Следы акта речи, и наукометрическая аналогия 1 страница
Нам не хотелось бы отождествлять такую серию с текстом — под текстом обычно понимают завершенный продукт речевой активности. Для письменной речи текст может, естественно, рассматриваться как языковая реалия и даже как смыс-лосохраняющая единица языка. Но не совсем ясно, насколько это правомерно для устной речи, к тому же, когда мы говорим о соразмерной смыслу серии фрагментирующих его предложений, мы не знаем назначения и адреса серии: пополнит ли она смыслом нечто уже им обладающее, станет ли простым приращением текста или началом нового и т. п.
Нас пока интересует структура этой соразмерной смыслу серии предложений, структура конечного по длительности, имеющего начало и конец акта речи , письменной или устной безразлично. Можно ли обнаружить хотя бы следы такой «серийной» структуры, т. е. более или менее универсальные правила связи предложений в целостную серию?
Наиболее подозрительны в этом отношении категория частей речи, их состав и способ классификации. При выделении частей речи не соблюдается единое основание классификации.
Местоимение, например, явно несопоставимо с иными частями речи, выглядит среди них белой вороной. Мало того, что оно, в сущности, дублирует структуру различений всех других частей речи, оно к тому же обнаруживает дополнительное, чуждое другим частям речи измерение: дискретную протяженность или позиционность. Часть местоимений (вопросительные, неопределенные) располагается перед тем, вместо чего они должны употребляться, часть после, причем эти перед и после предполагают отношения между предложениями, их связь, явно не могут быть выделены на базе диссоциированного массива автономных отмеченных предложении. Если, например, в предложении связного текста отметить семантические единицы и проследить, не встречаются ли они в предшествующих и последующих предложениях, то довольно часто обнаруживаются проявления эффекта смещения семантических единиц от неопределенности к определенности. В английском, например, характерно появление переходов типа: what — an — then — it. В менее развитой и явной форме идея связи предложений обнаруживается также в союзах, предлогах, наречиях.
|
|
Явным проявлением «серийной» структуры мы считаем закон Цилфа, хотя его обычно толкуют не в структурно-интеграционном, а в вероятностном духе. В любых модификациях, отклонениях, уточнениях ранговое распределение словаря устанавливает довольно жесткую связь между словарем и числом словоупотреблений, между составом и длиной текста. Статистические зондажи показывают к тому же, что в нормы устной
|
|
64
иписьменной речи входят константы квантования8 (наиболее жестко они выявляются как устойчивость отношения числа словоформ в предложении к числу личных форм глагола) и определенные соотношения между простыми и сложными предложениями (около 60% простых предложений в устной и 60% сложных предложений в письменной речи). Длину текста можно в этих условиях выразить и через число словоупотреблений, и через число предложений, причем основным определителем окажется связанный в тексте словарь.
Уже с чисто количественной, внешней стороны перед нами возникают четкие контуры целостности, единицы: а) на заданном словаре можно построить текст определенной длины; б) из заданного связного текста конечной длины можно извлечь словарь, определенный по числу словоформ; в) любая попытка нарастить текст потребует ввода новых для данного текста слов; г) любая попытка ввести в словарь новое для него слово потребует наращивания текста и дополнительного употребления словоформ, представленных уже в словаре.
Чтобы более детально разобраться в смысле этих соотношений, позволим себе обратиться к наукометрическим аналогиям, .а именно к тому разделу наукометрии, который изучает процессы отчуждения индивидуальных результатов в общедисциплинарное достояние, процессы освоения нового знания, оценки наличного знания. Мы не будем вторгаться в специально дисциплинарные области, связанные со строением парадигм исследования, и начнем с того момента, когда некоторые данные, удовлетворяющие дисциплинарным правилам, среди которых есть и запрет наповтор-плагиат, уже получены, представлены в форме рукописи в редакцию, где и происходит ключе-зое событие дисциплинарной истории — акт публикации.
|
|
Акт публикации, до крайности напоминающий акт речи, чем он, в сущности, и является, нагружен множеством дисциплинарных функций, из которых нас особенно могут заинтересо-вать две: а) переход нового, индивидуального по генезису элемента знания в наличное общедисциплинарное знание; б) оценка наличного дисциплинарного знания в терминах возникающего нового знания.
По нормам дисциплинарного трансмутационного общения, которое при всей своей специфике остается лишь разновидно-
' Под константами квантования, в науковедении они известны как «квоты цитирования», мы имеем в виду стихийно складывающуюся в языках и очевидно производную от ментальных возможностей человека норму опосредования входящих в текст новых слов другими словами, которые уже упо треблены в тексте и имеют в нем фиксированное значение. Константы квантования очевидно производны от условий общения: в устной речи «ссылок» на слова^предшественники1 меньше, чем в письменной (5,2 и 7,6 для английского языка; 3,7 и 6,8 для русского и греческого; 4,3 и 7 JS для немецкого). Тот же эффект ссылок на работы, уже представленные в массиве публикаций, обнаружен и науковедами: здесь константа квантования или квота цитирования выше: 12—18 ссылок [95].
|
|
65
стью письменной речи, составной предмета науки о языке, публикуемая рукопись или монография представляет из себя синтез и репрезентацию результатов двух видов деятельности. С одной стороны, в ней принятым в дисциплине способом представлен результат поиска, а с другой — результат трансмутационных усилий автора, результат его попыток объяснить найденное новое в терминах наличного, известного уже в дисциплинарной области и представленного в дисциплинарном массиве публикаций. Научный, или, как теперь принято говорить, ссылочный, аппарат публикаций является внешним формальным выявлением результата авторских объясняюще-интегриру-ющих усилий. Поскольку ссылочные аппараты имеют практически все научные публикации, ни один дисциплинарный результат не существует изолированно, в диссоциации: уже в момент появления для дисциплины в акте публикации-речи он связан ссылками с группой наличных результатов и входит через них в единую для массива дисциплинарных публикаций сеть цитирования , становится интегрированной через сеть цитирования частью целого — наличным элементом дисциплинарного знания.
Вместе с тем в акте публикации результат не только рвет связи с автором, становится наличным элементом знания, связанным со всеми другими элементами, но и надстраивает сеть цитирования и, выделяя из множества наличных элементов лишь объясняющую группу, меняет характеристики сети цитирования, вносит коррективы в дисциплинарное значение и ценность наличных элементов знания, т. е. совершает акт оценки наличного знания от нового.
Наконец, с момента публикации результат сам становится возможной опорой для объясняюще-интегрирующих усилий других авторов, т. е. возможным адресом ссылок и участником кумуляции — дисциплинарной активности по освоению нового. Эта вторая самостоятельная жизнь результата в массиве публикаций может значительно изменить смысл и способ его. объяснения, привести к экспликации смысла, о котором автор и не подозревал9. Все эти публикационные изменения результата возникают в актах цитируемости. Цитируемость, если она вообще имеет место, падает с возрастом: молодые по дате публикации работы цитируются чаще.
Но главное, для чего мы, собственно, и решились на экс-
------
9 Галилей, например, критикуя Кеплера по поводу эллиптических орбит, сформулировал в пылу полемики принцип инерции, доказывая, что на сферической, и только на сферической поверхности тела, если они не будут встречать сопротивления, способны бесконечно двигаться в том направлении, в котором они уже движутся. Этот эффект он объяснял от Аристотеля, ссылаясь на его классификацию движений по совершенству: высшее — круговое, второе — прямолинейное, низшее — смешанное. Галилей обвинял Кеплера в неуважении к Богу — «великому геометру>, который, естественно, не мог бросить тень на свое мастерство, заставив планеты двигаться наименее совершенным способом. Гоббс, исходя именно из принцип» инерции и ссылаясь ка Галилея, перевернул Аристотеля и весь христианский миропорядок.
66
курс в наукометрию, состоит в том, что дождь ссылок, вызванный процессом публикации новых работ, распределяется по опубликованным уже работам крайне неравномерно: примерно треть работ вообще не цитируется, по остальным же работам (с поправками на возраст) ссылки распределяются ранговым способом по закону Ципфа [111], т. е. в активной зоне связи нового с наличным, поглощающей 90% ссылок, всегда остается 6—7% работ массива, 10% поглощаются 60% работ, остальные же ничего не получают 10.
Ранговое распределение цитируемости создает производно от судьбы публикаций дисциплинарные имена и авторитеты. Поскольку цитируемость — процесс динамический, публикации могут перемещаться из зоны в зону, менять ценность и значение для дисциплины, т. е., хотя в любой заданный момент можно точно определить место и ценность опубликованной работы в иерархии дисциплинарных ценностей (для этого существуют даже специальные институты — Индекс научного цитирования, например), подобная оценка всегда будет временной: какая-нибудь забытая публикация вроде работ Буля или Менделя может вдруг всплыть в активную зону и, наоборот, широко цитируемая сегодня работа может оказаться завтра забытой. Прогнозы здесь невозможны.
Что нам дает обращение к наукометрии для критики традиционной парадигмы исследований и для попыток выделить контуры новой парадигмы?
Мы не будем выяснять, принадлежит ли научное дисципли- нарное общение к сфере фактов науки о языке. В рамках тра-
диционной парадигмы, принимающей диссоциацию на уровне
предложений, это вообще вопрос запрещенный: научное дисциплинарное общение столь же нормальный и правомочный феномен языка, как и упражнения в учебнике грамматики.
В рамках преобразованной парадигмы вопрос мог бы обрести
------
° Ципф [111] сформулировал свой закон — произведение ранга на частоту величина постоянная — на маггериале связных литературных текстов, в ос-иовном на данных полного статистического анализа романа Джойса «Улисс». а также на данных зондирующего анализа современных и древних авторов.
Выделяя из текста словарь, Ципф располагал слова в список по убыванию ча-
стоты их употребления в тексте, а затем разбивал этот список на ранги про-
стой процедурой последовательного наращивания группы слов в последующем
ранге: в 1-м ранге — одно наиболее употребительное слово текста; во 2-м ран
ние— два следующих по списку убывания частоты; в 3-м ранге — три следую-
щих и т. д. до исчерпания списка. Ранг, таким образом, показывает, с одной
в-стороны, число слов в данном ранге, а с другой — место этих слов по частоте
употреблений. В науковедении, хотя аналогия со связным текстом и не исполь-
Езуется осознанно, опубликованные уже работы рассматривают, по сути дела,
Цжак «слова» массива-«текста», а ссылки на них — как повторное «словоупо
требление». При таком подходе возникает возможность выделить из массива
«публикаций его «словарь* (опубликованные работы), представить этот «сло-
Цварь» списком по убыванию частоты цитирования и провести операцию выде-
еюгя рангов. В результате получают все то же ранговое распределение 1ипфа), т. е. в дисциплинарной трансмутации как форме общения по поводу ювого действуют те же правила, что и в языке.
67
смысл, но пока такой парадигмы нет, разговор о том, принадлежит или не принадлежит данный вид общения к миру лингвистических фактов, — разговор беспредметный. Само это оо-стоятельство — неспособность задать предмету границы — можно, конечно, вменить традиционной парадигме как очередное лыко в строку, но нас больше интересует позитивная сторона дела: возможность новых уровней исследования, и прежде других четвертого — уровня единиц более высокого ранга, чем. предложение. С этой частной точки зрения наукометрический подход дает возможность разобраться в некоторых деталях.
В дисциплинарном общении четко прослеживается функционально-временное членение составляющих общения.
Во-первых, это массив наличных результатов, который всегда локализован в прошлом дисциплины (по последней публикации) и интегрирован сетью цитирования в единство дисциплинарного знания (смысла, значения). Ранговое строение сети цитирования вызвано избирательным отношением ученых-авторов к массиву наличных результатов в попытках объяснить новое от наличного, связать новое с наличным, перевести новое в наличное (акт публикации) и тем самым преемственно изменить единство дисциплинарного знания за счет ввода в него новых значимых результатов. На входе в массив действуют фильтры (редакции), ограждающие дисциплинарные знания как от появления инодисциплинарных и вообще инородных элементов, так и от повторного появления идентичных элементов (запрет на повтор-плагиат), т. е. «отмеченность» работы смыслом служит для дисциплины достаточным основанием навсегда исключить эту работу из числа возможных будущих осмысленных высказываний. Если правило запрета на повтор нарушено, возникает «санитарная» по смыслу внутридисциплинарная деятельность (споры о приоритете), которая завершается либо исключением работ, подозреваемых в плагиате, из массива наличных результатов, либо же появлением множественной эпонимики у одного и того же результата (закона Бойля—Мариотта, Джоуля—Ленца и т. п.).
Во-вторых, это дисциплинарная учебная общность, которая-локализована в настоящем дисциплины как не определившаяся еще по результату трансмутирующая активность живущего поколения ученых по правилам данной дисциплины. Суть этой деятельности — идентификация дисциплинарных проблем и перевод их в форму «решенных вопросов» методом осмысления, опосредования наличным смыслом, знанием, т. е. методом дискурсивного истолкования с опорой на наличные дисциплинарные результаты, каждый из которых был в момент публикации продуктом такого же дискурсивного истолкования от наличных результатов своего времени. Дисциплины могут различаться по санкционированной в их парадигматике процедуре верификации: требовать, например, ссылки на репродуктивные слепые автоматизмы природы (эксперимент), или на данные статисти-
68
ки, или на признанные дисциплинарные авторитеты. Но все виды дисциплинарного общения едины в требовании преемственности, в требовании осмысления нового через наличное как условия интеграции результата, идентификации-признания его в качестве элемента дисциплинарного знания. Иными словами, дисциплинарное трансмутационное общение не знает какого-то независимого или обособленного «контейнера» смысла, кроме массива наличных результатов. Смысл не привносится в этот массив откуда-то извне, а сообщается новым результатам в актах опосредования наличными. «Новый смысл» входящих в массив результатов есть с точки зрения дисциплины лишь зафиксированный в данном результате сдвиг значения в некоторой группе предшествующих ему результатов. При интеграционном истолковании закон Ципфа [111] как раз и иллюстрирует эту преемственность процесса общения: новое нельзя понять без объясняющих опор на наличное, а сама эта операция ведет к сдвигу значения в опорных смысловых элементах, который и фиксируется как смысл нового, переходящего в наличное.
В-третьих, это предметная область дисциплинарного транс-мутирующего общения, которая локализована в будущем дисциплины и представляет из себя неиссякаемый источник нового, канонически и априорно заданный действующей дисциплинарной парадигмой. Во многом это проекция на будущее универсальных непрерывных оснований наличного массива результатов, каждый из которых является синтезом дискретных моментов на этих непрерывных основаниях (содержательное различение + момент публикации+ автор +группа предшествующих объясняющих результатов). Предварительное каноническое структурирование предмета по непрерывным основаниям (содержательность, время, авторство, интеграция-объяснение от наличного) задает систему ориентиров, позволяющих физику, скажем, не путаться в поиске под ногами у лингвиста или химика, биолога, идентифицировать свои проблемы и находки как именно физические, способные получить смысл и стать «решенным вопросом» именно в физике, а не в какой-нибудь другой дисциплине.
Канонически структурированное будущее дисциплины не должно порождать иллюзий насчет предсказуемости дисциплинарных событий. Мы можем, конечно, предвидеть, что, пока дисциплина остается дисциплиной, в событиях дисциплинарной истории (актах публикации) будет обнаруживаться одна и та же универсальная («грамматическая») структура:.а) новый содержательный результат, не имеющий — в силу запрета на повтор — предшественника; б) определенная (по моменту публикации) дата появления на свет для дисциплины; в) автор — один из множества членов дисциплинарной общности; г) ссылочный аппарат — группа из множества предшествующих результатов. Но мы, очевидно, не можем предвидеть, что, когда, кто, со ссылками на какие опубликованные уже и еще не опуб-
69
ликованные работы свяжет в дисциплинарное событие: здесь многослойный пирог неопределенностей, решить которые способны лишь непрогнозируемые усилия головы индивида. Если бы мы могли предсказывать события дисциплинарного общения, к чему в рамках общения в целом склоняется Ельмслев [18]и, научная деятельность стала бы бессмысленной.
Можно ли распространить эту тройственную схему дисциплинарного общения, массив наличных результатов (прошлое) — общность (настоящее)—предмет (будущее), на общение в целом? Мы не видим серьезных препятствий. На наш взгляд, попытки этого рода небесполезны уже в том плане, что они позволяют зафиксировать внимание лингвиста на тривиальнейших в общем-то вещах, которые, однако, остаются за пределами внимания в силу ограничений традиционной парадигмы исследования и могут порождать столь же тривиальнейшие иллюзии.
Допустим, что массив наличных результатов — единственный источник смысла, сообщающий речи осмысленность и понятность. Тогда осмысленный и понятный акт речи (конечная серия предложений) возможен только как нечто адресное, предполагающее некоторую (действительную или предполагаемую) общность и некоторый единый для этой общности массив результатов предшествующих актов речи. Иными словами, речь становится осмысленной и понятной для говорящего и слушающего (пишущего и читающего) лишь в процессе опосредования прошлым, т. е. в том только случае, когда стороны общения располагают общим массивом наличных результатов общения, в котором один (говорящий) сдвигает обоюдопонятные значения знаменательных элементов (знаков), а другой или другие (слушающий, «2-е лицо») вынужден под давлением говорящего сдвигать эти значения, порождать новый «сдвинутый» смысл для себя , включая в массив наличных результатов новые результаты и связывая новое с наличным тем способом, который предлагается говорящим.
Всегда ли существует такая, пребывающая в прошлом, база взаимопонимания, из которой извлекают смысл ради сдвига, преобразования в речи? В экстремальных случаях, когда дело идет о языковой общности, определенной по единству арсеналов лексических и грамматических средств, ответ самоочевиден: если нет такой базы, общение невозможно, нужен посредник-переводчик даже для дисциплинарной общности. В рамках же языковой общности ответ менее очевиден 12, хотя элементарный
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!