Затем новые подданные приносили ему клятву верности.
Соглашение основывалось на взаимных обязательствах:
король обещал уважать старые добрые обычаи,
а провинция — сохранять верность до тех пор, пока ее хранил король.
Подразумевалось, что провинция может отказаться от обязательств, если король нарушит свои обещания.
И все же по сей день историки часто упускают из виду существенную разницу между Францией раннего Нового времени и Францией современной.
До Великой французской революции «Франция» оставалась понятием географическим.
7 Подобно большинству европейских монархов, французский король правил не национальным государством, его подданные не обладали развитым национальным самосознанием.
Понятие «нация» в политическом, расовом или лингвистическом смысле было слишком туманным, чтобы рождать ту верность, которая была в этот период основой всех отношений внутри государства.
Люди были преданы своей семье, своему господину, своему городу, своей провинции, своему классу, своей религии или своему королю.
Чувство преданности своей стране проявлялось редко.
Вполне естественно, что короли стремились оправдать свои действия некими национальными интересами, особенно в моменты внешней опасности или во время внутреннего мятежа, но их подданные даже такое обоснование воспринимали с характерным оттенком провинциальности.
|
|
|
Перед лицом надвигающейся угрозы можно было собрать ополчение, участники которого, однако, редко интересовались тем, что происходило за пределами их собственной округи.
Без связующей силы национального самосознания административное и правовое единство также отсутствовало.
Представительные институты каждой провинции зиждились на локальных связях и защищали местные интересы.
К XVI веку во Франции существовало более двадцати сословных собраний, называемых так, поскольку в них, как правило, были представлены сословия, или разряды общества: духовенство, дворянство и горожане.
Когда провинции входили в состав королевского домена, суверенная власть местных графов и герцогов прекращалась.
Эта перемена была очень важной.
На этом основании французские монархи настаивали,
что монополия на суверенитет и верховенство в правосудии, законодательстве и налогообложении –
- принадлежала короне.
Однако обязательства, которые стороны брали на себя при заключении договора, оставались в силе: сословные собрания кичились правами и обычаями провинции и ревностно отстаивали их перед лицом центральной власти.
Именно благодаря их усилиям французская правовая система представляла собой подобие лоскутного одеяла, особенно на севере, где местные обычаи не испытали влияния римского права, используемого на юге.
|
|
|
Только в XV и XVI столетиях обычное право было кодифицировано, но даже тогда не предпринималось никаких попыток к его унификации.
В XVIII веке Вольтер отмечал, что законы меняются так же часто, как путешественник меняет лошадей.
ДЕЦЕНТРАЛИЗОВАННЫЕ КОРПОРАЦИИ
Историки часто полагают, что падение локальной феодальной автономии сопровождалось укреплением централизованной власти монарха.
На самом деле этого не было.
Франциск I был первым монархом, который выиграл от присоединения всех значительных феодальных владений.
Он стягивал провинции к центру, но для этого не стал смещать с должностей ревнителей локального патриотизма и самоуправления и ставить на их места зависимых от короля чиновников, а купил их поддержку.
В каждой провинции величие монарха должен был представлять губернатор, как правило, самый знатный землевладелец в округе.
Ему предписывалось шествовать под королевским балдахином, как королю, так чтобы ничто не могло умалять его собственного достоинства или, по ассоциации, достоинства его сеньора.
|
|
|
Губернатор был посредником, представлявшим интересы короля перед провинцией и интересы провинции перед королем.
Герцог Монморанси, губернатор Лангедока, собирал богатые подарки с известных своей скупостью сословий за то, что обеспечивал благосклонное внимание королевского совета к их нуждам.
Положение при дворе давало ему возможность тешить самолюбие провинциалов и быть одновременно распределителем благодеяний свыше.
Королевские милости, к которым он имел доступ — титулы, официальные посты, привилегии, — распределялись в Лангедоке с тем, чтобы на месте создать группировку приближенных (клиентов), которая безотказно и с энтузиазмом откликалась бы на требования короля.
Таким милым образом местная элита попадала в зависимость от короны.
8 По крайней мере, идеал был таков.
Губернатор мог использовать своих личных приверженцев в провинции, чтобы подорвать авторитет короны;
он же мог оказаться столь ненасытным в своих притязаниях, что никакое умасливание не могло гарантировать его содействия.
Все зависело от такта и лояльности губернатора и от его непосредственных контактов с группами, обладавшими корпоративной властью.
|
|
|
Определение таких групп необходимо для понимания ancien regime.
Группы, обладающие корпоративной властью, являлись характерной чертой социального и политического порядка до 1789 года.
Они воплощали общество разрядов, или сословий, на которые была разделена Франция.
9 Так, индивидуумы со сходными интересами конституировались в коллективное юридическое лицо с соответствующими правами.
Отсюда они именовались «корпоративными» или «конституированными» организациями, или телами.
Каждое из них было наделено особыми органами для выражения собственной коллективной воли, исполнения только ему присущих функций и для защиты своих властных полномочий и привилегий.
Примерами могут служить парламенты (parlements),
провинциальные штаты,
городские советы,
сельские собрания,
дворянские собрания и
собрания духовенства.
Будучи институциональным воплощением интересов различных групп, на которые была разделена Франция, они существовали не для нужд центрального управления и не были обязаны ему своей властью.
И хотя корона использовала их в качестве административных и консультативных органов, их следует четко отличать от таких институтов королевства, как
Государственный совет и интенданты, созданных непосредственно короной и получивших свою власть исключительно от нее.
Некоторые историки утверждают, что в раннее Новое время французские монархи сохраняли корпоративные организации из опасения или по инерции.
Они уживались с этими заржавевшими механизмами прошлого, но в то же время
создавали свою собственную, новейшую государственную машину, которая должна была
однажды заменить их, но так и не заменила.
Поскольку настоящий центр тяжести находился в другом месте,
отношение королевской власти к таким организациям было негативным:
корпоративные органы были неудобным реликтом Средневековья,
их в худшем случае приходилось ублажать, а в лучшем — игнорировать.
Другая точка зрения состоит в том, что взаимоотношения короны с корпоративными организациями были
решающим средством в достижении определенной цели.
Слово «централизация» слишком однозначно для описания происходившего процесса.
В свою очередь, термин «децентрализация» также не подходит, но все же он более точен, чем предыдущий.
Король использовал влияние корпоративных групп в собственных целях в обмен на расточаемые им милости.
Адекватное толкование их природы весьма важно для понимания того, как действовали французские монархи.
Они усиливали свою власть, передавая ее тем, кто на местах имел независимые от короны полномочия.
Такой парадокс нетрудно разрешить.
Когда человеческие и материальные ресурсы центрального управления были скудными, было разумно заручиться поддержкой местных властных группировок там, где представители короля были слабы или их не было вовсе.
Местное управление все еще не считалось частью государственной машины.
Оно состояло из ряда независимых властных структур, с которыми государство могло сотрудничать.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 142; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!