Отражательно-оценочная функция эмоций



 

На вопрос о том, что отражает эмоция, информацион­ная теория отвечает определенно и однозначно: эмоция есть отражение какой-либо актуальной потребности (ее качества и величины) и вероятности (возможности) ее удовлетворения, которую субъект оценивает на основе врожденного и ранее приобретенного индивидуального опыта. В приведенном выше определении представлены и порождающее (через потребность) и отражающее (че­рез вероятность ее удовлетворения) начала. Эмоция от­ражает предметы и события окружающей среды в их отношении к актуальным потребностям субъекта, откуда и возникает категория значимости этих предметов и со­бытий, их субъективная оценка

Наше определение эмоции удобно представить в виде структурной формулы, которая в настоящее время имеет вид

 

Э = f[П, (Ин – Ис)...].

 

Репрезентация установленных зависимостей в виде фор­мул широко используется в теоретической и эксперимен­тальной психологии. В качестве примера приведем близ­кую к нашим работам формулу Мак-Граса[124]

 

S = C0(D-C),

 

где S — степень стресса; С0 — степень важности требова­ния; D — осознаваемое требование; С — осознаваемая воз­можность. Нетрудно видеть, что эта формула очень напо­минает «формулу эмоций» с той разницей, что, во-первых, появилась в 1976, а не в 1964 г., а во-вторых, касается лишь частного случая осознаваемой оценки ситуации, тогда как для огромного множества эмоций характерно прогнозирование вероятности достижения цели (удовле­творения потребности) на неосознаваемом уровне.

Можно ли проверить справедливость нашей формулы в прямом эксперименте? Да, можно. Правда, на уровне современной экспериментальной техники «структурная» формула эмоций становится «измерительной» только при исследовании сравнительно элементарных эмоциональных реакций. Так, мы можем измерять степень эмоциональ­ного напряжения по величине объективно регистрируемых физиологических сдвигов (частота сердцебиений, ампли­туда и продолжительность кожно-гальванических реакций, суммарное напряжение тета-ритма электроэнцефало­граммы и т. п.). В определенных пределах мы можем измерять потребность в пище продолжительностью голо­дания, а потребность избегания боли — силой раздра­жения.

Перейдем теперь ко второму фактору из числа необхо­димых и достаточных для возникновения эмоций: к ве­роятности (возможности) удовлетворения актуальной по­требности. Впрочем, этот фактор принимается во внима­ние далеко не всеми исследователями эмоций. «С точки зрения физиологической, — писал академик П. К. Ано­хин, — перед нами стоит задача раскрыть механизм тех конкретных процессов, которые в конечном итоге приводят к возникновению и отрицательного (потребность) и положительного (удовлетворение) эмоционального состоя­ния»[125]. Рассматривая генез эмоций, П. К. Анохин учиты­вал прогнозирование только содержания, семантики цели, предполагая, что в данный момент времени цель может быть одна, т. е. человек намеревается взять или стакан, или вилку, или тарелку (мы используем пример, который обычно приводил сам П. К. Анохин). П. К. Анохин отри­цал прогнозирование вероятности достижения цели, хотя без такого прогноза трудно понять факт возникновения эмоций до начала каких-либо действий. Оп писал: «...выражение „вероятностное (?) прогнозирование" про­сто не соответствует физиологическому смыслу событий и неправильно ориентирует читателей, интересующихся на­шими работами. Вероятность прогноза, т. е. параметров акцептора действия, всегда максимальна и равна еди­нице, поскольку он отражает потребность организма на данный момент. Наоборот, результат всегда менее вероя­тен по отношению к акцептору действия; и, следовательно, выражение „вероятностное прогнозирование" едва ли ока­зывается полезным при изучении живых систем»[126].

Каким образом человек прогнозирует вероятность до­стижения цели (удовлетворения потребности)? Экспери­мент и теоретический анализ показывают, что эта оценка осуществляется путем сопоставления информации о сред­ствах, способах, времени и т. д., прогностически необхо­димых и реально имеющихся у субъекта. Вероятность удовлетворения оказывается интегральным показателем, результатом подобного сопоставления. Скажем, при встрече с тремя разъяренными хищниками вероятность благополучного исхода будет существенно различной в за­висимости от того, имеет ли охотник автоматическую вин­товку с полной обоймой или один-единственный патрон. Во многих экспериментах разницу между необходимым и имеющимся можно эмпирически измерять по суммарной величине допускаемых субъектом ошибок, что свидетель­ствует о степени его информированности, куда входят не только теоретическое знание того, что, как и когда надо делать, но и степень совершенства соответствующих прак­тических навыков.

Соотношение необходимого и имеющегося можно рас­сматривать и в статике, как «мгновенный срез» степени информированности, и в динамике. В первом случае ре­зультат сравнения обернется дефицитом или избытком ин­формации, во втором — возрастанием или падением ве­роятности достижения цели.

Универсальность механизма сравнения такова, что об­наруживается даже в генезе тех элементарных эмоций, которые принято именовать эмоциональным тоном ощуще­ний. Так, эмоциональная окраска ощущений от пищи, на­ходящейся во рту (вкусно, безразлично, неприятно), фор­мируется только после того, как голодовое возбуждение (потребность) оказывается сопоставлено с афферентацией (информацией), идущей из полости рта.

Вероятность удовлетворения может быть и субъектив­ной, и объективной. Разумеется, в формировании эмоций участвует только субъективная оценка вероятности дости­жения цели. Животное и человек могут существовать лишь потому, что субъективные оценки вероятности, как правило, адекватно отражают объективную вероятность тех или иных событий. В отдельных случаях субъектив­ный прогноз оказывается ложным, и тогда эмоциональная оценка событий не соответствует их реальному значению («пьяному море по колено», «пуганая ворона и куста боится» и т. п.).

Неопределенность не может сочетаться с высокой ве­роятностью достижения цели, хотя максимальная неопре­деленность предстоящих событий (50%) оставляет больше надежды на благополучный финал, чем заведомо низкая вероятность, равная 20 или 10%.

Применительно к эмоциям мы встречаемся здесь с до­полнительным фактором, который не представлен в фор­муле подобно тому, как в формуле не представлена ди­намика развертывания эмоциональных реакций и многое другое. Речь идет об индивидуальных (типологических, характерологических) особенностях эмоциональности дан­ного субъекта. Конкретные эксперименты пашей сотруд­ницы Л. А. Преображенской показали, что эмоциональное напряжение, о котором судили по частоте сердцебиений, у одних собак достигает наивысших значений при макси­мальной неопределенности подкрепления, а у других — при низкой его вероятности. Сходные наблюдения мы на­шли в исследованиях В. М. Русалова[127], который обнару­жил среди своих испытуемых три группы лиц, по-разному реагировавших на вероятностно организованную среду.

Мы приходим к выводу о том, что наша формула, дей­ствительно, воспроизводит сложную внутреннюю струк­туру эмоций, взаимозависимость эмоции, потребности и прогнозирования вероятности ее удовлетворения, которое осуществляется как на осознаваемом, так и на неосозна­ваемом уровне высшей нервной (психической) деятель­ности. Эксперимент и наблюдения убедительно показы­вают, что порождаемая потребностью эмоция оказывает обратное влияние на потребность и прогноз ее удовлетво­рения. Кстати, и прогноз способен существенно повлиять на силу потребности, свидетельством чему могут служить многочисленные эксперименты с так называемой «выучен­ной беспомощностью». Разумеется, когда мы говорим о влиянии эмоций на потребность, а потребности — на про­гнозирование вероятности достижения цели, мы отнюдь не думаем, что эмоция и потребность могут расти беспре­дельно. Эти пределы но оговорены и не отражены в фор­муле эмоций, поскольку, повторим еще раз, формула пред­ставляет структурно-качественную модель и только в оп­ределенных, сравнительно простых случаях ее символы могут быть заменены эмпирически измеримыми величи­нами.

 

Классификация эмоций

 

Поскольку в основе любой эмоции лежит соответству­ющая потребность, поскольку в одно и то же время могут оказаться актуализированы несколько потребностей с раз­ной вероятностью их удовлетворения («Мне грустно и легко, печаль моя светла...»), сколько-нибудь полная классификация эмоций представляется делом хотя и увле­кательным, по безнадежным. Вот почему многие авторы пытаются выделить лишь ограниченное число «базальных» эмоций.

Информационная теория эмоций побуждает разделить их прежде всего на две традиционные группы: на положи­тельные и отрицательные. Первые возникают в ситуации избытка прагматической информации по сравнению с ра­нее существовавшим прогнозом (при «мгновенном срезе») или в ситуации возрастания вероятности достижения цели (если генез эмоции рассматривается в его динамике). Вторые представляют реакцию на дефицит информации или на падение вероятности достижения цели. Наиболее надежным критерием для различения положительных и отрицательных эмоций, равно применимым к человеку и к животным, следует признать отношение живого суще­ства к своему состоянию, т. е. принцип максимизации-ми­нимизации. Мы обратились к гедонистическому принципу только в целях объективной диагностики положительных и отрицательных эмоций, с целью уточнения их роли в организации поведения, отнюдь не усматривая в этом принципе «смысла существования человека». Более того, именно опасность переориентации поведения па легко до­стижимые цели, сулящие немедленное удовольствие, по­требовала от эволюции создания специального мозгового аппарата, призванного купировать это свойство эмоций. На уровне человека функционирование такого аппарата принято называть волей.

Поскольку вероятность достижения цели в огромной мере зависит от эффективности действий субъекта, вто­рым принципом классификации эмоций оказывается ха­рактер взаимодействия живых существ с объектами, спо­собными удовлетворить имеющуюся потребность. Взаимо­действие может быть контактным, уже происходящим, или дистанционным, в виде овладения, защиты и преодо­ления (борьбы). В подобной системе координат мы полу­чаем всего четыре пары «базисных» эмоций: удоволь­ствие — отвращение, радость — горе, уверенность — страх, торжество — ярость. Именно такую классификацию эмо­ций мы впервые опубликовали в 1966 г. Позднее к ней присоединился и В. Д. Небылицын. Что касается каче­ственной специфики эмоций наслаждения, радости, страха, гнева и т. д., то она целиком определяется потреб­ностью, в связи с удовлетворением которой возникает дан­ное эмоциональное состояние. Мы отнюдь не считаем пред­лагаемую классификацию эмоций наилучшей или исклю­чающей другие возможные классификации. Нам важно лишь подчеркнуть, что она с непреложностью вытекает из развиваемой нами теории.

 

Регуляторные функции эмоций

 

Переключающая функция. Регуляторные функции эмоций, их участие в организации целенаправленного поведения определяются отражательно-оценочной функ­цией. Поскольку положительная эмоция свидетельствует о приближении удовлетворения потребности, а отрица­тельная эмоция — об удалении от нее, субъект стремится максимизировать (усилить, продлить, повторить) первое состояние и минимизировать (ослабить, прервать, предот­вратить) второе.

Однако все дело в том, что, будучи мерой ценности, эмоции не являются ценностью сами по себе. Человек не может стремиться к удовольствию как таковому, потому что существуют разные удовольствия. Если мы имеем дело не с мазохистом или религиозным фанатиком, а с нормальным, психически здоровым субъектом, он, ра­зумеется, не стремится максимизировать свои отрицатель­ные эмоции. Вопрос стоит совершенно в иной плоскости: какие именно потребности, какие мотивы вступают в кон­курентную борьбу «в доспехах» положительных и отрица­тельных эмоций?

Значение эмоций отнюдь не исчерпывается банальной истиной, что все полезное приятно, а все вредное и опас­ное для организма имеет отрицательную эмоциональную окраску. Прежде чем продолжить разговор о так называ­емой ценности, эмоций, вспомним, откуда и как вообще появляется категория «цены». Цена представляет функ­цию минимум двух факторов: спроса (т. е. потребности) и предложения (т. е. возможности этот спрос удовлетво­рить). Далее, нужда в измерении ценностей возникает только при необходимости сопоставления разных ценно­стей. Если бы существовало нечто единственно ценное, то измерять его но было бы никакой нужды.

Казалось бы, ориентация поведения на первоочередное удовлетворение той или иной потребности могла осуще­ствиться путем непосредственного сопоставления силы (величины) этих потребностей. Но в таком случае конку­ренция мотивов оказалась бы изолирована от условий окружающей субъекта среды. Вот почему конкурируют не потребности, а порождаемые этими потребностями эмоции, которые, как известно, зависят не от одной лишь потреб­ности, но и от вероятности (возможности) ее удовлетво­рения. Иными словами, в процессе эволюции эмоции воз­никли и сформировались в качестве своеобразной «ва­люты» мозга, универсальной меры ценностей, сами по себе этой ценностью не обладая. Здесь наблюдается аналогия с функцией денег. Представляют ли деньги ценность для человека? Разумеется, да: ведь человек может стремиться к ним, старается их накопить, увеличить их количество и т. п. Но мы знаем, что дело не в банкнотах и монетах, а в их покупательной способности.

В качестве решающего доказательства самоценности эмоций Б. И. Додонов и в своей книге[128] и в статье[129] приводит якобы парадоксальное с позиций информационной теории стремление человека к повторному переживанию отрицательных эмоций в условиях информационного де­фицита. Речь идет о всякого рода риске, острых ощуще­ниях, активном создании критических ситуаций. Однако более тщательный анализ этих ситуаций показывает, что, создавая такие ситуации, человек все же рассчитывает на благоприятный исход (повторяем, если он не самоубийца и психически нормален). Субъект намеренно создает де­фицит прагматической информации, низкую вероятность достижения цели, чтобы в финале получить максималь­ный прирост вероятности, т. е. опять-таки — положитель­ные эмоции, а не просто старается лишний раз испытать страх или отчаяние. В приведенной в качестве примера поэтической цитате: «... поставить в радостной надежде на карту все, что приобрел с трудом» Б. И. Додонов явно не обратил внимания па значение «радостной надежды».

Подкрепляющая функция эмоций представляет част­ный случай их переключающей функции. В настоящее время имеется большое количество экспериментальных фактов, показавших, что без участия эмоций (а такое вы­ключение нервного аппарата эмоций экспериментально достижимо) приобретения новых навыков вообще не про­исходит. Во всяком случае, выработать инструментальный условный рефлекс у животных в ситуации, где активация мозговых механизмов эмоций исключена, не удается. Под­крепляющая функция эмоций обнаруживается не только па индивидуальном, но и па популяционном уровне, где эта функция реализуется через мозговой механизм «эмо­ционального резонанса», т. е. сопереживания.

Наконец, нам осталось упомянуть о компенсаторной (замещающей) функции эмоций. Она проявляется не только в гипермобилизации вегетативно-энергетических ресурсов организма, но, главным образом, в переходе к реагированию на широкий круг предположительно зна­чимых сигналов (эмоциональные доминанты), чье истинное значение, соответствие или несоответствие реальной действительности выясняется лишь позднее по мере со­поставления с этой действительностью. Здесь роль эмоций в индивидуальной творчески-поисковой деятельности мозга напоминает роль эмоционального стресса в эволюции мира живых существ, где стресс усиливает разнообразие подле­жащего отбору генетического материала.

Когда человек или высшее животное оказывается в ситуации дефицита информации о способах и средствах удовлетворения актуальной потребности, эмоции сами по себе не могут доставить дополнительных сведений об этих способах и средствах. Недостающая информации добыва­ется путем обучения, поисково-исследовательской деятель­ности (поведения), мобилизации хранящихся в памяти следов и т. п. Эмоции не восполняют дефицит информа­ции, но замещают ее. Эмоционально возбужденное жи­вотное (увы, в отдельных случаях и человек) переходит к подражательному поведению не потому, что уясняет причину массового панического бегства, а потому, что в процессе длительной эволюции закрепилось правило: если не понимаешь, что следует делать, действуй так, как другие. Более того, подражательное поведение адресуется непосредственно к подсознанию, минуя сознательный кон­троль воспроизводимых действий.

 

Мозговые механизмы эмоций

 

Рассматривая генез эмоций и организацию поведения в системе координат «потребность — вероятность ее удов­летворения», информационная теория эмоций позволила уточнить, а в ряде случаев и обнаружить новые ранее неизвестные функции мозговых структур, традиционно относимых к «эмоциональному мозгу». Было эксперимен­тально установлено, что оценка вероятности подкрепления (удовлетворения потребности) связана с деятельностью передних отделов новой коры и гиппокампа, причем со­хранность неокортекса важна для ориентации поведения па сигналы высоковероятных событий, а гиппокамп необ­ходим для реакций на сигналы с низкой вероятностью подкрепления, что так характерно для эмоционально воз­бужденного мозга. В то же время система «ядра миндале­видного комплекса — гипоталамус» малочувствительна к изменению вероятности подкрепления, поскольку важ­нейшей функцией этой системы является выделение до­минирующей потребности с учетом сосуществующих и (или) конкурирующих мотиваций. Экспериментально по­казано, что после разрушения миндалины животное может осуществлять целенаправленное поведение только при искусственно созданном явном преобладании одной моти­вации над другой.

Оказалось, далее, что одновременное повреждение пе­редних отделов новой коры и гиппокампа ведет к измене­ниям поведения, сопоставимым со сдвигом по шкале экстра- и интровертированности, а последствия разруше­ния фронтальной коры и части ядер гипоталамуса сопо­ставимы со сдвигом по шкале «эмоциональная стабиль­ность — невротицизм». Тем самым была показана связь классических параметров темперамента (типов нервной системы — по Павлову) с индивидуальными особенно­стями взаимодействия лимбических структур мозга. При этом было выявлено, что экстра- и интровертированность по Айзенку не тождественна силе нервной системы, но представляет самостоятельный параметр, который должен быть добавлен к общим свойствам нервной системы, опи­санным в типологиях античных авторов, И. П. Павлова, Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына.

В отличие от многих других гипотетических схем орга­низации поведения, мы видим преимущество потребностно-информационного подхода в том, что постулируемые им узловые компоненты церебральной деятельности хо­рошо накладываются на физиологические механизмы и анатомическое строение реального мозга, обеспечивая «приурочивание динамики к структуре» (И. П. Павлов).

 


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 366; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!