PS. Жора – Георгий Александрович Чуич ушел от нас в мае 2013 года. 46 страница
- Не могу себе представить, - говорит Лена.
- Я нёс какую-то несусветицу.
- Что это было? – просыпаясь сонно спросила Аня, кутая себя в мой пиджак,- просто ужас, какая-то жуть...
- Варфоломеевская ночь,- сказал я.
- Похоже,- буркнула она с удовольствием, не открывая глаз,- и если говорить sans phrases (коротко фр.) ты зарезал меня.
«Разве ты не этого хотела?». Я только намеревался задать свой вопрос, но он мог совсем ее разбудить, и я промолчал. Это была ночь любви и воспоминаний. И хотя я читал эту книгу с закрытыми напрочь глазами, кожа пальцев и губ открывала мне те страницы, что когда-то были бегло прочитаны, как стишок из школьной программы, прочитаны и забыты, и вот моя кожа будила теперь воспоминания тех далеких дней, которые казались забытыми навсегда. И память моя проснулась. Я вспомнил и эти плечи, и эти колени, и эту атласную упругость кожи, и ту же россыпь, россыпь милых родинок вдоль белой линии белого живота, родинок, сбегающих маленькой стайкой одна за одной к пупку, точно божьих коровок, спешащих к роднику. Я вспомнил и этот родник, источник прежних моих наслаждений… Как я мог его забыть?
- А что это у тебя на плече? – спросил я, указав глазами на татуировку.
- Крестик, - сказала Аня.
- Вот видишь, - сказал я, - ты уже тоже… Меченая …
- Да…
Это был праздник, рай!
Уже когда стало светать, мы нашли нашу машину и покатили домой. И снова, еще не успела закрыться входная дверь, снова набросились друг на друга, сон пропал, и мы не слышали ни звона, случайно задетой моим локтем и разбившейся о паркет какой-то там вазы, ни хлещущей через край ванны теплой воды, не видели разбросанных по всей спальне наших одежд… Запах сгоревшего кофе привел Аню в чувство…
|
|
|
- Содом и Гоморра,- сказала она и помчалась в кухню.
- Гибель Помпеи!- согласился я.
Какая там Тина?!.
Затем она кому-то звонила, я не прислушивался.
Потом мы отсыпались... Когда меня разбудил телефонный звонок, я лежал рядом с ней совсем голый. Будто от самой скамейки и до этой постели я топал по всему городу без клочка одежды. Я видел ее обнаженное плечо, шею, сбившиеся на бок роскошные рыжие (как у Тины?) волосы. Она спала на правом боку, но когда зазвонил телефон, тотчас проснулась и, не открывая глаз, стала ощупью искать трубку на стекле журнального столика.
- Да,- сказала она и стала слушать.
Мой телефон пиликнул еще несколько раз. Она по привычке взяла свою трубку и, естественно, не могла ничего услышать. Затем сообразила в чем дело.
- Это тебя.
Я смотрел на светлые шторы, по которым, смеясь, прыгали солнечные зайчики. Она повернулась на левый бок и, улыбнувшись сквозь дрему, открыла глаза.
- На, держи, это тебя,- повторила она, положив свой и подавая мне
|
|
|
мой телефон. И с головой уползла под одеяло.
Снова звонил Жора.
- Ты купил мне подарок?
- Слушай!- сказал я и рассмеялся.
- Шутка,- сказал он,- ты надолго там обосновался? Обабился что ли? Здесь работы полно…
Он коротко сообщил о своей поездке в Японию и уже сегодня, в четверг, уточнил он, ждал меня в лаборатории. Как, впрочем, мы и договаривались.
- Тут тебя поджидает сюрприз. Наш миленький Вит… Жадный он у тебя!
- Я знаю, - сказал я, - он мне звонил. Он просит очередной миллион.
- Дай ему половину, - сказал Жора, - пусть подавится.
- Сам дай.
- Ладно, приезжай, разберемся.
- О’key,- поставил я точку в разговоре.
Мне не хотелось ничего объяснять, и я сказал, что перезвоню позже.
- У тебя такой тон, словно ты стоишь под венцом в храме Парижской Богоматери.
- Так и есть.
- Я рад за тебя,- сказал Жора,- очень рад. И пока пишет твой карандаш, ты должен, не покладая рук, трудиться, трудиться…
Жора был весел, видимо, у него появилась уверенность в том, что дела наши сдвинуться с мертвой точки.
Наконец мы выспались и теперь просто молча лежали рядом, глядя в потолок.
- Ты – чудо!- прошептала Аня, приподнимаясь на локоть, - знаешь, я… Что это у тебя?
Она глазами указала на мою голень, где красовался тот злополучный шрам от пули, настигшей меня в Валетте.
|
|
|
- А, так… ерунда, - сказал я, - Мир хотел ухватить меня за лодыжку.
Чтобы коснуться пальцами ее лица, мне достаточно было протянуть лишь руку. Аня улыбнулась, затем снова устроилась со мной рядом, прижавшись всем телом. Я обнял ее…
- Это было, как если бы ты построил свою Пирамиду?- спросила она.
- Что?
Я думал, она спросила о шраме, но тут же сообразил, что спрашивала она о прошедшей ночи.
- Как будто бы я на нее взошел, - поспешил я с ответом.
Аня закрыла глаза и вдруг, улыбаясь, взяла обеими руками край одеяла и укрылась с головой. А я встал, и теперь уже думая о том, что сказал Жора, направился в ванную.
- Этот Жора твой – разрушитель,- донеслось из-под одеяла.
- Да,- согласился я,- в этом ему нельзя отказать.
И вот что мне еще тогда пришло в голову: общение с Аней доставляло мне истинное наслаждение.
Юле я так и не позвонил. А Тининого телефона у меня никогда не было. Да и откуда ему здесь взяться?..
Стоп-стоп… А это что такое?..
«Нет, не стихи бы, а лицо
Твоё – распахнутым – прости мне;
Пускай гуляет голосок
Здесь рядом, в Петербурге, Тиннин,
Пускай качнутся флюгера
И пальцев медленные танцы…
|
|
|
Давай вернёмся во вчера!
«Пойдём, пойдёмте же кататься!».
- В Петербурге? – спрашивает Лена.
«Вернёмся во вчера»? – думаю я. Вот же, вот же мы и вернулись!
- Откуда здесь, в Питере, её голосок? – спрашивает Лена.
Эта Тина словно следит за нами с Аней! «Пойдем, пойдёмте же кататься!». Завидует! Ей тоже хочется покататься со мной по Сене! И мы тоже бы стали вовсю целоваться? Под мостом Мари!..
- Эй, ты где? – спрашивает Лена.
- Ты не можешь себе представить!..
- «Плыла, качалась лодочка»? – спрашивает Лена.
- Ты-то откуда знаешь?
- Да я тебя уже вижу насквозь!
Юле я так и не позвонил.
Глава 5
Я не стал рассказывать Ане о том, что «этот Жора» на самом деле придумал устройство для разделения животных тканей на отдельные клетки и назвал его очень точно – дезинтегратор. Когда я потом рассказал ей об этом, она произнесла:
- Он разрушитель всего. Я знаю таких.
- Он создал не только прибор, но и способ,- стал, было, я на защиту Жориного устройства,- позволяющий разделять ткань…
- Не разделять, а разделывать.
Аня сделала паузу и затем добавила:
- Жизнь на куски. Я знаю таких.
Мне нечего было возразить на Анин выпад. Женская интуиция, как и женская логика – это такая удивительная штуковина, понять которую удается не каждому. Спор по этому поводу не имеет смысла.
Часам к семи вечера мы, наконец, привели себя в порядок. Ане нездоровилось. Видимо, ночь, проведенная на холодной скамейке, дала о себе знать, и я, врач, всеми силами и умением старался предупредить всякую возможность заболевания. Я ринулся на поиски хоть каких-нибудь лекарств, рылся в столиках, тумбочках, шкафчиках, пеналах и, ничего не найдя, решился на народные средства. Я провел сеанс массажа, напарил ей ноги, напоил горячим чаем с малиной, все как принято у людей, она хорошенько пропотела под пуховым одеялом, затем я ее купал в ванне, как ребенка, и вот мы уже собрались ужинать. Ей стало лучше, и она не переставала хвалить меня.
- Ты просто гений!
- Иногда выгодно быть чьим-то кумиром.
- В чем же тут выгода?
К этому времени я уже освоился в Аниной квартире. Когда я вдруг застывал на месте в поисках чего-нибудь нужного в данный момент, скажем, оливкового масла для приготовления гренок или кода в компьютере для беглого просмотра своего электронного почтового ящика, Аня тотчас подсказывала, как выйти из затруднительного положения. Я благодарил и с радостью принимал ее помощь. Нам нравилась эта игра в новую семью. По всему было видно, что это квартира одинокой женщины. Если я иногда случайно и набредал на мужские вещи, скажем, на огромный белый, как чаячий пух, пустующий и поникший на вешалке скучающий халат в ванной комнате, я просто не видел его.
- У тебя просто «бзик» - этот «чаячий пух»? Больше в мире нет ничего белого?
- Да полно! – говорю я. Вот Юля мне тут прислала…
- Юля?
- Или Тина, - шучу я.
- Тина, точно Тина, – говорит Лена, - она просто преследует тебя… Вся в белом!..
- Рыжая! – восклицаю я.
- Как апельсин! – говорит Лена.
Мы смеёмся!..
- Я не замечал, - продолжаю я, - ни зубных щеток, ни подтяжек, забытых на спинке кресла, ни увесистой трубки темно-красного дерева с головой Мефистофеля, и ни разу не спросил Аню, не собирается ли она, в связи с приобретением такого количества мужских аксессуаров, изменить пол. Еще чего! С какой такой стати?! Постоянно хотелось есть, да, я жутко проголодался. Это был знак прекрасного расположения не только тела, но и духа. Наконец мы сели за стол, я взял бокал и, как пес, втянул в себя запах вина.
- Аня,- сказал я,- ты волшебная женщина! А я, дурак, этого не знал.
Она посмотрела мне в глаза так, как только она умеет это делать.
- Конечно,- сказала она,- волшебная. И ты, не дурак, этого не мог не знать.
Мы чокнулись и отпили по глотку. Она поставила свой бокал на стол и добавила:
- Ты всегда это знал.
Я смог подтвердить ее слова лишь кивком головы, поскольку рот был набит каким-то острым и ароматным салатом, щедро приправленным настоящим французским майонезом.
- Какая у нас на этот вечер программа?- спросил я, с удовольствием уплетая зажаристую яичницу с сочными кусками непрожаренного мяса.
- Разве тебе у меня не нравится?
- Как можно, что ты! Почему ты об этом спрашиваешь?
Мне так и не удалось позвонить Жоре в тот вечер. Не хотелось. Я просто знал, нет я даже слышал его голос: «Ты Тинку нашёл?». Мне пришлось бы выдумывать какую-то историю, чтобы не говорить всю нашу с Аней правду, которая была прекрасной. Да, эта правда была славной, правда для двоих, и я не имел права ее оправдывать перед Жорой. Ни перед кем. А то, что в очередной раз затеял Вит, думал я, никуда от меня не денется. Вместе с вашей Тиной!
- И ни одна строчка её не пришла тебе голову? – спрашивает Лена.
- Ну как же, как же… Вот:
«А небо, рухнув, проворонив,
Рассыпалось на сто кусков…
А нам-то что? Хохочем хором,
Хохочем, нам не до стихов,
снежинок, чаек белых, листьев…
Вся взвесь, что вскинулась вовне –
Какое нам?! Мы нынче близки!
И так придвинулось ко мне
лицо… Какая же болезнь,
Высокая!..».
- Да уж, - говорит Лена, - какие уж тут стихи?! Болезнь Высокая…
Это она о нас с Аней?
Или с Тиной?
Я испытывал неловкость перед Леной: я сам себе не мог ответить на эти вопросы. Какие уж тут стихи?
Глава 6
Перед нами была очередная, я надеялся, ночь наслаждений, и я терялся в догадках: как мы ее проведем? Меня совсем не удивляло, что Аня в течение всего этого времени, когда мы были одни, ни разу не обмолвилась о своем решении относительно переезда в Америку. И я не торопил ее с ответом. Пусть все идет своим чередом. Мы сидели в уютной кухне, пили легкое перно или что-то красное от J.P.Chenet и вели мирную беседу.
- Du vin rouge, du vin rouge? – зачем-то дважды произнесла Аня, смакуя вино,- мне оно очень нравится. А тебе?
Прошедшая ночь снова сблизила нас, и теперь мы были еще более откровенны в своих высказываниях. А нам было что сказать друг другу. К сожалению, ей нездоровилось и мы решили остаться дома. Аня обещала со временем показать мне свой «Мулен Руж», познакомить с друзьями. Успеется. Они у меня славные, сказала она, и не дадут в обиду. Она произнесла это с гордостью, и я заметил в ее глазах блеск уверенности. Не всякая женщина может похвастать таким блеском. (А Тина может?). Вскоре разговор наш вернулся в старое русло. Ведь нет ничего приятнее, чем с радостью или сожалением вспоминать о том, что ушло навсегда. И вина оказалось мало. После третьей или четвертой рюмки коньяка – проверенное народное средство от гриппа и тоски по прошлому – начались укоры и признания.
- Я знала каждый твой шаг.
- Ты следила за мной?
- Ты переспал со всеми, а меня не видел в упор. Ты…
- Дык… - пробормотал я, защищаясь, - мы и с тобой, кажется, тоже…
- Ты только пробежался по мне…
- А помнишь, как мы с тобой зимой?..
- Я дам тебе почитать свой дневник. Он написан кровью.
Она снова отпила из рюмки, облизнула кончиком языка верхнюю губу и, медленно поставив рюмку на стол, уперлась в меня, как жерлами двустволки, черными зрачками.
- Я любила тебя,- наконец произнесла она так тихо, что ни одно из
произнесенных слов не долетело до моего слуха. Я прочел их по губам, и они обездвижили меня, как железная спица обездвиживает лабораторную лягушку, пройдя через весь ее спинной мозг. Такие запоздалые признания кого угодно загонят в тупик. Я понимал, что какие бы прекрасные и мягкие слова я сейчас не извлек из кармана, они не могли бы вытащить меня из той далекой каменной ямы холодного бездушия и глухой безответности. Впервые в жизни раскаленный свинец непостижимого стыда переполнил мне рот, и я спрятался за ширму молчания. Почему? До сих пор не понимаю, в чем моя вина.
- Да, я любила тебя,- Аня собралась теперь с духом,- но ты запер
меня и выбросил ключ. Ты не только меня – всех нас предал.
- Предал?!
- Ну да!
- У меня и в мыслях не было…
- Ты этого даже не заметил. Ты перешагнул через каждого из нас,
сломанного и брошенного на дороге, как в погоне за славой перешагивают через... через...
Ей не хватало слов, и я сделал очередную попытку защитить свое доброе имя. Но Аня не дала себя перебить. Обвинения лились в мою сторону, как горячая смола из котла.
- Ты, как Алиса, загремевшая в Кроличью нору,- заключила она,-
падаешь и растешь, и чем ниже ты падаешь, тем сильнее становишься. Правда, я не знаю пока, в чем твоя сила.
Мне пришла в голову какая-то расхожая в дни нашей молодости, дурацкая, похабная шутка, и я не смог удержаться.
- Наша сила,- кисло улыбнувшись, пробормотал я,- ну, ты знаешь в чем...
Это было жалкое подобие защиты от Аниных нападок, хотя я, повторяю, не чувствовал за собой никакой вины.
- Сила не только в том, чтобы защищать себя, но и в том, чтобы уметь расставаться с тем, что тебе наиболее дорого. Но ты просто сбежал от нас, предал…
Мне нечего было ей на это ответить. Я всегда считал, что предательство – последнее дело, и если тебя предали, нужно сжечь все мосты и жить дальше, не оглядываясь на прошлое. Ожидаемая ночь наслаждений превратилась в ночь душевных откровений. Мы не выясняли, как часто бывает после долгой разлуки, кто прав или кто виноват, мы просто говорили друг другу правду о нашем настоящем и прошлом. Вдруг ее вопрос:
- Что такое любовь? Ты, я знаю, все знаешь, скажи!..
Я поймал себя на мысли, что когда-то уже отвечал на этот вопрос.
- Это когда несмотря ни на что,- отбарабанил я.
Зная, что такие признания за рюмкой чаще всего прячут наши тайны, я, тем не менее, знал и то, что в Аниных словах не было ни йоты наигранности и тем более фальши. Никакой тайны не пряталось за ее словами, и ей незачем было вводить меня в заблуждение.
- Долгие три с половиной года я жила здесь в мире дешевых и
дурных запахов,- продолжала Аня,- я такого насмотрелась, такое узнала…
Ни с того, ни с сего я вдруг засмеялся. Аня посмотрела на меня так, что я захлебнулся.
- Перестань,- сказала она,- твой смех пронизывает все мои жилы…
Она прервала свой рассказ, и в уголках ее глаз снова вызрели бусинки слез.
- Это правда. Когда глаза мои открыты – я до сих пор устаю от того, что вижу. Знаешь, как было непросто.
Я мог себе это только представить. Я что-то промямлил, твёрдо зная, что, если женщина жалуется на судьбу, ей нельзя ни в чём перечить. Её надо слушать и слушать, кивая и кивая, поддакивая и соглашаясь.
Это был мой промах: Аня и не думала жаловаться! Она давала мне знать, что является полновластной хозяйкой своей судьбы.
- Само собой, - сказал я, - а как же иначе?! Ты – хозяйка и есть!
Вскоре мы снова пили вино, и ночь была, как и прежде, прекрасной.
- Тебе хотелось бы прожить жизнь заново?
- Лучшей уже не будет.
Стало светло.
- Слушай, кто ты?
- Я строю жизнь.
- Что строишь?
- Мне нужно…
- Тебе не кажется, что ты несколько задержался в детстве?
- Не кажется.
Пришел новый день.
- Мне кажется,- сказала Аня,- что ты теряешь голову.
- Это лучшее, что во мне есть.
То, что я испытывал, было для меня прекрасно и ново. При этом у меня и мысли не было, что я вовлечен в очередную любовную историю. Я и в самом деле терял голову.
Помня, конечно, о Юле.
И думая о том, что надо не забыть позвонить Людочке Жос.
- Жос, - спрашивает Лена, - что значит Жос?
- Жос, - говорю я, - значит так много… Это целая история!
А истории с Тиной не могло быть ещё и в помине!
Глава 7
Наутро, часам к одиннадцати, она была совершенно здорова. Мне нужно позвонить, сказала она, это займет три минуты, и только через час с облегчением вздохнула. Аня сделала несколько телефонных звонков и кому-то ответила, что до конца недели будет плотно занята. С кем? Это, сказала она, не имеет никакого значения. Ясно было, что жизнь ее, как у каждого делового человека, переполнена событиями разного ранга, и она каждый час и минуту должна выбирать, где и с кем должна находиться, что сказать и кому улыбаться.
- А чем занимается ваша Тина, - спрашивает Лена, - пишет стихи?
- Понятия не имею, - говорю я, - но стихи мне…
- Нравятся? – спрашивает Лена.
- Здесь другое слово, - говорю я.
- И только? – спрашивает Лена.
- Что?
- Только стихи и всё?
- Как же, а финтифлюшка?
- Жорина?
- Тинина!
- Ты уверен?
- Отстрянь, а? Лен, извини, пожалуйста, но… Я же сказал: понятия не имею!
- Да… Ладно… Прости… Помню…
- Да ладно, - говорю я, - просто уже…
Лена кивает, я продолжаю:
- Как бы там ни было, - говорю я, - но до конца недели, я на это надеялся, всем другим Аня предпочла меня. Это была моя маленькая победа? Или не малая? Она говорила в основном по-французски, но и по-русски, и по-английски. Ее греческий оставлял желать лучшего, а арабский и китайский были просто невыносимы.
- Фух!- вырвалось наконец у нее, и она швырнула трубку на диван,
как швыряют давно надоевшую вещь.- Едем!
На сборы ушло несколько минут, и мы снова катили в ее фешенебельном «Феррари» по улицам Парижа.
- Хочешь побывать у Наполеона?- спросила Аня, когда мы на
бешеной скорости проносились мимо Дома Инвалидов.
- Я уже был у него.
- Когда ты успел?
Я рассказал ей подробно историю с поиском генома императора. Не отрывая взгляда от задницы какого-то «Пежо», она только покачала головой из стороны в сторону.
- Невероятно,- сказала она,- это всего лишь красивая сказка.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 197; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!