Тех НОЛОгИчеСкИ-СВЯзАННые ИНСТИТуЦИИ И СОЦИАЛьНОе укОРеНеНИе

ТехНОЛОгИй шИРОкОгО пРИМеНеНИЯ*

Ключевые слова: институции, технологический детерминизм, институциональный детерминизм, тех- ноцентричные теории, технологически-связанные институции, социоментальное укоренение.

Ст атья посвящена выявлению роли ин- ститутов и технологий как факторов долгосрочного развития экономики. Выде- ляются методологические противоречия, связанные с чрезмерно жестким противо- поставлением технологического и институ- ционального детерминизма, размытостью трактовок институтов, нечетким понима- нием взаимосвязи реального и ментального аспектов институционализации технологий широкого применения. Автор предпринима- ет попытку разрешения этих методологи- ческих противоречий на основе концепции технологически-связанных институций. Да- ется авторская трактовка понятия инсти- туций, под которыми понимаются статус- ные функции, социально приписанные или закрепленные за субъектами, объектами и процессами. Автор приходит к выводу, что новые технологии начинают институцио- нализироваться с момента своего возникно- вения, поскольку они создают новые способы действий, которые порождают новые или встраиваются в уже существующие виды деятельности (институции). Социальное укоренение означает не только рутиниза- цию и распространение рожденных новой технологией способов действий и видов де- ятельности, но и закрепление устойчивых представлений, убеждений и стереотипов в общественном сознании.

The article is devoted to the role of institutions and technologies as factors of long-term economic development. There are underlined the methodological controversies related to overly rigid opposition of technological and institutional determinism, inaccuracy of institutions interpretations, indecipherable understanding of the relationship of the real and the mental aspects of the general purpose technologies institutionalization. The author attempts to resolve these methodological contradictions based on the concept of technology-related institutions. It is given the author’s interpretation of the concept of institutions, which are defined as status functions, socially assigned or attached to the subjects, objects and processes. The author concludes that new technologies begin to institutionalize since its inception, because they create new ways to actions that generate new or integrated into existing activities (institutions). Social rooting means not only routinization and dissemination of ways of action and activities that was born by new technologies methods, but also securing of sustainable ideas, beliefs and stereotypes in the public consciousness.

* Статья подготовлена в рамках государственного задания Минобрнауки РФ (шифр заявки № 6.1987.2011), при поддержке РГНФ (проекты № 13-32-01298, 13-32-01033 и 12-12-34003) и РФФИ (проект № 13-06-97094).

Frolov daniil petrovich

(Sc.D., Professor, Volgograd State university, Head of the department of marketing and advertising, Volgograd, Russia)

E-mail: ecodev@mail.ru

TecHNOlOgIcAl-RelATed INSTITUTIONS ANd SOcIOMeNTAl

ROOTINg OF geNeRAl pURpOSe TecHNOlOgIeS

Key words: institutions, technological determinism, institutional determinism technocetric theory, technology- related institutions, sociomental rooting.

В экономической науке и институцио- нальной экономической теории в частности продолжаются активные дискуссии о роли и взаимодействии институтов и технологий как факторов долгосрочного развития эко- номики. Главной проблемой являются эво- люционно сложившиеся методологические конвенции, принявшие характер когнитив- ных «ловушек». Они связаны с чрезмерно жестким противопоставлением технологи- ческого и институционального детерминиз- ма, размытостью трактовок институтов, не- четким пониманием взаимосвязи реального и ментального аспектов институционализации технологий широкого применения (general purpose technologies). Цель данной статьи состоит в попытке разрешения этих методо- логических противоречий на основе концеп- ции технологически-связанных институций.

Оппозиция технологического и институ-

ционального детерминизма

В экономической науке современности фактически идет необъявленная «холодная война». Сложились два «противоборству- ющих лагеря», активно дистанцирующиеся друг от друга. Первый лагерь – институци-

ональная экономика, представители которой рассматривают институты как фундамен- тальную причину долгосрочного экономи- ческого роста (начиная с книги Д. Норта и Р. Томаса 1973 г. и вплоть до прорывных работ Д. Асемоглу с соавторами). Второй лагерь – неоклассическая экономика: по мнению ее сторонников, технологии выступают самым важным источником роста на макроуровне (начало этому подходу было положено ста- тьей Р. Солоу 1956 г. и продолжилось иссле- дованиями С. Кузнеца, П. Ромера, Р. Лукаса, Э. Хелпмана и др.). Странным образом ко второму лагерю примыкает и эволюцион- ная экономика, явно позиционирующаяся в статусе гетеродоксального научного на- правления, конкурирующего с неокласси- ческим мейнстримом. Хотя ее основатель Й. Шумпетер в «Теории экономического развития» (1911 г.) подразумевал под но- выми комбинациями не только технологи- ческие, но также маркетинговые (освоение нового рынка сбыта) и организационные (реструктуризация) инновации, впослед- ствии его концепция чаще всего исполь- зовалась в суженном, «техноцентричном» варианте. В этом русле развивались эволю- ционные теории технологических систем

Ноосферная и постиндустриальная экономика

(К. Фримен) и парадигм (Дж. Дози), техно- экономических (К. Перес) и инновацион- ных (М. Хирука) парадигм, национальных (К. Фримен, Б.-А. Лундвалл) и региональ- ных (Б. Эшейм) инновационных систем.

Не случайно представления о логике эко- номического роста у неоклассиков и эволю- ционистов крайне близки, если не тожде- ственны. С неоклассических позиций, рост экономики происходит в двухпотоковом ре- жиме: поток I образует равномерный рост, генерируемый инкрементными (улучшаю- щими) инновациями; поток II – неравномер- ный рост, создаваемый технологиями широ- кого применения (ТШП), начинающийся с затяжного медленного темпа и переходящий в стремительное ускорение. Причина нерав- номерности – издержки адаптации к новой ТШП (переобучение, затраты на создание ТШП-совместимых ресурсов и форм орга- низации производства и т.д.). Новые ТШП вызывают цикл изменения стоимости фон- дового рынка по отношению к ВВП, отражая усиление роли в экономике фирм, использу- ющих новую технологию. В свою очередь, видение эволюционистов состоит в следу- ющем. Новые технологии объединяются в пулы (системы, парадигмы, макрогенерации и т.д.), драйверами которых являются ТШП. Именно ТШП являются критерием периоди- зации технологического развития с выделе- нием эпох, революций, волн и т.п. Новые тех- нологические пулы конкурируют за ресурсы со старыми, вызывая смену приоритетов ин- вестирования и эволюционные изменения капитализации компаний на фондовом рын- ке. Смена доминирующих ТШП повышает издержки адаптации и приводит к «разры- вам», «паузам», «переломным моментам» между фазами их становления и экспансии.

После прохождения пика глобального кри- зиса в центре внимания ученых и политиков оказались кардинальные технологические изменения, понимаемые как главный фак- тор преодоления посткризисной рецессии и выхода на траекторию интенсивного эко-

номического развития. Основные надежды экспертов связываются с прогрессом нано- технологий и их конвергенцией с биологиче- скими, информационными и когнитивными технологиями (NBIC-конвергенция). Это вполне соответствует неоклассическим и эволюционистским представлениям, но рас- ходится со взглядами убежденных инсти- туционалистов и, как минимум, выражает- ся в недооценке роли институционального фактора экономической эволюции и недо- статочном понимании тесной связи инсти- тутов с технологическими изменениями.

Технологический детерминизм – мощная концептуальная установка, выражающаяся в признании доминирующей роли технологий в экономическом развитии (с учетом его мно- гофакторной и кумулятивной причинности) и отведении остальным факторам подчинен- ного, второстепенного значения. Институты

− наиболее «слабое звено» многочисленных концепций и теорий технологического про- гресса. Стремление к объективности и не- оклассической «элегантности» эволюцио- нистских моделей экономического роста и кризиса ведет к обеднению их институцио- нального содержания, подводя к тщательно табуируемой академическим сообществом мысли об иллюзии концептуального един- ства институционально-эволюционной те- ории. Большинство теоретиков эволюцион- ной экономики сосредоточено в основном на изучении динамики и форм научно-техни- ческого развития, особенно механизмов за- рождения и диффузии крупных «кластеров» инноваций, лишь косвенно или неявно учи- тывая влияние институциональной среды. В свою очередь, институциональные экономи- сты сконцентрированы на анализе факторов и способов минимизации трансакционных издержек взаимодействий агентов и органи- заций в высокотехнологичном мире, каче- ственные характеристики которого обычно принимаются как заданные. В результате институциональные аспекты исследований эволюции технологий разрабатываются по

остаточному принципу, опираясь на пре-

дельно общие представления об институтах.

Поскольку эвристический потенциал институционализма в анализе глобального технологического прогресса задействован недостаточно, происходит выраженное за- цикливание эволюционистов на техноло- гиях как главном факторе роста, хотя этот подход является неоклассическим по сути и восходит к научной традиции Р. Солоу. Эта ситуация – специфическое, гносеологиче- ское отражение эффекта path dependence, ведущее к парадоксальному синтезу и формированию пронеоклассической эво- люционной экономики. Технологический детерминизм не только является значи- тельным методологическим препятствием для совершенствования и взаимного обо- гащения институциональной и эволюци- онной экономики, но и затрудняет без того крайне сложный анализ развития и конку- ренции технологий широкого применения.

Более того, современный технологиче- ский детерминизм (в том числе в «мягких» формах проявления) по сути является моди- фицированной версией концепции базиса и надстройки (К. Маркс, 1859 г.). Господ- ствующий тип производственных отноше- ний – это (в обновленной терминологии) и есть техноэкономическая (технологическая, инновационная и т.д.) парадигма, техноло- гический уклад и др. При этом диалектика производительных сил и производственных отношений выхолащивается и заменяет- ся неявным приматом средств труда. Про- должает консервативно воспроизводиться прямолинейно понимаемая идея К. Маркса о подчиненности институциональной над- стройки технологическому базису (в ори- гинале рассматривавшаяся как взаимодей- ствие формы и содержания), хотя гораздо продуктивнее был бы переход к осмысле- нию равноправности институтов и техно- логий. Маргинализированной оказалась идея Д. Норта о построении общей теории технологических и институциональных из-

менений, ключевой тезис которой состоит в том, что институты наряду с технологиями определяют структуру издержек трансакций и трансформаций1. Однако более востребо- ванными остаются концепции, механиче- ски связывающие технологии с трансфор- мациями, а институты – с трансакциями.

В результате приоритет явно отдается односторонним техноцентричным теори- ям и концепциям, в которых институтам явно или неявно отводится роль «оков раз- вития». Наиболее распространены сле- дующие стереотипные представления:

– институциональная структура и ин- фраструктура устойчивы к изменениям и медленно адаптируются к технологической среде;

– институты обусловливают инерцию из- менений технологий широкого применения, порождая их зависимость от предшествую- щего развития (path dependence) и эффект блокировки (lock-in);

– институты образуют среду, поддержи- вающую или препятствующую экспансии магистральных инноваций;

– главные свойства социоинституцио- нальной структуры состоят в инертности и сопротивляемости переменам.

Несколько «выбивается» из общего ряда позиция С. Глазьева, считающего, что инсти- туты – проводники и адапторы технологиче- ского уклада; они способствуют внедрению новых технологий, закрепляют изменения в моделях потребления и образе жизни; при этом в разных фазах жизненного цикла ново- го уклада требуются разные институты2. Но и в этом случае речь идет, скорее, о расста- новке акцентов, поскольку и К. Перес, и М. Хирука, и другие известные эволюционисты также отмечали значение сцеплений и раз- рывов между технологиями и институтами, но в большей степени привлекали внима- ние к возникающим негативным моментам.

Институциональный детерминизм (как альтернатива технологическому) также свя- зан с рядом фундаментальных проблем. Во-

Ноосферная и посиндустриальная экономика

первых, сам по себе он является следствием завышенных амбиций институционализма, который, исторически выступая главным конкурентом неоклассической ортодоксии, имеет выраженные претензии на выработку новой парадигмы. Результатом становит- ся институциональный империализм (как альтернатива «экономическому» империа- лизму неоклассиков) и отказ от диалектики институтов и технологий. Во-вторых, на- лицо явные затруднения в четком и одно- значном определении институтов, которые трактуются разными авторами с произволь- ной степенью сужения или расширения. Странная конвенция состоит в том, что ин- ституты – это в равной мере образы мыш- ления (Т. Веблен, 1899), правила (Д. Норт,

1991), правила и ментальные модели (М. Аоки, 2007), правила, убеждения и органи- зации (А. Грейф, 2006). Результатом стано- вится деградация категории «институт», ее вырождение в сугубо таксономическую ка- тегорию (эквивалент понятия «феномен»). В-третьих, очевидны сложности с измере- нием институтов, связанные с отсутствием четкого разграничения институтов и «не- институтов»; чрезмерной обобщенностью и абстрактностью анализа вследствие агре- гированных трактовок институтов; высо- кой ролью субъективизма в методиках ин- ституциональных измерений; проблемой исчисления институтов de jure и de facto.

Компромисс Нельсона,

его ограничения и следствия

В условиях жесткого противопоставле- ния технологического и институциональ- ного детерминизма Р. Нельсон выдвинул еретическую идею их конвенциональной интеграции. Одного из основоположников эволюционной экономики явно не могла не тревожить тенденция институционального выхолащивания эволюционистских моделей технологического развития. Он предложил дифференцировать два класса технологий,

«реанимируя» классификацию Д. Норта и Дж. Уоллиса3. Эту точку зрения в более поздней работе поддержал Т. Эггертссон4.

«Физические» (physical technologies) вклю- чают технологии в традиционном понима- нии, т.е. способы и средства производства материальных благ. Социальные технологии (social technologies) по Р. Нельсону охватыва- ют все основные формы проявления эконо- мических институтов − распространенные

«правила игры» (Д. Норт), «способы управ- ления» (О. Уильямсон), а также процедуры коллективного выбора и действия (Дж. Бью- кенен), − обеспечивающие снижение транс- акционных издержек в экономике5. Призна- ние и конвенциональное закрепление этой бинарной классификации технологий позво- лило бы неявно интегрировать институты в модели технологической динамики и эво- люции, причем в равном гносеологическом статусе с «физическими» технологиями.

Недостатком данного подхода являет- ся метафоричность понятия «физических» технологий, оттеняющего их химические, биологические и конвергентные (физико- химические и др.) видовые группы. Кроме того, редукция институтов к социальным технологиям искажает их реальное содер- жание, что признал позже и сам Р. Нельсон, разделив в конечном итоге эти понятия6, но так и не дав более точных дефиниций и классификаций. «Компромисс Нельсона» методологически ущербен в силу своей односторонности и анти-диалектичности: хотя любой институт предполагает опреде- ленный набор социальных технологий для обеспечения его функционирования, но и всякая технология неизбежно и объективно требует формальных и неформальных ин- ститутов, определяющих правила, способы, режимы и порядок ее применения. Вместе с тем, удивительна тенденция игнорирования как неоклассиками, так и представителями гетеродоксии огромной роли управленче- ских, организационных, маркетинговых, по- среднических, финансовых, политических и

других социальных технологий в технологи- ческом прогрессе рыночной экономики. База научных знаний о принципах их действия все еще скудна и поверхностна, а волны их эволюции имеют явно иную размерность, нежели волны «физических» технологий, и нуждаются в специальных исследованиях.

Сквозная идея «компромисса Нельсо- на» − принцип коэволюции «физических» и социальных технологий − по сути пред- полагает конвенциональное сохранение до- минантного статуса технологического де- терминизма в современной экономической (неоклассической и эволюционной) теории при его содержательном институциональном расширении. Но технологии в общем смысле представляют собой способы использования взаимосвязанных методов и инструментов для повышения эффективности определен- ной деятельности, из характера которой и должна исходить их классификация. Поэто- му представляется методологически более корректным разграничение трансформаци- онных (Tf) и трансакционных (Ta) техноло- гий, что неявно предлагалось Д. Нортом7.

Первые (Tf) соотносятся с различными видами преобразовательной деятельности, направленной на изменение материаль- ных свойств объекта воздействия. Именно эта группа технологий находится в фокусе внимания институциональных и эволю- ционных экономистов, которые, вероятно, слишком буквально восприняли общую фразу Т. Веблена о том, что «процесс куму- лятивных изменений, который должна при- нимать во внимание экономическая наука,

− это последовательность изменений в ме- тодах делания дел, т.е. методах обращения с материальными средствами существова- ния»8. Вторые (Ta-технологии) связаны с осуществлением взаимодействий экономи- ческих агентов, способствуя повышению эффективности и результативности их ком- муникаций и трансакций. К ним относятся правовые (и, шире, институциональные), управленческие (и организационные в це-

лом), финансовые, торговые, транспорт- ные, маркетинговые, информационные (в т.ч. когнитивные) и др., системная класси- фикация которых пока не выработана. Под- черкнем: Tf- и Ta-технологии применяются и в производстве, и в обращении, и в по- треблении, поэтому Ta-технологии жестко не привязаны к видам деятельности, осу- ществляемым в рамках трансакционного сектора, а Tf-технологии не связаны только с производственной сферой. Технологиче- ский прогресс в таком контексте следует понимать как коэволюцию трансформаци- онных и трансакционных технологий, их кластеров и генераций на всех уровнях стро- ения глобальной экономической системы.

Предлагаемый подход позволяет пре- одолеть стереотип о преимущественно нега- тивной роли институтов в технологическом развитии (сковывающий эффект, инерция, торможение и т.д.). Ведь каждый новый тех- нологический уклад формируется в рамках сложившейся институциональной систе- мы, которая, следовательно, не просто его тормозит и мешает «прорывным» техноло- гиям, но и создает условия и возможности для их появления. Развитие инфраструкту- ры не может запаздывать по сравнению с эволюцией инновационных технологий и их комплексов: речь идет исключительно о Tf-инфраструктуре, поскольку изменения в Ta-инфраструктуре недостаточно четко фиксируются статистикой. Новый уклад или парадигма не может развиваться без ин- ститутов и инфраструктуры, предприятий и профессий и т.д. На этапе его становления законов еще нет, но новые нормы уже возни- кают, ведь развитие (по Й. Шумпетеру) есть изменение границ нормы. Как показывает Т. Эггертссон9, новые коммуникационные технологии, повышая эффективность транс- акций, порождают инновационные модели организации (в частности, наукоемкого биз- неса), которые «открывают дорогу» транс- формационным нововведениям. В частно- сти, по данным Lux Research, корпоративные

Ноосферная и постиндустриальная экономика

социальные сети выступают сегодня мощ- ным «катализатором» развития экологиче- ски нейтральных химических технологий, обеспечивая эффективную кооперацию и координацию лабораторий, стартапов, университетов, корпораций и финансовых структур10. Становится очевидной целесоо- бразность особого внимания исследователей не столько к смене Tf-технологий широко- го применения, сколько к их согласованно- сти с развитием базисных Ta-технологий. Такой подход неявно отражается в модели жизненного цикла развивающихся техноло- гий (Hype Cycle for Emerging Technologies), которую с 1995 г. ежегодно формирует ис- следовательская компания Gartner11. В дан- ной модели Ta-технологии (геймизация (gamification), бесконтактные NFC-платежи, краудсорсинг, социальная аналитика, кон- сьюмеризация и др.) представлены наря- ду с Tf-технологиями – 3D-печатью, об- лачными вычислениями, технологиями распознавания речи, мультимедийными планшетами и дополненной реальностью.

Трудно поддержать точку зрения К. Перес, акцентирующей исключительно инертность и сопротивляемость переменам социоинсти- туциональной структуры12, но оставляющей вне поля зрения инновационную функцию институтов. В реальности как совершен- ствование Tf-технологий открывает новые возможности для бизнеса, что порождает дополняющие Ta-технологии, так и инно- вационные Ta-технологии приводят к про- изводственным инновациям13. Например, в случае нанотехнологий ключевую роль приобретают комплементарные институци- ональные и интегрированные маркетинго- вые технологии. На текущий момент нано- технологии − новое поколение проблемных инноваций с потенциально огромным, но неопределенным потенциалом, многочис- ленными и практически не изученными рисками, требующее колоссальных капита- ловложений без явных гарантий рыночно- го успеха. Их широкое применение должно

сопровождаться опережающим развитием нормативно-правовой базы и проактивным маркетингом, невнимание к которым стало ключевой причиной коммерческого краха технологий инженерии генетически моди- фицированных организмов. Сама по себе любая Tf-технология – лишь основа для развития Ta-технологий. Так, программи- руемые поверхности уличного покрытия, выложенные световыми элементами («пик- сельные поверхности»), обеспечивают воз- можность многократного изменения функ- ций улицы в течение дня – от полностью пешеходной до транспортной или даже ре- креационной, – что радикально повышает функциональную пластичность городской среды и формирует новые модели поведения людей. Автомобиль создал «средний класс», а новые ИКТ, такие как технологии шоппин- га (виртуальные примерочные, бесконтакт- ные системы оплаты и др.) или приложения для смартфонов (NRU = Near you, Foodtracer и т.д.) меняют модели потребительского по- ведения. Есть и альтернативные точки зре- ния: по мнению Р. Гордона, изобретения в области ИКТ начиная с 2000-х гг. концен- трировались в сфере развлечений; девайсы и гаджеты становились все более компактны- ми, «умными», многофункциональными; но они не произвели революционных измене- ний в производительности труда и стандар- тах жизни, сопоставимых с влиянием элек- трического освещения, автомобилей или внутренней канализацией14. Корректность такой оценки сомнительна. Не следует забы- вать, как Facebook и Twitter активизировали политические процессы и дали новый им- пульс развитию демократии, а социальные сети и блоги стимулировали социально-от- ветственное поведение компаний и сделали маркетинг отношений мейнстримом во вза- имодействии с потребителями. Трудно игно- рировать радикальные последствия мощной информатизации производственных и сер- висных процессов, развитие «электронных правительств» и онлайн-торговли, глобали-

зацию коммуникаций и рост мобильности всех видов капитала (от человеческого до инвестиционного). Доминирующий тех- нологический уклад базируется главным образом на Ta-технологиях, революцион- но модернизировавших Tf-технологии во всех сферах общественной жизни, транс- формировавших институты и образы жиз- ни людей в русле постиндустриализации.

Концепция технологически-связанных институций

Безусловно, «самое важное, что надо знать о любой технологии, – как она ме- няет людей»15, общественные отношения и институты. Но это объективно невоз- можно без признания социального укоре- нения (embedding) диффузии инноваций16 и эволюции технологий как таковых. Укорененность (embeddedness) техноло- гий в общественной системе означает их имманентную институционализацию.

Переосмысление взаимосвязи институ- тов и технологий целесообразно начать с уточнения трактовки фундаментального по- нятия институционализма. Традиционно в англоязычной научной литературе использу- ется термин «institution», в русскоязычной –

«институт». Исследователи инновационных систем вынуждены признать, что разные ав- торы вкладывают в этот термин (institution) различный смысл, часто предлагаемые де- финиции объединяют широкий массив не- однородных явлений (от норм и рутин до университетов и технологической политики государства)17. Такая ситуация определен- но не способствует более глубокому пони- манию институционализации технологий.

Я использую термин «институция» по причине его большей этимологической адекватности. В своей трактовке институций (institutions) я исхожу из концепции Дж. Сер- ла18, продуктивно развитой О. Иншаковым19. В моей интерпретации институции – это ста- тусные функции, социально приписанные

(Дж. Серл) или закрепленные (О. Иншаков) за субъектами, объектами и процессами20. Приписывание, присваивание (assignment) или закрепление (fixation) функций за людь- ми и их группами, предметами и процесса- ми окружающего мира – одно из важнейших свойств человеческого общества. Субъект- ные формы институций – обособленные виды деятельности (economic activities), возникающие в результате общественно- го разделения труда, отдыха, производства, обмена и потребления. Индивиды и группы выступают агентами (носителями и пред- ставителями) определенных институций в обществе. Агенты комплементарных инсти- туций объединяются в целевые группы (ор- ганизации). Набор институций определяет тип организации (mode of organization) и яв- ляется основой организационного дизайна.

Основная методологическая проблема технологического детерминизма состоит в подмене реального содержания экономиче- ской эволюции − прогресса общественного разделения и кооперации (т.е. системной дифференциации и интеграции) видов и форм человеческой деятельности, − совер- шенствованием способов, методов и инстру- ментария их осуществления. «Методы дела- ния дел» заслоняют и сдвигают на второй план саму деятельность, реализации которой они способствуют. При этом, по мнению Дж. Меткафа, игнорируется важная сторона тех- нологических инноваций, а именно – добав- ление новых видов деятельности в модель поведения агентов21. Выполнение людьми (индивидуально или в составе организаций) различных статусных функций жизнедея- тельности (институций) объективно требу- ет овладения специфическими методами и применения соответствующих инструмен- тов. Все институции непосредственно свя- заны с технологиями как комплексами ме- тодов и инструментов осуществления этих статусных функций. Таким образом, все ин- ституции технологичны и технологизирова- ны (т.е. имманентно связаны с комплексом

Ноосферная и постиндустриальная экономика

Tf- и Ta-технологий их осуществления), все технологии институциональны и институ- ционализированы (т.е. встроены в систему институций экономики и общества в целом).

Технологии значимы не сами по себе, но как способы осуществления институций. Поскольку каждый экономический агент параллельно включен в разноплановые институции, совокупное множество взаи- мосвязанных видов деятельности может быть представлено как поддающийся вы- явлению стиль жизни22 и соответствующий ему распространенный образ мышления, формирующий систему общих убеждений агентов. Огромный потенциал ИКТ широ- кого применения связан как раз с создани- ем ими массива новых институций, в том числе высококвалификационных профес- сий (Internet-related activities) и устойчивых форм проведения досуга. Фактически Ин- тернет предложил новый набор социальных институций, статусов и ролей, моделей и норм поведения, которые оказались широко востребованными. Поэтому ключевое значе- ние имеют технологии, меняющие не толь- ко материальную, но и социальную среду.

С позиций эволюционного реализма основой не только трансакционных, но и трансформационных технологий являют- ся те институции, осуществлению которых они служат. Радикальность технологической инновации определяется тем, создает ли она новый вид деятельности или лишь об- легчает осуществление уже сложившихся институций. Масштаб применения новой технологии связан с тем, сколько агентов осуществляют обеспечиваемые ей виды деятельности, каковы место и роль этих институций в экономической системе. Ин- ституционализация технологического раз- вития выражается не только в создании новых технических регламентов и норм, отраслевых стандартов и инфраструктуры, но, прежде всего, в возникновении и экс- пансии обеспечиваемых инновационны- ми технологиями институций (technology-

related institutions), соответствующих им паттернов, норм и моделей поведения23.

Технологически-связанные институ- ции – функционально обособленные и технологически взаимозависимые виды деятельности агентов и организаций, обе- спечиваемые определенными технологиями.

В этой связи обращает на себя внимание дискуссионный вопрос о единицах, субъек- тах, «действующих лицах» технологической эволюции, в качестве которых ведущими теоретиками рассматриваются техноэконо- мические и инновационные парадигмы, тех- нологические системы и уклады, кластеры и макрогенерации и др. При этом их трактовки остаются в большей степени техноцентрич- ными и механистичными: например, тех- нологические уклады представляют собой крупные комплексы технологически сопря- женных производств24, а макрогенерации – кластеры новых комбинаций25, поэтому и не вполне ясен экономический смысл этих «за- гадочных образований». Подчеркнем: сама смена лидирующих технологических укла- дов, «кластеров» и «парадигм» содержатель- но предстает процессом конкуренции эконо- мических институций. Каждой технологии широкого применения соответствуют нераз- рывно связанные с ней институции, агенты которых стремятся отстоять и стратегиче- ски упрочить свой ассоциированный статус. Макро- и мегагенерации как поколенческие группы технологически связанных отрасле- вых институций национального и глобально- го масштаба выступают «проводниками» ба- зисных технологий и институциональными

«предпринимателями», они жестко конкури- руют за ограниченные ресурсы, в том числе вступая в отношения кооперации и образуя сложные альянсы. Так называемые техно- логические и, шире, социально-экономиче- ские уклады представляют собой внешние формы проявления макро- и мегагенераций.

Технологический прогресс неразрывно связан с общественным разделением труда или институциогенезом − процессом воз-

никновения, укоренения и распространения новых институций в экономике и обществе. Диффузия новых технологий не происходит сама по себе, в отрыве от общества. Чтобы стать нормой в потреблении и использова- нии, технологическая новация должна обре- сти мощную социальную базу. Каждая тех- нология широкого применения порождает комплекс технологически-связанных инсти- туций, агенты которых используют ее в своей жизнедеятельности, получая доход и извле- кая пользу. Любая «базисная инновация», с одной стороны, создает массу рабочих мест и формирует новые потребности, с другой,

− уничтожает сложившиеся профессии, де- вальвирует устаревшие знания и навыки, за- пускает структурную безработицу. Успех или неудача новых технологий в первую очередь обусловлена поддержкой заинтересованных в ней социальных групп влияния. Техноло- гическое развитие в этом смысле − слож- ный и подчас крайне болезненный процесс жесткой институциональной конкуренции.

Социоментальный аспект институционализации технологий

Причинность возникновения институций двойственна: онтологически она связана с общественным разделением и кооперацией форм и видов деятельности, гносеологиче- ски обусловлена основанностью мышления на паттернах. Не случайно основоположник институционализма Т. Веблен основное вни- мание концентрировал на ментальной сто- роне институциональной реальности, свя- занной с устойчивыми моделями и образами мышления людей. В его трактовке институ- ция – это «распространенный образ мысли в том, что касается отдельных отношений между обществом и личностью и отдельных выполняемых ими функций»26. В этой клас- сической трактовке институции объединены функциональный и ментальный аспекты, но последнему не вполне оправданно придано первостепенное значение. В действительно- сти каждой институции соответствуют атри- буты деятельности и мышления (рис. 1).

Деятельность и поведение людей ба- зируются на определенных «ментальных моделях для объяснения и интерпретации окружающей среды»27, институциональный

анализ которых был проведен А. Дензау и Д. Нортом. В своей обновленной когнитивной концепции институций Д. Норт придает клю- чевое значение представлениям людей об окружающем их мире. Он пишет: «...и кон- некционалистская модель, и модель селек- ции рассматривают мозг как использующий мышление, основанное на паттернах, что су- щественно для объяснения выборов в мире неопределенности. Распознавание паттер- нов, а не абстрактное логическое мышление лежит в основании способа функционирова- ния нейронных сетей человека... Подгонка паттернов является тем способом, при помо- щи которого мы воспринимаем, запоминаем и осмысляем»28. Следовательно, в основе вырабатываемых людьми норм и правил ле- жат паттерны как эволюционно сложившие- ся, социально типизированные, устойчивые образы реальности, относящиеся к области общественного подсознания. Каждый чело- век мыслит паттернами, частично вырабо- танными им самим, но в значительной части интериоризированных из социальной сре- ды. Когнитивная деятельность (как и любая другая) неизбежно институционализирует- ся, поэтому мышление людей происходит в определенных институциональных рамках или, точнее, конфигурациях. Поэтому со времен З. Фрейда «массовая психология рас- сматривает отдельного человека как члена племени, народа, касты, сословия, институ- ции»29, т.е. как институционализированного индивида. Это означает, что любые паттер- ны, убеждения, представления и сценарии (scripts) поведения агентов заданы пер- сонифицированными ими институциями.

Социоментальное укоренение – завер- шающий этап институционализации новых технологий широкого применения. Именно на этом этапе становится ясным, ожидает ли новую технологию общественное признание и экспансия или отторжение и выживание. На этом этапе ключевыми факторами успе- ха новой технологии становятся ее имидж и репутация. Ведь «главное ограничение но-

вой технологии находится в наших умах»30. Общественное признание обеспечивает воз- можность массового производства высоко- технологичных потребительских товаров (за счет формирования новых норм и стандар- тов потребления), а социальное укоренение технологии характеризует процессы рути- низации и нормализации связанных с ней способов и образов жизнедеятельности, в результате чего она становится базисом раз- нообразных институций. Отторжение новой технологии широкого применения (несмо- тря на активные научные и инвестиционные процессы) чаще всего является следствием невнимания к маркетингу и институцио- нальной политике на предпроизводственных стадиях и связано, прежде всего, с обеспо- коенностью общества рисками инновацион- ных товаров для здоровья потребителей и экологическими угрозами при их производ- стве. Отвергнутая технология, тем не менее, имеет перспективу конвергенции с другими, социально нейтральными технологиями.

К роли ментальных («социальных» в его терминологии) моделей в массовой обще- ственной адаптации новых технологий при- влекает внимание Т. Эггертссон: на примере биогенетики в Исландии он показывает, что

«продвигать собственные представления о правильной социальной модели можно пу- тем честного обмена идеями или же − по- скольку субъекты порой склонны вводить других в заблуждение − путем намеренной фальсификации информации с целью из- влечь выгоду»31. Поэтому далеко не стран- но, что ни один разработчик прогнозов будущего нанотехнологий «не рассматри- вает в своих сценариях развития пробле- му одобрения обществом нанотехнологий, хотя следовало бы извлечь урок из истории ранее возникавших революционных тех- нологий, таких как ядерная энергетика и генетически модифицированные организ- мы»32. Такие сценарии даже не артикули- руются во избежание самосбывающихся прогнозов (согласно теореме У. Томаса).

Показателен пример технологий инже- нерии ГМО: генетические эксперименты породили массу социальных фобий, попыт- ки продвижения на рынок ГМ-продуктов вызвали мощные акции протеста со сторо- ны экологических организаций, во многих странах привели к введению обязательного маркирования и прямому запрету. И, хотя согласно докладу Еврокомиссии 2010 г., ба- зировавшемуся на анализе 25-летних итогов более 130 исследовательских проектов, тех- нологии ГМО не более опасны, чем тради- ционные технологии селекции растений33, ментальные модели в отношении биотехно- логий генетической модификации уже сло- жились. Ситуация с нанотехнологиями пока не столь очевидна. Показательно, что в 2008 г. «отец нанотехнологий» Э. Дрекслер по смутно объясненным им причинам офици- ально отрекся от концепции «серой слизи» (grey goo), утверждавшей о возможности саморепликации наномашин и глобальной нанотехногенной катастрофе. Возможно, он внял многочисленным призывам дать опровержение своей концепции, наносящий

вред имиджу наноиндустрии. Тем не менее,

«сейчас нанотехнологическое лобби явно находится в состоянии страха. Его пред- ставители опасаются, что их PR-активность может закончиться еще более грандиозным провалом, чем тот, который произошел с генной инженерией»34. Заметим, что, несмо- тря на их явно негативный имидж, отвер- гнутые обществом технологии биогенетики успешно встроились в формат новой техно- логии широкого применения (в русле NBIC- конвергенции) как нанобиотехнологии.

Новые технологии начинают институ- ционализироваться с момента своего воз- никновения, поскольку они создают новые способы действий, которые порождают новые или встраиваются в уже существую- щие виды деятельности (институции). Со- циальное укоренение означает не только рутинизацию и распространение рожден- ных новой технологией способов действий и видов деятельности, но и закрепление устойчивых представлений, убеждений и стереотипов в общественном сознании.

1 См.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд эконо-

мической книги «Начала», 1997. 180 с. С. 53.

2 Нанотехнологии как ключевой фактор нового технологического уклада в экономике / Под ред. С.Ю. Гла- зьева и В.В. Харитонова. М.: «Тровант». 2009. 304 с. С. 20-21; Глазьев С.Ю. Современная теория длинных волн в развитии экономики // Экономическая наука современной России. 2012. № 2. С. 8-27.

3 См.: North D.,Wallis J. Integrating institutional change and technological change in economic history: a transaction cost approach // Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1994. Vol. 150. № 4. Р. 609-624.

4 См.: Eggertsson T. Knowledge and the Theory of Institutional Change // Journal of Institutional Economics. 2009. Vol. 5. № 2. Р. 137-150.

5 Nelson R.R. Bringing institutions into evolutionary growth theory // Journal of Evolutionary Economics. 2002. Vol. 12. № 1–2. Р. 17-28. Р. 22.

6 Nelson R.R. What enables rapid economic progress: What are the needed institutions? // Research Policy. 2008. Vol. 37. № 1. Р. 1-11. Р. 9.

7 Норт Д. Указ. соч. С. 46.

8 Цит. по: Уинтер С. Естественный отбор и эволюция // Экономическая теория / под ред. Дж. Итуэлла, М. Милгейта, П. Ньюмена. М.: ИНФРА-М, 2004. С. 606-612. С. 612.

9 Eggertsson Т. Knowledge and Social Progress: the Role of Social Technologies. Paper prepared for a conference

«The Dynamics of Institutions in Perspective: Al-ternative Conceptions and Future Challenges» (University of Paris, October 3-4, 2008). URL: economix.fr/pdf/workshops/2008_institutions/Eggertsson.pdf. Р. 11.

10 Corporate Social Networks Catalyze Green Chemistry. March 2011. URL: http://www.luxresearchinc.com/

images/stories/brochures/Press_Releases/RELEASE_BBMC_Social_Net_3_23_11.pdf.

11 URL: http://www.gartner.com/technology/research/hype-cycles.

12 Перес К. Технологические революции и финансовый капитал. Динамика пузырей и периодов процвета-

ния. М.: Дело, 2011. 232 с. С. 27.

13 Эггертссон Т. Знания и теория институциональных изменений // Вопросы экономики. 2011. № 7. С. 4-16. С. 7.

14 См.: Gordon R.J. Is US economic growth over? Faltering innovation confronts the six headwinds / CEPR Policy

Insight № 63. September 2012. Р. 2.

15 Ланир Дж. Вы не гаджет. Манифест. М.: Астрель; CORPUS, 2011. 320 с. С. 64.

16 Shnabl H. Agenda-diffusion and innovation: A simulation model // Journal of Evolutionary Economics. 1991. Vol. 1. № 1. Р. 65-85. P. 66.

17 См.: Systems of Innovation: Technologies, Institutions and Organizations / ed. by Ch. Edquist. London; Washington: Pinter, 1997. xiv + 432 p.

18 Searle J. The Construction of Social Reality. N.Y.: Free Press, 1995. 241 р.

19 Иншаков О.В. Экономические институты и институции: к вопросу о типологии и классификации // СО-

ЦИС. 2003. № 9. С. 42–51.

20 Иншаков О., Фролов Д. Эволюционная перспектива экономического институционализма // Вопросы эко-

номики. 2010. № 9. С. 63-77.

21 Меткаф Дж. Потребление, предпочтения и эволюционный подход // Рост потребления и фактор разноо-

бразия: новейшие исследования западных и российских эволюционистов. М.: Дело, 2007. С. 96-128. С. 123.

22 Лоусби Б. Познание, воображение и институты как факторы формирования спроса // Рост потребления и фактор разнообразия: новейшие исследования западных и российских эволюционистов. М.: Дело, 2007. С.

13-36. С. 28.

23 Фролов Д. Теория кризисов после кризиса: технологии versus институты //Вопросы экономики. 2011. № 7. С. 17-33.

24 Нанотехнологии как ключевой фактор нового технологического уклада в экономике... С. 10-11.

25 Маевский В. Эволюционная теория и макроэкономика // Вопросы экономики. 1997. № 3. С. 27-41. С. 32.

26 Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984. 367 с. С. 201.

27 Denzau A.T., North D.C. Shared Mental Models: Ideologies and Institutions // Kyklos. 1994. Vol. 47. № 1. Р.

3-31. P. 24.

28 Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: Изд. дом ГУ − ВШЭ, 2010. 256 c. С. 47-48.

29 Фрейд З. Я и Оно: Сочинения. М.: Эксмо; Харьков: Фолио, 2003. 864 с. С. 772.

30 Mokyr J. Thinking about Technology and Institutions. Paper presented at the Macalester International College Roundtable «Prometheus’s Bequest: Technology and Change» (October 10-12, 2002). URL: http://faculty.wcas. northwestern.edu/~jmokyr/macalester3.PDF.

31 Эггертссон Т. Указ. Соч. С. 15.

32 Хульман А. Экономическое развитие нанотехнологий: обзор индикаторов // Форсайт. 2009. № 1. С. 30-47. С. 33.

33 A decade of EU-funded GMO research (2001-2010) / European Commission. 2010. URL: http://ec.europa.eu/

research/biosociety/pdf/a_decade_of_eu-funded_gmo_research.pdf.

34 Nanotechnology & Society: Current and Emerging Ethical Issues / Allhoff F., Lin P. (eds.). London: Springer,

2009. 334 р. Р. хi.

Дата добавления: 2018-10-27; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!