Превенция в науке уголовного процесса
Истоки уголовно-процессуального права берут свое начало в эпоху родоплеменного быта, когда при разрешении конфликтов люди использовали обычаи как средство разрешения проблем общежития.
В юридической литературе распространено мнение о том, что первичной формой уголовного процесса была частноисковая (обвинительная). Например, в древней Греции при отсутствии обвинителя дело не возбуждалось даже при наличии явного преступления. Однако реально недостатка в обвинителях никогда не было, поскольку иски о причинении вреда преступлением заявлялись непосредственно заинтересованным лицом, а по делам о государственных преступлениях поддержание обвинения рассматривалось как патриотический долг каждого полноправного гражданина[135].
В первое тысячелетие, в период разложения рабовладельческого строя и образования феодальных государств (Франции, Германии) в Западной Европе были заложены основы формирования современного уголовно-процессуаль-ного права. С развитием феодального строя и укрепления в ряде европейских стран абсолютных монархий различные процессуальные порядки были заменены единым типом уголовного судопроизводства.
В Древней Руси в период X – XIII веков уже существовали в достаточной степени разработанные процессуальные нормы частноисковой (обвинительной) формы уголовного судопроизводства, регламентировавшие очную ставку (свод), отбор свидетельских показаний, поиск вещественных доказательств и иные действия по исследованию события преступления. Розыск преступника (гонение следа) был обязан производить истец (потерпевший), либо в отдельных случаях община (вервь), которая обладала в тот период полицейскими функциями. Роль суда выполняли князья.
|
|
|
Исследователи отмечают, что попытки греческих церковных иерархов в этот период внедрить на Руси чуждые ей нормы византийского права побудили княжескую власть вплотную заняться разграничением полномочий с церковью в сфере судебного права. В результате этого князья пошли на издание собственных юридических судебников для церкви, которые назывались Уставами.
В соответствии с Уставами князей Владимира и Ярослава, церкви на Руси принадлежали три крупные группы судебных прав. К первой группе относилась судебная власть над всем населением Древней Руси по определенному кругу дел, которые не регулировались светской властью в связи с их незначительностью для сохранения государственного порядка, отсутствием достаточного числа аппарата, который мог бы их рассматривать и оценкой этих деяний как не преступных до принятия христианства. В этой части церковные суды взяли на себя рассмотрение всех дел, где потерпевшей или субъектом преступления являлась женщина, поскольку светское законодательство игнорировало такие дела, не видя в них большой опасности общественному или государственному порядку (за исключением убийства).
|
|
|
Вторая сфера церковного суда включала в себя право церкви судить определенные категории людей, в той или иной степени зависимых от церкви (так называемых «церковных людей»), за все виды уголовных преступлений. В этом случае митрополичий и епископский суд руководствовался в основном светским законодательством, прежде всего Русской Правдой.
Третий круг судебных прав церкви в Древней Руси связан с возникновением церковной земельной собственности, когда церковь получила судебную власть над всем населением земель, которые принадлежали ей на вотчинных правах. Церковь вплоть до середины XIII века обладала полнотой судебной власти над этими людьми, хотя осуществляла судебное разбирательство, руководствуясь преимущественно светскими судебниками[136].
Последующее развитие отечественного судебного права тесно связано с процессом становления и развития русского централизованного государства. Осуществляя деятельность по присоединению новых земель, укрепляя государственный аппарат военно-феодальной власти, московские князья вели целенаправленную работу по подготовке и изданию нормативных актов, посвященных организации центрального и местного управления и суда, которая завершилась изданием в 1497 году Судебника, содержавшего материальные и процессуальные нормы, регулирующие борьбу с преступлениями. Во время правления Ивана IV (Грозного) произошла дальнейшая централизация суда и была издана более полная редакция Судебника (1550 год).
|
|
|
Судопроизводство в последующий период вплоть до начала XIX века осуществлялось по Соборному Уложению, принятому царем Алексеем Михайловичем и боярской думой в 1649 году и закрепившему интересы военно-служилой аристократии (дворянства) и землевладельцев. Отдельные положения его действовали вплоть до издания Свода законов Российской империи в 1832 году.
Организация суда и судопроизводства в России до середины XIX века в целом обеспечивали интересы правящих классов и сословий, наряду с этим широко применялись и внесудебные репрессии (например, суд помещиков над их крестьянами). В целом, отечественный уголовный процесс периода XIV – середины XIX века обладал преимущественно всеми атрибутами, присущими розыскному процессу, о чем свидетельствуют его нормы, резко ограничивающие права обвиняемого, стимулирующие активность суда, формальная система доказательств, использование в качестве способа получения доказательств пыток и т. п.
|
|
|
Уголовное судопроизводство того периода, наряду с уголовно-правовыми нормами, отнюдь не способствовало предупреждению преступлений, главной его целью было устрашение населения, а не побуждение его к социально полезным действиям. Надо учесть и то обстоятельство, что уголовно-процессуальные и материальные нормы уголовного права сотни лет были слиты воедино в огромном количестве разрозненных нормативно-правовых актов, регулирующих одновременно вопросы гражданско-правовой и уголовно-правовой ответственности. В таких условиях разработка или вообще какое-либо освещение вопросов предупредительного аспекта уголовного судопроизводства были просто невозможны.
Первый шаг в обособлении уголовно-процессуальных норм от уголовного законодательства был сделан французскими юристами в эпоху Великой французской революции. Ненависть некоторых вождей революции к королевскому законодательству нередко порождала мнение, что новому государству не нужно вообще никаких законодательных актов, определяющих порядок судопроизводства по гражданским и уголовным делам, однако рациональная точка зрения в пользу создания таких законов победила, но работа по изданию судебного законодательства протекала довольно сложно и в несколько этапов.
По мнению известного исследователя профессора И.Я. Фойницкого, впервые во Франции уголовно-правовые определения были изложены без всякой процессуальной примеси в Code penal (Уголовном кодексе) 25 сентября 1791 года, однако тогда отдельного судопроизводственного устава издано не было[137].
Для составления же судебного устава по указанию императора Наполео-
на I была создана специальная комиссия, в состав которой входили видные юристы и политические деятели (Трельяр, Тарже, Блонд и другие). В 1806 году получил силу закона Code de procedure civil (Гражданский кодекс), а в 1808 году был утвержден и вступил в действие в 1811 году новый устав уголовного судопроизводства – Code d′instruction criminelle (Уголовно-процессуальный кодекс), который вместе с Французским Уголовным кодексом стал примером заимствования и подражания и применялся более ста лет.
Этими двумя процессуальными законами, по справедливому замечанию И.В. Щегловитова (министра юстиции в правительстве П.А. Столыпина), Первая империя создала себе вековой памятник. Для судопроизводства своего времени они являлись проводниками новых прогрессивных идей и веяний[138].
Европейские страны и, в частности, Германия под влиянием французского законодательства приняли Баварский уголовный кодекс 1813 года, однако его создатель А. Фейербах все же полагал, что уголовное судопроизводство является «прагматической частью уголовного права».
В России на рубеже XVIII – XIX веков история раздельного изложения материального и процессуального права протекала довольно сложно. Профессор И.Я. Фойницкий отмечал, что первые попытки кодификации уголовно-процессуального законодательства наблюдались в период правления Петра первого при издании Воинского устава 1716 года и Краткого изображения Воинского процесса 1721 года, но они были забыты, и в Сводах законов Российской империи изданий 1832 и 1842 годов нормы процессуальные смешивались с материальными. Окончательное разделение их было проведено в Судебных уставах 1864 года, где уголовно-процессуальные нормы были кодифицированы (XVI том Свода законов Российской империи)[139].
Наряду с разделением материального и процессуального законодательства, в середине XIX века началась разработка теоретических проблем уголовно-процессуальной науки. Но в первые десятилетия этого периода процессуалисты черпали идеи для своих исследований в науке гражданского процессуального права.
Появившиеся в 1868 году сочинения одного из крупнейших германских исследователей профессора Бюлова привели большинство специалистов к пониманию того, что гражданское процессуальное право является отраслью права (чего ранее не допускалось юристами) и, развивая его мысли, мюнхенский профессор Биркмайер одним из первых определил, что уголовный процесс это, – «публично-правовое, последовательно развивающееся юридическое отношение между судом и сторонами в целях установления и эвентуального осуществления государственного требования о наказании»[140].
В целом же отечественная и зарубежная наука уголовно-процессуального права вплоть до начала XX столетия находилась под сильным влиянием гражданского процессуального права и уголовного права. Одни исследователи рассматривали процессуальное право как часть уголовного права, другие же высказывали мысли о слиянии уголовного процесса с гражданским судопроизводством в единую отрасль – судебное право[141].
Одновременно с научной разработкой основополагающих институтов уголовно-процессуального права исследователями предпринимались попытки теоретически обосновать цели и задачи уголовного судопроизводства.
Уже в одной из первых фундаментальных научных работ виднейший отечественный процессуалист профессор Санкт-Петербургского университета И.Я. Баршев видел цель уголовного судопроизводства в том, «чтобы исследовать и открывать учиняемые преступления и преступников, подвергать заслуженному ими наказанию». Цель каждого рассмотрения уголовного дела, по его мнению, была «в том, чтобы, собрав материалы необходимые для верного и справедливого приговора относительно вины или невиновности изобличаемого в каком-либо преступлении лица, признать его невиновным или достойным известного наказания»[142].
Профессор И.Я. Фойницкий в своем курсе уголовного судопроизводства, изданном в 1878 году, писал, что задача уголовного процесса состоит в конкретном применении начал уголовного права. Однако в последующих изданиях курсов конца XIX – начала XX веков он уже говорил, что «уголовный процесс строится не только в соответствии с нормами уголовного права, но также, соображаясь с преследуемыми им задачами раскрытия истины, и с природою возникающих при этом отношений»[143].
Видный исследователь русского уголовного процесса приват – доцент Московского университета С.И. Викторский считал, что уголовное судопроизводство имеет своей задачей «установить кем (уголовное судоустройство) и как (уголовное судопроизводство в тесном смысле этого слова) определяется, произошло ли преступление, какой нормой (уголовно-материального права) оно обнимается, кто виноват и какому он подлежит наказанию»[144].
Его современник профессор Московского университета Г.С. Фельдштейн определял задачу уголовного процесса как раскрытие истины в сфере уголовных правонарушений, он полагал, что цель уголовного судопроизводства состоит в стремлении «к раскрытию истины в смысле установления факта преступления и, вместе с тем, к определению вытекающих из него последствий»[145].
Известный русский юрист В.П. Широков в 1914 году в своей работе, посвященной сравнительному исследованию отечественного и зарубежного уголовного процесса, определил, что цель уголовно-процессуального законодательства заключается в «снабжении суда такого рода средствами, которые давали бы ему возможность отыскания в каждом данном случае не формальной только, а и материальной истины»[146].
На первый взгляд кажется, что исследователи периода XIX – начала
XX веков совершенно не рассматривали связи уголовного судопроизводства с феноменом предупреждения преступлений. Однако это не совсем верно. Уже в одной из первых работ, посвященных уголовному судопроизводству, профессор И.Я. Баршев, писал: «Отношение уголовного судопроизводства к уголовно – судебной полиции открывается из самого значения и предмета последней. Предмет уголовно-судебной полиции состоит в предупреждении и пресечении преступлений, в открытии и преследовании их и преступников, и по изъятию в суд и наказании за маловажные преступления. Поэтому в особенности по двум последним родам ее деятельности, т.е. потому, что она открывает и преследует преступников и преступления и судит и наказывает за маловажные поступки, она является помощницею уголовного судопроизводства, облегчая его дело и доставляя ему нужный материал для него»[147].
Тесную связь уголовного судопроизводства с предупреждением преступлений отмечал и профессор И.Я. Фойницкий. Он полагал, что «в близкой связи уголовное судопроизводство стоит и с правом полицейским, главным образом с той его частью, которая посвящена предупреждению и пресечению преступных деяний. Меры предупредительные и тяжесть их соображаются с мерами уголовной репрессии и процессуального принуждения. В свою очередь, уголовный процесс в весьма значительной степени определяется полицейской деятельностью. Первые шаги преследования преступлений совпадают с пресечением их. Провести между ними грань до того трудно, что в англо-американских законах пресечение преступлений относится к уголовному процессу и рассматривается как начальная стадия его»[148].
О фактическом знании юристами в XIX веке предупредительной роли уголовно-процессуального права свидетельствуют также законодательные акты того времени.
В частности, в нормах Устава о предупреждении и пресечении преступлений, регулирующих борьбу с различными видами преступных проявлений, содержались статьи Устава уголовного судопроизводства либо ссылки на них (статьи 114, 465 и др.)[149].
Из приведенного анализа точек зрения отечественных правоведов ясно, что в период интенсивной разработки теоретического обоснования науки уголовно-процессуального права проблемы ее задач слабо исследовались учеными, и до 1917 года среди большинства отечественных процессуалистов не было единого мнения о назначении уголовного судопроизводства. А изучение научных аспектов профилактической функции уголовного процесса активно началась в советский период развития отечественного государства и права.
В первые десятилетия советской власти в РСФСР были изданы Положение о судоустройстве РСФСР, Уголовно-процессуальный кодекс (1922 год) и иные нормативно-правовые акты, регулирующие порядок уголовного судопроизводства. Однако в целом уголовно-процессуальное законодательство того периода не отвечало целям предупреждения преступлений, потому что деятели Октябрьской революции видели в суде прежде всего орудие государственного принуждения и орган воспитания населения в духе марксистско-ленинской идеологии.
Для П.И. Стучки суд являлся особой «организацией борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний», Н.В. Крыленко нужен был «жесткий процесс, который бы давал возможность без лишних слов бороться с покушениями на революцию». И эти идеи последовательно проводились в жизнь с помощью судебного права и внесудебных репрессий, которые осуществляли параллельно с судами революционные трибуналы[150].
В Положении о судоустройстве РСФСР, утвержденном Постановлением ВЦИК от 11 ноября 1922 года, единственной целью судебной системы провозглашалось «ограждение завоеваний пролетарской революции, обеспечение интересов государства, прав трудящихся и их объединений»[151].
В одном из первых советских учебников по уголовному процессу определялось, что задача уголовного судопроизводства состоит в том, чтобы обеспечить укрепление государства пролетарской диктатуры, сделать более успешной и решительной борьбу с преступлениями, с выпадками классового врага и его агентуры и с различными действиями, вредящими социалистическому строительству и дезорганизующими советский правопорядок, а «обеспечивался» указанный правопорядок сокращением срока предварительного следствия до 10 дней, вручением обвинительного заключения обвиняемому за одни сутки до рассмотрения дела в суде, полным запрещением участия защиты на суде, недопущением кассационного обжалования и подачи ходатайств о помиловании[152].
По вполне понятным причинам такой подход к определению задач уголовного судопроизводства превалировал вплоть до конца 50-х годов XX века. Но все же, несмотря на указанные обстоятельства, еще до принятия уголовно-процессуального законодательства 1958 – 1961 годов некоторыми отечественными учеными предпринимались отдельные попытки научного обоснования выявления и устранения обстоятельств, способствовавших совершению преступлений[153].
Так, советский исследователь Н. Лаговиер еще в 1928 году писал, что для правильного назначения уголовного наказания недостаточно только самого факта установления лица, совершившего данное преступление, – «Для этого надо еще выяснить некоторые подробности о личности совершившего преступление, причинах, толкнувших его на преступление, так как без этих подробностей часто нельзя правильно судить о степени социальной опасности обвиняемого, а не зная степени социальной опасности его, нельзя избрать вполне целесообразную меру социальной защиты. Ясно, напрамер, что нельзя одинаково подходить к преступнику – профессионалу и к лицу, которое стало на преступный путь под влиянием каких-либо исключительно неблагоприятных обстоятельств». В этой связи Н. Лаговиер полагал, что для того, чтобы правильно разрешить уголовное дело, необходимо выяснить ряд вопросов, относящихся к событию преступления и обвиняемому[154].
Известный советский криминалист В.И. Громов одним из первых предложил включить в предмет доказывания «выяснение в процессе расследования таких обстоятельств и фактов, которые помогли бы осветить вопрос о зависимости и связи тех или других преступных действий обвиняемого с общими нездоровыми условиями в организационной или оперативной работе госаппарата или хозорганов, – условиями, которые также составляют одну из причин совершения преступлений на данном участке».
В.И. Громов считал, что задачи органов расследования не могут ограничиваться уголовным преследованием и изобличением преступников. По его мнению, эти органы должны были «заботиться о принятии профилактических (предупредительных) мероприятий, направленных на устранение ближайших причин, способствующих или благоприятствующих совершению тех или других преступлений»[155].
На обязанности органов расследования и суда проводить профилактические мероприятия по делам о хищениях обращали внимание и подзаконные нормативные акты того времени (например, Инструктивное присьмо Прокуратуры Республики № 5 от 28 декабря 1932 года).
В одном из первых послевоенных учебников для юридических вузов профессор М.С. Строгович уже обоснованно включил в предмет доказывания по уголовным делам и обстоятельства, способствующие совершению преступления, аргументировав это тем, что, например, по делам о хищениях совершению этих преступлений в ряде случаев способствует плохой учет ценностей в учреждениях, недостатки в организации бухгалтерского учета и т.п. На этом основании он заключил, что указанные обстоятельства подлежат доказыванию, «с тем, чтобы помимо разрешения данного конкретного дела, соответствующие органы приняли меры к устранению этих обстоятельств и пресечению возможности повторения подобных преступлений в будущем»[156].
В конце 40-х годов появились работы, в которых исследовались профилактические аспекты судебной стадии уголовного судопроизводства. В 1949 году Б.А. Галкин и Н.Я. Калашникова издали учебно-методическое пособие, предназначенное для народных судей, в котором доказывали, что в пределы исследования уголовного дела судом должны быть обязательно включены «обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, с тем, чтобы суд мог сигнализировать соответствующим органам о необходимости принять меры к устранению этих обстоятельств и к пресечению возможности повторения подобных преступлений в будущем»[157].
В это же время советскими криминалистами были подготовлены и изданы фундаментальные методические пособия по вопросам раскрытия и расследования преступлений, в которых уже содержались обобщенные рекомендации для следственных работников по вопросам выявления и устранения обстоятельств, способствующих совершению различных преступлений[158].
С момента издания Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (Закон СССР от 25 декабря 1958 года) и Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (Закон РСФСР от 27 октября 1960 года), в которых впервые была нормативно закреплена предупредительная роль уголовного судопроизводства, начался период углубленной разработки задач уголовно-процессуального права и в том числе превентивной его составляющей[159].
В 1962 году вышел в свет учебник уголовного процесса под редакцией профессора И.Д. Перлова, авторы которого (И.М. Гуткин, Ю.Н. Белозеров, Л.А. Мариупольский) одними из первых аргументированно обосновали профилактическую сущность уголовного процесса, они утверждали, что «вся деятельность органов дознания, предварительного следствия прокуратуры и суда по раскрытию преступлений и привлечению виновных к уголовной ответственности должна быть одновременно подчинена задаче предотвращения преступлений», они полагали, что «своевременное возбуждение уголовного дела, правильное задержание подозреваемого и применение меры пресечения к обвиняемому, гласность рассмотрения дела в суде, участие в суде общественного обвинителя и защитника и т. д. – все это имеет важное значение для предотвращения совершения нового преступления как обвиняемым, так и другими неустойчивыми лицами».
Эти авторы даже отнесли к принципам уголовного процесса требование законодателя о выявлении причин и условий, способствующих совершению преступлений, и доказали, что профилактический эффект имеет также и быстрота в раскрытии преступлений, которая «дает возможность не только предотвратить продолжение преступником своей антиобщественной деятельности, лишить его возможности воспользоваться ее результатами, изъять и возвратить по принадлежности добытые преступным путем ценности, но и имеет важное значение для предупреждения преступлений со стороны неустойчивых элементов»[160].
Целесообразность нормативного закрепления в перечне задач уголовного судопроизводства вопросов выявления и устранения причин, способствующих совершению каждого данного преступления, подчеркивала видный отечественный процессуалист доктор юридических наук, профессор
П.С. Элькинд[161].
В 70-х годах XX века в уголовно-процессуальной науке стали появляться работы, всецело посвященные исследованию профилактической функции уголовного судопроизводства и отдельных ее составляющих.
Профессор А.С. Кобликов в своей учебно-методической работе «Процессуальные меры предупреждения преступлений», предназначенной для следователей военных прокуратур и судей военных трибуналов, к числу процессуальных мер предупреждения преступлений относил те, которые применяются в профилактических целях. Эта цель, по его мнению, или прямо сформулирована в законе, или вытекает из его содержания и предназначения тех или иных процессуальных действий.
А.С. Кобликов одним из первых дал понятие уголовно-процессуальных мер предупреждения преступлений, которые, по его мнению, представляют собой «применяемые при производстве по уголовному делу органами расследования, прокурором и судом предусмотренные процессуальным законом специальные меры, направленные на профилактику преступлений». Он подразделил эти меры по своей правовой природе на процессуальные акты и действия[162].
Кандидат юридических наук А.Г. Михайлянц определил профилактическую функцию в уголовном судопроизводстве как «специфическую деятельность, урегулированную уголовно-процессуальным правом и направленную на предотвращение преступлений» и поддержал позицию указанных выше исследователей о признании профилактической сущности уголовного процесса в качестве принципиальной правовой основы. По его мнению, использование профилактики преступлений в качестве принципа уголовного процесса исключило бы возможность игнорирования криминогенных факторов при производстве по уголовному делу[163].
Принципиальных расхождений по поводу превентивной роли уголовно-процессуального права у абсолютного большинства отечественных исследователей не было. Практически все специалисты отмечали, что процессуальные профилактические меры выделяются из всей совокупности следственных и судебных действий именно по признаку целенаправленности. Многие процессуальные действия не предназначаются непосредственно для предупреждения преступлений, однако, исходя из конкретной ситуации, информация, полученная при их проведении, может служить основанием для осуществления последующих профилактических мероприятий органами дознания, следователем и судом.
Незамедлительное возбуждение уголовного дела и принятие соответствующих мер процессуального принуждения предупреждает новые правонарушения. Вовремя произведенное задержание и личный обыск подозреваемого, грамотно избранная мера пресечения, своевременное отстранение от должности и наложение ареста на имущество оказывает большое профилактическое воздействие как на лиц, совершивших общественно опасное деяние, так и на людей, осведомленных о нем.
В науке уголовно-процессуального права существует устойчивое мнение о том, что меры процессуального принуждения служат действенным правовым инструментарием профилактической деятельности в досудебном производстве и при рассмотрении уголовного дела судом[164].
Однако данные следственной и судебной практики и научные исследования этой области профилактического потенциала уголовно-процессуального права свидетельствуют о том, что в части эффективности функционирования механизма возмещения вреда от преступления существует достаточное количество нерешенных правовых и практических проблем[165].
И, наконец, в уголовно-процессуальном законе есть целый ряд процессуальных средств, непосредственно направленных на профилактику преступлений, применение которых в совокупности представляет собой специально-предупредительную деятельность в уголовном судопроизводстве.
По справедливому замечанию А.М. Жукова, «специально-предупреди-тельная деятельность составляет неотъемлемую часть профилактической работы по уголовному делу и заключается в выявлении и устранении причин и условий, способствующих совершению преступления»[166].
Правовой основой установления в процессе расследования и судебного рассмотрения обстоятельств, способствующих совершению преступления, является норма статьи 73 УПК РФ, в соответствии с которой они включены в предмет доказывания и подлежат выявлению при производстве по уголовному делу.
Законодатель также специально выделил дополнительные виды таких обстоятельств по отдельным категориям уголовных дел. Так, по делам в отношении несовершеннолетних, помимо доказывания обстоятельств, перечисленных в статье 73 УПК РФ, устанавливаются: а) условия жизни и воспитания несовершеннолетнего; б) уровень психического развития и иные особенности его личности; в) влияние на несовершеннолетнего старших по возрасту лиц;
г) возможность несовершеннолетнего в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими (статья 421 УПК РФ).
Однако выяснение указанных обстоятельств вовсе не самоцель. Г.С. Саркисов правильно отмечал, что даже самое идеальное исполнение лицом, производящим дознание, следователем, прокурором и судом требований закона о выяснении их ровным счетом ничего не дает в плане предупреждения преступлений, если за этим не последует мер к их устранению[167].
Формой реагирования дознавателя и следователя на выявленные в процессе расследования обстоятельства, способствующие совершению преступления, или другие нарушения закона является представление, которое в порядке статьи 158 УПК РФ направляется в соответствующую организацию или должностному лицу для принятия мер по устранению указанных обстоятельств. Суд устраняет эти обстоятельства посредством вынесения частного определения или постановления на основании статьи 29 УПК РФ.
Специалисты полагают, что представление есть процессуальный акт органов предварительного расследования, содержащий решение, обязывающее государственные органы, общественные организации, должностных лиц принять необходимые меры для устранения обстоятельств, способствующих совершению преступления, установленных по уголовному делу[168].
Профилактические аспекты каждой стадии судебного разбирательства в достаточной мере исследованы отечественными учеными[169].
И.И. Потеружа верно отмечал, что «судебное разбирательство уголовных дел и вынесение приговора имеет большое воспитательное и предупредительное значение. Раскрытие преступления, изобличение виновных в его совершении и справедливое их наказание являются важным средством предупреждения правонарушений».
По его мнению, «частное определение не является предположением суда о недостатках в деятельности предприятий, учреждений, организаций и должностных лиц о неправильном поведении отдельных граждан, которые способствовали совершению преступления. Оно также не является сигналом о недостатках, требующим дополнительной проверки всех указанных судом обстоятельств. Правовая природа частного определения заключается в том, что оно является решением суда по определенному вопросу и, как всякое судебное решение, обязательно к исполнению. В частном определении излагаются выявленные в судебном разбирательстве дела нарушения законов и другие недостатки в деятельности учреждений, предприятий, организаций и должностных лиц, а также факты неправильного, аморального поведения отдельных граждан, нарушения ими правил общежития»[170].
Уголовно-процессуальная наука, создавая специально-предупредительные меры профилактики преступлений, не может обойтись без междисциплинарного взаимодействия с другими юридическими науками.
Профессор А.С. Кобликов в этой связи писал, что «разработка вопроса о процессуальных мерах предупреждения преступлений должна опираться на данные как процессуальной науки, так и в значительной мере на выводы криминологии. Только на основе научных представлений о причинах преступности, причинах и условиях, способствующих совершению конкретных преступлений, принципах и способах предупреждения преступлений возможно успешное осуществление профилактической деятельности уголовно-процессуальны-ми средствами»[171].
Таким образом, рассмотрев феномен превенции преступлений в науке уголовно-процессуального права, мы делаем вывод о том, что под профилактической функцией уголовного судопроизводства специалисты понимают урегулированный уголовно-процессуальным правом механизм юридического воздействия на сознание, волю и поведение людей, направленный на недопущение совершения преступных деяний, реализующийся в деятельности органов обвинения и суда.
Содержанием профилактической функции уголовного судопроизводства являются процессуальные меры предупреждения преступлений, применяемые при производстве по уголовному делу органами расследования и судом, которые по своей правовой природе представляют собой процессуальные акты и действия.
Процессуальные меры предупреждения преступлений выделяются из всей совокупности следственных и судебных действий по признаку целенаправленности. К ним могут быть отнесены только те, которые непосредственно применяются в профилактических целях, либо прямо сформулированных в законе, или вытекающих из его содержания и назначения различных процессуальных действий.
Процессуальные меры предупреждения преступлений являются правовой основой для разрабатываемых криминалистикой форм и методов предотвращения преступной деятельности. Применение технических средств, тактических приемов и криминалистических методик в профилактических целях должно осуществляться в строгом соответствии с нормами уголовного судопроизводства.
Исследовав явление предупреждения преступлений в науке уголовного процесса, мы приступаем к изучению превенции преступлений в теории оперативно-розыскной деятельности.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 254; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!