ФРАНЦУЗСКАЯ ФИЛОСОФИЯ                                                                403 22 страница

Одна из гл. особенностей концепции Канта состоит в том, что логико-гносеологич. проблематика Ц. раз­рабатывается в зависимости от этико-гуманпстпче-ской, выступая как теоретич. основа для решения фундаментальных проблем человеч. жизни. В этой связи Кант различает три возможных уровня в по­становке и решении проблемы Ц. На первом из них речь может идти лишь об умении, проблема является здесь логико-технической: как и какими средствами достигнуть той или другой Ц.? На более высоком уров­не возникает проблема благоразумия, логико-технич. проблема обосновывается стремлением к достижению благой Ц. Высшим уровнем постижения Ц. для Кан­та является нравств. проблема: какова та Ц., к к-рой человеку следует стремиться? Постановка этой проб­лемы связана с выработкой нравств. принципа, к-рый обладал бы достоинством закона и не только не зави­сел бы от содержания и Ц. отд. поступка или действия, но, наоборот, всякий раз служил бы основанием нравств. выбора и критерием оценки частных действий и Ц. Здесь Кант выходит за рамки логич. проблемы «что есть Ц.?» и переходит к гораздо более глубокой проблеме «что есть Ц. человека?». Этот поворот в зна­чит, мере определил развитие этико-филос. пробле­матики во всей последующей истории философии.

Этико-гноссологич. линия в исследовании Ц. была продолжена Фихте, а Шеллинг разрабатывал проб­лему в эстетико-гносеологич. плане. Гегель попы­тался «снять» эти разделения в единой и всеохваты­вающей логич. теории Ц. Согласно Гегелю, сущность немеханич. отношений может быть раскрыта лишь через объективную Ц., как «в-себе-понятпе», как уже заданный развитием, но еще не развернутый резуль­тат. Для Гегеля живое есть то, что «себя сохраняет» и «в себя возвращается». А жизнедеятельность, нап­равленная на самосохранение и самовоспроизведение, с его т. зр., может быть выведена только из понятия Ц. «в себе». Далее, в изображении «перехода» от Ц. «в себе» к осознанной Ц. «для себя», осуществляю­щегося в человеч. деятельности (переход от «телео­логии» к «идее»), Ц. превращается Гегелем в универс. характеристику бытия, а его учение становится своеоб­разным вариантом телеологии.

Гегель дал развернутое решение логич. проблемы Ц. Ц. у него есть «...понятие, вступившее посредством отрицания непосредственной объективности в свобод­ное существование...» (Соч., т. 1, М.— Л., 1929, с. 313). Такова прежде всего Ц. человеч. деятельно­сти. Непосредственно она определяется как субъек­тивная. Предполагаемый ею объект идеален, и Ц.,

как понятие еще не определившегося объекта, есть противоречие, отрицание как непосредств. действи­тельности бытия, так и недействит. мысли как таковой. Как идеальное и всеобщее, как лишь субъективное со­держание, Ц. нуждается в реализации, в объекте во­площения, в к-ром она получает свое определ. содержа­ние п свою особенность. В результате реализации противоположная односторонность идеальности Ц. и реальности бытия как будто «снята» в новом содержа­нии и объективность получила новое, соответствующее Ц. определение. Однако, замечает Гегель, реализация Ц. не столь проста: ей нередко сопутствуют такие последствия, к-рые не входили в намерения человека. Объясняется это тем, что «хитрый» человеч. разум, осуществляя в мире свои Ц., выставляет вместо себя нек-рую внешнюю вещь, орудие, средство. Но, пишет Гегель, существует еще и «хитрость» абс. разума, к-рый использует самого человека как средство дости­жения своих Ц. Человек же в конце концов получает не совсем то, к чему стремился, часто — нечто прямо противоположное, в лучшем случае — лишь нек-рое новое средство.

Т. о., по Гегелю, Ц. есть лишь мысль, идеальная форма, приложенная к нек-рому наличному материа­лу. А потому и результат, хотя он и приобретает фор­му Ц., на деле выявляет лишь собств. сущность того материала, в к-ром эта Ц. воплощена. Поэтому проб­лема заключается пе столько в самой по себе субъек­тивной Ц., сколько в объективном ее осуществлении, а значит в средстве, в реальной деятельности. Лишь они дают Ц. определ. содержание и переводят ее в ре­зультат.

Справедливо обратив внимание на недостаточность позиции Канта, на то, что проблема Ц. не может ре­шаться только в сфере должного, Гегель в силу исход­ных объективно-идеалпстич. позиций не смог даже по­ставить этил, проблему: «что есть Ц. человека?» Как только он выходит за пределы логики в поисках ее оснований, он неизбежно приходит к провиденциа­лизму. Так, он интерпретирует всемирную историю как осуществление независимой от человека и его деятельности провиденциальной Ц.

Если объективный идеализм, объясняя действитель­ность из сверхприродных Ц., приходил в своих край­них формах к провиденциализму, то домарксов мате­риализм, исходя из внешне обусловленного характера деятельности и интерпретируя целеполагание на ос­нове однозначной причинности, приходил в конечном счете к фатализму, отрицая нередко само значение Ц. человеч. деятельности. В лучшем случае старый мате­риализм понимал под Ц. влечения, порожденные есте­ством, обусловленные необходимостью (Спиноза). В тех редких случаях, когда старый материализм не отрицал целесообразного характера человеч. дея­тельности, он тем не менее исключал понятие Ц. пз задач науч. исследования (Бэкон), полагая, что че­ловеч. поведение может быть описано в строгих терми­нах «механизма» и исчислено на основе законов при­чинности — необходимости (Лаплас).

Достаточно развернутое материалистич. описание целесообразности человеч. деятельности дал Фейер­бах, исходивший из того эмпирич. факта, что каж­дому человеч. действию предшествует определ. наме­рение, сознат. Ц. Предположив, что именно отсюда проистекают идеалистич. иллюзии о том, что понятие, мышление, Ц. предшествуют реальной действитель­ности их предмета, Фейербах пытается свести их к их «земной основе», вывести из нужды, влечений и по­требностей.

Марксизм показал, что слабость старого материализ­ма определяется прежде всего тем, что он не учитывал деятельную сторону субъекта, к-рый не только «от­ражает» объективный мир, но и творит его. В этой свя-

ЦЕЛЬ

461

 

зи марксизм поставил задачу понять сами нужду и по­требности человека в их источнике, в их исторически конкретном содержании, определяемом процессом обществ, произ-ва, процессом труда. Именно этот про­цесс, создавая условия потребления и потребности, как и возможность их удовлетворения, создает и Ц., т. е. «...идеальный, внутренне побуждающий мотив произ­водства...» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 12, с. 717). Человек не просто изменяет форму того, что дано природой, но в том, что дано природой он «...осуществляет вместе с тем и свою со­знательную цель, которая как закон определяет спо­соб и характер его действий и которой он должен подчинить свою волю» (Маркс К., там же, т. 23, с. 189). Следовательно, Ц. человека, вообще идеаль­ное, должны быть поняты не как только функция или только основание человеч. деятельности, но как глу­бокое единство того и другого. Это позволяет понять человека не как атом в хаосе слепой необходимости или игрушку в руках коварного провидения, а как творца своей жизни, а значит — как сущность и базис историч. движения.

Такой вывод вытекал из критики созерцательности старого материализма и вместе с тем из критики геге­левского провиденциализма. Марксизм рассматри­вает историю как деятельность преследующего свои Ц. человека (см. К. Маркс л Ф. Энгельс, там же, т. 2, с. 102). Но это не значит, что ход истории можно вы­водить из человеч. Ц. Действительное историч. дви­жение не обязательно совпадает с теми Ц., к-рые ста­вит человек. В этом смысле движение Ц. дает не бо­лее, чем историю идей. Их действит. осуществление дает реальную историю человечества. Отношение же Ц., средства и результата ее реализации оказывается той особенной формой причинного отношения, к-рая характерна для сферы осмысленной, целеполагающей деятельности человека. Отношение Ц., средства и результата включает отношение причины и действия, характеризующее стихийный процесс природы, в прин­ципиально иную категориальную структуру, в к-рой реальному отношению вещей оказывается предпо­сланным их и р о е к т в виде их логически всеобщего, а потому и в значит, мере абстрактного аналога. При этом в роли т. н. непосредств. причин здесь вы­ступают средства реализации, более или менее соответствующие поставленной Ц. Действие же приобретает форму идеально положенного в виде Ц. результата, воспроизводя содержание самой деятельности и ее средств.

Смысл этой категориальной структуры определяется органич. единством всех ее компонентов. Поэтому она принципиально несовместима с многократно воспроиз­водившимся в истории иезуитским тезисом «Ц. оп­равдывает средства». И не только потому, что «...цель, для которой требуются неправые средства, не есть правая цель» (Маркс К., там же, т. 1, с. 65); а пре­жде всего потому, что «неблагие» средства способны определить только «неблагой» результат. Такой вывод опирается на общую гуманистич. установку марксиз­ма и на осознание им взаимозависимости Ц. и сред­ства, абстрактно-общей Ц.— идеала, к к-рому можно только стремиться,— и конкретной Ц. деятельности, к-рую надо реализовать ради достижения этого идеа­ла. Реализация всякой частной Ц. необходимо пере­носит содержание и особенности средства на каждое последующее звено деятельности и определяет содер­жание и особенности конечного результата. Поэтому неблагие средства лишь еще дальше отодвигают «благую» Ц. К идеалу приближает лишь такая част­ная Ц., к-рая есть особенное воплощение всеобщно­сти этого идеала и тем самым есть одновременно и самоцель. Там, где это условие не соблюдается, част­ная Ц. становится отчужденной, формальной общей Ц.

Через категориальную структуру Ц. и целеполага-ния отчетливо прослеживается двойств, характер че­ловеч. деятельности, к-рая в своем содержании обна­руживает себя как единство идеализации и реали­зации.

Отсутствие целостного взгляда на структуру целе-полагания в домарксовской философии имело вполне реальные основания: в самой реальной жизни целост­ная структура деятельности была расчленена усло­виями эксплуатации и принуждения на противопо­ложности т. н. «умственного» и «физич.» труда, на деятельность по определению Ц. и труд над ее реали­зацией. Подлинная связь и взаимная необходимость идеализации и реализации, Ц. и средства, мысли и действительности в этих условиях оказывается нару­шенной. Идеализация, изолированная от реализации, приобретает характер искаженных сословно-элитар-ной ограниченностью и оторванных от действит. жи­зни форм сознания; реализация же утрачивает свой внутренне-побуждающий идеальный мотив, свою дей­ствит. Ц. Мышление, отделенное от реального труда реализации, влечется к не имеющим реального смы­сла Ц. За трудом же остается лишенная духа, не ос­вященная целью грубо материальная форма. В этих условиях труд нуждается во внешних побудителях, в той или иной исторически определ. форме принуж­дения. Оба полюса расчлененной т. о. деятельности лишаются внутр. смысла. Эта обоюдная неполноцен­ность ищет компенсации в разного рода асоциальных «хобби» и даже антисоциальных (т. н. немотивирован­ных преступлениях, хулиганстве и т. п.) псевдодея-тельностях, в к-рых пытается воссоединить утрачен­ное единство идеализации и реализации, единство Ц., средства и результата, создавая иллюзию свобод­ной деятельности. Сознание личности, т. о., оказы­вается разорванным и ищет самоопределения, утверж­дения своих Ц. не в реальной жизни, а в ее замени­телях, так или иначе компенсирующих ее неполно­ценность. Реальный же труд, утратив внутр. им­пульс, становится лишь средством для достижения внешних Ц. В такой ситуации Ц. перестает быть само­целью и превращается лишь в средство, а средство приобретает характер самоцели. Подобные социаль­ные условия в широких масштабах производят кон­формизм — оппортунистич. сознание, опреде­ляющее свои Ц. не на основе свободного выбора, а путем чисто внешнего приспособления и некритич. отношения к обстоятельствам и ценностям. Вместе с тем в таких условиях рождается и нонконфор-м и з м — сознание, открыто противопоставляющее существующей социальной практике свои ценности п Ц.

В условиях этой кризисной ситуации проблема Ц. снова предстает в тех ее аспектах, к-рые выходят за пределы логики и являются в собств. смысле фило­софскими. Знание категориальной структуры целе-полагания позволяет правильно определить пути и средства реализации Ц., но оно еще не дает постиже­ния того, какова же действит. Ц.человека.И хотя многие из предлагавшихся решений этого вопроса по разным причинам оказывались ограниченными или даже неверными, безусловно справедлива та мысль, что сама по себе Ц. еще не служит нравств. критерием реализующей ее деятельности, что филос. анализ должен проследить иерархию целеполагания до пре­дельных нравств. оснований и конечных критериев жизнедеятельности человека. В новейшей европ. фи­лософии эта проблематика получила особенно широ­кий отзвук в системах неокантианства, рус. «кон­кретного» идеализма и феноменологии Гуссерля, хотя поиски путей выхода из кризиса новоевроп. культуры были в этих течениях существенно разными. Рус. идеа­лизм .делает акцент на проблемах нравственности,

462

ЦЕННОСТЕЙ ТЕОРИЯ—ЦЕННОСТЬ

 

выбора нравств. позиции, совершаемого сознательно или бессознательно каждым человеком, и утверж­дает приоритет нравственного перед логико-техниче­ским. Неокантианцы поставили вопрос не только о нравственных, но, более широко, о ценностных осно­ваниях жизнедеятельности человека и показали, что выбор в сфере ценностей не обязательно подчинен законам логически однозначного выведения; он оп­ределяется общей структурой личности. Наконец, Гуссерль попытался проследить иерархию Ц. в усло­виях развитого разделения труда, когда мир человеч. деятельности превращается в мир средств, заслоняю­щих первичные Ц. (основу жизни человеч. сознания), приобретающих независимый характер и все настой­чивее диктующих свои особые Ц. Гуссерль видит выход из этой ситуации в постоянной «реактивации» первичной Ц. бытия человека (см. Средство).

В целом совр. бурж. философия ограничивает свой анализ Ц. лишь сферой теории. В противоположность этому марксизм теоретпч. исследование Ц. дополнил выработкой новых, коммунистнч. идеалов, опираю­щихся на силу человеч. разума, на революц. энергию трудящихся, и самим фактом построения нового об­щества начал претворение этих идеалов в жизнь. Что же касается теоретич. позиции марксизма, то ее пре­имущество состоит в том, что здесь историч. необхо­димость утратила свой якобы независимый от дея­тельности отд. человека характер и предстала как функция и продукт собств. деятельности человека. Только такое понимание позволяет уяснить подлин­ную роль человека и его место в мире, отказаться от веры в независимые от деятельности человека за­коны, от страха перед вне его лежащей необходимо­стью. Оно позволяет человеку взять на себя ответст­венность за этот мир и за себя. При таком подходе проблема Ц. оказывается узловым пунктом всякого развитого мировоззрения, точкой пересечения теоре­тич. концепции и практич. позиции, вытекающей из этой концепции.

Лит.: М а р к с К., Экономическо-филос. рукописи, 1844 г.,
в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Из ранних произв.,
М., 1956; его же, Нищета философии, Маркс К, и
Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 4; его же, Капитал, там же,
т. 23; Шеллинг Ф. В. И., Филос. исследования о сущно­
сти человеч. свободы, [пер. с нем.], СПБ, 1908; его же, Си­
стема трансцендентального идеализма, [пер. с нем.], [Л.], 1936;
Форлендер К., Кант и Маркс. Очерки этич. социализма,
[пер. с нем.], СПБ, 1909; Фихте И. Г., Наукословие,
изложенное в общих чертах, [пер. с нем.], СПБ, 1914; Лейб­
ниц Г. В., Новые опыты о человеч. разуме, пер. [с нем.],
М.— Л., 1936; Кант И., Основы метафизики нравствен­
ности, Соч., т. 4, ч. 1, М., 1965; его же, Критика практич.
разума, там же; его ж е, О применении телеологии, прин­
ципов в философии, там же, т. 5. М., 1966; Макаров М. Г.,
К истории категории «Ц.» в домарксистской философии, «ВФ»,
1959, Ni 10; его же, Цель, в кн.: Нек-рые вопросы диалектич.
материализма, [Л.], 1962; Ильенков Э. В., Проблема
идеала в философии, «ВФ», 1962, № _{10 и} 1963, № 2; Т р у б-
ников Н. Н., О категориях «Ц.», «средство», «результат»,
М., 1968; Винер Н., Творец и робот, пер. с англ., М., 1966;
A die r M., Kausalitat una Teleologie im Streite um die
Wissenschaft, W., 1904; Maritain J., Distinguer pour
unir, ou les degres du savoir, P., 1946; Dessauer F., Die
Teleologie in der Natur, Basel, 1949; Hartmann N.,
Teleologisches Denken, В., 1951; Bounoure L., Deter-
minisme et linalite. Double loi de la vie, P., [1957]; Sartre
J. P., Critique de la raison dialectique, P., [I960]; G u r-
v i t с h G., Determinismes sociaux et Hberte humaine, 2 6d.,
P., 1963.                                           H . Трубников. Москва.

ЦЕННОСТЕЙ ТЕОРИЯ — см. Аксиология, Цен­ность.

ЦЕННОСТЬ — философское и социологич. понятие, обозначающее, во-первых, положит, или отрицат. значимость к.-л. объекта, в отличие от его экзистен­циальных и качеств, характеристик (предметные Ц.), во-вторых, нормативную, предписателъно-оценочную сторону явлений обществ, сознания (субъектные Ц., или Ц. сознания). Филос. определение понятия Ц. (как значения объекта, в отличие от его существования) впервые было дано в 60-х гг. 19 в. Лотце и Когеном.

В социологии термин «Ц.» получил права теоретпч. категории благодаря Томасу и Знанецкому (см. W. 1. Tomas, F. Znaniecki, The polish peasant in Europe and America, v. 1 — 5, Boston, 1918—20), к-рые подытожили предысторию данного понятия в бурж. социологии (нормативный аспект «коллективного сознания» у Дюркгейма, «интерес» и «принадлежность» у Смолла и др.) и дали ему определение через понятия обще­ственной значимости предмета и социальной уста­новки (attitude).

К предметным Ц. относят: естеств. благо и зло, за­ключенные в природных богатствах и стихийных бед­ствиях; потребительную стоимость продуктов труда (полезность вообще): социальные благо и зло, содержа­щиеся в обществ, явлениях; прогрессивное или реакц. значение историч. событий; культурное наследие прошлого, выступающее в виде предметов богатства современников; полезный эффект или теоретич. зна­чение науч. истины; моральные добро и зло, заключен­ные в действиях людей; эстетич. характеристики при­родных и обществ, объектов и произведений иск-ва; предметы религ. поклонения. К Ц. сознания относят обществ, установки и оценки, императивы н запреты, цели и проекты, выраженные в форме нормативных представлений (о добре и зле, справедливости, пре­красном и безобразном, о смысле истории и назначении человека, идеалы, нормы и принципы действия). Для всех этих представлений характерны модальность долженствования (см. Нравственное сознание), отоб­ражение многообразных явлений действительности и их связей в одноплоскостном плане предпочтительного или нежелательного, имеющего положит, или отрицат. смысл.

Предметные и субъектные Ц. являются лишь двумя полюсами ценностного отношения человека к миру; первые выступают как его объекты (предметы потребности и интереса, взятые лишь в их субъектив­но-психологическом, аффективно-волютивном выра­жении, в виде устремлений, почитания, предпочтений, одобрения и осуждения), а вторые — как выражение того же отношения со стороны субъекта, в к-рых инте­ресы и потребности переведены на язык идеального, мыслимого и представляемого. Поэтому предметные Ц. являются объектами оценки и предписания, а субъ­ектные — способом и критерием этих оценок и пред­писания.

---

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!