Нормунд, работают ли такие методики, как «Работа Байрон Кейти» или прочие, связанные с воспоминаниями? Есть ли вообще смысл возвращаться в прошлое, которого сейчас уже нет?



— Я отвечу очень коротко, но, надеюсь, что очень доходчиво. Этим занимаются не зря, и занимаются, потому что видят какой-то эффект. Но в этом есть и большой недостаток, потому что, расщепляя какую-то ситуацию на мысли, фрагменты, годы, месяцы, дни, конкретные воспоминания можно расщеплять это бесконечно, то есть, решив одну отдельную проблему, человек получает десять новых проблем. Вот, в чем основная проблема. С этим столкнулся Фрейд — основатель психоанализа. С этим столкнулись и его последователи, и представители разных других, но по принципу похожих методик. То есть целенаправленная работа обладает таким странным, неожиданным и в принципе непреодолимым явлением, как, решая одну проблему, ты обретаешь новые проблемы, и больше, чем до того. Это была и большая проблема Георгия Ивановича Гурджиева. До него мистики не использовали аналитический подход, и Гурджиев в этом деле был новатором, но его ученики, не обретя собственной ясности, насоздавали очень много современных методик: НЛП и все остальное. Но из-за невозможности в течение одной ограниченной жизни проанализировать каждую проблему в отдельности, человек умирает, не разрешив проблемы. То есть человек не успевает в течение жизни получить главного приза, потому что проблема всегда больше того, кто ее решает. Это связано с особенностью нашего восприятия и поэтому тут нужно идти в другом направлении.

На любую проблему можно посмотреть с другого ракурса, потому что она многогранна. Но она субъективного свойства, т.е. внутреннего мира, и ее нельзя поставить на весы и определить точный вес. Если сегодня день печальный, то твоя вчерашняя проблема более тяжелая. Если сегодня день радостный, то вчерашняя проблема легче. Это относительно, поэтому любой аналитический подход к решению прошлых и будущих проблем обречен на порождение бОльших проблем, чем было до того. И это наблюдается с момента Фрейда — у его пациентов проблем стало больше, а не меньше. То есть стоит ли записывать в тетрадки и решать проблемы? Ответ простой: это соблазнительно, это достоверно и очевидно, но, начиная это делать, появляются неожиданные побочные явления. Это как разворошить муравейник. Если проблема — это муравьи, то есть такое элегантное эстетичное решение: ты уходишь в другое место, а муравьи остаются и не достигают тебя. Соответственно, если прошлое — проблема, то ты уходишь в другое место в сознании, где прошлое не влияет на тебя. Один шаг всего лишь. Но если ты начинаешь разбираться с муравьями, ты просто не успеешь разобраться со всеми до конца жизни, это факт. И в этом проблема с методикой Байрон Кейти и любыми аналитическими методиками.

— А если есть всего лишь одна большая проблема? Например, 40-летняя женщина не может забыть, как в детстве папа, будучи постоянно пьяным, жестоко ее воспитывал.

— Если пользоваться аналитическим механизмом, то такого понятия, как одна проблема, не может быть. Как только ты обратишь внимание на одно явление, это одно явление начинает становиться максимально многогранным, чем больше ты будешь смотреть на эту проблему, тем больше она будет обрастать особенностями и приобретать новые свойства. Как я уже говорил, если утром ты смотрела на одну проблему, а у тебя было печальное настроение, то эта проблема начертит в твоей памяти свои новые свойства. Если ты изучаешь эту проблему в другой день и с другим настроением, эта одна историческая проблема обретет еще более новые свойства. Если ты оптимист, ты эту проблему какими-то веселыми наклейками обклеишь. То есть ты из одного факта, из одного события делаешь страшного монстра, не зная этого. Понимаешь? Поэтому, любое прикосновение к памяти для улучшения психологического состояния — это катастрофа полнейшая, это полнейшая обреченность.

Есть простое решение, оно естественное и наблюдаемое: ты не решаешь проблему, а перешагиваешь через нее.

— Как это?

— Так. Мы уже пережили тысячу разных неприятных фактов, но почему-то зацикливаемся на определенных. И соответственно, не сам факт давит на нас, а наша избирательность. Например, по телевизору одновременно идут и очень много плохих передач, и очень много хороших, и если ты включила плохую передачу, тебе не нужно анализировать, почему это случилось в твоей жизни и почему такое вещают, ты просто переключаешь на другую передачу. Но человек начинает анализировать, обрекает себя потреблять этот паршивый материал и у него портится внутренний мир, потому что мы состоим только из того, что в нас проникает. Поэтому к любому прошлому событию нужно относиться, как к вчерашней еде: да, она была, но она абсолютно неактуальна сегодня. Нужно просто уяснить, что вчерашняя любовь и вчерашняя ненависть абсолютно бессильны без твоей причастности к этому. Ты можешь сесть за стол, записать десять обид на своих подруг, вспомнить школьные времена и сейчас позвонить, и нагадить им в уши…

— … или простить, как это предлагается в разных методиках.

— Зачем прощать? Они уже не помнят этого без тебя. Я ж и говорю — нагадить — позвонить и сказать: «Я тебя прощаю за то, что ты в седьмом классе отбила моего парня». Понимаешь, это сделала не та прошлая ситуация, это сделала ты настоящая.

— А если я не буду им звонить, а просто прощу их внутри себя?

— Телевизор не виновен, что кто-то включает плохие передачи, и тебе не нужны мантры, чтобы выключить плохую передачу. Если ты смотришь плохую передачу и читаешь мантры, ищешь силы, и молишь бога, чтобы он дал тебе разумение переключить на другую передачу, то это проблема уже где-то изначально в чем-то другом.

На самом деле все разговоры о прощении, любви и о прошлом — это всё связано с интересом человека настоящего. То есть Фрейд был озабочен прошлым и всякими пошлостями и потому не увидел, что они потеряли свою значимость, став прошлыми, он просто любил этим заниматься. Он, слушая рассказы пациентов, мог постоянно видеть бесплатное порно, а это очень интересно. Занимаясь системой прощения, ты занимаешься внутри кинотворчеством: ты вспоминаешь разных людей, всякие пошлости, разные грубости, извращения… Это же приятно. Это как «50 оттенков грубого» — бесплатная порнография. Посмотри, чем занимаются люди на исповеди, они же обмениваются пикантностями, которые в их жизни уже не существуют, они их растягивают. Это болезненная неудовлетворенность настоящим вызывает вот такие паталогические стремления искать насыщенность в прошлом. Поэтому, если ты не влюблен в свою жизнь, ты будешь искать крохи острот переживаний в прошлом или будущем. Другого объяснения у этого нет, все остальные — это чепуха.

Прощение — это носить в голове порнографию, преступления, убийства, жестокость, грубость и так далее. Самые дурные люди, кто прощает всё подряд. Представь, о чем они должны думать!

— Это если говорить о долгосрочной памяти. А если обида недавняя: в пятницу человек имел неприятный разговор с начальником, а тот был явно не прав, и все выходные он продолжает мысленно с ним говорить, пытаясь «понять и простить» начальника?

— Всё в меру, добрая, всё в меру хорошо! Мы это знаем по своему опыту. Даже если добрая кошечка испугалась новогоднего фейерверка, она день просидит под кроваткой, но вылезет. День, ну, два-три. В меру всё, конечно, имеет право быть, потому что у всего есть причины, есть какой-то процесс, но всё когда-то кончается. В меру всё естественно. Если на тебя вчера накричали, то вполне естественно сегодня быть огорченной, и возможно, даже завтра, и возможно, даже послезавтра, но звонить в Ригу через 20 лет и спрашивать, что с этим делать, это уж точно неблагоразумно, это уж точно что-то совсем неправильное. У меня есть один знакомый, который не может справиться до сих пор с тем, что в начале 90-х, когда менялись деньги, а он к тому времени прилично накопил, не успел их поменять на новые. И он до сих пор печалится, что не помнит, куда их спрятал, а потому и не успел поменять, и не может их найти. А лет уже 30 почти прошло. Конечно, это не проанализируешь, тут мудрость не найдешь, конечно, это брак жизни. Конечно, мы видим в таких ярких примерах комичность этого. Но комичность в прошлогодних обидах такая же, и тут не важно – 20 или 30 лет прошло, обида не обоснована, она комична. Вчерашняя обида — да, сегодня сердце щемит, но если она прошлогодняя — это уже всё.

— Правильно ли я понимаю, что когда человек продолжает думать о том, кто и когда его обидел, кто сделал больно, это все-таки желание страдать?

— Ну, это банально — желание страдать. Это извращение, как садо-мазо. Это не есть желание страдать, а в том-то и дело, что человек получает от страдания удовольствие, поэтому его нельзя обвинять в том, что он страдает, он же получает удовольствие, как если бы плеточкой… Понимаешь? Когда человек носит по жизни страдание, которое уже испарилось, то нельзя сказать так банально, что он любит страдать. Никто не любит страдать. Просто патология в том, что источник его наслаждения дурен и не выгоден ни ему, ни другим, вот в чем проблема. Потому что это несоответствие источника удовольствия. Это как Гитлер — нельзя же сказать, что он делал плохо, он делал хорошо, но то, что Гитлеру хорошо, то всем плохо. Если бы он мог получить, то же количество наслаждения другим путем, он бы выбрал, конечно, другой, более приемлемый путь, потому что насилие — очень тяжелый путь. Страдать, вспоминать обиды — никто этого не приемлет, но, поди ж ты.

Поэтому я еще раз говорю, что это вопрос влюбленности в жизнь. Влюбленность в жизнь — она дешевая, она всем доступная, она дает весь спектр наслаждения, и ты не будешь искать какие-то ее суррогаты. Это как с подростками. Почему они идут в компании напиваться? У них недостаточность впечатлений от жизни, в которой они живут, и жажда впечатлений на порядок выше домашней обстановки. Дома родители чему учат? Застилать кровать, сидеть за столом с прямой спиной, смотреть «Вести недели», а подростку это совсем не в кайф, у него всё бурлит, и он ищет впечатления на стороне. Если бы родители ему дали все эти возможности, он бы не пошел такими рискованными путями.

— А что родители могут дать подростку в плане впечатлений?

— Ты не должна быть скучной. Ты должна быть интересной, чтобы он любил тебя больше, чем соседских пацанов. Почему он туда стремится? Там интереснее. Почему ты неинтересна? Ведь ты же взрослее его друзей, но почему-то не интереснее их. Почему 30-летнии скучнее 15-летних? Ведь они должны быть в два раза интереснее, чем 15-летние. Ресурсов же у родителей на порядок больше, чем у ровесников во дворе: есть деньги, возможности. Но почему то, что они предлагают детям — вообще отстой полнейший? Прекрасное событие: пойдем вместе в субботу в храм — ну, вообще прикольно, он прямо-таки мечтает об этом в 15 лет. Почему не на квадроциклах покататься? Он же не от хорошей жизни бежит. Он бежит к жизни хоть какой-то.

И так же со взрослым человеком. Почему он это дерьмо о прошлых обидах в голове носит? Не потому, что он полный идиот, а потому что там, в голове, вообще всё пресно, а тут хоть какой-то душок, хоть какая-то острота.

Самая обыкновенная ситуация

  • POSTED ON12. СЕНТЯБРЬ, 2017

Нормунд, как помочь подруге, которая, вроде бы всё «понимает», но все-таки никак не может прекратить думать об измене мужа, с которым давно разошлась, и все разговоры так или иначе сводит к разговору о нем-подлеце? (Собеседник)

— Если бы я знал, то, конечно, рассказал бы тебе. Я знаю, что должно случиться, но как это осуществить — тут уж, как повезет. Вся мистика направлена на то, чтобы похищенное внимание человека вернуть ему обратно. Она будет счастлива тогда, когда ее интерес будет держаться ее самой, т.е. там, где ее внимание должно объективно находиться — в проживаемой жизни. Она — такой острый пример, но это относится и к тебе, и к любому другому человеку. Сейчас ее внимание похищено какой-то мыслью. У нее это — муж, у другой это — дочка, у третьей это — религия, у четвертой это — еще что-то, совсем не важно, какая именно мысль похитила внимание. Важно только: ты живешь и работаешь на свои мысли или мысли крутятся вокруг тебя, а ты живешь той жизнью, какая у тебя есть. Это вся мистика, она очень простая, но донести ее до людей и воплотить очень сложно.

То есть ситуация твоей подруги — это самая обыкновенная ситуация, как у любого человека. Все куда-то убегают, все озабочены каким-то рассказом в голове, эти рассказы всегда из прошлого, и таким образом человеческая жизнь похищается вниманием к мысли. Вся мистика именно в том, чтобы вернуть внимание внимающему, т.е., чтобы он ощутил внимание здесь, перед носом. Тогда все мысли, все страдания, все любови и радости, всё развалится, всё. Вавилонской башне конец. Понимаешь? Но как это сделать?

Это магия. На это мало, кто способен. И я не знаю такой механики, скажу тебе честно, чтобы на бытовом уровне друг другу кто-то мог помочь вырвать внимание из мыслей и вернуть в настоящее. Это могут сделать только мистики, только они настолько сильно укоренены в настоящем, что, чего бы они не говорили, все равно внимание впадает в «здесь и сейчас». Поэтому, хоть я об этом и не люблю говорить, но на самом деле здесь архиважна роль учителя, только он может это сделать. То есть пробудить спящего может только пробудившийся. Никто в контексте сна не может помочь друг другу, к сожалению. Поэтому со смертью учителя всегда, к сожалению, умирает и учение, а бред продолжается.

— Вот я и подвела тебя так тихонечко к просьбе об индивидуальной работе с подругой или консультации. Она готова деньги заплатить.

— Индивидуальное общение тут не важно абсолютно. Как раз «индивидуально» и есть проблема. Индивидуальная сессия не дает преимуществ, а даже наоборот, коллективная практика дает больше шансов, чем индивидуальная, потому что во время коллективной практики тебе помогает «подсознание» — ты не один в этой лодке и подспудно твое подсознание работает на тебя. А индивидуально твое «подсознание» тебе не помогает — вся надежда на твой разум, а если он хиленький, то ничего не поможет. Решение проблемы – совсем не индивидуальная консультация. Наоборот, проблема тут может еще больше утвердиться и даже затвердеть, потому что, представь, какая важность — ее личная проблема стала проблемой международного масштаба, да еще и за деньги! Это ж, конечно, должно быть очень важно! Тут как раз нужно расщепить ту важность, что ее ситуация какая-то особенная, понять, что ее ситуация такая же, как у всех — мы все в жопе, и лучше вылезать из нее сообща. А индивидуально мы там и останемся — силенок-то не хватит. Это только укрепит ее проблему.

Есть отдельные редкие случаи, где нужна срочная индивидуальная поддержка, это когда человек находится в таком пограничном состоянии, словно выпал из самолета без парашюта, тогда его нужно поддержать и сказать, что внизу его ждет мягенький батут. Но это редко случается, когда нужна индивидуальная поддержка. А тут как раз нужна общая практика, там, где важничество не присутствует. Прикинь, такая личная нагорная проповедь Иисуса: пришел один фарисей со 100 сребрениками и просит дать ему 11-ю заповедь лично для него. Тут так это и работает.

Чем я недоволен на моем поприще, так это тем, что мои «коллеги» портят правила игры, дискредитируют саму систему обучения, и мне трудно воспользоваться старыми испытанными методами, потому что они скомпрометированы именно тем, что туда применяются вот эти принципы «индивидуализма», которые на самом деле всё портят. А так как они всюду распространены, от меня люди ожидают того же.
Это не полезно!

Мечты не Грёзы

  • POSTED ON19. СЕНТЯБРЬ, 2017

Куда уводят мечты? Или они куда-то приводят? В одном из последних прямых эфиров Нормунд Астра сказал: «Мечтайте!» и привел в пример мечтателей такого масштаба, что я, честно говоря, «стухла»: Циолковского, братьев Райт, построивших первый летающий самолет, изобретателей железной дороги и прочих… А о чем мечтаю я? Ну, так, о простом, личном. Стоит ли об этом вообще мечтать? Достойны ли гордого названия «мечты» мои желания?
О таких ли «мечтах» говорил Нормунд? (Собеседник)

— Нормунд, в прямом эфире, ты призвал нас мечтать, но говорил о мечтах мирового масштаба, о таких, что творят прогресс. А как насчет простых, личных мечтаний? Я не о том, чтобы купить крутую машину, а о реально нужном. Например, у меня болят ноги, я метеозависима и в нашем климате средней полосы России в холодное время года чувствую себя очень плохо. Побывав в теплых странах, я поняла, что мне необходимо менять климатическую зону. Вот, уже лет десять об этом мечтаю, но пока нет такой возможности. Это недостойная мечта?

— Это больше, я бы сказал, надежда, это не есть мечта, это ближе к грезам, из той серии, что «как хорошо бы было, если было бы».

— Но почему же грезы? Они же обоснованы физической необходимостью.

— В них нет силы, в них нет тотальности, полноты включения себя, в них есть фрагментарность. То есть мечту, которую ты заведомо считаешь неосуществимой, ту мечту, в которую ты сама не можешь поверить, я бы не называл мечтой, скорее такими грезами. Грезы не имеют силы, а мечта питается тобой и поэтому становится сильной. Циолковский именно мечтал, он не сверял свою мечту с возможностями того дня, в котором он жил. Он создал эту мечту.

— Циолковский был гением, а я человек обыкновенный.

— Это то же самое. Мы все гении своей жизни. Просто жизнь Циолковского была общественной, его мечты были для всех, поэтому ты считаешь его гением. Но ты тоже гений своей жизни, самый лучший эксперт своей жизни, поэтому, если применять мечту к своей жизни, то ключевой момент — это сила. Понимаешь, сила уже находится в самой жизни, т.е. в настоящем, в осознанности. Если ты осознаешь свою мечту, она начинает питаться. Если твоя мечта — греза, то ей не хватает осознанности, она, скорее, мыслеобраз — то, что происходит с нами во сне, там тоже есть яркие события и всякое такое, и большое, и великое, но они бессильны, они не могут повлиять на нашу жизнь, потому что не хватает силы, это всего лишь образы. Но когда ты образ насыщаешь собою, он начинает искать возможность воплотиться в ситуацию, в событие, в предмет, во всё материальное и ощущаемое. То есть мысль должна обрести определенный вес, чтобы она могла, как капля, упасть на землю и во что-то прорасти. Тут вопрос очень простой. Это вопрос в силе.

— Но если я человек обыкновенный, не претендую на идеи, продвигающие прогресс, какая моя мечта может обрести силу?

— Любая. Ты, судя по вопросу, больше склоняешься к магическому мышлению. А я не говорю о магическом осуществлении мечты. Я говорю о земной, реальной возможности осуществления мечты. Два плюс два всегда будет четыре и тут желай-не желай, другого не будет, слава Богу. Но если ты ищешь квадратный корень из 3145, то ты можешь это узнать, просто тут нужно очень постараться. У нас грани возможного сужены нашим мечтанием, т.е. мы очень мало мечтаем и грани возможного — я говорю о возможном, а не о невозможном — очень малы и их можно раздвинуть очень-очень широко, и тут нет невозможного. Невозможное всегда останется как невозможное. Но если твоя мечта находится в рамках возможного, то здесь важна сила, тут важно увидеть грани возможного и невозможного. Например, ты можешь освоить другие языки, и есть предел тому, сколько языков ты сможешь освоить, но это больше, чем один. Ты сможешь переехать в теплую страну, может быть, не в Израиль, не в Саудовскую Аравию, и, может, принц тебя замуж не возьмет, но ты сможешь переехать, скажем, в Сочи.

Понимаешь, тут нужно мечтать и давать мечте силу, и она найдет возможности в рамках возможного, она это может. То есть, когда ты что-то подогреваешь, оно само теплеет и само начинает обладать определенными свойствами, которые разительно отличаются от того, что есть холодное, но ты не можешь очень точно и четко управлять этим. Твоя задача: взять воздушный шар и дуть в него теплым воздухом, всё остальное уже случиться само по себе и тебе потом нужно будет только управлять этим делом. Тут стечение новых возможностей: много тепла, большой шар, добрый ветер и знание навигации. Это, конечно, очень отличается от того, чем просто проехать на трамвайчике от одного депо до другого. То есть те, кто привыкли думать эзотерически — почему я и нападаю так часто на эзотерику и магию — они подменяют очень важные понятия и таким образом, обещая невозможное, портят то возможное, что могло бы случиться, если бы мы прилагали усилия в том направлении. Но если ты сидишь и колдуешь свое будущее, у тебя нет возможности осуществить возможную мечту. Если Циолковский не умел бы ограничивать свое воображение до рамок возможного, он бы ушел из сферы изобретения двигателя в сферу фантазий о параллельных вселенных, и мы до сих пор бы не летали в космосе. Тут есть подпорченность эзотеризмом.

— А как подогревать свою мечту?

— Это старание, которое требует времени. Самое главное во всем земном это — всегда нужно время. Сколько нужно времени, ты не можешь определить, соответственно, ты должна свое желание расслабить, потому что, ставя его во временные рамки, ты не даешь времени возможному. Понимаешь, это очень похоже на ухаживание за садом. Все любят яблоки, но они не растут по желанию. И если у тебя есть мечта о добром и необычном саде, то он, конечно, может случиться, но сил нужно будет прилагать очень-очень много. И поэтому я опять-таки обращаю внимание на испорченность твоего мышления магизмом. Нет ни одной возможности нарушить законы природы — и во внутреннем и во внешнем мире властвуют законы, которые невозможно обойти, поэтому мир добр и справедлив ко всем. Есть фактор времени, есть наиважнейшие факторы энергии, силы, и всё решает судьба. Ты не можешь нарушить эти правила. То есть если это мечта о теплых странах, то должно тысяча и одно событие сложиться еще до твоей мечты, что важно уяснить.

Магия утверждает, что ситуация начинает образовываться только после твоего желания. Но правда в том, что любое событие прошлого, настоящего и будущего, образовывается уже с первого момента всей Вселенной, сразу, как разделилась первая единица, траектории всех атомов уже определены, и поэтому не нужно вешать на себя груз за то, что ты решаешь свое будущее. Просто увидь это странное психологическое явление, что, когда у тебя в голове появляется мысль «я хочу», ты думаешь, что эта мысль только что образовалась в твоей голове и тут ее начало. Но заметь, что эта мысль и ощущения пришли к тебе нечаянно, мысль тебя посетила, ее причина в первом делении первого атома, а ты просто была свидетельницей этого события во времени и идентифицировала его, как «я хочу в теплые страны».

В тебе нет центра деятеля. Ни в одном объекте, ни в одном субъекте нет центра деятеля. Мы находимся в глаголе жизни, и то, что я тебе говорил: «мечтай, желай» — это просто слова, описывающие происходящее, но это не есть то, что ты можешь сделать. Тут нужно очень тонко это как бы понять. Это трудно уловить, если твой ум привык к магическому мышлению, к тому, что у тебя внутри есть автономный страдалец, который желает, мечтает и не получает. Но это вовсе не так, у тебя внутри нет обособленного деятеля. Ты — осуществление жизни, и, опять повторюсь, когда я говорю: «мечтай, делай, хоти», это просто возможность устного взаимодействия. Это как листья дерева, когда не видишь картину в целом, ощущается сильное противоречие: на дереве прорастает новый плод, образовывается новое яблоко, и с точки зрения листьев, они наблюдают яблоко, они не видят дерево, и у них создается обоснованное впечатление, что тут растет яблоко, но это растет яблоня. И яблоко также очаровано красотой и чудом себя, видя только себя, оно думает, что оно есть яблоко, которое обособлено от всех других наблюдаемых яблок. Но если видеть всё в целом? Видеть, что это есть яблоня, и видеть еще шире, что это есть земля, что это есть жизнь, и видеть еще шире, что это есть весь космос. Поэтому вся печаль в этом вопросе в самом вопрошающем, в чувстве деятеля. То есть деятель — это груз.

Вот ты спрашивала: «А как? А вот я, а он… А Циолковский, а я — уж так…» Но смотри шире, увидь силу происходящего, она проходит сквозь тебя. И когда я говорю «мечтай», это то же самое, как если бы я сказал свирели: «позволь ветрам бытия дуть сквозь себя по полной и тогда музыка будет самая прекрасная». Это лирика такая, она многосложная, но эмоционально-интуитивно тут можно было бы легко догадаться, если бы твой ум не был поражен эзотеризмом и магическим представлением о мироздании.

— А я как-то могу от этого магизма избавиться? Что для этого нужно? Время?

— Ну конечно, время. Видишь, ты уже понимаешь, молодец, сама говоришь, что время нужно. Заболеть легко, а лечиться трудно и, еще раз повторюсь: именно поэтому я так яро иногда нападаю на магизм и эзотеризм, что он не безвреден, он очень даже вреден, он портит наше мышление и направляет силы нашего восприятия в неплодном направлении, т.е. в направлении, которое бесплодно. Грезы бесплодны, а мечта порождает плоды. Эзотеризм, психология, позитивизм, аффирмации и всякие такие штуки — они очень-очень бесплодны, а мечта, как я уже говорил, она требует время, соответственно, все те годы, которые ты проводишь в неправильных грезах о невозможном, ты теряешь объективно просто осуществление наилучшего возможного.

Нужно больше Света!

  • POSTED ON19. СЕНТЯБРЬ, 2017

Эзотерики говорят, что мечта не появляется у нас без возможности ее реализации, т.е. сначала появляется возможность, а информация о ней приходит к нам в виде мечты. Ты тоже сказал, что мысли — гости, которые приходят к нам случайно… (Собеседник)

— Не случайно. Тут нужно увидеть высшую разумность всего, тут нужно вспомнить то, о чем я говорил, и видеть и знать жизнь, как наивысшую разумность, т.е. жить трепетно, принимать своих нежданных гостей в голове с трепетом и смотреть, куда это всё ведет. Понимаешь, когда ты себя воспринимаешь, как пустую свирель, то каждое дуновение ветра, которое касается тебя, вызывает волшебство, будь это красивая музыка или что-то уродливое. Я образно скажу: тут всё зависит от тебя. Тут важно уметь позволять происходить вещам, тут нужна контрмера той позиции, что ты активный агрессивный деятель, и контрмера этому пониманию — всепозволительность, ты позволяешь всему случаться.

Твоя роль на самом деле, если ты ее осознаешь, это свидетельствование. Единственная твоя объективная, скажем так, «возможность» — это свидетельствовать. У тебя нет возможности быть деятелем. Ты свидетельствуешь свои желания, разочарования — ты всё свидетельствуешь. И вот, уловив это, ты ощутишь покой, расслабленность, свирель угомонится, успокоится, не будет, образно говоря, дуть против ветров бытия, и всё осуществится наилучшим образом. Но тут нужно доверие, а человек не может испытывать глобальное доверие по отношению внешнего и внутреннего мира, если он считает себя агрессивным деятелем, а это именно то, чему учит магизм и эзотерика, навязывая тебе требования агрессивного деятеля. Они говорят: «Ты есть та, которая всё это делает». Это жестоко, грубо, и это совсем не правда. То же наблюдается и в семьях, когда муж упрекает жену за ее нечаянное событие, навязывая ей груз ответственности, когда говорит: «Почему и зачем ты это сделала?» Хотя на самом деле это нечаянно было — просто локтем задела вазу, которую подарила свекровь. Не было ее действия, это было событие, это был казус. И детям мы ложно прививаем этот груз деятеля уже с самого раннего детства, даже тогда, когда ребенок еще совсем говорить не умеет. Я недавно на улице видел такую сцену, где мама, применяя грубые, даже нецензурные слова, отчитывала двухлетку за его поступки. То есть поступок предполагает автономного деятеля, а это была всего лишь нечаянность. Вот этот миф, этот обман взаимный, которым мы делимся друг с другом, когда попиваем чаи, когда созваниваемся, переписываемся, когда мы комментируем какие-то публикации в социальных сетях, мы очень часто, даже можно сказать, в основном, используем вот эту грамматическую форму якобы осознанного действия, т.е. мы упрекаем, осуждаем именно за якобы намеренные действия других. Из-за этого развязывают конфликты, так начинаются войны, так начинаются бытовые скандалы: «Почему ты это сделал?» Даже самый простой невинный проступок обливается вот этой краской чернейшего упрека: «Как ты так мог?» Но мог ли? Вот в чем вопрос.

— Но если мне кажется, что я обдумала и приняла решение что-то сделать, как мне понять, что это не я деятель?

— Только исследованием, никак иначе. Вся наука прорастала только через эксперименты, только через исследования, только через познание и никак иначе. И как мы уже с тобой как-то говорили, что в этих сферах жизни, можно сказать, на самом деле наиважнейших сферах жизни, тут всё оставлено на растерзание эзотериков. Тут нужен именно научный взгляд, это очень-очень сильно облегчило бы нам жизнь, и мы бы никогда не поступали так со своими детьми, и мы бы никогда не вели себя так в браке, и мы никогда бы не развязывали войн. Видя деятеля вне человека, мы бы смогли этот мир улучшить.

— А исследовать способен каждый человек?

— Конечно! Нам навязали это убеждение о деятеле, соответственно, это можно и развязать, развязаться. То есть ты всегда, как и любой другой человек, в чем-то отчаявшийся, предполагала, догадывалась и ощущала, что ты не владеешь ситуацией, ты знаешь по опыту, что не владеешь чувствами, мыслями, ты не владеешь своим телом. Ты можешь это легко проверить, вытянув руку и посмотрев, насколько у тебя хватит силы воли, намерения и черт знает, чего еще, чтобы эту руку держать. То есть ты даже руку не можешь свою держать здоровую, но почему-то, когда речь идет о больных ногах, ты применяешь иные критерии, чем к здоровой руке. Держи свою руку прямо 10-15-20 минут, она онемеет и отвалится.

— Я пробовала. Я ее и 10 минут не могу удержать, она становится словно чугунная и сил не хватает.

— Конечно. Это просто эмпиричный опыт. И только благодаря этой мифологической, магической прививке, ты такие очевидные вещи перестала наблюдать и начала их объяснять сюрреалистично. То есть, когда какой-то эзотерик утверждает, что ты можешь менять свое будущее, т.е. соответственно, судьбу всего мира, тебе просто в голову не приходит банальный эмпирический пример о том, что ты не можешь даже цвет волос поменять без применения доброй химии, но почему-то всё же есть это ощущение, что ты можешь двигать горами. Возможно, тут в чем-то и Иисус погрешил, сказав, что «если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет».

— Еще: «по вере вашей да будет вам» — это вообще главный постулат христианства.

— Да я вообще-то не верю, что Иисус такое говорил. Но на том и держится вся магия еще с наидревнейших времен, шаманы повернули вектор своих утверждений вот в этом направлении. Ведь что было бы, если бы современную и древнюю магию, современную и древнюю религию разоблачить вот в этом аспекте — в аспекте отсутствия обособленного деятеля? Это абсолютно возможно, это эмпирический опыт — верить в очевидное, верить в доказуемое, и ты разоблачишь свои заблуждения и начнешь к тем сферам, где владычествовали эзотерические заблуждения, прилагать объективные и настоящие силы. То есть для путешествия нужны деньги, нужны возможности, обстоятельства, знакомства — это всё требует время. И если бы ты это всё делала десять лет назад, ты бы сегодня уже на Мальдивах жила. Но так как у тебя, как и у других, есть надежда на необоснованное чудо, на халявные блага, что предлагает эзотерика, то, конечно, ты не на Мальдивах, а всё там же. Поэтому я повторяюсь так часто и говорю, что это совсем не есть невинно, это очень даже винно: мы теряем настоящие лекарства, настоящую медицину, мы не ходим к настоящим врачам, мы не получаем настоящие полезные знания, не получаем полезные навыки, мы живем в мире грез и за эти грезы еще и платим настоящими деньгами, настоящей жизнью. Поэтому, конечно, мечты загибаются, они начинают вянуть, а потом уже и тухнуть.

Я не могу тебе обещать ни в коей мере, что, правильно поняв, как устроен мир, и осознав свои заблуждения, картина мира завтра поутру для тебя изменится эмпирически, но я могу тебе обещать, что она изменится субъективно, что есть немаловажно, что есть очень важная предустановка для объективного изменения мира. Но для всего воплощенного, всего, что имеет форму, всего, что растянуто во времени, нужны определенные условия, и невозможно «захотеть их и они будут». Дожди льются только по природным законам, и тут бей в бубен-не бей, оно на это не влияет. И так же мечты: их нужно кормить, лелеять, защищать, и они могут воплотиться и в большом масштабе, и в маленьком. Ну, самый простой пример я тебе для протрезвления расскажу по поводу тех же самых обоев в твоей квартире: никакая магия, эзотерика, никакое мечтание не осуществит ремонт в твоей квартире. Но если ты начнешь об этом мечтать по-настоящему, по-человечески, по земному, если эта мечта будет в твоей крови, а не в твоей ауре, то всё возможно: могут деньги появится, могу хорошие люди появиться — добрые строители, и всякое разное может случиться, и в один прекрасный день будет ремонт и будут красивые прекрасные обои, настоящие. Ну вот в этом и есть разница.

И я еще хочу сказать, что подлецы и недобрые люди этого мира знают этот трюк и не живут в грезах, они осуществляют свои мечты очень нагло за счет тех, кто живет в грезах. Поэтому тут есть еще одно основание, чтобы сбросить весь этот груз эзотерической чепухи и ерунды, она всё очень портит, иногда последствия бывают даже посмертными — много жизней прожито, ничего реально не осуществив.

— Мне кажется, есть и еще одна сторона, почему мы не осуществляем желания. Не только потому что живем в грезах, а потому что желание мечтать с самого детства убивается родителями и учителями, когда нам говорят: «Да кто ты такой, чтобы об этом мечтать. Да посмотри на себя, что ты можешь. Да ничего у тебя не получится, потому что ты самый обыкновенный», и так далее. И уже во взрослом возрасте любая мечта пресекается привычной мыслью: «Да ладно, это для других, а я – так».

— За мечтами идет настоящая охота, ведь, как я говорил, мечты живут за счет силы, они как полнокровные реки и, чтобы осуществить свою мечту, скажем, подлую мечту авторитетного учителя в школе, конечно тебе нужно задавить добрые мечты маленьких деток. И это не случайно, когда другие убивают мечты своих соплеменников, это борьба за ресурсы.

— Но родители же, казалось бы, должны желать блага своим детям.

— Это то же самое. Они должны, но они не знают, что они должны делать хорошо, в них пробуждаются эти инстинкты выживания, этот зверь, который за счет своих детей, за счет своих бабушек и дедушек просто нагло реализует свои мечты. Когда ты ребенку говоришь, что это невозможно и нафиг тебе это нужно, таким образом этот родитель-авторитет осуществляет свою мечту, он держит свою жизнь в узде, он ее контролирует, у него мечта такая есть, чтобы всё происходило по его воле. Это тоже мечта — поганая вредная мечта, тоже привитая разными религиями. Это борьба за ресурсы. Ведь если ты применишь концепцию дарвинизма к эмоциональным составляющим человека, а не только к биологическим, ты увидишь очень много параллелей и очень много закономерностей. Поэтому, как и во внешнем мире мы должны защищаться — ставить заборы от придурков, живущих в соседней степи, так и здесь, во внутреннем мире, пока ты не живешь в мире доброты и любви, ты должна защищаться. Пока родители не знают, что есть такое добро, дети не знают, что они в опасности, поэтому я и говорю об образовании, я говорю о медицине, я говорю о якобы недуховных вещах. Но, опять-таки повторюсь, нам не нужны были бы храмы и ашрамы, если бы мы жили в раю, а мы не живем в раю, потому что мы рождаемся как цветочки райские, но завтра нам нагадят, потому что здесь обращаются с цветами, с неопределенностью, с неясностью и с голым мечтанием очень грубо. А если и ухаживают, то в основном, с намерением продать это получше. Я говорю о детках. И это не вина родителей, я не хочу ни в коей мере здесь обвинять кого-то, и совсем уж не своих родителей — тут уж Фрейду делать нечего, это происходит из поколения в поколение естественно, эволюционно, это недостаточный коэффициент осознанности. Мы идем из темноты к свету, и в темноте всё грубо, всё неловко, всё опасно, и даже любимые бьют локтями друг друга в лицо, но это всё из-за того, что мы в сумерках души.

Весна духа — это осознавание, самоосознание — это лучина, и она дает свет сначала масенький, по чуть-чуть, понемногу, она сначала совсем немногое освещает, и тут нужно разжечь костер осознавания, осознанного бытия — это свет. Мы каждый для себя должны быть прометеями, нам не принесут этот свет. Это я так образно говорю. Ведь эта прекрасная легенда о Прометее очень глубока и абсолютно актуальна для нашего времени. Она говорит о том, что он украл на Олимпе огонь и принес его людям, которые до того не обладали огнем и боялись ночью зверей лесных, мерзли. Но он украл огонь и принес, и люди научились и кузнечному делу, и другим хорошестям, и защищаться смогли, и согреваться смогли, и жизнь стала лучше. Это о внешнем якобы, но на самом деле, как и любая другая древнегреческая легенда, она имеет много смыслов, и в ней есть глубинный смысл, говорящий о внутреннем свете. Мы внутри не защищены, мы чувствуем опасность, мы неучи внутри, и вот этот свет Прометея — свет осознания, он дает возможность и ощущение безопасности, и дает ощущение силы, и разнообразит жизнь, и вскормит любую мечту. Ведь кем бы был Циолковский, если бы Прометей людям огонь не принес? Ведь в ракетном двигателе столько огня. Это очень мудро и добро, если над этим размышлять.

Если ты внутри себя живешь, как в темной скудной пещере, то, конечно, твоя любая мечта поникнет, ей нужен свет. И образно, но очень интуитивно понятно, внутренний свет — это свет сознания обыкновенного, не магического, не эзотерического, не буддистского. Свет сознания, т.е. знаешь ли ты, что ты тоже здесь? Это всё, что нужно, и там прольется целый водопад света, там солнце загорится. Но его нужно выковыривать — этот свет. Он при рождении нам дается, как несфокусированное пятнышко, нам нужно найти зеркало и сфокусировать его, и он загорится, а потом уже всё само по себе случится. Поэтому и психология, и светские размышления о проблемах человека, и разговоры о мечте, о судьбе, о воле — это всё всегда уводит в никуда именно из-за того, что не используется вот этот ключевой момент — нет того света, нет той силы, нет того огня. Поэтому тут нужна эта мистика, тут нужно это умение камушками выбить искру, и тогда все становится ясно и возможно, и мне не пришлось бы каждый вопрос разбирать в отдельности, всё бы встало на свои места и стало бы понятным.

Поэтому я хочу с этим к тебе обратиться: тут нужно соз-на-ни-е, то есть больше сознательности, больше ощущения присутствия, больше густоты бытийности. Только это есть решение, всё остальное пропадет, как неудачные попытки, как и до сих пор в человеческой истории: миллиарды и миллиарды попыток разных людей в разные времена ничего не дали. Это как по осени — все листья опадают, даже те, которые были летом самые-самые. Тут нужно найти суть всего этого — нужно найти себя. Туда не ведет психология, туда, к сожалению, не ведет эзотерика, туда не ведет магия, и что самое страшное, туда в наше время не ведут даже йога и религия — в суть всех вещей, в суть себя. Да, желания есть, есть мечты, это всё здорово, об этом можно судачить и в этом тоже есть много доброй пользы. Но все же ответ всегда будет крыться в том, кто мечтает — там есть сила, там есть ответ, там есть всё. Но я понимаю, что пока ты этого не осознаешь, эти ответы хоть как-то тебя вдохновляют и утешают. Но ответ всегда там — внутри тебя. Не абстрактно, а именно физически. Нужно больше света, отбросить беспокойство, отбросить всё временное, всё телесное — это никуда не денется, и тереть эту палочку, чтобы выбить искру внутри себя, найти эту точку опоры и тереть до неистовства, чтобы затеплилось, чтобы согрелось, чтобы задымилось, чтобы потом — искра, а потом — пламя, а потом — лес горит, а потом… Ну, это уже другая история.

ГДЕ Я?

  • POSTED ON26. СЕНТЯБРЬ, 2017

Меня одолели сомнения. А кто ни разу не сомневался в том, что всё, о чем говорят просветленные люди, истинно? Вот и меня одолели сомнения. Ну, где же все-таки это «я есть»? Как его «отследить»? И есть ли оно вообще? А может, я – это всего-навсего туловище? Едва дождавшись возможности поговорить с Нормундом Астрой, я вывалила на него всю кучу своих сомнений. И надо было бы давно это сделать! (Собеседник)

— Нормунд, меня уже некоторое время мучает один вопрос. Вот я посмотрела видео Лизы Кернз, где она спрашивает: «Кто смотрит через ваши глаза? Кто слышит мой голос?» и у меня появилось сомнение, что вообще есть кто-то или что-то, что смотрит и слышит, помимо моего тела. Ну, например, я вижу дерево. Это же просто свет преломляется и попадает на сетчатку глаза, а дальше идут всякие биохимические реакции, иннервации, электрические импульсы, и мозг обрабатывает эту информацию. Вот и всё! Где же тут кто-то, кто смотрит через мои глаза? Где тут знаменитое «я есть»?

— Это и есть самая главная тайна мистики — ответ на вопрос: «Кто есть я?» И вопрос, заданный в таком материалистическом плане, наверное, самый научный и, наверное, самый правильный, потому что здесь нет места мифам и всяким сантиментам. Я ведь всегда говорил, что мистика должна быть очень научной, и никакая лирика тут не в помощь. Это самая главная тайна мистики уже многие тысячелетия, сколько существует мистика, самопознание. Я не говорю о верованиях — именно самопознание. Вот представь, так много тысяч лет мистика идет параллельно верованиям, а тех, кто познал самую главную тайну всей Вселенной и себя, никто не слышит до сих пор.

Когда Лиза говорит, она толкает тебя, она не отвечает, она задает вопросы. Мистика на самом деле не отвечает на этот вопрос, на него ответить пока что невозможно, поэтому на той недавней встрече, которая проходила между российскими учеными и Далай Ламой, тоже была заявлена тема обсуждения этого вопроса, но, как мне помнится, они и близко не подошли к ответу. И когда мы с тобой говорили о ситуации в современной науке, мы тоже дошли до того, что там пока нет ответов — только вопросы.

Лиза, как и другие мистики, не дает ответов. Это связано не с тем, что они не знают ответов, а с тем, что ни в древнем мире, ни в современном обществе просто не хватает возможностей языка и мыслей, т.е. здесь такой семантический вакуум. Так же, как с той банальной ситуацией с радиацией, которую мы с тобой уже обсуждали: 500 лет назад не было возможности говорить о расщеплении атома, об излучении и обо всем таком, не было даже приближенных понятий. И нынешняя ситуация человечества в таком же положении, несмотря на то, что есть квантовая механика, высшая математика, нейрофизиология — очень много высоких наук, но ни одна из них не приблизилась к пониманию, кто есть тот, кто смотрит. И эта проблема, возможно, останется еще на много сот лет, а возможно, даже на тысячелетия.

Я сейчас попроще постараюсь тебе объяснить. Мы знаем, что мы есть — это единственная вещь во всем мире, которая не требует для нас доказательства. И именно это не может доказать никто другой. Если представитель любой науки будет пытаться доказать, что ты есть, он не сможет этого сделать. Ты есть – это факт, но доказательства этого факта нет.

— Но почему?! Ученый при встрече со мной будет видеть меня, говорить со мной и т.д. Как же он не сможет доказать, что я есть?

— Мы можем знать другого только по его проявлениям: ты спросишь, а он что-то ответит. Но это может сделать и робот, и компьютер, и манекен, и голоса в телефоне, которые нам отвечают (Сири в айфонах, Дуся в андроидах), и это вообще может быть галлюцинация. Ты, когда говоришь с голосом в телефоне, не знаешь, есть ли там другой человек или это просто программа говорит. Ты не можешь определить этот голос как самосущее — знает ли он себя. В науке есть различные тесты, чтобы отличить искусственный интеллект от человека, но они преодолимы, и в принципе нет такого устойчивого критерия, потому что мы воспринимаем внешний мир только по обратной реакции, т.е. видим, слышим, обоняем и все остальное. Но мы не знаем, кто за этим стоит и стоит ли кто-то вообще. Поэтому, когда человек находится в коме, встает такой этический вопрос: отключать его от аппаратов или нет, и это вызывает очень много переживаний, мы не знаем, как это определить. Поэтому никто не знает, есть ли ты. Другие знают только то, как ты выглядишь, что ты говоришь. А если в тебя вселился дьявол или какой-нибудь тибетский йог выгнал твою душу и вселился в тебя? (смеемся) Ни у кого нет возможности это проверить.

— Я сразу вспомнила американский фильм «Терминатор», где запрограммированный злодей выглядит совсем как человек.

— Голливуд давно уже эту тему обыгрывает, это вообще старая тема. Тот же самый Франкенштейн: если составные части разных тел сложить вместе и каким-то волшебным способом это всё оживает, то мы не будем знать, есть ли кто-то внутри, кто знает себя. То есть, на самом деле этот вопрос очень древний и в наше время на него тоже нет ответа. Поэтому люди боятся искусственного интеллекта, они боятся того, что будет, если он станет собой. То есть мы не против, если он будет делать то, что мы хотим, но вдруг у него случится то, что есть у нас — знание себя, самоосознание, и это уже будет то, что называется личностью. Вот японцы сейчас делают очень похожих на людей роботов, и поднимается вопрос этики: нужно ли относиться к этим роботам как к людям? Потому что все внешние параметры у них человеческие, и если мы к этой форме относимся жестоко и грубо, не нарушается ли тут какой-то вопрос морали и этики?

То есть никто не знает, что ты там в теле есть. Вот ты спишь, а никто не знает, может, ты уже умерла? Человек проходит мимо, видит, что кто-то лежит, голова есть, но не присматривается поближе — дышишь или не дышишь. Может, ты дышишь, но ты уже в глубокой коме? В том же аспекте и вопросы, связанные с абортами. Нет дефиниции того, что есть человек, исходя из внутреннего мира, из самоосознания или из души и из духа. Тут никто ничего не знает, темнота полнейшая. Мы знаем, что мы есть, а другие не знают. Люди об этом вообще не задумываются, они воспринимают это, как само собой разумеющееся, но это вовсе не так. Поэтому, если бы они задумались, они бы задумались и дальше: по поводу обморока, смерти и всего остального.

— Я знаю, что я есть. А как понять, что это такое, которое есть Я? Хотелось бы понять, где это Я находится, разложить всё по полочкам.

— Ты хочешь дать этому определение и тут есть такая логическая невозможность. Ты знаешь, что ты есть и у тебя есть желание посмотреть на себя со стороны, потому что знание и понимание — это всегда взгляд со стороны. Посмотри, как образовывается понимание. Оно функционирует точно так же, как вИдение, то есть нужен тот, кто смотрит, нужно на что-то смотреть и должен происходить процесс смотрения, тогда создается цепочка: смотрю, вижу, делаю выводы, что-то понимаю, фиксирую, как понимание, и смотрю дальше. Но останови эту цепочку, не шевели ее. То есть смотрение остается, но не увлекайся прохождением по цепочке.

— Но я же именно тут и уперлась в вопрос: не происходит ли смотрение просто у туловища, у тела, простая физиология и биохимия?

— Если говорить о смотрении, то это какие-то цвета, это удары фотонов о нашу сетчатку, и дальше идет работа мозга. Это просто оптика. Но ты есть, даже когда ты не смотришь, т.е. если ты закрываешь глаза, нет физического акта смотрения, но смотрящий остается.

— Я даже была в флоат-камере, где полная темнота, тишина, ничем не пахнет, невесомость, т.к. лежишь в соленой воде, которая держит тело на плаву, ее температура равна температуре тела, и ты быстро теряешь способность осязания.

— Но там остается мышление, ты смотришь, но внутренние картинки, мы же знаем, что мы смотрим не глазами, а мозгом. Даже в этой камере будет происходить шевеление, действие: смотрящий, смотримое и смотрение. Это и есть известная нам идентификация себя.

Знаешь, мистики всегда говорят о тишине себя, о недвижности, о том, что у тебя нет свойств, говорят о пустоте даже. Будда провозгласил, что наша природа — это шуньята, т.е. пустота. Под этим что подразумевается? Представь, что ты есть, но представь, что ты ничего не видишь и не смотришь, представь, что ты ничего не слышишь, не осязаешь, т.е. представь, что у тебя нет ни одного органа восприятия, ты — бесплотный дух, у которого не образовываются даже мысли. И что с тобой случится? Как бы ты могла себя воспринимать? Как бы ты могла себя идентифицировать? Сложно, скажи? То есть современный взгляд на то, что мы есть, он такой, что мы проявляемся только в реакциях, то есть, когда происходит так: тот, кто воспринимает, соприкасается с тем, что он воспринимает в процессе восприятия, т.е. химическая реакция. И вопрос в том, что остается между двумя такими реакциями и что остается после этой реакции? Это и есть вопрос мистиков: что было с тобой за пять минут до рождения или куда ты деваешься в обмороке? Ясно, что если у тебя нет, чем воспринимать, и нет, что воспринимать, понятное дело, что ты не можешь сказать, какая ты. Но, соответственно, по привычке известного тебе восприятия, ты скажешь, что тебя нет. Но, чтобы сказать, что тебя нет, ты должна быть! Понимаешь — такая логическая белиберда. Конечная фаза самопознания очень напряженная, это требует большущих когнитивных сил, потому что мы очень быстро воспринимаем и очень быстро делаем выводы. То есть наши химические реакции очень быстрые, у нас катализация происходит на очень повышенных градусах, поэтому все мистики всегда настаивают на спокойствии и тишине, т.е. уменьшении этой скорости.

Вот простой мысленный эксперимент. У тебя есть чувство я, когда ты думаешь — это самое привычное твое знание себя, это обыкновенная такая реакция: есть, кто думает, что он думает и происходит думание. Но ты знаешь по опыту или можешь догадаться, что думаешь не непрерывно, ты знаешь, что мысли обрывочны, они фрагментарны: одна мысль, другая. Ты можешь проделать мысленный эксперимент и догадаться, что между двумя мыслями должен быть промежуток, и задаться тогда вопросом, что случается в этом промежутке. То есть ты появляешься заново с новой мыслью или ты как-то есть, но даже и без этой мысли?

— Как после обморока?

— Да. Ты новая появляешься или та же самая? Хотя, ты знаешь, что произошел обрыв цепочки, но у тебя нет никакого ощущения, что ты появилась заново, ты возвращаешься полноценной так же, как и каждое утро. Просто меняется внимание к каким-то мыслям, меняются какие-то внешние раздражители, но то, на чем всё это зиждется, оно, очевидно, не меняется.

Вернемся к этому мысленному простому эксперименту, который можно провести в голове. Мы точно знаем, что мы не думаем непрерывно, мы точно знаем, что мысли меняются, и мы абсолютно логически знаем, что если одна мысль кончается и приходит другая, то должен быть интервал, иначе это было бы продолжение той же самой мысли. Это примерно, как наблюдать часовой циферблат: мы знаем, что есть 23.59 и, бац, 00.00. Мы знаем, что 23.59 не то же самое, что 00.00, но мы не можем уловить момент перехода, потому что, если математически делить последнее деление на составляющие, то последнее число будет бесконечным — такой абсурд маленький получается — мы не найдем 23:59,99999…, за запятой может быть бесконечность. Но этого не случается, потому что через секунду 23:59 пропадает и появляется 00:00, а логика говорит, что должен быть интервал, что должно быть что-то, что не 23:59 и не 00:00, потому что одно не может перетечь в другое. Понимаешь? И тут требуется очень много когнитивной энергии. Поэтому я говорю, что так мало познавших себя. Этот очень-очень сложно для человека, мы можем это понимать умом, но догадаться об этом требует больших сил.

Например, ты находишься в каком-то воображаемом вакууме, где есть одна точка света, одна звуковая волна и один атом чего-то пахучего. Мы знаем, что один фотон света во Вселенной движется как раз к тебе, и ты это будешь видеть, как точку света. Но этот фотон, когда ударится в сетчатку, потеряет свою силу, исчезнет, и что тогда останется? Ты ничего не видишь, но видящий был, ты ничего не будешь видеть, но появится новый фотон света, и ты снова будешь видеть его и будешь знать, что ты видишь. Понимаешь, тут нужно очень напряженно, старательно думать дальше. Ответа нет по той причине, что все наши воспринимающие органы, как ты правильно подметила в начале, работают исключительно с поступающей информацией, т.е. в твою сетчатку что-то попадает и только потом у мозга есть, что обработать. Но если в сетчатку ничего не попадает, твой мозг же не исчезает, однако видения не будет.

Мы знаем, что для всего, что мы воспринимаем, в том числе и мысли (а мысли — это не что иное, как просто электричество в мозгу), должны быть: раздражитель, та система, которая воспринимает этот раздражитель, и сам процесс раздражения. Но представь ситуацию с трупом: у него есть механизм восприятия раздражения, на него поступает раздражитель — свет на него светит- но у него остановился процесс восприятия раздражителя, т.е. цепочка оборвалась посерединке. Вот это называется жизнь, когда есть связующий механизм между восприятием и воспринимаемым — это формула жизни. Эти три вещи: то, что мы воспринимаем, тот, кто это воспринимает, и само восприятие — неотделимы, их невозможно делить даже в умственном эксперименте. Это очень похоже на парадокс с котом Шрёдингера — мы знаем, что кот однозначно или жив или мертв, но умственный эксперимент позволяет сделать якобы парадоксальные выводы, что он одновременно и жив, и мертв.

Наши органы восприятия дуальны, у них есть две фазы: да-нет, свет есть — света нет, воспринимаем тепло — не воспринимаем, близко-далеко. Они дуальны, а реальность, даже чисто логически, не обязана быть дуальной, и получается такой парадокс, что мы обязаны видеть мир только в рамках дуальности, а реальность не обязана быть такой. Поэтому математически кот Шрёдингера и жив, и мертв, да еще и в любом другом состоянии. И физика уже приближается к тому, что, наверное, всё же мир сложнее, чем то, как мы до сих пор привыкли его воспринимать. Твое мышление бинарно — оно знает одно и знает другое в это же время, ты можешь видеть фокус в одном месте и не видеть все остальное, оно расфокусировано, хотя на самом деле всё одинаково, но твое восприятие, как у человеческой особи, очень специфично. Помнишь, я упоминал эту странность с перспективой: мы видим одинаковые размеры деревьев на разных расстояниях, как разного размера. То есть для нас то, что далеко, однозначно маленькое, хотя его размер не изменился. И вот с этой ограниченной системой восприятия создается ограниченная система воспринимаемого. Поэтому, когда Лиза говорит: «Делай шаг назад», она как раз выталкивает тебя из известной тебе системы восприятия и интерпретации воспринимаемого. Но мыслями туда не войдешь, потому что мысли тоже дуальны. И чувствами туда не войдешь, потому что чувства тоже функционируют по тому же принципу: есть раздражитель, есть, что раздражается, и есть само раздражение. И можно ведь догадаться, что что-то вне всего этого однозначно есть, но тут нужно большое умственное усилие, чтобы об этом догадаться. И сможешь ли ты это умом описать? Да, потом сможешь. Но сможешь ли ты в процессе полагаться на ум и размышления? Конечно, не сможешь. Потому что, когда ты сворачиваешь свое внимание до математической точки, всё теряет смысл. То есть мысль — это всегда что-то растянутое во времени, а когда ты хочешь понять саму суть мысли, ты не можешь одной мыслью понять другую мысль, поэтому надо искать другие механизмы понимания.

Тут очень сложно, да, но знаешь, это очень интересно. Я недавно общался с более или менее учеными и был удивлен, что они даже не догадываются об этом. Они уперлись в обычную модель понимания и с той модели понимания хотят понять то, что никто до сих пор еще не понял. Тут нужно расширять методику, и самое лучшее — умственные эксперименты. В науке, как и в мистике, все открытия всегда делались банально — умственными экспериментами.

— Что есть синоним размышлению?

— Да, систематическим целенаправленным размышлением. Тогда можно делать такие противоречащие опыты именно в умственной среде и там получать порции догадок и интуитивных прозрений, а потом эти догадки и прозрения можно переложить на известные концепции и утверждения и делать, соответственно, новые выводы.

Мистическое прозрение, то, что называется просветлением, это интуитивное прозрение вот этого вопроса, который ты в начале задала, это получение как бы ответа на этот вопрос. Но в основном это происходит самопроизвольно и поэтому не очень-то полезно для других, так как до этого не было проведено умственной работы, то есть не было записи, которую можно было бы передать другим. Поэтому, когда кто-то утверждает, что он познал, невозможно, к сожалению, это проверить, потому что он не может огласить свою методику и невозможно перепроверить, что он там познал, может, он просто находится в каком-то экстазе.

— А к какой категории относится внимание? Его же нельзя назвать мыслительным процессом.

— Внимание — это фокус. Внимание, это как рассеянный свет. Солнце светит просто рассеянным светом, призма использует этот же солнечный свет, но делит его на составляющие, а линза этот же свет фокусирует и тогда из рассеянного света можно зажечь огонь. То есть из фокусированного света можно создать большую температуру, она уже как бы тут есть, но она рассеянная. Внимание — просто функция фокусировки.

— Функция мозга?

— Ну, у нас всё есть мозг. Это всё есть система восприятия — это механизм нашего организма, это механизм восприятия внешней среды и, соответственно, функционирования в той части среды, которая воспринимается. И внимание — это просто функция, а функцию невозможно понять, мы можем понять, какую полезную работу совершает эта функция, но мы не можем понять саму функцию. То есть мы не можем задаться таким вопросом: «Что есть течение воды?» Это не даст полезной информации. Мы можем задать вопросы: «Куда течет эта вода и откуда она течет?» А что есть течение воды — это, скажем так, механика молекул, это функция. Поэтому нет смысла задавать вопрос, что есть такое внимание. Это просто фокусировка.

— Я почему задала этот вопрос? Если сфокусировать внимание, то можно увидеть промежуток между мыслями, увидеть то, что там есть?

— Да, конечно. Не то, чтобы можно было увидеть, потому что там, где нет мыслей, и нечего видеть, но можешь понять, что там есть отсутствие.

— Это будет как знание?

— Это знание, да. Мистика всегда приводит к знанию, это всегда синоним знания. Потому что мышление — это описывание знания, так же, как и книга — она описывает. Ты можешь пить воду, и это будет эмпирически, это будет объективно, но всё, что ты будешь писать о том, что есть вода и почему, это уже будет лирика жизни. Там будут противоречия и конфликты. Но если молчать и пить воду, то все будут дружны. Это эмпирический опыт.

Просветление — это эмпирический опыт, но из-за невозможности это описать есть противоречия, конфликты и недопонимания. Ты с этим же столкнешься, когда будешь наблюдать «интервал между мыслями» или ловить появление следующей мысли. Ты это сможешь знать, но не сможешь это описать. Это то же самое, что ты знаешь, что есть пространство, в котором нет ни одного фотона света, т.е. абсолютная темнота, ты это можешь вообразить, но ты не можешь это увидеть, потому что, если нет ни одного фотона света, то нечего видеть, это было бы абсурдно. Поэтому нужно научить свой мозг работать с переменными, которые обычно воспринимаются как абсурдные. То есть гений Эйнштейна всего лишь в том, что он позволил себе думать о том, о чем другие ученые считали думать неприличным.

Это просто широта мышления, и дерзость в этих вопросах нужна обязательно. Хотя бы дать ответ на такой простой вопрос: «Какого цвета комната, где нет ни одного фотона света? Она есть! Но какого цвета?» И ты понимаешь тогда относительность концепции цвета. То же самое с тишиной. Это абсолютно физический факт — отсутствие звуков. Для звуков вообще всё очень просто — для звуков нужна среда. Представь, что в помещении нет ни одного звука. И как это звучит? Вопрос якобы абсурден, но можно сделать очень далеко идущие выводы о реальности, которая есть, но в которой нет ни одного звука. Теперь исключим свет — нет ни одного фотона, значит, это тишина, это темнота, реальность есть, но она никак не выглядит и никак не звучит. Уберем из этого пространства любые осязаемые объекты — это не проблема, из комнаты можно всё убрать, комната не исчезает, мы это эмпирически знаем, но мозг всё больше и больше начнет подтормаживать, он всё больше и больше начнет смущаться, мы будем чувствовать всё большую и большую неловкость в продолжение этого эксперимента. Потом мы уберем все запахи, это тоже не проблема, это всего лишь молекулы в воздухе, уберешь запахи — мир не исчезнет, мы это знаем. Можно убрать в этом эксперименте всё, и то же самое с мыслями. Но что-то, черт возьми, остается! Как будет называться то, у чего нет цвета, запаха, о чем невозможно помыслить, что нельзя пощупать и даже нет возможности ощутить никакими органами чувств?

Очевидно, что это есть, но мозг с этим не справится, потому что мозг дуален, он приспособлен работать во внешней среде, воспринимать определенный спектр внешний раздражителей, нужных для выживания. Орел видит далеко, пенсионеры — поближе, но это ни в коей мере не влияет на объективную реальность: стоит на тумбочке алмаз или не стоит? Орел увидит его издалека, а бабушка и близко не увидит, и вот такой вопрос: есть ли алмаз, когда его никто не видит? И мы на этот вопрос не можем ответить, мы можем ответить только на тот вопрос, что МЫ есть, даже тогда, когда мы ничего не видим. Но как к этому приучить мысль — жить с этим пониманием, что мы есть даже без того, что мы воспринимаем? Нужна тренировка мыслей, т.е. мозг должен свыкнуться с той мыслью, что что-то может существовать помимо того, что он идентифицирует, это просто развитие мысли. Это не есть какое-то знание, ведь если слепому скажешь, что есть свет, он этого не поймет, если зрячему скажешь, что есть что-то и без света, он этого тоже не поймет, тут нужна догадка. Ничего особенного — обыкновенная догадка.

А теперь по поводу этого прославленного чувства я — всё упирается в это. Правда? Тут то же самое. У нас банально есть только один опыт — знание себя через воспринимаемые явления, в том числе и мысли. Но у нас просто нет опыта знания себя без каких-то раздражителей. Поэтому без медитации, без практики, без внутренней работы мы не поймем это и не согласимся с этими словами, если где-то прочтем. Нам нужен этот опыт.

Когда мы родились и были маленькими, то наше зрение, слух, обоняние — это был своего рода шок для мозга. Мы из ограниченной среды, когда были в утробе, из такой стабильной ограниченной среды, где все звуки не очень сильны, а цвета не очень ярки, мы, бац, и оказались в гипервозбужденной среде: много звуков, много разных раздражителей для наших органов. Мозг медленно к этому приспосабливается, не сразу, поэтому дети не разговаривают, сами не ходят, плохо видят, плохо различают запахи и вкусы. Мозг к этому постепенно адаптируется, это просто такой процесс — из хаоса воспринимаемых раздражителей сложить необходимый минимум разумности для выживания. То есть мозг структурирует: горячее опасно, холодного избегай и т.д., это требует просто определенного времени. А с мистическим опытом — вот почему это так лирически называется перерождением — ты обретаешь новый навык знания без информации. Это трудно объяснить, т.к. мы родились и начали знать себя через информацию — через раздражители, а мистика идет дальше и разучивается этому, потому и есть сравнение «будьте как дети».

— Но мозг же не засыпает, он все равно реагирует на раздражители и обрабатывает их?

— Внешне да, но появляется еще дополнительная функция: знания без раздражителей. То есть ты знаешь свет, ты знаешь темноту и ты знаешь что-то третье, у чего нет названия. Это новая способность мозга, он к этому привыкает, осваивается и потом уже с этим может жить. Поэтому очень часто кто-то просветлевает и «откидывает коньки» — мозг не справляется. На это способен не каждый мозг. Это шоковое состояние сродни тому, как ребенок рождается. Они почти все кричат, когда рождаются. На них наваливается жуткое атмосферное давление, они же живут без атмосферного давления в околоплодных водах, а здесь давление жуткое. То есть все органы восприятия получают шоковую непрерывную информацию в шоковом объеме. А мистика — это когда ты убираешь шоковое давление раздраженных органов восприятия, находишь ту среду, в которой это все происходит, и получаешь новый опыт жизни, можно так сказать, вне зависимости от органов восприятия. Мы теоретически и умственно можем провести эксперимент и понять, что такая среда должна быть: должно быть пространство между мыслями, должно быть что-то в глубоком сне и должно быть что-то в обмороке. И вот мистики осознанно, т.е. в сознательном состоянии, находят эту среду и обретают новый опыт жизни без участия органов восприятия, и поэтому они говорят, что они больше никогда не умрут. Потому что тело – это источник наших чувственных восприятий, а мистики во время жизни нашли восприятие жизни вне органов чувств и, соответственно, их смерть нисколько не пугает. То есть пространство между мыслями никак не зависит от мыслей, как тишина концертного зала не зависит от того, что в ней будет звучать. И поэтому мистики кричат от радости, что они никогда не умрут.

Воинствующие атеисты пришли в свое время к такому выводу, что нет тела — нет жизни. Но это нелогичный, абсурдный вывод, потому что, откуда жизнь тогда появилась? Это как абсурд детерминизма, на котором держался коммунистический атеизм, что у всех явлений должна быть причина. Но на самом деле это абсолютно абсурдно, потому что, откуда тогда появилась первая причина? Понимаешь? Только беспричинность может быть причиной. Только тишина может быть средой для звуков, и не может быть иначе. Если бы звук был причиной тишины, то откуда бы появился звук? Звук — это что-то, а что-то не может породить ничто. В философии есть такое многовековое заблуждение, что ничто не может породить что-то, но на самом деле всё наоборот: что-то не может породить ничто. Ничто не обязано чему-то, чтобы быть. Ничто константно по своей природе и сути. Пустота комнаты перманентна, должна быть пустота и только тогда туда что-то можно внести и невозможно иначе, нельзя вначале быть чему-то, а потом — в чем-то, поэтому мистики и говорят, что сознание изначально и потом в нем уже что-то появляется или не появляется. То есть у человека, когда он рождается, сознание не создается в мозге, а сознание — до мозга, и в сознании формируется новый мозг. И из-за того, что мозг имеет определенные свойства, сознание не выражается в своей полноте, а только в спектре возможностей этого мозга.

— А это уже зависит от генетики.

— Да, это зависит от физики, но это не влияет на то, ЧТО есть то, что породило эту форму. Когда Будда сформулировал концепцию своего учения, она держалась на простом, но шокирующем для индусов утверждении, что нет ничего, что всё есть пустота. Соответственно, все концепции брахмана и всего пантеона божеств, как вечно сущих, и концепция личной души вечно сущей или созданной, всё теряло смысл. Он всё это отменил 2,5 тысячи лет назад, и это была революция мысли, именно мысли. То есть он догадался о том, о чем до него никто не догадался так ясно и четко.

Но, повторюсь, мы все концепции держим в уме, всё наше понимание держится на свойствах нашего мозга, а мозг, как дуалистический орган восприятия, не может удержать вот такое понимание в себе, для него это абсурдная информация, он не способен на это. Поэтому нужно научиться путем медитаций и практик новому свойству функционирования — с как бы осознанными абсурдами. Это то, чему научились совсем недавно ученые, когда начали осваивать квантовую механику, они меньше, чем за 100 лет научились воспринимать абсурды как логические образования. Это эволюционно уже следующий шаг. Мистические учения очень похожи на научные в том плане, что они требуют не простого понимания, а очень высокого понимания. Это как разница между алгеброй и высшей математикой, там нужен мозг посложнее, там нужна понималка более высшего уровня, поэтому многие мистики сочли, что человечество тупое и оставили нам просто морально-этические нормы и испортили этот мир еще больше. Но это неправда. Мы способны очень быстро обучаться, наш мозг гиперэластичен и это можно понять в течение одного поколения — дети будущего поколения уже будут с этим пониманием жить, как с абсолютно нормальным явлением. Квантовая логика по отношению к нормальной логике — абсурд полнейший, но если у тебя хороший IQ, то ты видишь, что именно квантовая логика на порядок выше обыкновенной логики. Это просто вопрос образования. То есть квантовую механику нужно преподавать чем раньше, тем лучше, не в последних классах школы, а сразу после алгебры, потому что она учит новой возможности мышления, где нет места абсурдам, где противоречия абсолютно согласовываются, и тогда можно будет говорить о мистических достижениях нормальным человеческим языком.

Тут нет противоречий, просто нет языка, и поэтому Лиза говорит на языке поэзии, т.к. он более приемлемый, как язык абстракции, т.е. если это поэзия, то абстракции нас не пугают и противоречия не смущают. Но на языке логики для людей, у которых не очень развито мышление, противоречия считаются неприемлемыми, хотя высшая математика, квантовая механика давно уже преодолели эту грань. И весь авангард современной науки держится на том, что противоречия не противоречат. Тут нужно мысль развивать. Поэтому вот эти примитивные формы духовного мышления, на которых держится магизм и эзотерика, это как начальная школа, как сложить 2+2. Это имеет какой-то смысл, но не в нашем столетии, тут нужно идти дальше. Четче всего в мистической традиции это понимание несет такое учение как Дзен. Дзеновская риторика — высшая математика духовности. Но она не популярна именно из-за того, что от учащихся требуют очень больших духовных и умственных усилий. Поэтому нужно повышать уровень образованности уже с детства.

Я очень часто сталкиваюсь с упреками в противоречиях, но это не противоречия, это просто неспособность того, кто слышит, видеть в этих противоречиях разумность и даже какой-то систематизм. Поэтому очень-очень нужно развивать светскую мысль, т.е. светское образование должно быть очень-очень хорошее. Я говорю не о высшем образовании, а об обыкновенном школьном. В религиях и в догматичных традициях духовных учений, как ты знаешь, пресекается думание. А в современной псевдоадвайтовской традиции это не только пресекается, а тебя даже оскорбят, если ты захочешь что-то понять, над тобой просто посмеются и обвинят, что это все твой эго-ум и умом это не поймешь. Это неправда, просто эти учителя сами всего не понимают, и чтобы не давать глупых ответов, просто говорят, чтобы ты не задавал вопросов, что вся проблема в твоем мышлении, в твоем уме, забрось ум, останови ум. Но тогда у тебя просто не смогут родиться вопросы, и эти учителя на фоне дураков будут выглядеть очень умными. Это такой древний трюк. Поэтому: думать, думать и думать, у нас нет другого инструмента, кроме мышления. Наш ум — это единственный инструмент познания, и самопознание требует очень хорошего, здорового, крепкого, сильного, упитанного ума.

Во Свете Любви

  • POSTED ON19. СЕНТЯБРЬ, 2017

Много раз во время наших бесед Нормунд Астра говорил, что нужно хотеть и любить то, что есть. Он и о своей йоге сказал как о любви к тому, что есть, ради самой любви. Я не задавала ему вопросов на эту тему, потому что даже не могла представить, как это вообще возможно. А если в твоей жизни произошло несчастье? А если одолела болезнь? А если… Этих «если» становилось всё больше и больше и не поговорить на эту тему я уже не могла. (Собеседник)

— Нормунд, ты много раз говорил в наших беседах, что нужно любить то, что есть. Я пытаюсь полюбить то, что есть, но у меня ничего не получается! И, честно говоря, я вообще не понимаю, как можно полюбить то, что есть, если оно серое, больное и, прямо скажем, тяжеловатое.

— Ну, потому что ты это не любишь, потому и тяжеловатое. Понимаешь? Тут решение всегда необычное, всегда странное. В этом вся мистика — она всегда странная. Вначале ты любишь, а потом уже обращаешь любовь на что-то. Обычно человек делает по-другому: он вначале смотрит на что-то, а потом хочет любить. Любовь так не работает.

Когда я говорю о любви, я говорю о том, что она уже есть. Она уже в тебе есть, ты уже любишь, не что-то определенное, а ты нащупала любовь, ты ее ощутила и дала ей распространиться. Тут уже простая физика: когда любовь у тебя есть, она начинает распространяться самопроизвольно и, конечно, первое, что она затрагивает, это ближайшее из того, что есть. Но во свете любви то, что тебе сейчас претит и даже просто не в радость изменится тут же, как только эти вещи коснуться той любви, т.е. во свете любви эти вещи меняют смысл, его не объяснишь покамест не будет любви. Если ты смотришь на ситуацию, человека или вещь без любви, ты не сможешь их полюбить, наоборот, ты испытаешь еще более глубокое отвращение. Поэтому любви научиться невозможно, поэтому все курсы и все навыки — это обман полнейший. Любовь неконтролируема и не избирательна. Любовь в себе нужно разрешить, она прорастет и затронет всё, и в первую очередь ближайшие вещи, и тогда то, что вчера тебе казалось противным, сегодня станет абсолютно приемлемым, понятным и, прости уж, любимым даже в своей отвратительности и неправильности. Но тут важна именно последовательность: вначале — любовь, а потом — любовь к чему-то. И никак иначе, иначе тут ничего не работает.

Это то же самое, как и прощение, что есть сестричка любви: вначале ты прощаешь в принципе всех и всё, а потом уже, когда прощение в тебе расцвело, только потом, если уж очень хочется, обращаешь внимание на что-то отдельное, и тогда ты видишь, как прощается и это. Но невозможно вначале на что-то обиженно посмотреть и потом захотеть это простить, это будет не прощение. Поэтому прощению тоже невозможно научиться. Можно стать той, которая всё простила. Так же и с любовью, так же и с добротой — ты не можешь смотреть на своего врага и хотеть научиться быть с ним в друзьях. Вначале ты становишься дружественной как таковой, вначале в тебе начинает бурлить дружественность, и уж потом ты обращаешься к своему врагу и, о чудо, ты видишь, что твоя дружественность не обходит и твоего врага. Это есть мистика, это не есть то, что ты читала в эзотерике и в других грустных местах. Это совсем всё по-другому, это по-другому устроенное мышление, это другие паттерны, чувствования, это другие алгоритмы жизни. Они новы, они не известны человечеству, по большому счету говоря, это новое мышление, новое чувствование, новое восприятие, поэтому так трудно сразу это понять. То есть вначале открывается любовь и только потом она на что-то обращается. Потом не будет таких вопросов.

— Да, но как мне ее в себе почувствовать?

— Ее не почувствовать, ее нужно открыть. Если ты ее почувствуешь, это не будет любовь, это будет нежный сантимент, а сантименты очень предательски себя ведут, поэтому на них вообще нельзя полагаться. Я говорю об эмпирической любви, т.е. ты должна на опыте проникнуть в ту глубину себя, где она есть. Я говорю, она есть внутри тебя, там — перед чувством «я». У тебя есть точка опоры, отсчета — ты знаешь чувство «я», у тебя есть эта «яколка», и под ней есть любовь, она прикрыта вот этим канализационным люком «я», этот люк нужно снять. Это называется самоисследованием, самопознанием, т.е. ты идешь за чувством «я», следуешь ему, находишь, ловишь удовольствие, набираешься смелости и идешь глубже. Это йога, это труд, это абсолютно не дается на халяву, поэтому люди этого и не находят. Они ездят на приятные ретриты в приятных теплых местах, едят приятные фрукты, приятно проводят время и хотят, чтобы это громаднейшее, грандиознейшее таинство случилось, вот таким легким цветочно-воздушным путем передалось. Это невозможно.

Мы должны проникнуть в глубины себя, мы должны идти туда, откуда исходят все страдания, мы должны идти внутрь себя. Это тяжелая, страшная, даже, можно сказать, шахтерская работа йога и тут невозможно ничего облегчить. Ну, единственное это то, что кто-то может поддержать, кто-то может вдохновить. И это то, чем я занимаюсь. Я могу укоротить этот путь, чтобы ты не отвлекалась на ненужные вещи, чтобы зря не мучилась, чтобы не те люки не открывала, а саму работу, извини, но ты должна проделать сама и тут нет другой возможности. Твое страдание — оно твое и, соответственно, счастье ты должна найти свое. Я на опыте знаю, где оно и почему оно недоступно, но работу должна проделать ты сама. Я знаю, что исток твоего счастья завален вот этими камнями…

Давай сегодня остановимся на этом и позже поговорим. Это всё интересно, но я до практик пока не хочу отвлекаться — это очень большой пласт и о нем трудно говорить, потому что там всё 101 раз касается человека и у него появится вопрос: «Как конкретно?» У меня сейчас как раз и будет такой большой цикл практик, чтобы опередить эти вопросы «как?», потому что сложно на это ответить, но легче это сделать.

Ты только обрати внимание на то, что я тебе ответил. Почти никто не понимает, что целый пласт высших понятий: любовь, прощение — они должны идти раньше. Понимаешь, ты же не можешь идти в магазин, стоять у кассы и вдруг задуматься над тем, как тебе за это заплатить? Ты должна идти в магазин уже с деньгами и тогда таких вопросов не будет. А человек ставится в такое неловкое положение: ему наваливают кучу разных желаний, но у него нет, чем платить. Поэтому любовь — вначале, а потом уже ее применение и наслаждение, но никак иначе. А учат как раз наоборот: «Смотри на своего мужа и прощай его». Но чем его прощать, если в тебе нет этой силы прощения? Вначале дайте силу прощения, а потом ты ее применишь, куда надо. Поэтому и обманывают людей на этих курсах, они говорят, как надо жить, но не дают той силы жить так, как якобы надо.

А мистика идет с другого конца — она дает тебе возможности и только голые возможности, а потом уж ты их применяй, как хочешь. Но так как никто не копал в этих рудничках, никто черной работой не занимался, поэтому эти белоручки даже не хотят понимать, о чем идет речь. Я вот упомянул тех, которые цветочно-воздушными путями передают понимание, осознавание, любовь и всякое разное — это же чепуха полнейшая, это не так. Если это по-настоящему, то это всегда требует определенного труда. Если случилось вдруг, что ты уже родился такой — с талантом определенным, то это не в счет. Всё дается трудом, и это закон справедливости всего. Ни один метеорит не может полететь туда, куда ему вздумается, его движет сила, и он не может противостоять этой силе. И это спасает нашу Землю от всяких чуднЫх намерений недобрых соседей. Поэтому работа нужна — там есть сила, там есть мистика.

Поэтому будут еще слезы, добрая, будешь еще реветь и всё остальное. Не ты одна, кто профукал жизнь вот в этих грезах о магических, эзотерических и волшебных возможностях. Нет! Это труд, мы обречены на труд. Но еще до осуществления этого труда, при осознании, картина меняется и труд уже не в тягость, а в радость. Поэтому радость мистики в том, что она дарит наивысший плод наслаждения еще до того, как он созрел, потому что ты видишь картину в целом. Мистика не знает такого чувства, как отчаяние. Поэтому, несмотря на плохое здоровье, на нехватку денег, на дурные отношения и жестокую судьбу, при мистическом прозрении ты уже оказываешься в эмпирическом мире блаженства. Тут нет отчаянью места ни в коей мере.

Это чудо нашего сознания, что оно сознает даже то, чего еще нет. То есть это как моряк, который знает карту океанов и, когда дует сомнительный западный ветерок, он начинает неистово радоваться и никто не знает, почему, а он знает эту карту, он знает, куда его корабль принесет поутру. Понимаешь? Он голодный, уставший, но радуется, потому что он знает. Это и есть цвет понимания, который сильнее объективных фактов. Это как беременная женщина — она видит не только сложности, она видит и характер, и улыбку, и раскаты смеха ребенка, она всё уже видит в этом пузе. Это мистика, это не рационально. Вот так, добрая.

Смысл Жизни

  • POSTED ON29. СЕНТЯБРЬ, 2017

После последней беседы с Нормундом Астрой, когда он рассказал, как в промежутках между мыслями обнаружить того, кто смотрит через мои глаза, я попыталась представить себе, что может измениться, если я «дойду до конца». И вдруг подумала: а надо ли мне это? Ведь что я хотела от просветления? Просто больше радости, меньше печали, блаженную улыбку, как у некоторых мастеров на YouTube… Просветленные кажутся такими необоснованно счастливыми, тогда как вокруг суетится такой обычный, материальный мир, бушуют такие земные страсти. Я оказалась не готовой к тому, что будет тяжело. Тогда зачем оно вообще нужно — просветление? (Собеседник)

— Когда я впервые узнала о просветлении и начала смотреть сатсанги, наверное, я преследовала иные цели, чем те, которые вижу перед собой теперь. Хотелось просто качественно иной жизни, более счастливой что ли. И вот теперь я знаю, что конечная цель — совсем не беспричинная радость, что это очень тяжело — погружаться в полное осознание. Так надо ли это, когда меня окружают совсем другие, не просветленные люди?

— Ты говоришь о пользе, о мотивации. Мистика и религия никогда не имели к этому отношения, как и поэзия, как и всё искусство. Вопрос качества жизни ведь тоже двоякий. Одно — это твои внешние условия, скажем так, статус: карьера, состояние здоровья, отношения с другими — это не есть то качество, о котором я говорю.

— Я тоже не о внешнем говорю.

— Но у тебя с этим пересекается. Ты вот спрашивала и сразу говорила о других людях. Когда ты беспокоишься о других в своих словах, это значит, что твое представление о качестве жизни связано с другими, т.е. это статусные отношения.

— Но я же живу в семье, в обществе, как же не говорить о других?

— Все мы живем здесь, это факт, об этом даже говорить нет смысла. Но всё дело в тебе самой и не важно, где ты живешь: в пещере или на скамейке в центре города. У тебя есть ощущения удовольствия жизнью или неудовольствия жизнью, весь переполох вокруг этого, т.е. насколько ты довольна или не довольна своей жизнью. Это один аспект — первый, такой эгоистический. Второй аспект уже этический: если ты находишься в плохом состоянии жизни, ты дурно влияешь на других, а это уже социальная ответственность. Если ты дурно живешь, то вокруг тебя мир становится дурней. Если ты, идя по улице, плюешься, загрязняешь природу, равнодушна к людям, это не относится к тебе, это относится к другим, поэтому я упомянул мораль и этику.

Духовный поиск и та трудная работа, которая должна случиться, она не имеет отношения только к тебе. Ты чуть-чуть удовлетворишься чем-то или посмотришь в календарь, поймешь, что жить осталось недолго, и наплюешь на всё, но другие-то будут вокруг тебя и останутся после тебя. То есть, когда ты говоришь о других, переверни эту картинку: да, есть другие, но и ты есть по отношению к другим, т.е. это вопрос этики. Зачем мыться? Дождь смоет! Но тогда ты дурно пахнешь и другим неприятно находиться с тобой в одном помещении. Мы моемся по двум причинам: одна — это собственная гигиена, свое здоровье, забота о себе, а вторая — мы обязаны это делать по отношению к другим. Гигиена души, т.е. твоего внутреннего состояния, качества твоего бытия, она такая же, она одной частью касается тебя самой, но второй — полностью и абсолютно касается других. Поэтому, когда ты устаешь копаться в себе, ты это дело забрасываешь, но этим же ты забрасываешь надежду других, ведь если человек рождается в обществе грязнуль, то он не сможет научиться мыться. Есть социальная ответственность. Я утрирую, но это то, о чем так часто забывают ищущие даже на самом высоком уровне. Люди светского общества встречаются с духовными лидерами и задают такие вопросы о смысле жизни: «А мое дело реально или нет? А что есть я?» — очень много о себе спрашивают. Но гигиена — не личная проблема, это проблема как таковая, и возможно, она больше общественная проблема, чем личная. Точно так же и в духовном поиске — нельзя держаться только собственных стремлений, тут нужно видеть последствия.

— Вот я о последствиях и забеспокоилась: как я изменюсь по отношению к своим близким? Как буду жить в этом социуме?

— Это не важно. Я тебя остановлю, потому что ты хочешь говорить о том, что будет, если будет. Но нет такой проблемы, она мысленная. Вот, когда изменишься, посмотришь, что в этом плохого, и изменишься в еще лучшую сторону. Потом ты посмотришь, что еще осталось плохого, и еще раз изменишься. Но если ты будешь только думать, ты вообще не будешь меняться, потому что мысли живут в воображаемом пространстве и у них нет никаких преград и, исходя из склонностей, ты можешь выдумать, что угодно, чтобы тебе этого не делать. Знаешь, это как дети, когда придумывают всякие вещи, чтобы им не учиться: зачем им учиться и почему лучше не учиться. Придумать и обосновать можно любое поведение, но оно будет не настоящее, это будет просто придуманное. Вот ты стань чуть-чуть лучше, чем вчера, и посмотри, мир стал хуже или лучше? Если он стал хуже, то меняйся еще, меняйся до тех пор, пока ты и мир не будете удовлетворены. Так поступают ремесленники, они не судачат о том, кто будет пользоваться их глиняными изделиями, они их делают и, если что-то все-таки не так, они это поправляют и делают лучше. Это другое отношение.

— Почему же вдруг стала так пугать эта мысль о переменах?

— Эгоизм обыкновенный! Потому что нагрузка наваливается на тебя, а не на Бога и не на мир. Ты ощутила свою полную ответственность за свое счастье и несчастье, это совсем не приятно и понятно, почему хочется найти обоснование остаться в зоне того страдания, которое уже стало приемлемо. Человек в равновесном состоянии не хочет ни большого счастья, ни большого несчастья, он хочет серединки, чтобы иногда ему улыбалась удача, и чтобы несчастья не были уж очень большими. Это состояние наименьшего сопротивления. Мы живем во внешней среде, которая вот по такому принципу уравновешена, т.е. не каждый день происходят землетрясения и вулканы не взрываются каждый день — это эпохальные события. Мир уравновешен, он никуда не спешит, у него впереди вечность. Но наш век очень короток, и мы не можем прожить в таком ритме, наш ритм очень напряжен по своей сути, это наша биологическая особенность, мы не можем расслабиться, иначе мы скатимся вниз.

Мир катится во все стороны — и по вертикали, и по горизонтали, с миром всё хорошо. А человек, если не будет карабкаться вверх, то скатится вниз. Если ты не будешь прилагать усилия по отношению к своей гигиене, ты будешь просто очень-очень плохо пахнуть. Это падение. Если ты не будешь учиться, ты будешь глупеть, если ты не будешь стараться, ты обленишься, если ты не будешь прилагать усилия по улучшению качества своей жизни, она разрушится, потому что все наши общественные блага и собственные достижения — это всё работа ума, искусственное делание. Это не есть природное явление, мы по своему рождению говорить не умеем, ходить бы мы научились, но на четвереньках, а всё остальное — это культурный слой, и этот культурный слой нужно создавать, защищать, и он требует очень-очень много усилий. Если ты отступаешь, ты не останешься в равновесии, ты выпадешь, ты будешь просто деградировать. То есть человек, совершая медитацию, получает какое-то личное удовлетворение, временное, у него что-то гармонизируется, расслабляется и он забрасывает это дело, он, как хрюк, удовлетворяется тем, что есть. Но это всё переменчиво, это уйдет — день, неделя, год и это всё уйдет, потому что требует дополнительных усилий всегда, всё время. Это как уборка квартиры — ты не можешь убираться один раз в год, это работа, считай, что каждого дня. Уборка внутреннего мира — это тоже работа каждого дня, и поэтому нужно понять смысл и мотивацию своей жизни. Если твоя жизнь просто противна до смерти, то, конечно, тебе даже вопросы такие задавать не нужно, они, конечно, соответствуют таким детским вопросам: зачем мне шахматы, зачем мне скрипка, зачем мне математика, да вроде всё и так хорошо. Но, если в тебе есть что-то Человеческое с большой буквы, то преодолеешь эту духовную лень. И даже если тебе не нужно, ты вспомнишь о своей дочке, ведь ты впустила ее в этот мир, не спрашивая. Если тебе всё равно, как проживать остаток века, то почему ты тогда свои ресурсы не отдаешь ей? Почему ты не идешь в пансионат и не освобождаешь жилплощадь, если тебе ничего не нужно? Конечно, тебе нужно, просто тебе тяжело, а культура — это всегда тяжело. Варвары всегда хотят уничтожить культуру, потому что в культуру нужно вкладывать бесконечное количество сил. Мы не можем расслабиться в вопросах качества, оно всегда имеет вертикальный вектор и до бесконечности. Нельзя остановиться на аспирине, нужно искать следующее лекарство. Нельзя останавливаться в вопросах качества. Но если тебе наплевать на качество, тут другое дело и тебя никто не будет уговаривать, так как после окончания школы ты самостоятельна. Поэтому, это всего лишь вопросы: кто ты есть и зачем ты живешь? А они полностью личные.

Вообще на вопрос смысла жизни, а твой вопрос, конечно, о смысле жизни, есть очень простой ответ: ТЫ заполняешь жизнь смыслом. Каким? Это твое дело. Насколько этот смысл высок? Это тоже твое дело. Мы рождаемся и вправду без смысла, мы живем и вправду без смысла. Жизнь нам не навязывает смысл, поэтому на вопрос о смысле жизни никто не может вразумительно ответить. Но я скажу, как есть: жизнь дает тебе возможность заполнить ее каким-то смыслом, а заполнишь ли ты, это твое дело, жизнь не настаивает. Миллиарды людей живут и не заполняют свою жизнь смыслом, просто существуют от рождения до смерти. Но у нас есть всего лишь возможность, это даже не требование жизни, она не требовательна, это просто возможность. Держать умирающую бабушку за руку и читать ей стишок или предложить ей лекарство — это твое личное дело. Тебе тут никто не в помощь, ты сама решаешь, зачем жить.

— Я просто думала, чем больше буду углубляться в это дело, тем мне будет легче и радостнее жить, а получилось, что даже тяжелее.

— Легче и радостнее — это всегда дёшево. Невозможно лезть в высокие горы и, чем выше, тем легче и радостнее. Нельзя делать науку и, чем дальше и глубже, тем легче и радостнее. Нельзя создавать культуру и, чем больше, тем радостнее. Нет, как раз наоборот. Именно наоборот создается цивилизация. Именно таким способом создается смысл. Смысл — это, чем дальше, тем тяжелее, чем больше, тем труднее, в этом суть человеческой жизни. Ни одна другая живность в мире не обречена страдать этим делом — синичка, как родилась синичкой, так и умрет синичкой, это не тяжело и не трудно. Но у человека всё по-другому. Мы единственные существа во Вселенной, которые рождаются без смысла, и чем больше мы наполняем что-то смыслом, тем становится тяжелее и сложнее, и тем эти смыслы становятся ценнее. Понимаешь? Поэтому человеческая судьба, конечно, не легкая, если ты созидатель, если ты человек. Но это наша обреченность. И если тебе это уже в тягость, ты уже не можешь… то устройся поудобнее и доживай, это ненадолго и это будет не больно. А если ты хочешь жить с открытыми глазами, то тебе придется жить в мире вызовов, а вызовы по своей сути — это высокие токи, это большие напряжения. Понимаешь, дерево растет в высоту по своей природе, а мы живем в высоту не по своей природе, а по своей возможности. Поэтому жизнь человека уникальна — мы единственные существа во Вселенной, которые можем быть иными, чем родились.

Наши бабушки и дедушки были теми, кем они были, и каждое новое поколение, каждое новое дитя — это возможность быть чему-то другому. Мы постоянно этим наслаждаемся, но не ценим тот труд, ту работу, которую они проделали для этого. Кирпичные дома не сами сделались, это работа многих и многих ремесленников, но нам наплевать на всё это, мы неблагодарные. Когда мы в магазине покупаем литр молока, нам абсолютно наплевать на эту буренушку и на эту доярку, как будто молоко само по себе льется в эти коробки. Ничего подобного! Это сверхусилия. Жизнь человеческая… достойная — это всегда сверхусилия. Поэтому попробуй какое-нибудь островное изолированное сообщество, которое тысячу лет не встречало воинствующих соседских племен, уговорить построить каменные дома. Да они пошлют тебя. Их хижины живут меньше, чем они сами живут, но им не лень сложить какую-нибудь кучку из листиков заново. А мы не стремимся подражать им, мы не хотим жить этой примитивной жизнью, где мы во власти внешних событий, мы хотим жить в том мире, который согласуется с нашими высшими ожиданиями. Мы хотим, чтобы дети не только рождались, но чтобы они не болели, чтобы они не умирали, по крайней мере, не меньше жили, чем мы сами. Это всё есть сверхусилия. И потому мы живем в хреновом, однако, обществе, потому что мы живем в обществе лентяев и потребителей. Нам нужна церковь для удовлетворения собственных мещанских нужд: немножечко здоровья дай мне, боженька, дочурку мою устрой в училище, и мужа ей дай не самого такого… Мы живем на средних градусах и, понимаешь, всё бы ничего, если бы не так всё плохо было.

На средних градусах жизнь самая уязвимая, т.е. по отношению к среднему градусу всё, что чуть-чуть выше и ниже, вызывает раздражение, поэтому тот островитянин, который живет на маленьких градусах жизни, именно на маленьких, он живет с большим удовольствием, чем средний человек нашего общества, потому что мы не живем на низких, мы живем на средних градусах. Для островитянина самое страшное событие, что, может быть, когда-то вулкан проснется, ему об этом дедушка рассказывал, но это вещь эпохальная, это редко случается. Его требования к себе и к другим минимальны, наши же требования очень неудачливы, они находятся в серединной зоне, мы не то что бы ничего не хотим, мы хотим: свою квартиру, достойную пенсию, очень много здоровья, мы хотим хороших отношений, чтобы дети… Мы очень многого хотим, но это в разрезе цивилизации уже серединка, это уже не есть накал чувств, это есть серединка, и это состояние — жить в этой прослойке — создает большущие проблемы, потому что ты всегда находишься под ударом. Ты на улице видишь бомжа и тебе страшно, ты идешь в поликлинику за витаминами и видишь болеющего раком, ты видишь олигарха, который купил очередную яхту — ты видишь крайности, ты находишься в постоянном раздражении. Поэтому нынешнее состояние человечества вот в этой широте цивилизации абсолютно неудовлетворительное, и выхода здесь как всегда, два: или катись вниз, или поднимайся вверх, посерединке ты не найдешь спокойствия, потому что посерединке собрались все. Это как крысы на тонущем корабле — все из трюмов убежали и находятся на одной палубе, но корабль тонет. И ты думаешь, что ты самая хитрая: поймешь, как функционирует мир и сбежишь с него? Нет, там уже все бегут, и тебе плыть со всеми — с теми, кто не очень чего-то хотят для себя, не очень хотят того, не очень хотят этого, и сами ничего делать не будут. Так уже живет большинство и поэтому это уже не выход. Вот так, добрая. Поэтому для того, чтобы ты могла хоть засыпать нормально, ты должна или искать высший смысл, или опускаться ниже, деградировать и отказываться даже от обыденного смысла. Но в равновесии ты уже не дотянешь до похоронного бюро.

И тут всё дело в твоем напряжении, оно вызывает усталость, и, чтобы эта усталость оправдывалась, ты должна видеть смысл, а смыслом, я повторюсь, жизнь заполняет сам человек. Напряженность создается, исходя из обстоятельств судьбы, но смыслом эти напряжения ты должна наполнить сама. Понимаешь? Это как стихотворчество, это как художество — да, у тебя есть талант, ты что-то рисуешь, ты что-то сочиняешь, но смысл, зачем эти потуги, ты должна придумать сама. Ни читатель твоих стихов, ни покупатель твоих картин не удовлетворят тебя в полной мере, т.е. они не заплатят за твои картины столько, чтобы ты не задавалась вопросом, зачем ты это делаешь.

Смысл — это человеческая судьба, это наша обреченность искать эти смыслы, не находить их, потому что их нет ни в чем, и создавать их самим. И это тяжело, это неблагодарно, но в этом наша судьба. Нет смысла рожать детей, они не отдадут тебе столько, сколько ты в них вложишь, в этом нет утилитарного смысла, в этом можно найти только высший смысл. И мистика — апогей смыслов, ты задаешься вопросом о самой сути жизни. Здесь нет ответов, но ты можешь заполнить это большущее поле своим ответом, ты можешь вдохнуть смысл, какой ты хочешь, а можешь оставить этот шарик не надутым и ходить, как ослик Иа-иа, с поникшим носом, это не важно, это твое решение, ты свободна. Это как купить кисти, краски и холст и ничего не рисовать, никто тебя за это не накажет. Но, понимаешь, там рождается смысл, и эти ответы вместе с этими вопросами улетучиваются, остается только красота холста. Так же, как и стих, если ты забываешь эти вопросы, зачем и почему, и просто творишь, то — вот оно. Но ты можешь этого не делать и ходить с поникшей головой, портить другим настроение и ничего тебе за это не будет, просто ты и ничего хорошего не сделаешь.

— Ну, вот я, например, пишу стихи, и хочу, чтобы они остались навсегда, как стихи Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой.

— Это не смысл, это амбиция. Смысл — это что-то другое, смысл — это содержание самого стиха — ты родила то, чего нету, по тебе лишь ведомым причинам.

— Я, наверное, неправильно выразилась. Я не об известности поэтов серебряного века, а о том, что и сейчас их стихи, почти через сотню лет, откликаются в душе, как будто написаны сейчас и прямо-таки для меня. Вот и я бы хотела, чтобы мои стихи не были сиюминутными, а отзывались у читателей в далеком будущем.

— Но для этого ты должна и жить так, понимаешь? Ты не можешь хотеть вскарабкаться в гору, не приложив к этому соответствующих усилий. Судьба Ахматовой — это не твоя судьба, если ты хочешь, как у нее, ты должна прожить ее жизнь, а она была незавидной. Завидовать Лермонтову, конечно, можно, но тогда тебе молодой умереть придется. Другие должны быть всего лишь поводом и вдохновителями. Если ты видишь кого-то на вершине горы, ты не можешь очутиться там просто потому, что ты знаешь, что там кто-то есть, ты можешь это увидеть, захотеть, и потом приложить такие же титанические усилия, как и тот, кто туда вскарабкался. И тогда это будет твоя вершина, твое достижение, тогда твои стихи, твои труды будут пропитаны вот этой ценностью, которую ты туда вложила. То есть ценность любого творчества пропорциональна ценности самой личности. Если ты хочешь творить прекраснейшие стихи, то будь настолько же прекрасной, из тебя это будет просто выливаться.

Но стихи — это последствия, вначале есть личность, и работать нужно над личностью, тогда из этого что-то выльется, а это тяжелая работа, мы не рождаемся Личностью с большой буквы. Да, у некоторых есть талант, но у некоторых есть и неизлечимые врожденные болезни, поэтому на это невозможно полагаться. А все гении — посмотри биографии — они титанически трудились. Даже Пушкин, хоть о нем и пишут, что он был повеса, но ничего подобного, его стихи — это было мучение, даже свое знаменитое «Я помню чудное мгновенье» он десятки раз переписывал, мучился и остался не удовлетворен. Это тяжелая работа, очень тяжелая, об этом другие всегда забывают. Способность выносить труд с улыбкой на устах, это еще больший талант, эта улыбка часто многих профанов обманывает — он с улыбкой это делает, значит, тут всё просто. Нет, это улыбка очень тяжелого труженика, это как шахтер, который выходит с улыбкой из шахты весь черный после смены, но это не потому, что было легко, это потому, что он гордится этим. Улыбки часто людей обманывают. Поэтому я и говорю о смысле: если ты хочешь создать что-то великое, у тебя нет другого выхода, как стать великой. Великанами мы не рождаемся, это труд, тут нужна сила…

— Но если не говорить о творчестве, а говорить о человеке, работающем на обыкновенной работе, то как определить смысл своей жизни? Как отличить смысл жизни от каких-то примитивных амбиций?

— Это ты будешь определять, это только ты можешь решить, никто не знает, никто не может помочь в этом вопросе. Мы видим людей только по последствиям их действий, мы не видим их мотивацию и смысл в этом. Никто не знает, что у тебя внутри происходит, какие вулканы бурлят. Почему ты что-то делаешь, никто не знает, ты должна сама это определить: ты с этим человеком общаешься ради удовольствия, ради пользы или ради какого-то блага — никто этого не знает, ты сама это решаешь. Ты пишешь стихи из-за чего и почему, никто не знает, сама должна придумать. Это большущая ответственность и этой ответственностью на земле наделены лишь люди, поэтому нам тяжело. Но это прекрасно, потому что тяжелость, когда она преодолевается, дает фантастические плоды. Иди по улице, смотри в окно, загляни в интернет, ты увидишь титанические труды миллионов людей, за каждым компьютерным чипом стоят десятки тысяч китайских маленьких пальчиков, которые всё это спаивают и спаивают. Они не идут с радостью на свою фабрику, это труд. Увидь это вокруг себя и в тебе пробудится это желание улучшить, облегчить, облагородить…

Это как родители — родили ребенка и гордятся. Хрюки тоже рожать умеют, да и сразу по восемь штук, но это не повод для гордости. Нужно облагородить судьбу будущего человека, облегчить ее… Я в общем говорю о смысле. И тут ответ очень простой — смысл придумываешь сама. Возможно, ты ошибешься, как 1001 гений ошибся, в истории остались лишь некоторые. Ахматова была не единственной поэтессой, и Лермонтов — не единственный, кто стрелялся, были тысячи других. Поэтому тебе на эти вопросы нужно самой отвечать. Тут никто не поможет, это как спрашивать чужую мать о воспитании своей дочки — что-то бытовое, что-то хозяйственное можно спросить, но в вопросе о смысле чужая мать не поможет, это твоя дитятя и только ты можешь ее жизнь облегчить, утяжелить, наполнить смыслом или исказить до нежелания жизни. Мы есть личности, мы есть индивидуальности, мы обособленно воспринимаем мир, поэтому это и наше благословение, и наше проклятье.

— Ох! Я вот просыпаюсь по утрам и испытываю какую-то тревогу, я ищу причину тревоги и понимаю, что внешних причин для нее нет, тогда вероятно, это какие-то внутренние причины? И может, это связано как раз с тем, что я погружаюсь во всё это знание-понимание?

— Это не связано. Ты просто приписываешь это к каким-то тебе известным предполагаемым факторам. Твоя жизнь не стала тревожной сейчас. До этого ты была блаженная, а тут, бац, чего-то поняла и всё? Нет. Твоя жизнь — это как голой попой по наждачной бумаге, понимаешь? Вся жизнь такая была, просто иногда она была легче, а иногда тяжелее, но каждый раз ты винила что-то недавно происшедшее: то Коля что-то не то сказал, и поэтому я такая угрюмая, то мама не позвонила и поэтому я такая отвратительная, то у меня животик заболел, то то, то это — мы это с детства делаем, мы виним недавно прошедшие события, которые можем припомнить. Тревожность — это наше свойство, мы мир воспринимаем через призму ума и через призму чувств, и они по своей природе тревожны, потому что они реагируют на каждую мелочь, и не в их власти выбирать, что они воспринимают. Что-то подспудно в уме воспринимается как беспокойство — ум о чем-то беспокоится, это его работа, это как санитарная служба, это как канализационная система Нижнего Новгорода, там всегда что-то делается. Иногда ты видишь, как набережную ремонтируют и ходишь угрюмая, потом ты видишь, что ее наконец-то сделали, и ходишь радостная. Никакой консеквенции в твоем существовании — полнейшая зависимость от того, что ты воспринимаешь.

Смысл мистики — это выход из зависимости от того, что ты воспринимаешь. Ты в начале спрашивала, какой смысл находить промежуток между мыслями — там неизменный покой, там нет этих вопросов. И счастье вообще есть лишь то, что не меняется, т.е. непрерывный покой, непрерывная радость, не зависящая от внешних факторов. Поэтому мистика говорит о блаженстве, это непоколебимость, не зависящая от радости, страдания или боли. Это непоколебимость, она технически находится в том промежутке между мыслей, это как тишина концертного зала, которую сравнивать со звуками не имеет смысла — звуки есть ласковые, а есть грубые, есть радующие и есть печалящие, но тишина константна. Мы — обеспокоенные звери, мы — потерявшие покой животные, и вот здесь есть этот покой… Когда ты находишь этот покой, всё остается: суета, беспокойства, но ты укоренена в покое, это полностью всё меняет. Поэтому мистика не говорит пустые слова и не дает не значащие ничего обещания, она дает конечное решение, это конечное решение человеческой проблемы. И никак не меньше.

— Вот это я и хотела узнать!

— Никто не знает решения, кроме мистиков: ни психологи, ни ученые, ни фармакологи, ни бабки-повитушки. никто не знает. Мистики знают этот ответ, но им очень сложно уговорить людей на это дело, потому что привычка жить в несчастье укоренилась в человеческом роде, мы живем в постоянном размеренном несчастье, в таком контролируемом состоянии бреда и кошмара, и когда тебе предлагается абсолютно другое состояние, оно в принципе пугает, это нормальная реакция, оно должно пугать. 40 лет ты бежала, всё время бежишь и вдруг тебе говорят: иди, присядь на скамейку. Ты будешь в шоке, тебя же родили для бега, ты училась бегать, у тебя есть цели намеченные: «Все бегут, это как же я, такая подлая, буду просто здесь сидеть?» На это очень трудно уговорить, поэтому есть так, как оно есть.

Мы постоянно задаемся таким вопросом во всех сферах жизни, не только в этом вопросе. Ты поступаешь в институт, учишься и задаешься вопросом: нужно ли тебе это. Ты выходишь замуж и уже в ЗАГСе начинаешь задавать себе вопрос: а зачем мне это? Мы постоянно сомневаемся, потому что наша жизнь не заполнена смыслом. С этим нужно быть осторожным, потому что это может обернуться патологическим неконтролируемым состоянием, много людей страдают от такого рода вещей, когда просто втягиваются в пучину депрессий, апатий… Очень-очень много людей страдают от бессмысленности своего существования, это трагедия. Причина в том, что нам больше не нужно выживать, мы несколько сот тысяч лет просто выживали, но что-то так быстро случилось с нашей историей за последние 200 лет, что мы не обязаны теперь выживать, и мы начали маяться, потерялись… Раньше был смысл просто выжить, но сейчас это не наша проблема, нас накормят, а в наших клетках осталась эта 100-тысячелетняя память о выживании. Когда ты выживаешь, у тебя нет времени искать другой смысл, кроме как найти, как пропитаться, крыши над головой и, чтобы тебя зверь не скушал…

Наш век — это взрыв цивилизации, взрыв культуры, но в то же время и взрыв бессмыслицы, апатии, депрессии, мы производим тоннами лекарства для успокоения наших нервов, мы тоннами производим снотворное, мы находимся на переломе эпох и не осознаем этого, мы находимся в уникальнейшем разрезе времени, но просто этого не осознали. Наши потомки будут нам завидовать… Но наши идеалы — тысячелетней давности, наши мечты — благоустройство следующего года, наши фантазии — как подобрать правильно обои, а ведь мы живем в эпохальное время.

Мы живем в веке, у которого еще нет названия, его дадут наши потомки, а мы не чувствуем здесь ничего. Они будут фантазировать о нас и думать, что мы чувствовали, они почему-то будут думать, что мы знали о важности нашего века. Хотя, если они почитают наши блоги, они поймут, что мы беспокоились о том, можно ли 5-летнему играть во дворе с приезжими детьми — читал как-то в интернетовском клубе для мам, там обсуждали вопрос межнациональных отношений в дворе в песочнице, и это была большая проблема, они предлагали призвать какого-то специалиста в помощь… Но это из-за нечуткости души, т.е. нет трепета перед происходящим. Мы уперлись своим лицом в быт и не видим этой звездной пыли, которая на нас сыплется ведрами. Сократ о таком времени мог только мечтать. Если бы Ахматова знала, какой жизнью ты живешь, она бы повесилась, потому что те возможности, тот век, в котором ты живешь, и в чем жила она, это не сравнимо, это как сумерки и как рассвет. Мы живем в рассвете, но не привыкли к свету и щуримся. Поэтому, конечно, тяжело жить в переломное время, это всегда тяжело.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 240; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!