ФРАНЦУЗСКАЯ ФИЛОСОФИЯ                                                                403 27 страница

Чарваки ставили один из осн. вопросов теории по­знания — вопрос об источнике достоверного знания и об истинности общих суждений. Материалист Пу-рандара (7 в.) утверждал, что логич. умозаключения могут применяться лишь в отношении эмпирич. ве­щей, доступных восприятию. Чарваки применяли раз­личные виды доказательств для опровержения пде-алистич. положений о существовании души, незави­симой от тела. Эти доказательства приводит Шанка-рачарья в комментариях на Веданта-сутру.

Интерес к учению Ч., выразившийся в упоминании о них едва ли не в каждом трактате инд. философии 8—11 вв., был связан с исключит, подъемом чисто тео-ретнч. знания в Индии того времени (Рамануджа, Шанкара, Нагарджуна) и преобладанием нереалисти­ческих и иллюзионистских (майявада) учений. По сравнению с этими школами Ч. выступала как един­ственная не только реалистическая, но и строго онтологич. школа.

Лит.: Аникеев Н. П., Материалистич. направления в древнеиндийской философии, М., 1957; его ж е, О мате­риалистич. традициях в индийской философии, М., 1965; Пятигорский А. М., Материалы по истории индий­ской философии, М., 1962; ГЦербатской Ф. И., К ис­тории материализма в Индии, в кн.: Избр. тр. русских индоло­гов-филологов, М., 1962; Радхакришнан С, Индий­ская философия, пер. с англ., т. 1, М., 1956; Чаттопад-хьяя Д., Локаята даршана. История индийского материа­лизма, пер. с англ., М., 1961; Dasgupta S. N., A history of Indian philosophy, v. 3, N.Y., 1940; Ruben W., Ge­schichte der indischen Philosophie, В., 1954.

И. Кутасова. Москва.

ЧАРЫЕВ, Гельди Оразович (р. 1 дек. 1910) — со­ветский философ, д-р филос. наук, профессор (с 1949). Член КПСС с 1950. Академик АН Туркм. ССР (с 1951). В 1953—57 — председатель Отделения об­ществ, наук АН Туркм. ССР; с 1954—56 — акаде­мик-секретарь АН Туркм. ССР. В 1956—59 — пре­зидент АН Туркм. ССР. Окончил филос. фак-т МГУ (1935) и с этого времени на преподавательской ра­боте. Область науч. исследований — история обще­ственной и филос. мысли Туркмении в 18—19 вв., классич. немецкая философия, эстетика, филос. во­просы медицины.

С оч.: Филос. вопр. языкознания, Аш., 1951; Из истории общественной мысли в Туркмении, Аш., 1954; Очерки по истории филос. и общественно-политич. мысли народов СССР, т. 1—2, М., 1955—56 (соавтор, гл. 4, 31); К вопросу об идей­ных предпосылках формирования мировоззрения Махтумкули, «Тр. ин-та языка и лит-ры АН Туркм. ССР», 1956, вып. 1; Классики марксизма-ленинизма о Гегеле, «Изв. АН Туркм. ССР. Сер. обществ, наук», 1960, № 5; Махтумкули — выдаю­щийся мыслитель туркм. народа (к 225-летнему юбилею), «Тр. Туркм. с.-х. ин-та», 1960, т. 10, вып. 3; Гегелевское и марксистское понимание начала философии, «Изв. АН Туркм. ССР. Сер. обществ, наук», 1965, Л"» 5; Методологич. проблемы совр. медицины, там же, № 6; Очерки истории филос. и об­ществ.-политич. мысли в Туркменистане, Аш., 1970 (автор 1, 2, 3 глав).

474

ЧАСТЬ И ЦЕЛОЕ

 

ЧАСТЬ И ЦЕЛОЕ — филос. категории, выражаю­щие отношение между совокупностью предметов и связью, к-рая объединяет эти предметы и при­водит к появлению у совокупности новых свойств и закономерностей, не присущих предметам в их ра­зобщенности; при этом тип связи частей определяет и тип образуемого целого: связи строения характери­зуют структурное целое, связи функционирования — функционирующее целое, связи развития — разви­вающееся целое и т. д. Категории Ч. и ц. характери­зуют также общее движение познания, к-рое обычно начинается с нерасчлененного представления о целом, переходит к анализу, расчленению целого на части и завершается воспроизведением объекта в мышлении в форме конкретного целого (см. К. Маркс, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 12, с. 726—28). В этой связи характер трактовки категорий Ч. и ц. и производной от них проблемы целостности в значит, мере определяет общую стратегию науч. познания, способ решения кардинальных науч. проб­лем, а также характер норм, регулирующих идеоло­гическую и ценностную сферы человеч. деятельности. Напр., если в качестве конечной цели познания вы­ступает поиск исходных элементов («кирпичиков») изучаемого объекта, то это неизбежно приводит к све­дению целого к части, сложного к простому. С др. стороны, односторонняя трактовка тезиса о приори­тете целого над частями сопряжена обычно с элемен­тами мистицизма, а в сфере соцпально-политич. тео­рий ведет к обоснованию тоталитаризма, к обесце­ниванию личности.

По преобладающим тенденциям в подходе к проб­леме Ч. и ц. в истории философии можно выделить три крупных периода: античность, для к-рой харак­терно нерасчлененное восприятие целого, новое вре­мя (до сер. 19 в.) — аналптич. стадия, 19—20 вв.— синтетич. стадия.

В антич. философии Ч. и ц. еще не выступают как особые категории в совр. смысле, а проблема целостно­сти возникает прежде всего в форме вопроса о целост­ности мира, его единстве, к-рое представляется само собой разумеющимся. У мплетцев понимание этого единства выражается в формуле «части меняются, целое неизменно», т. е. через понятия Ч. и ц. истолковы­вается проблема единого и многообразного. Собственно проблема Ч. и ц. возникает впервые у атомистов, тол­кующих каждый атом как часть целого и указывающих на то, что качества вещей возникают заново при объе­динении атомов в целое, т. е. различающих простую сумму частей и целое. Платон впервые сформулиро­вал тезис о приоритете целого над частями, явивший­ся одним из главных в его концепции. Но в отчетли­вой теоретич. форме различение суммы частей и целого дает лишь Аристотель. Сумма частей, называемая им «все (в совокупности)», характеризуется тем, что в ней положение частей не создает различия; там же, где возникает такое различие, имеет место целое (см. Met. V 25 1023 в 23—25: рус. пер., М., 1934). Соподчиненность частей в целом обусловлена, по Аристотелю, энтелехией. В «Политике» понятия Ч. и ц. используются для анализа природы государства: «Природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшествовало своей части» (Polit. I, 1, 11, рус. пер., СПБ, 1911).

Аналитич. стадия своим возникновением обязана развитию опытного естествознания п появлению экс­периментального метода исследования, к-рый длит, время сводился почти исключительно к анализу изу­чаемых явлений — разложению природы как целого на отд. части, разделению процессов и явлений на определ. классы и т. д. Хотя такой подход и до сих пор не исчерпал своего значения, однако само развитие естествознания раскрыло его теневые стороны, глав-

ной из к-рых был разрыв анализа и синтеза сравни­тельно сложных, богатых взаимосвязями объектов; части при этом рассматривались не как части, стороны целого, т. к. их связь с целым элиминировалась одно­сторонним анализом, а целое представало как про­стая механич. сумма частей, лишенная развития. «Перенесенный Бэконом и Локком из естествознания в философию, этот способ понимания создал специ­фическую ограниченность последних столетий — ме­тафизический способ мышления» (Энгельс Ф., Анти-Дюринг, 1966, с. 16—17). Одним пз продуктов такого подхода явился разрыв филос. и науч. знания, спецпфич. образом отразившийся на трактовке проб­лемы целостности. Материалистич. направления, бе­зусловно ориентировавшиеся на науку, были связа­ны, как правило, с механистическим, суммативным пониманием целого, заимствованным пз механики — идеала науч. знания (а позднее — классич. физики, строившейся по существу на тех же принципах од­нозначного причинного объяснения); это понимание распространялось как на внешний мир, так и на яв­ления сознания, на формы и средства познават. дея­тельности. В противовес этому идеалистич. концеп­ции делали упор на несводимость целого к сумме ча­стей, причем в качестве подлинно целостных рассма­тривались лишь продукты духовной деятельности, а материальные образования трактовались как ме­ханич. целые, мертвые агрегаты. На этом, в част­ности, базировалось противопоставление филос. и науч. знания: утверждалось, что последнее способно двигаться лишь от частей к целому п потому принци­пиально не может преодолеть суммативный подход к целому. Разрыв и противопоставление этих двух сторон (механич. сумма частей — на одном полюсе, духовное, мистическое, в конечном счете не познавае­мое науч. средствами целое — на другом) приводят к антиномиям целостности, главные из к-рых таковы:

1. Положение: целое есть сумма частей. Противоположение: целое больше суммы частей.

2. Части предшествуют целому. Целое предшествует частям.

3. Целое причинно обусловлено частями. Целостный под­ход противоположен причинному и исключает его.

4. Целое познается через знание частей. Части, как про­дукт расчленения целого, могут познаваться лишь на основе знания о целом.

Этой антиномичности не избежал нп один крупный мыслитель нового времени. Так, для Ф. Бэкона пред­мет есть сумма его простых свойств — форм; познав их, мы познаем и целое. Ту же т. зр. проводят Гоббс, для к-рого «... причина целого составляется из при­чин частей» (Избр. соч., М.— Л., 1926, с. 48), и Локк (см. Избр. филос. произв., т. 1, М., 1960, с. 317). По мнению франц. материалистов, разные сочетания и пропорции атомов дают начало и камню, и человеку. Отсюда же возникла известная трактовка человека как машины (см. Ламетри, Избр. соч., М.—Л., 1925, с. 213), а в социальном познании — своеобразный «социальный атомизм», отдававший полное предпоч­тение интересам личности и считавший интересы об­щества производными от первых.

Идеалистич. концепции целостности развивают тра­диции Аристотеля (гл. обр. в томистской интерпрета­ции) и схоластики, к-рая ввела понятия totum perfec-tionale (совершенное целое — бог) и totum propor­tionate (пропорциональное целое — душа), понимая под ними такое целое, к-рое не состоит из частей. В частности, эти традиции нашли отражение в мона­дологии Лейбница, в к-рой парадоксально сочетаются крайности атомистического и мистико-целостного под­ходов, а монада толкуется как простая субстанция, лишенная частей, не подлежащая ни образованию, ни разрушению и выступающая по отношению к телу в роли энтелехии (см. Избр. филос. соч., М., 1908, с. 339—40). У Канта отношение Ч. и ц. тесно связано с понятием цели: лишь интуитивный рассудок может

ЧАСТЬ И ЦЕЛОЕ

475

 

иметь представление о целом, не связанное с целью; обычный же человеческий — дискурсивный — рассу­док, если он хочет понять части как зависящие от целого, должен исходить из представления целого, к-рое именно в качестве представления определяет форму и соединение частей, т. е. он должен исходить из понятия цели (см. «Критика способности суждения», в кн.: Соч., т. 5, М., 1966, с. 436—37). При этом прин­цип цели является не конститутивным, а регулятив­ным; иными словами, проблематика Ч. и ц. рассма­тривается Кантом в русле характерного для него ана­лиза мыслит, форм. Гегель резко различает отношение Ч. и ц. как непосредственное и поверхностное от категории целостности (тотальности) — конкретного тождества, достигающего завершения путем самораз­вития на основе внутр. цели. Считая отношение Ч. и ц. существенным и подчеркивая их взаимообуслов­ленность, Гегель в то же время делает акцент на внеш­нем, механич. характере этого отношения (см. Соч., т. 5, М., 1937, с. 617—18), специфического для матери­альных образований; целостность же — подлинное, органич. единство, характеризующее сферу духа, в наибольшей степени присуща философии.

Различия в трактовке проблемы Ч. и ц. не всегда совпадают с противоположностью материализма и идеализма. Тезис о примате целого встречается и у материалистов (Дешан), а элементы механнстич. под­хода нередки у идеалистов, особенно при попытках решения конкретно-науч. проблем (трактовка Лейб­ницем организма как естеств. машины, приводимой в действие монадой; стремление Канта исследовать, насколько возможно, организм в терминах механизма, т. е. как сумму частей).

Со 2-й пол. 19 в. в связи с кризисом механнстич. мировоззрения проблема целостности становится од­ной из центральных в науч. познании. Вокруг нее наслаиваются, среди прочих, и попытки ндеалистпч. истолкований, в частности в нек-рых вариантах организмических теорий (проблематику Ч. и ц. особенно активно разрабатывал холизм). Если иметь в виду кон­структивные моменты в развитии проблемы, то они опираются как на расширение методологич. арсенала познания (напр., развитие вероятностных методов не только реально показало ограниченность принципов однозначного детерминизма, но и дало средства для исследования нового типа связей сложных объектов), так и на развитие теоретич. концепций и дисциплин, основанных на целостном подходе к объектам (кон­цепция интегративных уровней в теоретич. биологпп, исследования в генетике, экологии, физиологии, пси­хологии и т. д.). Это и определило характер третьей, синтетич. стадии — стадии охвата целого, взятого в его расчленениях и связях. Особенности этой стадии, как и опыт предшествующей философии, учитывает в своем решении проблемы Ч. и ц. диалектич. материа­лизм.

Новый, более широкий подход позволил преодолеть антиномии целостности. Была показана несводимость целого к сумме частей (в т. ч. на экспериментальном материале ряда наук). Вместе с тем логически уяз­вимо и положение «целое больше суммы частей», ука­зывающее лишь на количеств, сторону дела («больше») и неявно исходящее из предположения об аддитив­ности свойств целого: целостность здесь представляет своеобразный остаток от вычитания суммы частей из целого. Решение проблемы состоит в том, что целост­ность характеризуется новыми качествами и свойст­вами, не присущими отд. частям, но возникающими в результате их взаимодействия в определ. системе связей.

Несостоятельна и постановка вопроса о том, что чему предшествует — целое частям или наоборот. Как показал еще Гегель, в отношении Ч. иц. ни одна

из сторон не может рассматриваться без другой: часть вне целого — уже не часть, а иной объект, т. к. в це­лостной системе части выражают природу целого и приобретают специфические для него свойства; с др. стороны, н целое без (до) частей немыслимо, т. к. аб­солютно простое, лишенное структуры и неделимое даже в мысли тело не может иметь никаких свойств и взаимодействовать с др. телами. Неразрывная связь Ч. и ц. особенно наглядно обнаруживается в органичных целых, т. е. такой форме свя­зи объектов, когда образованная ими целостная сово­купность реализует свою способность к саморазвитию, проходя последоват. этапы усложнения и дифферен­циации (таковы социальные и бнологич. объекты). В процессе возникновения органичного целого между исходными компонентами создается система связей, имеющая характер целостной структуры; в дальней­шем развитие претерпевают как части целого, так и сама эта структура, причем одним из гл. критериев развития является возникновение разнока-ч е с т в. связей — структурных, генетических, свя­зей субординации, управления и т. д. Компоненты «ставшего» органичного целого, будучи продуктом его развития, не могут быть выделены из него как внешне обособленные части без утраты их новой при­роды.

В органичном целом между его частями (а также между Ч. и ц.) существует не простая функцион. зави­симость, а гораздо более сложная совокупность связей, в рамках к-рой причина одновременно выступает как следствие, полагаемое как предпосылка. Иными сло­вами, взаимозависимость частей здесь такова, что она выступает не в виде линейного причинного ряда, а в виде своеобразного замкнутого круга, внутри к-рого каждый элемент связи является условием другого и обусловлен им. Это обстоятельство было указано Марксом при анализе системы буржуазных экономич. отношений и распространено на все органичные сис­темы (см. К. Маркс, Экономич. рукописи 1857 — 1859 гг., в кн.: Маркс К. п Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 46, ч. 1). Целостный (структурный) подход не проти­воположен причинному объяснению, а лишь показыва­ет недостаточность однозначной причинности при ана­лизе сложной системы связей. Более того, сам принцип структурного объяснения, столь важный в совр. нау­ке, в нек-ром смысле может быть понят как дальней­шее развитие принципа причинности (см. Н. Ф. Ов­чинников, Принципы сохранения, М., 1966, с. 326). Так преодолевается антиномия «целостность или причинность».

Совр. познание разрешает и антиномию, связан­ную с познанием целого н отчетливо сформулирован­ную Шеллингом: «Поскольку идея целого может быть показана лишь путем своего раскрытия в частях, а, с другой стороны, отдельные части возможны лишь благодаря идее целого, то ясно, что здесь имеется про­тиворечие, преодолимое лишь для гения, т. е. путем внезапного совпадения сознательной и бессознатель­ной деятельности» («Система трансцендентального идеализма», Л., 1936, с. 388). Рациональный путь ре­шения этой проблемы, не связанный с обращением к бессознательному, предполагает адекватное при­менение в познании анализа и синтеза. Каждый из этих приемов сам по себе недостаточен для познания целого в его конкретности; такое познание осуществи­мо лишь на основе их единства: в анализе выделяются те свойства предмета, к-рые делают его частью целого (основываясь при этом на спнтетпч. представлении целого, хотя бы в форме гипотезы, интуитивной до­гадки), а в синтезе целое осознается как состоящее из частей, определ. образом связанных между собой. Т. о., в каждом акте познания синтез осуществляется через анализ и наоборот. Это единство анализа и син-

476

ЧАУШЕСКУ

 

теза отражает неразрывную связь Ч. и ц. и указыва­ет путь познания этой связи.

Несмотря на очевидный прогресс в трактовке проб­лемы целостности, совр. наука находится, очевидно, лишь на начальном этапе синтетич. периода. Снятие антиномий целостности еще не означает полного пре­одоления реликтов аналитич. стадии во всех сферах познания. Синтез знаний, являющийся одним из ус­ловий целостного познания сложных объектов, предполагает, кроме всего прочего, наличие осознан­ной методологич. позиции у исследователя. А новые методологич. установки требуют закрепления в сис­теме понятийных средств, выражающих совр. способ науч. мышления. Синтетич. этап познания характери­зуется появлением таких общенауч. понятий, в к-рых осуществляется сплав философского и кон-кретно-науч. содержания. Это хорошо видно на при­мере понятия целостности, ставшего в совр. науке одним из гл. компонентов системного подхода (см. Система) и на этой основе перешедшего из сферы до­статочно свободной филос. рефлексии в сферу более или менее строгого науч. анализа. Такой переход не только существенно видоизменил постановку пробле­мы Ч. и ц., но и позволил выдвинуть новую пробле­матику — уровни интеграции, иерархия уровней и ее место в сложных системах, проблема управления и т. д.

Лит.: Кремянский В. И., Нек-рые особенности
организмов как «системы» с т. зр. физики, кибернетики и био­
логии, «ВФ», 1958, М 8; Мамардашвили М. К.,
Процессы анализа и синтеза, там же, 1958, № 2; Л о с е в А. Ф.,
История античной эстетики (ранняя классика), М., 1963; Афа­
насьев В. Г., Проблема целостности в философии и био­
логии, М., 1964; Блауберг И. В., Проблема целостности
в марксистской философии, М., 1964; Югай Г. А., Диалек­
тика Ч. и ц., А.-А., 1965; Блауберг И. В., Садов­
ский В. Н., Юдин Э. Г., Системный подход: предпо­
сылки, проблемы, трудности, М., 1969; W u n d t M., Ganz-
heit und Form in der Geschichte der Philosophie, «Blatter fur
deutsche Philosophie», 1932, Bd 6, H. 1/2; R у d 1 M.^ К nek-
terym problemum kategorii celku a casti, «Filosoficky casopis»,
1963, JM» 2.                                            II. Блауберг. Москва.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 189; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!