкуне. Я стою посреди банка, разглядывая плакат, где рекламируются годовые депозиты, и столик, где лежат разные предметы с логотипами банка – одеяло, кружка, зонтик, которые могут стать моими, если я открою счет.
– Чем могу помочь? – спрашивает какая‑то женщина.
– У меня назначена встреча, – отвечаю я. – С Абигэйл Легри.
– Присаживайтесь, – предлагает она, указывая на череду кресел по ту сторону от конторки. – Я ей передам, что вы пришли.
Я никогда не была богата и никогда к богатству не стремилась. Нам с сыновьями как‑то удавалось латать дыры в бюджете чеками, которые каждый месяц честно присылал Генри, и заработком, который я получала за ведение колонки и занятия редактурой. Нам немного надо. Мы живем в скромном доме, редко ходим по ресторанам и другим злачным местам, не ездим в отпуск. Я делаю покупки в «Маршалле» и местном секонд‑хэнде, который стал не так давно популярным среди подростков. Деньги в основном уходят на Джейкоба – на его добавки и лечение, которое не покрывает медицинская страховка. Похоже, я настолько привыкла к этим тратам, что перестала считать их тратами, а воспринимаю как норму. Но, как уже говорилось, иногда я лежу ночью без сна и размышляю: а если – не дай бог! – случится авария и придется оплачивать стремительно растущие счета? Если для Джейкоба появится чудодейственное лечение и потребуются деньги, которых у нас нет?
В свой перечень непредвиденных обстоятельств я никогда бы не подумала включить судебные сборы, которые несет сторона обвиняемого, если твоего сына обвиняют в убийстве.
Из‑за конторки вышла женщина с выкрашенными в иссиня‑черный цвет волосами, в костюме, который, казалось, нес свою обладательницу, а не наоборот. У нее был нос‑кнопочка, и на вид не дашь больше двадцати. Вероятно, именно так происходит с девушками‑сноубордистками, чьи колени скрутил артрит. Или готками, чья подводка лишь подчеркивает синдром сухих глаз, – их принуждают взрослеть вместе с остальными.
– Я Эбби Легри, – представляется она.
Когда она пожимает мою руку, воротничок рубашки распахивается, и я вижу у нее на шее фрагмент кельтской татуировки.
Она проводит меня в свой уголок и жестом предлагает садиться.
– Что ж, – произносит она, – чем я могу вам помочь?
– Я хотела поговорить о том, чтобы перезаложить дом. Мне… видите ли… нужны наличные.
Я произношу эти слова и думаю, что сейчас она спросит меня: зачем? А ложь банку в подобных случаях карается законом.
– По сути, вам нужна кредитная линия, – отвечает Абигэйл. – Это означает, что вы будете расплачиваться с банком только за ту сумму, которую выбрали.
Что ж, звучит приемлемо.
– Давно вы живете в своем доме? – спрашивает она.
– Девятнадцать лет.
– Вам известно, какую сумму по закладной вы должны на текущий момент?
– Не совсем, – признаюсь я. – Но ссуду я брала в вашем банке.
– Давайте посмотрим, – говорит Абигэйл и просит меня четко произнести фамилию, чтобы найти в банковской базе данных. – Ваш дом оценен в триста тысяч долларов, первую ссуду вы получили на двести двадцать тысяч. Правильно?
Я не помню. Единственное, что я помню, – это как мы с Генри весь вечер бродили босиком по дому, который теперь принадлежал нам, и звуки наших шагов эхом по деревянному полу.
– Обычная практика следующая: банк дает ссуду под залог недвижимости примерно в восемьдесят процентов от ее стоимости. В вашем случае это двести сорок тысяч долларов. Если вычесть сумму первого займа, то… – она поднимает взгляд от калькулятора, – речь идет о кредитной линии в двадцать тысяч долларов.
Я недоуменно смотрю на нее.
– И это все?
– На сегодняшнем рынке важно, чтобы клиент имел закрепленные законом права на недвижимость. Меньше вероятность невыполнения обязательств по погашению ссуды, – улыбается она. – Давайте заполним необходимые бумаги? Начнем с вашего места работы.
По статистике, насколько я читала, поручительства проверяются только в половине случаев, но банки принадлежат именно к этой половине. Как только они позвонят Тане и узнают, что я уволилась, то зададут вопрос, как я намерена расплачиваться по первой закладной, не говоря уже о второй. Сказать, что я вот‑вот найду работу? Не поможет. Я уже давно работаю внештатным редактором и понимаю, что для таких организаций, как банк, равно как и для будущих работодателей, понятие «самозанятый» толкуется как «практически безработный, но сводящий концы с концами».
– Временно безработная, – негромко произношу я.
Абигэйл откидывается на спинку стула.
– Понятно, – говорит она. – У вас имеются другие источники дохода? Арендная плата? Дивиденды?
– Алименты на детей, – выдавливаю я.
– Буду с вами предельно откровенна, – говорит она. – Без дополнительных источников дохода получить ссуду маловероятно.
Я даже глаз не могу на нее поднять.
– Мне очень, очень нужны деньги.
– Есть другие источники для получения кредита, – поясняет Абигэйл. – Ссуда под залог автомобиля, краткосрочные кредиты, кредитные карточки… но в будущем вас убьют проценты. Лучше занять у кого‑то из близких. У вас есть родственники, которые могли бы помочь?
Мои родители умерли, и помочь я пытаюсь именно своему родственнику. Именно я – всегда я! – забочусь о Джейкобе, когда жизнь рушится.
– К сожалению, ничем не могу помочь, – извиняется Абигэйл. – Может быть, когда найдете новую работу…
Я бормочу слова благодарности и выхожу из ее уголка, даже не дослушав. На стоянке я минуту просто сижу в машине. Пар изо рта клубится, словно облачка с моими невысказанными Абигэйл Легри тревогами.
– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – повторяю я вслух.
Хотя это и нечестно по отношению к Джейкобу и Оливеру, но я не еду домой. Проезжаю мимо начальной школы. Я давно тут не была – в конце концов, мои сыновья уже выросли. Зимой здесь заливают перед входом каток и дети катаются на коньках. На каникулах девочки кружатся на льду, а мальчики гоняют по катку шайбу.
Я останавливаюсь напротив катка и наблюдаю. Дети, играющие на льду, – совсем крошки, я бы сказала первый‑второй класс. Неужели и Джейкоб был таким маленьким? Когда он ходил в младшую школу, нянечка привела его на каток, взяв пару коньков напрокат, и заставила Джейкоба толкать два ящика из‑под молока. Именно так большинство детей училось кататься на коньках: они быстро осваивали метод треноги, где хоккейная клюшка играет для равновесия роль третьей ноги, а потом чувствовали себя достаточно уверенно и скользили по льду уже без всякой поддержки. Но Джейкоб так и не перерос стадию «молочных ящиков». На коньках – как и во многих физических упражнениях – он словно корова на льду. Помню, я, придя посмотреть на него, увидела, как у него подвернулась нога и он упал. «Если бы не было так скользко, я бы не падал», – сказал он мне, раскрасневшийся и запыхавшийся после перемены, как будто наличие виновного в корне меняло дело.
Меня пугает неожиданный стук в окно. Я открываю окно и вижу полицейского.
– Мадам, я могу вам чем‑нибудь помочь? – спрашивает он.
– Я просто… у меня что‑то в глаз попало, – говорю я неправду.
– Если уже все в порядке, вынужден попросить вас отъехать. Здесь автобусная остановка, стоянка запрещена.
Я еще раз бросаю взгляд на детей на катке. Они похожи на соударяющиеся молекулы.
– Да, – негромко повторяю я, – запрещена.
Когда я возвращаюсь домой и открываю дверь, то слышу, как бьют по чему‑то мягкому. «У‑у… Ай! Ой!» А потом, к своему ужасу, – смех Джейкоба.
– Джейкоб! – окликаю я. Тишина.
Не снимая пальто, я бросаюсь на звук борьбы.
В гостиной, перед телевизором стоит Джейкоб, живой и здоровый, и держит предмет, похожий на белый пульт дистанционного управления. Рядом с ним Оливер с таким же пультом в руках. Тео развалился за их спиной на диване.
– Уже тошнит от вас, – говорит он. – От вас обоих.
– Что тут происходит?
Я вхожу в комнату, но их взгляды прикованы к телевизору. На экране боксируют два рисованных объемных персонажа. Я вижу, как Джейкоб делает что‑то со своим пультом, и персонаж на экране ударом правой сбивает противника с ног.
– Привет! – восклицает Джейкоб. – Я послал вас в нокаут.
– Нет еще, – отвечает Оливер, размахивается и нечаянно цепляет меня.
– Ой! – вскрикиваю я, потирая ушибленное плечо.
– Боже мой, извините! – Оливер опускает свой пульт. – Я вас не заметил.
– Я так и поняла.
– Мама, – говорит Джейкоб, и такой радости на лице у сына я не видела уже много недель, – это так круто! Можно играть в гольф, в теннис, в боу…
– И бить людей, – заканчиваю я.
– Формально говоря, это бокс, – вмешивается Оливер.
– Откуда это?
– Я принес. Я имею в виду, все любят играть на приставке.
Я пристально смотрю на него.
– Следовательно, вы не видите ничего плохого в том, чтобы принести в дом игровую приставку, обучающую жестокости, даже не спросив моего разрешения?
Оливер пожимает плечами.
– А вы бы разрешили?
– Нет!
– Отложим слушание дела. – Он улыбается. – Кроме того, мы не играем в «Чувство долга», Эмма. Мы просто боксируем. А это спорт.
– Олимпийский вид спорта, – добавляет Джейкоб.
Оливер бросает Тео свой пульт.
– Побоксируй за меня, – велит он и тащит меня в кухню. – Как прошла встреча?
– Прошла… – открываю я рот и тут же замечаю царящий в кухне беспорядок.
Я не обратила на это внимания, когда вбежала в дом, пытаясь определить источник стонов и вздохов, но теперь вижу, что кастрюли и сковородки свалены в раковину, а почти все миски грудой высятся на кухонном столе. Одна сковорода стоит на включенной плите.
– Что здесь происходит?
– Я все уберу, – обещает Оливер. – Просто увлекся, играя с Тео и Джейком.
– Джейкобом, – автоматически поправляю я. – Он не любит уменьшительных имен.
– А когда я его так назвал, он не возражал, – отвечает Оливер.
Он успевает раньше меня к плите, выключает ее и хватает разноцветную прихватку, которую Тео сшил для меня на Рождество, когда был маленьким.
– Присаживайтесь. Я оставил для вас обед.
Я опускаюсь на стул – не потому что Оливер так сказал, а потому что не могу вспомнить, когда в последний раз меня кормили обедом. Всегда наоборот: готовлю я. Оливер наклоняется, чтобы поставить передо мной тарелку, и я чувствую запах его шампуня – пахнет свежескошенной травой и сосной.
На обед омлет со швейцарским сыром. Ананас. Кукурузный хлеб. На отдельном блюде – желтый кекс.
Я поднимаю на него глаза.
– Что это?
– Это из ваших припасов, – отвечает он. – Без глютена. Но сахарную пудру мы с Джейком сделали сами.
– Я не о кексе.
Оливер присаживается за стол и протягивает руку за кружочком ананаса.
– Сегодня же Желтая среда, я прав? – говорит он. – Ешьте, пока омлет не остыл.
Я беру кусочек, потом еще. Съедаю весь хлеб и только тут понимаю, как проголодалась. Оливер с улыбкой смотрит на меня и внезапно вскакивает, как только что сделало его воплощение на экране, когда Джейкоб сбил его с ног. Открывает холодильник.
– Лимонад? – предлагает он.
Я откладываю вилку.
– Оливер, послушайте…
– Не нужно меня благодарить, – отвечает он. – Честно. Для меня готовка оказалась веселее, чем ознакомление с делом.
– Я кое‑что должна вам сказать. – Я жду, пока он снова сядет. – Я не знаю, откуда взять денег, чтобы вам заплатить.
– Не волнуйтесь. Мои услуги няни стоят сущие гроши.
– Я говорю не об этом.
Он отводит взгляд.
– Что‑нибудь придумаем.
– Каким образом? – спрашиваю я.
– Не знаю. Давайте переживем суд, а потом решим…
– Нет! – Мой голос напоминает удар топора. – Мне не нужна благотворительность.
– Вот и отлично, потому что я не могу себе ее позволить, – отвечает Оливер. – Ну, может, вы станете моим помощником или редактором?
– Я ничего не смыслю в юриспруденции.
– Это нас и объединяет, – отвечает он и улыбается. – Шутка!
– Я не шучу: я не позволю вам вести это дело, пока мы не составим что‑то вроде графика расчетов.
– Вот в этом вы мне и поможете, – соглашается Оливер.
Он похож на кота, который проглотил целый пакет молока со сливками. Или на человека, который лежит под одеялом и наблюдает, как женщина раздевается.
Почему, черт побери, у меня возникли подобные мысли?
Я вспыхиваю.
– Надеюсь, вы не предполагаете, что мы…
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 91; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!