РАЗГОВОР ПЯТИ ПУТНИКОВ ОБ ИСТИННОМ СЧАСТИИ В ЖИЗНИ 3 страница

Яков. Он его и богом называет?

Лонгин. Конечно. Се-то та прекрасная дуга, умиро­творившая дни Ноевы.

Яков. Чудеса говоришь. Для чего ж сей чудесный мир называется богом?

Лонгин. Для того, что он все кончит, сам бесконеч­ный, а бесконечный конец, безначальное начало и бог — все одно.

332

Яков. Для чего называется светом?

Лонгин. Для того, что ни в одном сердце не быва­ет, разве в просвещенном. Он всегда вместе с незаходимым светом, будто сияние его. А где в душе света сего нет, там радости жизни, веселия и утехи нет, но тьма, страх, мятеж, горесть, смерть, геенна.

Яков. И странное, и сладкое, и страшное говоришь.

Лонгин. Так скажи ты, что лучше сего? Я тебя послушаю.

Афанасий. Слушай, брат!

Л о и г и и. А что?

Афанасий. Поэтому сии Павловы слова — «сила божия с нами» — сей же мир означают? Лонгин. Думаю.

Афанасий. Так видно, что ошибся Григорий: он пред сим сказал, что добродетель трудится сыскать счастие, назвал ее по-эллинскому и римскому крепостью и мужеством, но когда крепость означает мир, то она сама и счастье есть. На что ж ее искать и чего? Ведь крепость и сила— все то одно?

Лонгин. Вот какое лукавство! Когда б ты был столь в сыскании мира хитр, сколь проворный в посмехе и в примечании чужих ошибок! Сим ты доказал, что сы­новья века сего злого мудрее сынов божиего света. Не знаешь ли ты, что и самый счастия истинного иск есть то шествие путем божиим и путем мира, имеющим свои многие степени? И не начало ли сие есть истинного счастия, а чтобы находиться на пути мирном? Не вдруг восходим на всеблаженнейший верх горы, именуемой Фазга, где великий Мойсей умрет с сею надписью:«Не отемнели очи его, не истлели уста его». Незаходимый свет, темную мыслей наших бездну просвещающий на то, чтоб усмотреть нам, где высокий и твердый мир наш оби­тает, он же сам и побуждает сердце наше к восходу на гору мира. Для чего ж не зваться ему миром и мира имущею крепостью, если он показывает, где мир, и по­буждает к нему, находясь сам всему благу началом и ис­точником? Кто не ищет мира, видно, что не понимает бесценной цены его, а усмотреть и горячо искать сего оба сии суть лучи блаженного правды солнца, как два крыла святого духа.

Григорий. Перестаньте, друзья мои, спорить: мы здесь собрались не для хвастливых любопрений, по ради

333

соединения желаний наших сердечных, дабы через сопря­жение исправнее устремлялись, как благоуханный дым, к наставляющему заблуждающих на путь мира. Поощря­ет к сему всех нас сам Павел, вот: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, о всем благодарите». Велит всегда питать внутри мир и радость сердечную и будто в горя­щую лампаду елей подливать. И сие-то значит — не­престанно молитесь, то есть желайте его вседушно, ищи­те — и обретете. Я знаю, что клеветник всегда беспокоит душу вашу, дабы вам роптать и ничем от бога посылае­мым не довольствоваться, но вы лукавого сего искусите­ля, то есть мучителя, отгоняйте, любя, пща и храня мир и радость. Сей день жизни и здоровья душ ваших: дотоль вы и живы, поколь его храните в сердцах своих. О всем зрелым разумом рассуждайте, не слушая шепотника диявола, и уразумеете, что вся экономия божия во всей Все­ленной исправна, добра и всем нам всеполезна есть. Его именем и властию все-на-все на небесах и на земле дела­ется; говорите с разумом: «Да святится имя твое, да бу­дет воля твоя...» И избавит вас от лукавого. А как только сделаетесь за все благодарны, то вдруг сбудутся на вас сии слова: «Веселье сердца — жизнь человеку».

Афанасий. Кажется, всегда был бы спокоен чело­век, если бы в свете все по его воле делалось.

Лонгин. Сохрани бог!

Афанасий. Для чего?

Григорий. А что ж, если твой разум и воля подоб­ны стариковой кошке?

Афанасий. Что сие значит?

Григорий. Старик запалил печь, упрямая кошеч­ка не вылезает с печи. Старик вытащил ее и плетью вы­хлестал.

Афанасий. Я бы старался, чтоб моя воля была со­гласна с самыми искуснейшими головами в свете.

Григорий. А из которого — лондонского или париж­ского — выбрал бы ты тех людей парламента? Но знай, что хотя бы ты к сему взял судьею самого того короля, кото­рый осуждал премудрейшую мать нашу натуру за распо­ряжение небесных кругов, то бог и время и его мудрее 10. На что ж тебе лучшего судьи искать? Положись на него и сделай его волю святую своею волею. Если ее принима­ешь, то уже стала и твоя. Согласие воли есть то единая душа и едино сердце; и что ж лучше, как дружба с высо­

334

чайшим? В то время все по твоей да еще премудрой воле будет делаться. И сие-то есть быть во всем довольным. Сего-то желает и наш Ермолай, да не разумел, что зна­чит быть во всем довольным. Видите, что Павлово слово — «о всем благодарите» — источником есть совершенного ми­ра, и радости, и счастия. Что может потревожить мое сердце? Действительно, все делается по воле божией, но и я с ней согласен, и она уже моя воля. Зачем же трево­житься? Если что невозможное, то, конечно, и неполез­ное: все то одно. Чем что полезнее, тем доступнее. Друзья мои, вот премудрость: если исполняем, что говорим:«Да будет воля твоя...»

Ермолай. Вспомнились мне некоего мудреца хоро­шие слова: благодарение воссылаю блаженной натуре за то, что она все нужное легко добыточным сделала, а чего достать трудно, то ненужным и мало полезным 11.

Григорий. Благодарение отцу нашему небесному за то, что открыл очи наши. Теперь разумеем, в чем со­стоит наше истинное счастие. Оно живет во внутреннем сердца нашего мире, а мир в согласии с богом. Чем кто согласнее — и блаженнее. Телесное здравие не иное что есть, как равновесие и согласие огня, воды, воздуха и земли, а усмирение бунтующих ее мыслей есть здравие души и жизнь вечная. Если кто согласия с богом три золотника только имеет, тогда не больше в нем и мира, а когда кто 50 и 100, то столько же в сердце его и мира. Сколько уступила тень, столько наступил свет. Блажен­ны, которые день ото дня выше поднимаются на гору пресветлейшего сего Мира-города. Сии-то пойдут от силы в силу, пока явится бог богов в Сионе. Восход сей и исход Израиля не ногами, но мыслями совершается. Вот Давид:«Восхождение в сердце своем положи. Душа наша перейдет воду непостоянную». Вот и Исайя:«С весе­лием изойдите», то есть с радостью научитесь оставить ложные мнения, а перейти к таковым:«Помышлениям его в род и род». Се-то есть пасха или переход в Иерусалим, разумей: в город мира и в крепость его Сион. Соберитесь, друзья мои, взойдем на гору господню, в дом бога Иакового, да скажем там: «Сердце мое и плоть моя возрадовалися о боге живом».

Яков. А, гора божественная! Когда б мы знали, как на тебя восходить!

Лонгин. Слушай Исайю: «С веселием изойдите».

335

Афанасий. Но где мне взять веселия? И что есть оное?

Лонгин. «Страх господен возвеселит сердце». Вот тебе вождь. Вот ангел великого совета. Разве ты не слы­хал, что бог Мойсею говорит?

Афанасий. А что?

Лонгин. «Пошлю страх, ведущий тебя... Се я по­шлю ангела моего: внемли себе и послушай его, не уда­лится бо, ибо имя мое на нем есть».

Ермолай. Скажи, друг мой, яснее, как должно вос­ходить?

Григорий. Прошу покорно выслушать следующую басню:

Пять путников за предводительством своего ангела-хранителя пришли в царство мира и любви. Царь сей земли Мелхиседек никакого сродства не имеет с посто­ронними царями. Ничего там тленного нет, но все вечное и любезное, даже до последнего волоса, а законы совсем противны тиранским. Дуга, прекрасная сиянием, была пределом и границею благословенной сей страны, с сею надписью: «Мир первородный»; к сему миру касается все то, что свидетельствует в Св. писании о земле обетован­ной. А около него как было, так и казалось все тьмою. Как только пришельцы приступили к сияющей дуге, вы­шли к ним навстречу великим множеством бессмертные жители. Скинули с них все ветхое — как платья, так и тело, будто одежду, а одели в новое тело и одежды, вышитые золотыми сими словами: «Внемли себе крепче».

Вдруг согласная зашумела музыка. Один хор пел: «От­ворите ворота вечные...» Поднялися ворота; повели гостей к тем обителям, о которых Давид: «Сколь возлюбленны селения твои...» Там особливым согласием пели хоры сле­дующие. «Сколь красны дома твои, Иаков, и кущи твои, Израиль, которые водрузил господь, а не человек». Сели странники у бессмертной трапезы; предложены ангель­ские хлебы, представлено вино новое, совершенный и единолетний ягненок, трехлетняя юница и коза и тот телец, которым Авраам потчевал всевожделенного своего троеличного гостя, голуби и горлицы, и манна — и все, касающееся обеда, о котором писано: «Блажен, кто съест обед...»

Однак во всех весельях гости были не веселы: тайная некая горесть сердца их угрызала. «Не бойтесь, любезные

336

наши гости,— говорили блаженные граждане,— сие слу­чается сюда всем, вновь пришедшим. На них должно ис­полнить сие божественное писание: «Шестижды от бесов избавит тебя, в седьмом же не коснется тебя зло». Потом отведены были к самому царю. «Я прежде прошения ва­шего знаю ваши жалобы,— сказал царь мира,— в моих пределах нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания. Вы сами горесть сию занесли сюда из посторонних, язы­ческих, враждебных моей земле, земель».

Потом велел их ангелам своим отвести во врачебный дом. Тут они, через целые шесть дней принимая рвотное, в седьмой день совершенно успокоились от всех болезней своих, а вместо горести на одном сердце написано было сие: «Да будет воля твоя»; на другом: «Праведен ты, гос­поди, и правы суды твои»; на третьем: «Веровал Авраам богу...»; на четвертом: «Благословлю господа на всякое время...»; на пятом: «О всем благодарите...»

В то время вся Вселенная, с несказанным весельем и согласием плещущая руками, воскликнула сию Исаину песнь: «И будет бог твой с тобою присно, и насытишься, как желает душа твоя, и кости твои утучнеют и будут, как сад напоенный и как источник, ему же не оскудеет вода, и кости твои прозябнут, как трава, и разрастутся, и наследят роды родов». Сию песнь все до единого жите­ли столь сладко и громко запели, что и в сем мире сер­дечное ухо мое слышит ее.

Афанасий. Знаю, куда говоришь. А какое рвотное лекарство принимали они?

Григорий. Спирт.

Афанасий. Как сей спирт зовется?

Григорий. Евхаристия.

Афанасий. Где же нам взять его?

Григорий. Бедняк! Доселе не знаешь, что царский врачебный дом есть святейшая Библия. Там аптека, там больница горняя и ангелы, а внутри тебя сам арихиатор 12. В сию-то больничную горницу иерихонского несчастливца привозит человеколюбивый самарянин. В сем одном доме можешь сыскать врачевство и для искоренения сердца твоего ядовитых и мучительных неприятелей, о которых написано: «Враги человеку домашние его». Враги твои суть собственные твои мнения, воцарившиеся в сердце твоем и всеминутно оное мучащие, шепотники, клевет­ники и противники божие, хулящие непрестанно владыч­

337

ное в мире управление и древнейшие законы обновить покушающиеся, сами себя во тьме и согласников своих вечно мучащие, видя, что правление природы во всем не по бесноватым их желаниям, ни по омраченным понятиям, но по высочайшим отца нашего советам вчера, и днесь, и вовеки свято продолжается. Сии-то неразумеюще хулят распоряжение кругов небесных, охуждают качество зе­мель, порочат изваяние премудрой божией десницы в зверях, деревьях, горах, реках и травах: ничем не до­вольны; по их несчастному и смешному понятию, не на­добно в мире ни ночи, ни зимы, ни старости, ни труда, ни голоду, ни жажды, ни болезней, а паче всего смерти. К чему она? Ах, бедное наше знаньице и понятьице. Ду­маю, не хуже бы мы управляли машиною мирскою, как беззаконно воспитанный сын отческим домом. Откуда сии бесы вселились в сердца наши? Не легион ли их в нас? Но мы сами занесли сию началородную тьму с собою, родившись с нею.

Афанасий. Почему ты мнения называешь бе­сами?

Григорий. А как же их назовешь? Афанасий. Я не знаю.

Григорий. Так я знаю! Бес эллинским языком на­зывается δαιμόνιον.

Афанасий. Так что ж?

Григорий. То, что δαιμόνιοι — значпт знаньице или разуменьице, а δαίμων — знающий или разумеющий. Так прошу простить, что маленьким бескам отдал я фа­милию великого беса.

Лонгин. Неграмотный Марко,— выслушайте басен­ку,— добрался до рая. Вышел Петр святой с ключами и, отворяя ему райские двери, спрашивает: «Учился ли ты священных языков?» «Никак»,— отвечал простак. «Был ли в академиях?» — «Никогда, отче святой» — «Читал ли древних богословов книги?» — «Не читал: я аза в глаза не знаю» — «Кто ж тебя направил на путь мира?» — «Меня направили три регулки13» — «Какие три регулки?» — «А вот они. 1-я сия: «Все то доброе, что определе­но и святым людям», 2-я: «Все то невелико, что получают и беззаконники», 3-я: «Чего себе не хочешь, другому не желай». 1-я и 2-я — домашние, и я сам их надумал, а 3-я есть апостольский закон, для всех языков данный. 1-я родила во мне терпение Иова и благодарность; 2-я дарила

338

свободою всех мирских вожделений; 3-я примирила меня со внутренним моим господином».

Апостол, взглянув на него просвященным, как солнце, лицом, сказал: «О благословенная и благодарная душа! Войди в обитель отца твоего небесного и веселись вечно; мало ты кушал, а много сыт» 14.

Яков. Не разум от книг, но книги от разума роди­лись. Кто чистыми размышлениями в истине очистил свой разум, тот подобен рачительному хозяину, источник чистой воды живой в доме своем вырывшему, как написа­но: «Вода глубока — совет в сердце мужа. Сын, пей воды из твоих сосудов». В то время, немножко с книг откушав, может много пользоваться, как написано об осененном с небес Павле: «И приняв пищу, укрепился». Таков-то есть и сей Марко; он из числа посвящаемых богу скотов, жвание отрыгающих. «Святи их во истине твоей...» Мало кушал, много жевал и из маленькой суммы или искры размножил пламень, Вселенную объемлющий. Не много ли мы его больше знаем? Сколько мы набросали в наш желудок священных слов? А какая польза? Только засо­рили. Ах, бедная ты жена кровоточивая со слабым же­лудком! Вот чего наделали вредные мокроты, змием апокалиптичным изблеванные, от которых Соломон сына своего отвлекает: «От чужих же источников да не пьешь».

Как же можно такому горьких вод исполненному сер­дцу вместить мир божий — здравие, радование, жизнь ду­шевную? Сыщем прежде внутри нас искру истины бо­жией, а она, осенив нашу тьму, пошлет нас к священным вод библейских Силоамам, до которых зовет пророк: «Умойтесь; отнимите лукавствие от душ ваших». Вот тебе рвотное! Не житие ли наше есть брань? Но со змииными ли мнениями нам нужно бороться? Не есть ли та Павлова благороднейшая баталия, о которой: «Не наша брань к плоти и крови...» Мнение и совет есть семя и начало. Сия глава гнездится в сердце. Что ж, если сия глава змиина? Если сие семя и царство злое? Какого мира надеяться в сердце от тирана: он, человекоубийца, искони наблю­дает, стережет, любит и владеет тьмою.

И если таковое горькое мнений море наполнило сердце и пожерла злая глубина душу, то какого там надеяться света, где горя тьма? Какого веселья и сладости, где нет света? Какого мира, где нет жизни и веселья? Какая

339

жизнь и мир, если нет бога? Что за бог, если нет духа истины и духа владыки? Какой дух истины, если не мыс­ли невещественные и сердце чистое? Что за чистое, если не вечное, как написано: «Помышления его в род и род»? Как же вечное, если на вещество засмотрелось? Как же не засмотрелось, если почитает оное? Как же не почитает, если надеется на оное? Как же не надеется, если тужит о разрешении праха? Не се ли есть иметь такое сердце: «Увидел: как пепел, сердце их, и прельщаются, и ни один не сможет избавить душу свою»? Не се ли есть грехопаде­ние и заблуждение от бога в сторону праха идолочестия? Не се ли есть глава змиина, о которой писано: «Тот со­трет твою главу»? Слушай, Ермолай! Вот как должно вос­ходить на гору мира: принимай рвотное, очищай сердце, выблюй застарелые мнения и не возвращайся на блевоти­ну. Пей чистую воду, новых советов воду во все дни.

Се-то есть переходить от подлости на гору, от горести в сладость, от смерти в жизнь, от свиньих луж к горным источникам оленьим и сайгачным. Пей дотоль, пока реки от чрева твоего потекут воды живой, утоляющей несчаст­нейшую жажду, то есть несытость, неудовольствие — за­висть, вожделение, скуку, ропот, тоску, страх, горесть, раскаяние и прочие бесовских голов жала, душу всю вместе умерщвляющие. Пей дотоль, пока запоешь: «Душа наша, как птица, избавится... перейдет воду непостоян­ную»; «благословен господь, который не дал нас в добычу зубам их»; пока утешишься с Аввакумом, поя: «Вложил ты в головы беззаконных смерть, я же о господе возра­дуюсь, возвеселюсь о боге, спасе моем»; поя с Анною: «Утвердися, сердце мое, о господе...»; поя с Давидом: «Отразился на нас свет лица твоего».

Пресильный и прехитрый есть неприятель застарелое мнение. Трудно, по Евангелию, сего крепкого связать и расхитить сосуды его, когда раз он в сердце возродился. Но что слаще сего труда, возвращающего бесценный по­кой в сердце наше? Борися день от дня и выгоняй хотя по одному из нутра, поднимайся час от часу на гору храб­ро, величаясь с Давидом: «Не возвращусь, пока сконча­ются...» Се-то есть преславнейшая сечь содомо-гоморрская, от которой божественный победитель Авраам возвраща­ется.

Григорий. Живые проживаем, друзья мои, жизнь нашу, да протекают безумные дни наши и минуты.

340

О всем нужном для течения дней наших промышляем, но первейшее попечение наше пусть будет о мире душевном, сиречь о жизни, здравии и спасении ее. Что нам пользы приобрести целой Вселенной владение, а душу потерять? Что ты в мире сыщешь столь дорогое и полезное, что б заменять отважился за душу твою? Ах, опасно ступаем, чтоб попасть нам войти в покой божий в праздник госпо­ден, по крайнейшей мере в субботу, если не в преблагословенную суббот субботу и в праздников праздник.

Да получив шабаш, хотя от половины горестнейших трудов увольнить возможем если не осла нашего, то душу пашу и достигнем если не в лето господнее приятное в седьмижды седьмой или в пятидесятый с апостолами год, когда всеобщее людям и скотам увольнение бывает, то хотя несколько освободим бедную душу от тех трудов: «Доколе положу советы в душе моей, болезни в сердце моем». Глава в человеке всему — сердце человеческое. Оно-то есть самый точный в человеке человек, а прочее все околица, как учит Иеремия: «Глубоко сердце челове­ку (паче всех) и человек есть, и кто познает его?» Вне­мли, пожалуй, глубоко сердце — человек есть... А что ж есть сердце, если не душа? Что есть душа, если не бездонная мыслей бездна? Что есть мысль, если не корень, семя и зерно всей нашей крайней плоти, крови, кожи и прочей наружности? Видишь, что человек, мир сердечный погубивший, погубил свою главу и свой корень.

И не точный ли он орех, съеденный по зерну своему червями, ничего силы, кроме околицы, не имеющей. До сих-то бедняков господь с таким сожалением у Исайи го­ворит: «Приступите ко мне, погубившие сердце, сущие далеко от правды...» Мысль есть тайная в телесной нашей машине пружина, глава и начало всего движения ее, а голове сей вся членов наружность, как обузданный скот, последует, а как пламень и река, так мысль никогда не почивает. Непрерывное стремление ее есть то желание. Огонь угасает, река останавливает, а невещественная и бесстихийная мысль, носящая на себе грубую брен­ность, как ризу мертвую, движение свое прекратить (хотя она в теле, хоть вне тела) никак не сродна ни на одно мгновение и продолжает равпомолнийное свое летанья стремление чрез неограниченные вечности, миллионы бес­конечные.

341

Зачем же она стремится? Ищет своей сладости и по­коя; покой же ее не в том, чтоб остановиться и протя­нуться, как мертвое тело — живой ее натуре или природе сие не сродно и чудно, но противное сему; она, будто в странствии находясь, ищет по мертвым стихиям своего сродства и, подлыми забавами не угасив, но пуще распа­лив свою жажду, тем стремительнее от растленной ве­щественной природы возносится к вышней господственной натуре, к родному своему и безначальному началу, дабы сиянием его и огнем тайного зрения очистившись, освободиться от телесной земли и земляного тела. И сие­то есть взойти в покой божий, очиститься от всякого тле­ния, сделать совершенно вольное стремление и беспре­пятственное движение, вылетев из тесных вещества гра­ниц на свободу духа, как писано: «Поставил на простран­ное ноги мои... Извел меня в пространство... И поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе». И сего-то Давид просит: «Кто мне даст крылья, как голубиные, и полечу, и почию...»

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!