ДЕЛО 5: Не такой уж хороший врач 15 страница
Я убедила себя, что он не мог бы соврать намеренно.
ДЖЕЙКОБ
Понятие «stir‑crazy» – «свихнулся от пребывания в тюрьме» – появилось в начале девяностых годов. «Stir» на жаргоне – «тюрьма», от цыганского слова «stariben». «Stir‑crazy», по сути, – вариация старого выражения «stir‑buds», которое применяется к заключенному, повредившемуся в уме из‑за длительного заточения.
Можете списать мои последующие действия на тот факт, что я «запсиховал в тюрьме», или на истинный раздражитель: то, что доктор Ли, мой идол, будет всего в трехстах трех километрах от меня, а я не смогу с ним встретиться. Хотя мама убеждала меня, что если продолжать образование, то следует выбирать колледж неподалеку, чтобы я мог жить дома, где она помогала бы мне и обустраивала быт, я уже давно решил, что когда‑нибудь поступлю в университет Нью‑Хейвена, штат Коннектикут (и неважно, что в этом году я уже на месяц опоздал с подачей документов). Я буду учиться на факультете криминалистики, основанном там доктором Ли, он выделит меня из студенческой массы, заметив мое внимание к деталям и равнодушие к девушкам, студенческим вечеринкам и громкой музыке, которая звучит из окон общежития. Он пригласит меня помочь ему в расследовании реального преступления и будет считать своим протеже.
Сейчас, разумеется, у меня есть более важные причины для встречи с ним.
«Представьте, доктор Ли, – начну я, – что вы воссоздали место преступления так, чтобы все следы указывали на другого, а сами оказались подозреваемым». А потом мы вместе проанализируем, что пошло не так, чтобы в следующий раз не допустить подобной ошибки.
|
|
|
Мы с мамой постоянно спорим об одних и тех же вещах: например, почему она отказывается относиться ко мне, как к обычному человеку? Вот классический пример: она воспринимает мое желание увидеть доктора Ли как неразумное желание аутиста, а не настоятельную необходимость.
Существует множество примеров, когда я хочу делать то, что делают мои сверстники:
1. Получить права и водить машину.
2. Самостоятельно жить в колледже.
3. Ходить в гости к друзьям без предварительного звонка их родителям и объяснения моих причуд (разумеется, это следует относить к тому времени, когда у меня появятся друзья).
4. Найти работу, чтобы заработать деньги на вышеперечисленное. Следует отметить, что мама позволяла мне устроиться на работу, но, к сожалению, те, кто хотел меня нанять, оказывались полнейшими неразумными ослами, не способными увидеть всей картины (как будто опоздание на пять минут к началу смены может вызвать глобальную катастрофу!).
Я вижу, как из дома выплывает Тео. Мама машет ему на прощание. В отличие от меня, он рано или поздно получит водительские права. Представьте, как унизительно будет для меня сидеть на пассажирском сиденье машины, за рулем которой младший брат, – тот мальчишка, который однажды в детстве решил собственным говном разрисовать стены гаража.
|
|
|
Мама уверяет, что нельзя усидеть на двух стульях одновременно. Нельзя требовать, чтобы к тебе относились как к обычному восемнадцатилетнему подростку, и в то же время отрезать от одежды ярлыки или отказываться пить апельсиновый сок из‑за его названия. Может быть, я чувствую, что смогу усидеть, – иногда быть инвалидом, а временами нормальным, почему не попытаться? Скажем, Тео ненавидит выращивать овощи, но отлично играет в боулинг. Мама вынуждена была обращаться с ним, как со слегка отсталым, когда учила его выращивать брюкву, но перестала замедлять темп речи, когда они вместе разбивали газоны. Не все следуют стандарту, почему же ему должен следовать я?
В любом случае, то ли я просто слишком долго находился взаперти, то ли действительно страдаю от острого умственного расстройства, вызванного грядущей возможностью упустить встречу с доктором Ли, но я совершаю единственный оправданный на тот момент поступок.
|
|
|
Звоню в 911 и сообщаю о жестоком обращении со стороны матери.
РИЧ
«Найди отличия» – как на тех снимках в журналах о знаменитостях, которые я листаю в кабинете у стоматолога. На первом снимке Джесс Огилви с улыбкой во весь рот и Марк Макгуайр, обнимающий ее за плечи. Эту фотографию мы изъяли с ночного столика у девушки.
Второй сделан моими криминалистами. На нем Джесс с закрытыми глазами и синяками под глазами, кожа заледенела и посинела. Она укутана в одеяло с изображением марок, которое похоже на цветовой круг художника.
По иронии судьбы на Джесс та же трикотажная рубашка, что и на первой фотографии.
Отличие очевидно: механическая травма, несовместимая с жизнью. Но что‑то в девушке неуловимо изменилось. Она похудела? Да нет. Может быть, дело в макияже? Нет, она на обоих снимках не накрашена.
Дело в волосах.
Не в самой прическе, это было бы слишком очевидно. На фото с Марком волосы прямые. А на снимке с места происшествия волосы вьющиеся – такое облако, обрамляющее избитое лицо.
Я беру снимок и изучаю его более внимательно. Вероятно, кудряшки – естественное состоянии ее волос, учитывая, что она, скорее всего, постаралась бы сделать прическу, когда выходила со своим приятелем. А это значит, что ее волосы намокли, когда тело находилось на улице, – так решил бы любой. Однако от дождя и снега ее защищала бетонная канава, куда ее бросили.
|
|
|
Значит, у Джесс были влажные волосы, когда ее убили.
А в ванной кровь…
Неужели Джейкоб – любопытный Том?
– Капитан?
Я поднимаю глаза и вижу одного из патрульных.
– Диспетчеру только что позвонил мальчик, который говорит, что подвергается насилию со стороны родителей.
– Неужели для этого нужно вызывать детектива?
– Никак нет, капитан. Просто мальчишка… Это тот, которого вы арестовали за убийство.
Снимок выскальзывает у меня из рук и падает на пол.
– Ты, наверное, шутишь? – бормочу я и хватаю пальто. – Я разберусь.
ДЖЕЙКОБ
Я тут же понимаю, что совершил роковую ошибку.
Начинаю прятать вещи: свой компьютер, картотеку… Уничтожаю бумаги, которые лежат на письменном столе, прячу подшивку журналов по криминалистике в ванной. Мне кажется, что эти предметы можно использовать против меня, а полиция и так уже забрала много моих вещей.
Я не думаю, что меня опять арестуют, но стопроцентно в этом не уверен. За одно преступление дважды не привлекают, но только после того как вынесен оправдательный приговор.
К чести парней в форме следует сказать, что они отреагировали мгновенно. Не прошло и десяти минут после моего звонка в 911, как в дверь постучали. Мама с Тео, которые до сих пор внизу пытаются переустановить пожарную тревогу, сработавшую в результате неудачной попытки Тео приготовить перекусить, совершенно сбиты с толку.
Знаю, что это глупо, но я прячусь под кроватью.
РИЧ
– Что вам здесь нужно? – спрашивает Эмма Хант.
– Как ни странно, нам поступил звонок по 911.
– Я не звонила в по… Джейкоб! – восклицает она, разворачивается и взлетает по лестнице.
Я вхожу в дом и вижу Тео, который недоуменно смотрит на меня.
– Мы не собираемся делать пожертвования в профсоюз полицейских, – саркастически замечает он.
– Спасибо. – Я киваю на лестницу. – Я… мне… можно войти?
И, не ожидая его ответа, направляюсь в комнату Джейкоба.
– Жестоко с тобой обращаюсь? – слышу я крик Эммы, когда подхожу к двери. – Да тебя за всю жизнь и пальцем никто не тронул!
– Есть физическое насилие, а есть моральное, – возражает Джейкоб.
Эмма кивает на меня.
– Я никогда не поднимала на сына руку. Хотя сейчас они так и чешутся.
– У меня для тебя три слова, – говорит Джейкоб. – Доктор! Генри! Ли!
– Криминалист? – Я абсолютно ничего не понимаю.
– Завтра он выступает в университете Нью‑Гемпшира, а она говорит, что мне нельзя туда поехать.
Эмма смотрит на меня.
– Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело?
Я поджимаю губы, размышляя.
– Позвольте мне минутку поговорить с ним наедине.
– Серьезно? – Она смотрит на меня в упор. – Разве три часа назад вы не присутствовали в зале суда, когда судья разъяснял, какие шаги следует предпринимать при ведении допроса Джейкоба?
– Это не допрос, – заверяю я ее. – Я буду разговаривать не как полицейский.
Она машет рукой.
– Мне плевать. Делайте, что хотите. Оба.
Когда на лестнице стихают ее шаги, я сажусь рядом с Джейкобом.
– Тебе известно, что нельзя звонить в 911, если только ты не попал в настоящую беду?
Он хмыкает.
– Тогда арестуйте меня. Ой, постойте‑ка, я и так уже под арестом!
– Ты слышал о мальчике, который постоянно кричал «Волк! Волк!»?
– Я ни слова не сказал о волках, – отвечает Джейкоб. – Я сказал, что со мной жестоко обращаются, – так оно и есть. Мне представился единственный шанс встретиться с доктором Ли, а она даже не стала в это вдумываться. Если я достаточно взрослый, чтобы допрашивать меня без опекуна, почему я не могу пойти на автобусную остановку и самостоятельно отправиться в Нью‑Гемпшир?
– Ты достаточно взрослый. Просто ты опять окажешься в тюрьме. Ты этого хочешь? – Краешком глаза я замечаю выглядывающий из‑под подушки ноутбук. – Почему твой компьютер под одеялом?
Он достает его и обхватывает двумя руками.
– Я подумал, что вы украдете его, как забрали остальные мои вещи.
– Я их не крал. У меня был ордер на обыск. В свое время ты все получишь назад. – Я смотрю на него. – Знаешь, Джейкоб, мама просто тебя защищает.
– Заперев дома?
– Нет, это сделал судья. Чтобы ты не нарушил условия выхода под залог.
Мы секунду молчим, потом Джейкоб бросает на меня косой взгляд.
– Я не понимаю ваш голос.
– Ты о чем?
– Вы должны злиться, потому что я заставил вас приехать. Но вы не злитесь. И в полицейском участке, когда мы беседовали, вы тоже не злились. Вы относились ко мне, как к старому приятелю, но в конце концов все же арестовали. А друзей не арестовывают. – Он хлопает руками между коленями. – Честно сказать, люди для меня загадка.
Я киваю в знак согласия.
– Откровенно говоря, и для меня тоже, – признаюсь я.
ТЕО
Что ж это копы так зачастили в наш идиотский дом?
Я хочу сказать: арестовали Джейкоба – ну и пусть дальше все идет по закону!
Ладно, я понимаю, что на этот раз их вызвал сам Джейкоб. Но могли бы просто позвонить и заставить отменить вызов. Тем не менее полиция – в частности, вот этот коп – так и маячит у нас на пороге. Он только что говорил с мамой, а сейчас я слышу, как он болтает с Джейкобом о личинках, которые заводятся на теле через десять минут после смерти.
А теперь объясните, какое именно отношение это имеет к звонку в 911, а?
Вот что я думаю: детектив Метсон пришел к нам не для того, чтобы поговорить с Джейкобом.
И уж точно не для того, чтобы поболтать с мамой.
Он пришел, потому что знает: чтобы попасть в комнату Джейкоба, ему нужно пройти мимо моей спальни, значит, он может заглянуть ко мне, по крайней мере, дважды.
Может быть, кто‑нибудь заявил о пропаже компьютерной игры?
Может быть, он просто ждет, что я дам слабину, упаду к его ногам и признаюсь, что это я был в доме Джесс Огилви незадолго до прихода брата. А потом он посоветует этой сучке‑прокурорше вызвать меня в качестве свидетеля обвинения. И заставить давать показания против Джейкоба.
По этим причинам и еще по десятку других, которые я еще не придумал, я закрываю дверь и запираюсь изнутри, поэтому, когда детектив Метсон снова проходит мимо моей комнаты, мне не нужно встречаться с ним взглядом.
ДЖЕЙКОБ
Никогда бы не подумал, что Рич Метсон окажется не полным идиотом.
Например, он рассказал мне, что можно по форме черепа определить пол, потому что у мужчин подбородок квадратный, а у женщин – закругленный. Он рассказал мне, как ездил на «Ферму трупов» в Ноксвилл, штат Теннесси, где на целом акре земли находятся трупы на разных стадиях разложения – и судебные антропологи могут отслеживать воздействие окружающей среды и насекомых на процесс гниения.
Это, конечно, не доктор Генри Ли, но достойный утешительный приз.
Я узнаю, что у него есть дочь, которая, как и Джесс, теряет сознание от вида крови. Когда я рассказал ему об этой особенности Джесс, его лицо перекосилось, как будто он учуял нечто ужасное.
Через некоторое время я обещаю, что больше не буду звонить в полицию и жаловаться на маму, если только она не станет наносить мне тяжкие телесные повреждения. А он убеждает меня, что главное сейчас – извиниться перед ней.
Когда я провожаю его вниз, мама меряет шагами кухню.
– Джейкоб хочет вам кое‑что сказать, – сообщает он.
– Детектив Метсон пришлет мне снимки разлагающихся трупов, – говорю я.
– Не это. Другое.
Я выпячиваю губы, потом закусываю. Делаю так дважды, как будто растворяя слова во рту.
– Я не должен был звонить в полицию. Это все импульсивность Аспергера.
Лицо мамы застывает, как и лицо детектива. Лишь произнеся эти слова, я понимаю, что они, вероятно, списывают смерть Джесс на импульсивность, присущую человеку с синдромом Аспергера.
Другими словами, заговаривать об импульсивности как следствии моего заболевания – немного необдуманно.
– Полагаю, мы все уладили, – говорит детектив. – Приятного вам вечера.
Мама касается его рукава.
– Спасибо вам.
Он смотрит на нее, как будто собирается сказать нечто важное, но вместо этого произносит:
– Не за что меня благодарить.
Когда он уходит, поток холодного уличного воздуха окутывает мои лодыжки.
– Тебе что‑нибудь приготовить? – спрашивает мама. – Ты так и не обедал.
– Нет, спасибо. Пойду прилягу, – говорю я, хотя на самом деле просто хочу побыть один. Я понял: когда вам что‑то предлагают, а вы не хотите, собеседник в действительности не хочет слышать правду.
Она пробегает глазами по моему лицу.
– Ты заболел?
– Нет, со мной все в порядке, – отвечаю я. – Правда.
Я чувствую ее пристальный взгляд, когда поднимаюсь по лестнице.
Я не собирался ложиться, но все‑таки ложусь. И, похоже, засыпаю, потому что внезапно рядом со мной оказывается доктор Генри Ли. Мы склонились над телом Джесс. Он разглядывает зуб, лежащий в ее кармане, ссадины на спине. Заглядывает в ноздри.
«Да, – говорит он, – понимаю. Я вижу, почему тебе пришлось сделать то, что ты сделал».
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 93; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!