УНИВЕРСАЛЬНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ТРАДИЦИОННОЙ ВЬЕТНАМСКОЙ МЫСЛИ 9 страница



300


но не в содержательных особенностях этой теории, которыми нет нужды обременять читателя, а в использованном в ней приеме объяс­нения. Он состоит в том, что берется некое теоретически конструи­руемое начальное состояние слова, а затем через цепочку разрешен­ных (регулярных) трансформаций из него получают реально функцио­нирующее в языке. В данном случае форма Jy кавала являлась бы нормативной формой для «сказал», если бы харф j вав был не слабым, а обычным. Именно в этом смысле реконструированное Jy кавала относится к реальному JI» кала как 'асл.

Что форма типа Jy кавала в подобных объяснениях устойчиво мыслится как именно изначальная, из которой затем получают реаль­ную, подтверждается многочисленными примерами арабских грамма­тик. Поэтому отношение 'асл к своему корреляту фар' «ветви» — это именно отношение предшествующего к последующему, а вовсе не отношение общего к частному или единичному. Это принципиально, поскольку в механизме вывода «ветви» из «корня»-'асл последний не сохраняется вполне в своем неизменном виде в каждой из своих копий-«ветвей» (а ведь так должно было бы мыслиться соотноше­ние между ними, если бы 'асл служил, как предполагает Ж.Боас, «абстрактным отображением»), а дает «ветвь» при замене одного из своих элементов на какой-то другой. При такой замене не происхо­дит ни восхождения, ни нисхождения по лестнице абстрагирования, и «ветвь» оказывается ничуть не более конкретна, чем ее «корень»- 'асл. Да и трудно представить, на каком основании Jy кавала можно было бы вслед за Ж.Боасом считать «абстракцией» от Jli кала. Разве при переходе от второго к первому мышление отвлекается от чего-то акцидентального, частного, нерелевантного для сущности данного явления, разве оно находит форму общего представления для еди­ничного? Разве замечает оно в меняющемся единичном что-то, что безусловно присутствует в нем всякий раз, и именно это оставляет, отказываясь от преходящего? Такого рода ходов как раз не совер­шается, и вряд ли в текстах классического периода найдется им под­тверждение.

Речь, таким образом, идет не об экзотических нюансах экзотиче­ской филологической теории, но о ее устойчивом положении, касаю-

того пустотой (сукун букв, «покой»). Все харфы делятся на «здоровые» и «больные», или «слабые»: первые сполна проявляют себя и свои функции во всех морфологиче­ских ситуациях, вторые иногда утрачивают некоторые из них. Такое расхождение больных и здоровых харфов подчинено строгой регулярности, которая и описывает­ся с помощью пары понятий 'асл «основа»-фар' «ветвь». Другое значение термина харф близко к понятию «частица». Еще Сйбавайхи (ум. 796?, автор Китаб «Книги», первой грамматики арабского языка) установил деление всех слов на имена, глаголы и харфы: имена указывают на смысл (ма'нан) в самих себе, глаголы, кроме того, еще и на время, харфы указывают на смысл не в самих себе. Это положение стало норматив­ным для арабского языкознания.

301


щемся ни больше ни меньше как самой процедуры обобщения. Где, если не здесь, следует искать самую суть методологического мышле­ния классической арабской культуры, т.е. именно то, что сознательно стремятся схватить наши авторы и не упустить в угоду господствую­щим западным теориям? Отметим также, что описанный механизм перехода 'асл-фар' «корень-ветвь» настолько распространен среди арабских филологов (и не только среди них, конечно же), что предста­вить себе какую-то неинформированность (или плохую информиро­ванность) Ж.Боаса в данном вопросе просто невозможно.

Остановимся здесь, чтобы описать рассмотренное рассуждение с точки зрения различения номинальности и содержательности. 'Асл выступает для Ж.Боаса в качестве объекта анализа. Чистую номи­нальность этой категории, подчеркнутую в авторском изложении транслитерированностью термина, занявшей место перевода, Ж.Боас стремится заменить содержательностью, дав тем самым читателю по­нять, что означает эта категория в реальном процессе мышления арабского интеллектуала. Как же он находит путь к раскрытию такой содержательности? Ж.Боас просто предлагает два имени, маркируя их как «значение-1» и «значение-2», которые уже, безусловно, по­черпнуты из родной для него (и для читателя, к которому обращено его исследование) культуры. Предлагаемые Ж.Боасом «корень» и «абстрактное отображение» служат не более чем именами, которые на самом деле ничуть не менее непонятны, нежели анализируемое 'асл, которое они как будто призваны объяснить. Как относится корень к слову для мышления этой (анализируемой) культуры? Как соверша­ется абстрагирование для мышления этой (анализируемой) культуры? Если бы Ж.Боас ставил такие вопросы, он бы действительно раскры­вал содержательность этих понятий. Он, однако, этого не делает, счи­тая, что «значение-1» и «значение-2» доке раскрывают содержательность и уже понятны читателю. Даже если не оценивать это предположение Ж.Боаса с точки зрения выдвинутых мной положений, нельзя не при­знать его как безусловный факт, определяющий логику его анализа.

Мы, таким образом, имеем перед собой образец анализа одной из универсалий классической арабской культуры, выполненного компе­тентным западным исследователем, сознательно стремящимся следо­вать образцам мышления анализируемой культуры и ни в чем не по­ступаться ими в угоду западному мышлению. Определяя во введении к статье ее задачу, я сказал, что для любой из обычно анализируе­мых универсалий культуры могут быть предложены как минимум два равно рационально обоснованных анализа их содержания, возводящие анализ к основаниям рациональности родной для исследователя куль­туры и культуры, служащей предметом анализа. На примере рассуж­дения Ж.Боаса мы познакомились с первым вариантом раскрытия со­держания категории 'асл. Теперь выстроим второй.

302


Для этого спросим: действительно ли два значения термина 'асл — как «корня» слова и как реконструируемого феномена, из которого получают феномен реальный, — различаются настолько, чтобы счи­тать их двумя независимыми значениями, как это делает Ж.Боас?

Говоря о корне (заметим для справки, что в арабском языке корень представлен не единым блоком, который в принципе может быть ра­вен целому слову, как в русском и некоторых других языках, а, как правило, тремя харфами, т.е. согласными, перед, после и между кото­рыми помещаются гласные и другие согласные, чтобы образовать слово), Б.М.Гранде замечает, что

корень — это извлекаемый морфологическим путем из совокупности основ «остов» из согласных звуков, из которых путем набора разных глас­ных и аффиксов как бы строятся основы и слова7.

Для нас тут важно, что корень арабского слова — это набор соглас­ных, выделяемых постфактум, после того как сравнение нескольких реальных слов выявляет в них общий корень, благодаря чему эти слова и оказываются «однокоренными». Выделенный таким образом корень может затем, в изложении теории, как бы предшествовать реальному слову. Именно об этом и говорит Б.М.Гранде, указывая, что из корня «путем набора разных гласных и аффиксов как бы строятся основы и слова». Мало сомнений в том, что такая проце­дура — именно как процедура — не отличается от той, в которой 'асл употребляется для описания формы Jji кавала в отношении реальной Jli кала. Ведь и в том и в другом случае мышление сперва совершает переход от реальной языковой формы (будь то набор слов, выделенный для нахождения общего корня, или форма Jli кала) к тео­ретически сконструированной, которая строится таким образом, что­бы она затем могла быть представлена как «начальная» и породить реальную языковую благодаря одному или нескольким разрешенным теорией (регулярным) переходам. С этой точки зрения 'асл употреб­ляется в двух случаях не просто в схожем, а в одном и том же зна­чении. Причем значение это — именно методологическое, показы­вающее, каким образом филологи работают с языковым материалом, описывая его теоретически.

Почему же этой как будто очевидной вещи не замечает Ж.Боас, разыскивая — именно ее? Вряд ли тому есть иное объяснение, нежели представление о том, что обобщение должно протекать только как родовое абстрагирование. Ведь когда речь идет о Jy кавала в отно­шении Jli кала, арабский филолог формулирует то, что мы назвали бы правилом, и именно как «правило» пытается описать эти его пред-

7 Гранде Б.М. Курс арабской грамматики в сравнительно-историческом освещении. М., 1963, с. 19.

303


ставления Ж.Боас. Заметим, что «правило» для него уже выступает в качестве понятного самого по себе слова: правило является как бы родом в отношении единичных случаев, и нет, кажется, необходимо­сти доказывать, что это представление заимствовано из родной для Ж.Боаса культуры. Однако тогда, когда речь заходит о поиске корня для группы слов, такой корень никак не может быть интерпретирован как так понятое «правило» в отношении этих слов. Очевидно, что этим, и только этим, вызвано желание Ж.Боаса развести два значе­ния 'асл. Но не менее очевидно и то, что оно опирается на молчаливо принятую посылку относительно сути процедуры обобщения, которая, безусловно, целиком заимствована из родной для исследователя куль­туры.

Для того чтобы описанное мной совпадение двух теоретических процедур работы с языковым материалом, предполагаемых термином 'асл, стало вполне очевидным, достаточно признать, что обобщение не обязательно протекает как абстрагирование в пользу родовых при­знаков. Общее может быть представлено тем, что не наличествует в обобщаемых явлениях как таковое, но что возникает как их трансля­ция (как их совпадение) на внеположной им области. Именно так арабский корень обобщает слова, и именно так Jy кавала обобщает J Li кала. Не буду утверждать, что описанный механизм обобщения прямо и непосредственно воплощен в этих двух случаях во всех своих деталях, но что именно его функционирование объясняет и оправды­вает для арабского теоретического мышления употребление одного и того же термина 'асл в обоих случаях, несомненно. Этот термин, та­ким образом, употребляется вполне связно и последовательно, — чего Ж.Боас не смог заметить.

Таково второе, альтернативное первому раскрытие содержательно­сти категории 'асл. Оно возведено мной именно к альтернативным основаниям рациональности, которые в данном случае представлены процедурой обобщения. Представления о том, как должно находить­ся общее для подпадающих под него частных случаев, что значит «подпадать под», различаются для двух культур8. Этого не замечает Ж.Боас, некритически предлагая считать «абстрактное представление» априори понятным выражением. Этого же не заметит любой другой нерефлективный подход к анализу универсалий чужой культуры, если эта культура использует иные стратегии смыслоформирования, неже­ли родная для исследователя. На это обращает внимание предложен-

8 Конечно, не только этим различаются основания рациональности, и не только так они могут быть выражены. Этого, однако, достаточно в рассматриваемом случае. Я уже говорил, что в данной статье не могу за недостатком места содержательно рас­крывать такие различия, отсылая за этим к своей монографии «Логика смысла». В пре­делах принятых в данной статье ограничений возведение анализа к контрасту таких оснований рациональности служит выполнением поставленной задачи.

304


ный мной подход, который, заметим, имеет то преимущество, что подвергает анализу то, что мои оппоненты считают самоочевидным. Тем самым мне представляется возможность показать, что (как об этом говорилось в части II.2) номинальное совпадение некоторых ка­тегорий (например, категории «абстрагирование») может маскировать их содержательное расхождение в разных культурах, что и означает в числе прочего расхождение оснований рациональности.

С описанным пониманием категории 'асл вполне согласуется и известное общее положение классической арабской мысли, которое состоит в том, что некое значение, описываемое как «основа», может подвергнуться «расширению» и тогда употребляться в другом смысле. Например, рассмотрев значение термина кавл «речение», как он упот­ребляется в грамматике, Ибн Джиннй 9 говорит:

Такова основа {'асл) оного. А затем ее расширяют {сумма йуттаса' фй-хи), и «высказывание» устанавливают для верований и воззрений10.

Здесь никак нельзя счесть, что терминологическое употребление шел «речение» в грамматике представляет собой «общий случай» для его употребления в отношении вероучения или высказываемых людьми мнений. Второе получается из первого как переход к чему-то, что принципиально внеположно первому. При таком переходе от общего случая — 'асл «корня» (или, в не менее релевантном переводе, «осно­вы») к частным случаям — фуру' «ветвям» происходит не уточне­ние общего родового понятия за счет видовых спецификаций, не су­жение смысловой области за счет наполнения ее большим количест­вом содержательных характеристик, не вписывание видового значе­ния внутрь уже намеченной родовой области, а переход за пределы области- 'асл к новой области-фар'. В этом принципиальное различие процедур обобщения (и, соответственно, обратной процедуры перехо­да от общего к частному) в двух культурах — различие, которое не мог увидеть Ж.Боас, не обращая на логику смыслоформирования спе­циального внимания.

Рассмотренный вопрос имеет еще одну сторону. Выше речь шла о корне как о корневых харфах в их отношении к слову как целостной конструкции из харфов. Но можно рассмотреть и смысл корня в его отношении к смыслу слова, поставив тот же вопрос: является ли смысл слова видовой спецификацией смысла корня, который в таком

' Ибн Джиннй, Абу ал-Фатх 'Усман (913-1002) — известный оригинальностью концепций средневековый филолог. Занимал промежуточную позицию между басрий-ской и куфийской школами — основными направлениями классической арабской фи­лологии. Считается родоначальником этимологии {ал-иштщак ап-акбар) и величай­шим авторитетом по морфологии (тасрйф, букв, «спряжение и склонение»).

10 Ибн Джиннй. Ал-Хаса'ис фй 'илм 'усул ал-'арабиййа (Особенности в науке об основах арабского языка). 2-е изд. Ч. 1-3. Бейрут, [б.г.]. Ч. 1, с. 17-18.

305


случае будет мыслиться как некое родовое понятие? Можно, таким образом, рассмотреть соотношение корня и слова не только в морфо­логическом, но и в семантическом аспекте. Я, естественно, спраши­ваю совершенно не о том, как в действительности образуются слова от корней (и образуются ли от них вообще); меня интересуют пред­ставления об этом тех ученых двух рассматриваемых традиций, кото­рые считали (или считают) возможным сам этот вопрос ставить и рас­сматривать. Что их не столь много и в «нашей», и в классической арабской филологии, нас не должно смущать, поскольку дело касается не решения самой проблемы соотношения смысла слова и смысла корня (если последнее понятие вообще признавать релевантным), а лишь того, какие процедуры мышления используются при попытке ее решения в той и в другой традиции.

Отвечая на этот вопрос, сопоставим мнения лингвиста-семитолога С.С.Майзеля и уже упомянутого Ибн Джиннй.

В опубликованной после его смерти работе С.С.Майзель пишет:

Корень является основным носителем понятия в слове, его концепту­альным ядром. Понятие, выраженное корнем, носит абсолютный характер, т.е. не выражает никаких отношений к другим понятиям. Если отношения выражаются грамматическими средствами, то понятия в их независимом самодовлеющем бытии выражаются корнем. Корень является подлинной реальностью языка в том смысле, что живые носители последнего ощу­щают корень, осознают его, хотя и с разной степенью отчетливости 11.

Корень в представлении С.С.Майзеля — нечто схожее с тем, что мы назвали бы родовым понятием. Так, он пишет, что для всякого носителя арабского языка корень л-б-н означает «нечто, связанное с молоком». Очевидно, что это «нечто молочное» и выступает для С.С.Майзеля тем не до конца оформленным, но намеченным в своих принципиальных пределах смысловым полем, которое будет уточнено благодаря добавлению морфем, конкретизирующих это общее поня-

" Майзель С.С. Пути развития корневого фонда семитских языков. М, 1983, с. 87. Под абсолютностью и самодовлеющим характером выражения понятия в корне разу­меется в данном случае отсутствие грамматического оформления понятия; автор вовсе не рассматривает соотношение смысла, «схваченного» одним корнем, со смыслами, «схваченными» другими корнями, (возможно) полученными из данного путем пере­становки и варьирования харфов. С этим согласуется и замечание издателя этого текста А.Ю.Милитарева, который пишет:

По наиболее принятой в семитологии, хотя и оспариваемой рядом исследователей, теории, корень как носитель общего лексического значения состоит из согласных, а гласные выполняют грамматическую функцию (Майзель С.С. Пути развития..., с. 7, примеч. 7).

Отмечаю это еще и потому, что данное весьма специфичное исследование С.С.Майзеля посвящено прежде всего проблеме, которую он назвал семантической перестановкой корневых букв.

306


тие и дающих его видовую спецификацию. И в самом деле, рассуждая в этом направлении и взяв такие слова, как лабан «молоко», албана «давать молоко» и илтабана «питаться молоком», мы впишем их внутрь широкой намеченной С.С.Майзелем области «нечто, связанное с молоком» как те или иные ее конкретизации.

С.С.Майзель считает, что для классической семитской (арабской и еврейской) филологии вовсе не характерно внимание к семантической стороне перестановки корневых харфов 12; очевидно, во время написа­ния работы ему остался недоступным труд Ибн Джиннй — и в самом деле едва ли не единственного среди арабских филологов, подробно изложившего свои взгляды на соотношение смысла корня и смысла однокоренных слов13. Насколько идеи С.С. Майзеля относительно гос­подства родо-видовых по своей сути процедур языкового мышления подтверждаются текстом Ибн Джиннй?

Арабский филолог пишет:

Итак, я скажу: Смысл [харфов] «Jjj» к-в-л, где бы мы их ни обнару­жили и как бы они ни были расположены, одни раньше других, другие позже, — это живость (хуфуф) и движение (харака). Все шесть видов их перестановок используются, и ни одна из них не опущена, а именно: «Jjj» к-в-л, «jjj» к-л-в, «Jjj» в-к-л, « jjj» в-л-к, «jjj» л-к-в, « jjj» л-в-к.

Первый корень — «Jjj» к-в-л, а именно «говорение» (кавл). В самом деле, рот и язык приходят в движение и беспокойно передвигаются, гово­ря. Говорение противоположно молчанию (сукут), которое обусловливает неподвижность (сукун). Разве не видишь ты, что, когда говорение начи­нается, начальный харф всегда бывает огласованным14, а когда речение завершается, последний харф всегда бывает неподвижным15? Второй корень — «jjj» к-л-в, в том числе Jj киле, то есть дикий осел, как он назван в силу своей живости и быстроты движений16... Пятый — «jjj»

12 Он пишет:

Спорадические замечания по поводу перестановки в семитских языках мы находим уже у средневековых филологов: Саади Гаона (892-1038), Меназема ибн Сарука (X в.), Абу-л-Валида ибн Джанаха (XI в.), Танхума Ерушалми (XIII в.) и некоторых других. Но у всех этих авторов мы не находим понимания «семантической перестановки», т.е. мета­тезы, и на их работах лежит печать глубокого схоластицизма (Майзель С.С. Пути разви­тия..., с. 45),


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!