Превенция в науке уголовного права



 

С тех пор, как возникло уголовное право и его нормы, являющиеся основой противодействия преступлениям в обществе, постепенно стало формироваться и теоретическое обоснование понятия и целей уголовного наказания как одного из основополагающих институтов науки уголовного права.

С начала XIX века европейские ученые-юристы достаточно серьезно занялись проблемой изучения вопроса: для чего, с какой целью наказывает государство?

В 1801 году немецкий ученый Карл Цахариэ, рассматривая теоретические проблемы целей наказания, обосновал абсолютную и относительную их теории, которые на протяжении развития человечества выражали принципиальную линию уголовной политики, являясь важным инструментом в руках государства. Позднее эта терминология была принята французской и русской классическими школами уголовного права.

Вслед за немецкими исследователями, на основе их работ, анализ абсолютных и относительных теорий целей уголовного наказания провел в своей фундаментальной работе «Учение о наказании в связи с тюрьмоведением», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1889 году, известный русский ученый профессор И.Я. Фойницкий[96].

Он писал, что «абсолютные теории (основоположниками которых являлись немецкие ученые Гейнце, Лейстнер и другие) видят в наказании акт самоцельный и независимый от каких бы то ни было результатов, которые им могут быть вызваны … он (акт) выше этих результатов … наказание имеет свои корни исключительно в прошедшем … и рассматривается, как нечто неизбежное, необходимое само по себе, в силу требований высших законов»[97].

На первом этапе древнейшие абсолютные теории видели в государстве только инструмент исполнения высших законов, а правом наказывать за совершение преступлений наделялся лишь бог либо силы космоса. В более поздних теоретических построениях сторонники абсолютных теорий уже признают государственный характер этих законов, однако наказание ими предполагается независимым от целей и является необходимой реакцией государства на факт совершения преступления. Причем форма реагирования государства на уголовно-правовые деликты проявляется в виде мести, возмездия и т.п.

В этой связи представляет интерес логика рассуждений Лейстнера, который уголовное право сравнивал с головой двуликого бога Януса, одна сторона которой является преступлением, а другая наказанием; и в этом, по справедливому замечанию профессора Н.С. Таганцева, абсолютная сторона этого учения.

При этом Лейстнер полагал, что преступление наказуемо не в силу своего практического, логического или эстетического значения, а только потому, что оно совершилось, и его виновник стал тем самым в такое юридическое отношение к пострадавшему, разрешение или обратную сторону которого представляет наказание. Необходимость применения наказания определяется интересами общественной безопасности, и притом не столько в интересах устрашения, сколько ввиду справедливых притязаний непосредственно пострадавшего, право на месть которого заменяется наказанием. И лишь в способе и приемах самого наказания государство может осуществлять и другие полезные цели[98].

Суть относительных теорий целей уголовного наказания заключалась в том, что с помощью применения наказания государство и общество уже стало добиваться известных целей, часть которых достигалась посредством угрозы наказания либо его исполнения.

Самой древней из относительных теорий является теория устрашения, содержание которой наиболее ярко проявляется в европейских и отечественных источниках уголовного права феодального периода.

По мнению профессора М.Ф. Владимирского-Буданова, устрашение населения являлось главной целью наказаний в московском праве, поскольку в Уложении 1649 года, устанавливающем применение жестких карательных мер к преступным деяниям, весьма часто повторяется: «чтобы иным, на то смотря, неповадно было так делать»[99], в судебниках его следов нет.

Главными средствами, способными навести на неблагонамеренных людей страх и ужас, удержать их от преступлений, были употребления болезненных и членовредительских наказаний (батоги и битье кнутом, урезание уха, клеймение, увечащие наказания), а также применение к преступникам смертной казни как в простом (обезглавливание и повешение), так и в квалифицированном исполнении (сожжение, залитие горла металлом, погребение заживо, колесование, четвертование, посажение на кол, распятие на кресте)[100].

Следующей в ряду относительных теорий целей уголовного наказания достойна упоминания теория общего предостережения (предупреждения), выдвинутая немецким ученым Бауэром, который, рассуждая о воспитательных мерах ограждения общества от преступлений, большую роль среди этих мер отводит наказанию, которое действует на чувственную и моральную сторону индивида, сдерживает в нем поползновения к преступному деянию, предостерегает его от совершения такого деяния. Это предостережение заключается в угрозе уголовного закона, оно должно укоренять в гражданах сознание противоправности преступлений и невозможности прибегать к деяниям, объявленным преступными[101].

Создатели теории частного (специального) предупреждения Грольман и Ливингстон, разрабатывая положения своей теории, основывались на утверждении о том, что любой человек, хотя бы раз совершивший преступление, автоматически склонен совершать их и в будущем. И в соответствии с этим постулатом задача теории специального предупреждения виделась им в том, чтобы удерживать от совершения будущих деликтов лишь указанную категорию лиц.

Симбиозом теорий общего и специального предупреждения стала теория психического принуждения, которую создал выдающийся немецкий ученый начала XIX века Ансельм Фейербах.

В своих теоретических построениях Фейербах отмечал, что человек, обуреваемый страстями, не может удержать себя в рамках законопослушного поведения. И поэтому тем побуждениям, которые толкают людей на совершение преступлений, нужно противопоставить другие мотивы, которые удерживали бы их в определенных границах. Это и достигается угрозой наказания; она направляется против всех вообще лиц, а не против данного преступника, и стремится к тому, чтобы в государстве не было преступно настроенных волей.

Наказанием государство создает меру психического воздействия на случай желания кем-либо совершить преступное деяние; оно принуждает преступника не совершать деяний, запрещенных законами, грозя ему в противном случае невыгодными чувственными последствиями.

Право угрозы наказанием, по Фейербаху, бесспорно, так как сама по себе угроза не нарушает ничьих благ; но для того, чтобы эта угроза была действительной, она должна быть осуществима; поэтому право применения наказания основывается, по Фейербаху, на праве уголовной угрозы; кто, несмотря на угрозу, учинил запрещенное деяние, тот, тем самым, добровольно подчинился исполнению угрозы.

Мера наказания, по Фейербаху, должна определятся, с одной стороны, важностью блага, нарушенного преступным деянием…, с другой – опасностью и силой чувственных побуждений, руководивших деятелем[102].

Значение теории психического принуждения, разработанной Фейербахом трудно переоценить. По сути дела, его идеи, соединившие аспекты общего и специального предупреждения, органично вошли сначала в немецкое, а затем в европейское уголовное законодательство и поныне являются отправной точкой обоснования превентивной роли уголовного закона.

Заслуга Фейербаха перед юридической наукой состоит также еще и в том, что свои соображения об общем и специальном предупреждении он воплотил в реальность, включив их в Баварский уголовный кодекс 1813 года (творцом которого он являлся), скопированный впоследствии многими странами[103].

Кроме целей общей и специальной превенции преступлений, наказание, конечно, имеет и другие, не менее значимые цели, которые изучаются в рамках иных уголовно-правовых теорий и в ходе нашего исследования не затрагиваются.

Идеи немецкой классической школы о профилактической цели уголовного наказания проникли во второй половине XIX века и в отечественную правовую науку, однако отношение к ним русских юристов на первых порах было неоднозначным.

Отчасти это было вызвано тем, что на рубеже XIX – XX веков среди представителей немецкой классической школы уголовного права разгорелась борьба за новое понимание целей уголовного наказания. Была взята под сомнение сама идея общего предупреждения, и основное внимание ученых сконцентрировалось на теории специального предупреждения.

Профессор М.П. Чубинский критически отмечал, что господствующим в этот период в науке являлось трехчленное деление целей наказания, наиболее развитое в работах профессора Берлинского университета Франца фон – Листа.

Им рекомендовалась цель устрашения по отношению к случайным преступникам, которых нет надобности исправлять, а нужно только дать им почувствовать мощь правопорядка; цель исправительная по отношению к привычным и профессиональным преступникам, за исключением тех упорных и не подающих надежду на исправление, которых Ломброзо и Ферри относят к прирожденным преступникам вообще, а Гарофало включает в свою первую группу тяжких злодеев; по отношению к этой категории указывается цель обеспечительная (обезвреживание)[104].

М.П. Чубинский был против этого господствующего мнения, но видел их заслугу в отрицании монистических теорий, односторонне выставлявших какую-нибудь одну цель наказания.

Различие взглядов ученых немецкой классической школы уголовного права на проблемы целей наказания в науке уголовного права отчасти способствовало тому, что в отечественной школе уголовного права (тесно связанной с немецкой классической школой) в начале XX века так и не сформировалось учение о превентивной цели уголовного закона, которая бы органично сочеталась с иными целями уголовного наказания.

Отсутствие четкой позиции по отношению к профилактической функции уголовного права обусловило появление среди российских ученых сильной поляризации мнений относительно целей уголовного наказания.

Так, виднейший представитель российской классической школы уголовного права профессор Н.С. Таганцев полагал, что цели наказания состоят в том, чтобы «заботиться о заглажении вреда, причиненного преступлением обществу, и об обеспечении общества от преступника». Однако при этом он же аргументировано доказывал, что «самое обнародование закона, воспрещающего известное деяние под страхом наказания или определяющего условия и размер ответственности … играет свою роль в правоохранительной деятельности государства, в особенности в значении наставительно-предупредительной меры по отношению к лицам, склонным к преступлению»[105].

Его современник – известный исследователь наказания приват – доцент Московского императорского университета С.В. Познышев придерживался монистической позиции, считая, что наказание имеет единственную цель – предупреждение преступлений. Он полагал, что «точное определение цели наказания … сводится к следующему: цель наказания заключается в том, чтобы, прочно ассоциируясь в мысли с данным недозволенным поведением, со всей доступной силой противодействовать возникновению и развитию стремления к этому поведению. Под общее понятие поведения подходит как совершение того, что законом запрещено (деяние), так и неисполнение того, что законом предписано (бездействие)».

При этом С.В. Познышев высказал довольно рациональную мысль о том, что «цель наказания не может заключаться ни в исключительно общем, ни исключительно в частном предупреждении преступлений; то и другое составляют не отдельные цели, а неразрывно друг с другом связанные моменты цели наказания, так сказать, ее отдельные стороны»[106].

Этой мыслью С.В. Познышев (хотя и был сторонником монистической концепции) предвосхитил современное понимание превенции в отечественной науке уголовного права, а результаты его исследований послужили отправной точкой для дальнейшего изучения института наказания.

В первые годы советской власти возобновилась активная теоретическая разработка задач общего и специального предупреждения преступлений.

В 1923 году в журнале «Советское право» была опубликована статья профессора А.А. Пионтковского, в которой подчеркивалось, что закрепление общепредупредительной задачи наказания в статье 8 УК РСФСР (1922 года) имеет принципиальное значение, ибо опровергает мнение о воплощении в кодексе идей социологической школы, так как социологи берут за основу уголовной политики только специально-превентивные задачи[107].

Им же в этой статье была высказана идея о том, что соотношение общего и частного предупреждения зависит от конкретной социально-политической обстановки и что дальнейшее развитие советской уголовной политики пойдет по пути усиления специальной, а не общей превенции. Он полагал, что «на первых стадиях пролетарской диктатуры … выдвигается настойчивая потребность частичной реализации общепревентивного действия карательной деятельности пролетарского государства … По мере укрепления советского строя и роста социалистического строительства … задача специального предупреждения при применении мер социальной защиты должна все в большей области борьбы с преступностью выдвигаться на первое место».

Это мнение А.А. Пионтковского было поддержано многими учеными – юристами того времени и нашло свое отражение в Воззвании бюро Международного союза советских криминалистов «К криминалистам – революционным марксистам», опубликованном в газете «Правда» в 1925 году[108]. В этом документе, подписанном рядом ведущих специалистов, говорилось, что в начальный период пролетарской диктатуры цель наказания (в этот период наказание было заменено термином « меры социальной защиты») не может ограничиваться осуществлением только специального предупреждения, а должна преследовать и общее предупреждение. Они также полагали, что впоследствии, по истечении первоначального этапа диктатуры, на первом месте будут превалировать уже задачи специального предупреждения преступлений.

Безусловно, эта позиция части российских исследователей оказала существенное влияние на понимание целей наказания в теории уголовного права в советский период и даже позднее. По сути дела, с этого момента начался период более глубокой и детальной проработки теоретических проблем общей и специальной превенции в отечественной уголовно-правовой науке.

В 20-х годах прошлого столетия в советской печати разгорелась горячая полемика между двумя группами сторонников идей общего и специального предупреждения. Отоглоски этой борьбы дошли до нас в работах известных в тот период ученых.

Первая группа специалистов (М.М. Исаев, А.А. Пионтковский и др.) считала, что «явилось бы совершенно нецелесообразным, было бы своего рода уголовно-политическим легкомыслием, «детской болезнью» левизны строить систему уголовно-правового принуждения пролетарского государства на первых стадиях диктатуры пролетариата, на стремлении осуществить исключительно специально-превентивные цели карательной деятельности, отодвигая на задний план значение достижения общепревентивных задач».

Они полагали, что «в области тех преступлений, где признана особая важность достижения общепревентивных задач карательной деятельности, карательные последствия должны быть сообразованы больше с объективной опасностью преступного деяния, чем с субъективной опасностью преступного деятеля; цели специальной превенции должны быть отодвинуты на задний план»[109]. Эта точка зрения, как было отмечено ранее, нашла свое отражение в Воззвании от 22 июня 1925 года к криминалистам – революционным марксистам.

Выразителем идей другой группы ученых выступил профессор
М.А. Чельцов – Бебутов, который в своей большой статье, напечатанной в двух номерах журнала «Вестник советской юстиции» в январе 1926 года, подверг резкой критике позицию сторонников идеи общепревентивных задач уголовного закона и пытался аргументировано доказать несостоятельность их позиции. Он считал, что безличное действие уголовно-правовой угрозы (изданного законодателем уголовного закона), обращенной к неограниченному числу граждан, можно установить только путем отвлеченных выкладок в кабинете.

При этом М.А. Чельцов – Бебутов негативно оценивал результаты эмпирического исследования действия угрозы наказанием, проведенное в 1924 году профессором М.М. Исаевым, приводя в статье данные собственных социологических исследований, и не соглашался с принятым организационным бюро Союза советских криминалистов тезисом о необходимости сохранения начала общего предупреждения.

Он полагал, что «угрозы закона, которые не реализуются полностью, гораздо больше вредят делу борьбы с преступностью, чем предоставление суду самой широкой свободы в выборе мер защиты (наказания). В этих именно случаях карательная деятельность, этот меч без рукоятки, ранит более того, кто им пользуется, чем того, кто подвергается его ударам … Рационально поставленная защита правопорядка от каждого преступника, соразмеренная с его опасностью, в конечном итоге окажет свое воспитательное и мотивирующее воздействие на все общество. Посредством специального предупреждения будет достигаться и предупреждение общее»[110].

В 20-е годы прошлого столетия, пока российские теоретики пытались в жарких научных спорах определить место превенции в науке уголовного права, на практике в отношении многих людей широко применялись внесудебные репрессии, а предупредительная функция уголовного закона использовалась новой властью в качестве вспомогательного инструментария в классовой борьбе. Появлялись «новые формы» использования познаний о предупредительной функции уголовного закона.

Один из пропагандистов таких форм (который предусмотрительно опубликовал свою статью под псевдонимом Х.) писал: «Можно с уверенностью сказать, что любой преступник, предупрежденный о том, что в случае совершения такого-то преступления он первым будет привлечен к ответственности, откажется от уже обдуманного им преступления.

Для этого орган по борьбе с преступностью, получив гласным или негласным путем сведения о грозящей деревенскому активисту опасности со стороны такого-то лица, призывает последнего, путем опроса выясняет обстоятельства данного дела, предупреждает об ожидающей его ответственности и отбирает у него подписку в том, что он обязуется нигде и никогда не только не мстить, но и вообще не принимать никаких действий в ущерб такому-то активисту.

Такой предупредительный прием должен иметь огромное значение не только в отношении данной конкретной угрозы, но и вообще всяких угроз по адресу деревенского активиста, даже со стороны других кулаков, которые не пожелают навлечь ответственности на того, у кого отобрана подписка»[111].

Споры о целесообразности включения профилактической цели уголовного наказания в предмет уголовно-правовой науки закончились победой сторонников предупредительной роли уголовного закона, о чем красноречиво свидетельствует уголовное законодательство советского периода.

На этом этапе развития отечественного уголовного права впервые были законодательно сформулированы цели уголовного наказания, среди которых прочное место заняла превенция преступлений. Уже в статье 8 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР 1919 года устанавливалось, что «задача наказания – охрана общественного порядка от совершившего преступление или покушавшегося на совершение такового и от будущих возможных преступлений, как данного лица, так и других».

Статья 8 Уголовного кодекса РСФСР 1922 года гласила о том, что целью наказания являются: «а) общее предупреждение новых правонарушений как со стороны нарушителя, так и со стороны других неустойчивых членов общества; б) приспособление нарушителя к условиям общежития путем исправительно-трудового воздействия; в) лишение преступника возможности совершения дальнейших преступлений»[112].

 В Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 года говорилось, что «меры социальной защиты применяются с целью: а) предупреждения преступлений; б) лишения общественно опасных элементов возможности совершать новые преступления; в) исправительно-трудового воздействия на осужденных»[113].

Впоследствии правовые идеи о превентивной роли уголовного закона нашли свое отражение и в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года, и в изданных в 1958 году Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, и в последующих изданиях уголовных кодексов союзных республик (Уголовный кодекс РСФСР 1960 года).

Статья 2 Уголовного кодекса Российской Федерации, вступившего в действие с 1 января 1997 года, провозглашает задачами настоящего Кодекса: охрану прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений[114].

Действующий уголовный закон, наряду с охраной различных видов общественных отношений, равнозначно ставит своей задачей также и предупреждение преступлений. Осуществляя эту важную задачу, законодатель устанавливает основание и принципы уголовной ответственности, определяет, какие опасные для объектов уголовной правоохраны деяния признаются преступлениями, и определяет виды наказаний за совершение преступлений.

В совокупности всех видов предупредительной деятельности уголовно-правовые нормы занимают одно из главных мест в сфере влияния на процесс предупреждения преступлений. По мнению профессора Э.А. Саркисовой, уголовно-правовое предупреждение преступлений выражается в следующих его проявлениях:

1. В уголовно-правовом воздействии на причины и условия, способствующие совершению преступлений, для устранения или ограничения действия конкретных криминогенных факторов.

2. В уголовно-правовом воздействии на сознание неустойчивых граждан (общепредупредительное воздействие).

3. В воздействии уголовного права на лиц, совершивших преступления, для исключения повторного их совершения (частнопредупредительное воздействие)[115].

При этом Э.А. Саркисова выделяет внутри основных направлений и частные пути осуществления предупредительной функции уголовного права, к которым относит препятствование доведению до конца начатых преступлений, способствование предотвращению или уменьшению общественно опасных последствий, обеспечение реализации принципа неотвратимости ответственности и др.

Реализация превентивной функции уголовного права в настоящее время осуществляется, как правило, несколькими путями:

Во-первых, объявляя преступными различные общественно опасные деяния, законодатель устанавливает перечень уголовно правовых запретов и основания уголовной ответственности. По мере изменения общественных отношений этот перечень может либо дополняться новыми уголовно-правовыми запретами[116], или из него исключаются декриминализованные нормы;

Во-вторых, за совершение каждого из уголовно-правовых деликтов законодатель устанавливает соответствующие санкции и определяет в законе объем карательной политики;

В-третьих, устанавливаются и расширяются уголовно-правовые меры воздействия, лежащие за пределами наказания, вводятся и расширяются средства поощрения, стимулирующие, с точки зрения права, посткриминальное поведение виновного[117];

В-четвертых, совершенствуется практика применения уголовно-правовых норм, направленных на предупреждение преступлений;

В-пятых, предпринимаются активные меры для повышения эффективности уголовно-правовых мер воздействия;

В-шестых, углубляется и расширяется пропаганда уголовного законодательства, повышается уровень правосознания граждан и их правовая активность[118].

Чтобы реально оценить возможности предупредительной функции уголовного права, необходимо детально рассмотреть нормы уголовного закона, непосредственно направленные на профилактику преступлений.

В Уголовном кодексе, вступившем в действие 1 января 1997 года, по мнению профессора Н.Ф. Кузнецовой предупредительная задача решается следующими средствами.

Во-первых, расширены сферы действия нормы о добровольном отказе от преступления.

Во-вторых, увеличено количество обстоятельств, исключающих преступность деяния.

В-третьих, умножены нормы о деятельном раскаянии как основании освобождения от уголовной ответственности и наказания.

В-четвертых, усилена криминализация деяний, которые служат условиями совершения тяжких преступлений.

 

В-пятых, общей и специальной превенцией наказания[119].

Безусловно, по сравнению с Уголовным кодексом 1960 года в ныне действующем уголовном законе добровольный отказ от совершения преступления регламентируется уже не двумя, а пятью статьями, и это обстоятельство призвано более активно стимулировать позитивное поведение лиц, принявших окончательное и бесповоротное решение о прекращении преступной деятельности.

Увеличение законодателем в Уголовном кодексе РФ втрое (с двух до шести) системы юридических норм об обстоятельствах, исключающих преступность деяния (и выделение их в отдельную главу 8), активнейшим образом способствует профилактике делинквентного поведения, побуждает граждан к социально полезным действиям (например, к защите от преступных посягательств на жизнь, здоровье, собственность, к действиям по задержанию лица, совершившего преступление и т.п.).

В новом УК существенно расширены возможности профилактического воздействия на преступность еще одного предупредительного средства – института деятельного раскаяния. Ученые уже достаточно давно полагают, что этот институт является наиболее реальным способом повышения роли уголовного закона в профилактике наступления тяжких последствий от преступлений и их ликвидации. Они выступают за включение в диспозиции некоторых норм Особенной части Уголовного кодекса признаков, характеризующих позитивное поведение лица после совершения преступления, направленное на предотвращение вредных последствий или их ликвидацию, в качестве смягчающих обстоятельств, образующих привилегированные составы[120].

Вероятно, достаточная теоретическая разработанность и обоснованность этой проблемы побудила законодателя во имя решения предупредительной задачи троекратно увеличить количество норм о деятельном раскаянии в Особенной части Уголовного кодекса (их там теперь тринадцать) и ввести в Общую часть ранее неизвестные виды освобождения от уголовной ответственности (освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием и освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим).

В УК РФ в качестве еще одного профилактического средства активно используются нормы с так называемой «двойной превенцией». Эти нормы призваны предупреждать не только преступления, охватываемые их диспозициями, но и более опасные преступления.

К примеру, достаточно большое количество тяжких и особо тяжких преступлений в Российской Федерации совершается с применением оружия, и законодатель, зная это, расширил в Уголовном кодексе (до пяти) количество составов преступлений, предусматривающих уголовную ответственность за неправомерный оборот оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. При этом, решая задачу предупреждения указанных преступлений, эти нормы предотвращают и более опасные преступления (терроризм, убийства, причинение вреда здоровью, корыстно-насильственные преступления и др.).

Заключительной и, пожалуй, самой важной составляющей профилактического потенциала уголовного закона (о которой в числе других уже упоминала профессор Н.Ф. Кузнецова) является общая и специальная превенция наказания.

Наказание как социально-правовое явление нашей государственной реальности предстает в трех ипостасях: правовая абстракция, мера государственного принуждения и массовый управленческий процесс.

Профессор Д.А. Шестаков отмечает, что наказание в качестве правовой абстракции (юридического установления) отнюдь не эфемерно, оно играет в государственной жизни реальную роль. Установленное законом наказание, порицая запрещенное вредное поведение, с одной стороны, с другой стороны, подкрепляет, усиливает составляющую ему противоположность общественно- полезную деятельность. По его мнению, сущность наказания как современного уголовно-правового института состоит в принудительном перемещении преступника в условия, которые должны способствовать предупреждению преступлений[121].

Однако в реализации этой составляющей профилактического потенциала уголовного права есть все же большие проблемы, связанные с недостатками в конструкции некоторых уголовно-правовых норм, допущенных разработчиками в период подготовки проекта Уголовного кодекса 1996 года к изданию. Наиболее ярко это видно на примере того, как сконструирована норма статьи 157 УК РФ, предусматривающая уголовную ответственность за злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей (кстати, эта норма тоже с «многочисленной превенцией»).

Данные многих исследований указывают на повышенную криминогенность воспитания в неполной семье[122]. Ежегодно в стране расторгается свыше 900 тысяч браков и в результате этого 99 % детей после развода автоматически «присваиваются» матерям. При этом лишь каждый десятый бывший муж принимает активное участие в жизни детей беспрепятственно, остальные вовсе не имеют доступа к своим детям. Примерно 700 – 800 тысяч отцов уклоняются от уплаты алиментов, поскольку в экономике переходного периода существует такое явление, как скрытая занятость и т.п.[123].

Криминологами уже давно доказано, что изменение материально-бытовых возможностей в семье в сторону их ухудшения, вызванное отсутствием одного из родителей, может легко включить механизм индивидуального преступного поведения детей[124].

Как известно, санкции статьи 157 УК РФ  предусматривают наказание за совершение этого преступления в виде обязательных работ, исправительных работ либо ареста (два из этих видов наказаний в Российской Федерации фактически не исполняются), а исправительные работы могут быть применены только к работающему лицу (что также невыполнимо в условиях скрытой занятости), и, следовательно, эти санкции совершенно не способны оказывать превентивное воздействие на абсолютное большинство правонарушителей.

Таким образом, на наглядном примере мы продемонстрировали, как совершенно криминологически необоснованная мягкость санкций и неопределенность механизма их исполнения порой не способствуют превентивному воздействию на сознание граждан в качестве фактора сдерживания от совершения подобных преступлений[125].

В свете вышесказанного, нам представляется правильным утверждение О.К. Павловой о том, что в целях обеспечения общей профилактики крайне важно конструирование санкций уголовно-правовых норм таким образом, чтобы они соответствовали общественной опасности преступления, за которое они предусматриваются, поскольку именно санкции являются критерием общественной опасности преступления[126].

Превентивная цель уголовного наказания наиболее успешно реализуется лишь тогда, когда субъекты правоприменительной деятельности наиболее эффективно используют весь потенциал этого уголовно-правового института в организации борьбы с преступностью.

В.З. Лукашевич и В.С. Прохоров отмечают, что предупредительное, профилактическое влияние норм уголовного права будет повышаться в той степени, в какой население будет все больше убеждаться, что они действительно применяются в судебной практике и виновные осуждаются к справедливым мерам уголовного наказания по приговорам судов.

Кроме этого, результаты их исследований свидетельствуют о том, что далеко не всегда принцип неотвратимости наказания реализуется в деятельности органов государственного управления, так как только одно из четырех зарегистрированных преступлений влечет за собой судебное разбирательство и признание лиц виновными по приговорам судов. А если говорить о всех реально совершенных преступлениях (включая и латентные), то неотвратимость ответственности и наказания осуществляется лишь только к каждому одиннадцатому преступлению, а десять остаются безнаказанными[127].

В современной России накопилось достаточно много объективных и субъективных причин, препятствующих реальному осуществлению профилактического содержания уголовного права, но это не значит, что государство и общество должны закрывать глаза на эту проблему. По мере укрепления экономического потенциала нашего государства, без всяких сомнений, предупредительная роль уголовно-правовых норм будет усиливаться.

Методы осуществления предупредительной функции уголовного закона базируются на общепризнанных теоретических положениях о государственном убеждении и принуждении и их роли в реализации правовых норм.

Мы согласны с мнением профессора Э.А. Саркисовой, что частнопредупредительная функция уголовного права всегда реализуется на базе принуждения, в условиях принуждения, несмотря на то, что и метод убеждения получает здесь свою некоторую реализацию.

Однако вместе с тем, на наш взгляд, сегодня является спорным выдвинутое ею положение, о том, что весьма эффективным средством обеспечения общепредупредительной функции является убеждение, поскольку большинство граждан не нарушает этих запретов в силу выработанной в сознании убежденности в необходимости соблюдения правовых требований[128].

В советский период это положение было, безусловно, справедливым, поскольку такое убеждение, в первую очередь, формировалось наличием существовавших тогда идеологии и морали, являвшихся краеугольными камнями в формировании такой убежденности.

Мы полагаем, что в современной социальной реальности главным и основным средством обеспечения общепредупредительной составляющей отечественного уголовного права все же останется безличная угроза наказанием (психическое принуждение), а убеждение, как метод, будет постепенно увеличивать свой удельный вес по мере становления и усиления государственных и общественных институтов сдерживания делинквентного поведения.

В нынешнем же понимании уголовное право обладает общепредупредительным воздействием в трех видах: оно может иметь эффект устрашения, может усиливать моральные запреты (моральный эффект) и может стимулировать привычное поведение законопослушных граждан[129].

Рассмотрев пути реализации предупредительной функции уголовного права, мы вплотную подошли к вопросу определения понятия общего предупреждения.

Самое емкое, на наш взгляд, определение общего предупреждения предлагает С.В. Полубинская, которая, проведя анализ теоретических представлений и некоторых результатов эмпирических исследований, пришла к выводу, что общее предупреждение можно рассматривать в двух аспектах: в узком (как уголовно-правовую категорию) и в широком, в контексте общей социализации личности.

По ее мнению, в узком смысле общее предупреждение преступлений заключается в оказании в большей мере устрашающего, а в меньшей мере воспитательного воздействия на лиц, склонных к совершению преступлений (мотивационное воздействие оказывается в этом случае угрозой наказания).

Общее предупреждение, включаемое в процесс социализации личности, состоит в воспитательном воздействии на всех членов общества, в усвоении ими норм и ценностей, охраняемых специфическими средствами уголовного права (мотивационное воздействие при этом оказывают усвоенные нормы и ценности).

Мы согласны с утверждением С.В. Полубинской о том, что общее предупреждение, понимаемое в широком смысле, уже не является только целью уголовного наказания, выходя за эти рамки, что дает возможность говорить об общепредупредительном воздействии всего уголовного права, складывающегося из суммарного воздействия запрета (его содержания) и наказания (как показателя оценки определенного поведения)[130].

Специальное предупреждение преступлений (как цель уголовного наказания) заключается в предупреждении совершения новых преступлений лицами, ранее их совершившими. В основе специальной профилактики лежит применение мер уголовной ответственности и наказания.

Существо изложенного нами материала подводит нас к мысли о существовании самостоятельного вида превенции – уголовно-правовой профилактики. Ряд авторов придерживаются мнения о том, что уголовная профилактика некоторым образом отличается от других подсистем предупреждения преступности.

Так, Э.А. Саркисова видит разницу между уголовно-правовой и криминологической профилактикой в объеме предупредительных мер воздействия на преступность[131].

Более обоснованными, на наш взгляд, являются выводы профессора
В.С. Устинова о том, что уголовно-правовая профилактика отличается от криминологической по методам, объекту и результатам воздействия.

По его мнению, криминологическое предупреждение обосновывается главным образом на методах убеждения и методах неуголовно-правового принуждения (например, административное наказание). В уголовно-правовой же профилактике убеждение используется только в форме угрозы (если это можно назвать убеждением).

Криминологическая профилактика воздействует как на внутренние, так и на внешние причины и условия совершения конкретных преступлений, а уголовно-правовое предупреждение – только на причины и условия внутреннего характера, то есть факторы, относящиеся к личности.

Методы криминологической профилактики более разнообразны, чем методы уголовно-правовой профилактики, но менее специфичны. Методы криминологической профилактики в большинстве случаев по содержанию совпадают с методами общесоциальной деятельности: они имеют экономический, организационный, идеологический и правовой характер. В уголовно-правовой профилактике используется только один метод – уголовная ответственность и наказание, обладающие свойствами принуждения и убеждения.

В.С. Устинов полагает, что объектом криминологической профилактики являются детерминанты на уровне конкретных преступлений, субъективные факторы внешнего и внутреннего характера. Объектом уголовно-правовой профилактики является еще более ограниченный круг негативных факторов – это внутренние субъективные факторы, относящиеся к личности.

Собственно криминологическая профилактика преступлений, по его утверждению, направлена на нравственное исправление, а уголовно-правовая профилактика, как правило, ограничивается так называемым юридическим исправлением[132].

Проведенное нами исследование позволяет сделать выводы о том, что в уголовно-правовой науке существует относительно самостоятельная научная и правовая категория – уголовно-правовая профилактика, которая отличается от других подсистем предупреждения преступности.

По существу, уголовно-правовая профилактика представляет из себя деятельность по реализации предупредительного действия уголовной ответственности и наказания. Эта деятельность подкреплена соответствующим законодательным обеспечением и аргументирована достаточно внушительным количеством научных исследований отечественных и зарубежных ученых.

В системе уголовно-правовой профилактики выделяются два подвида (подсистемы) – общее и специальное предупреждение, которые отличаются по форме реализации метода уголовной ответственности и наказания. В основе общего предупреждения лежит безличная угроза уголовного закона. А задачи специальной превенции реализуются путем применения уголовной ответственности и наказания.

Правовой основой уголовно-правовой превенции являются установленные высшим законодательным органом Российской Федерации нормы уголовного закона, определяющие задачи уголовного законодательства, основания уголовной ответственности и освобождения от оной, предусматривающие преступность и наказуемость деяний и др.[133].

Профилактическая функция уголовного закона представляет собой механизм удержания неустойчивых лиц от совершения преступлений, который проявляется и реализуется в процессе деятельности законодателя, правоохранительных органов и общественности по определению, установлению и применению уголовно-правовых мер борьбы с преступлениями и направлен на устранение, подавление и локализацию причин и условий, вызывающих их к жизни[134]. Приведение в действие этого механизма осуществляется с помощью технических средств, тактических приемов и методик, разрабатываемых криминалистикой.

Рассмотрев теоретические и прикладные аспекты превенции в уголовном праве, в следующем параграфе нашей работы мы приступаем к изучению явления предупреждения преступлений в науке уголовного процесса.

 

 


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 691; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!