ИЩУЩИЙ – ЭТО БУДДА В СОСТОЯНИИ ГУСЕНИЦЫ

POSTED ON10. ИЮНЬ, 2017

Мы часто слышим слово «ищущие» из уст разных учителей и лекторов. Обычно так называют тех, кто ходит на мероприятия, называемые сатсангами, смотрит соответствующие ролики в YouTube и читает определенную литературу, т.е., вроде бы, ищет нечто духовное. Таких людей много и все они очень разные! Что же это за братия такая – ищущие, что на самом деле ищут эти люди и что ими движет? (Собеседник)

— Нормунд, расскажи, пожалуйста, кого ты называешь ищущими, и чем, по-твоему, вообще вызвана эта духовная жажда?

— Духовный поиск объясняется тем, что человек религиозен по своей природе. Он обладает особенным устройством мозга, благодаря которому создается чувство Я, а это чувство Я и есть причина религиозности. Чувство Я – это самоосознание в любой его форме, интенсивности и качестве, даже в качестве алкоголика, и это ощущение смущающее. Это примерно то же самое, как, сунув руку в карман, найти там что-то, чего ты сам туда не клал. Если ты каждый раз, залезая в карман, что-то там нащупываешь, ты всегда будешь смущаться, потому что это происходит без твоего ведома, ты знаешь, что этого не делал кто-то другой, потому что рядом никого нет, и это именно в твоем кармане, т.е. в поле твоей интимной зоны, в поле ощущения себя. Это внутреннее смущение самого себя от самого себя же и есть исток так называемого духовно-религиозного поиска. Изначально это смущение похоже на чувство неловкости, в нем трудно находиться, оно похоже на чувство опасности и ненадежности. Со временем это смущение трансформируется в какие-то определенные формы и выражения, которые взрослые так патетично называют чувством себя или просто одной буковкой Я.

Это чувство Я нам, как виду, на самом деле, чуждо. Представь, как ощущала бы себя лягушка с чувством Я: она хотела цапнуть муху, и вдруг у нее в животе или еще где-то внутри появляется что-то такое, что её останавливает, смущает или даже пугает. Конечно, это чувство Я для человека — раздражитель. Этакий трюк для эволюции будущего. И это не то, что описывается в религиозно-духовной литературе. Там описывается общая история всех народов, что раньше были золотые времена, а потом они кончились, но в этом золотом времени у нас было какое-то идеальное сознание, идеальное чувство Я — то есть мифы о грехопадении человека. Но эти мифы необоснованные. Просто раньше у нас не было чувства Я, мы были целостны, но не осознанны.

— Что значит раньше? Во времена библейского рая?

— Нет. Это то, о чем я говорил в нашей предыдущей беседе, когда мы были охотниками-собирателями, когда мы были целостны. Я тогда специально не упомянул, что ясность присутствовала, но была неосознанной. То есть, когда у тебя нет этого чувства Я, ты находишься, как в раю, но ты его не осознаешь. Это состояние маленького ребенка и состояние птички, червячка или животного — они тоже воспринимают мир в целостности, но не осознают его. Поэтому в животном мире, в растительном мире, в мире минералов нет страданий, они функционируют как целостное. То есть судьба косули и судьба льва не в конфликте между собой, несмотря на то, что со стороны и по-человечески это выглядит весьма жестоко. В былые времена у человека не было разделения на внутренний и внешний мир, а причиной этого разделения стало эволюционное развитие самоосознания, т.е. родился личностный ум, родилось чувство Я, начал прорываться этот росток самоосознания. В нынешнее время человечество находится всего лишь в фазе ростка, поэтому я говорю о возможности быть человеком.

Когда религиозные учения и духовные лидеры критикуют человека, обвиняя его в греховности, в подлости, в жестокости, они исходят из того, что в древние времена человек был божественен, а потом пал. Моё видение абсолютно другое. Я вижу историю человеческого духа, как историю биологического человеческого вида, т.е. раньше осознавание в человеке было меньшим, чем сейчас, а в будущем оно будет большим, чем есть сейчас. Я хочу заострить внимание на том, что мы находимся в процессе, а в процессе кого-то судить и обвинять — это нечестно.

Процесс — это постоянный непрерывный переходный период. Сейчас наши ноги не очень крепки, наши руки не очень ловки, наша память не очень работает и наше зрение недостаточно развито. Это относится и к уму, и к сознанию, и к любому другому качеству, которым обладает человек. Всё нужно рассматривать в контексте развития. И я говорю о том, что раньше у нас самоосознания вообще не было. Когда оно начало развиваться, это породило кучу новых проблем, но дало и фантастические возможности. То, что реализуют намеренно или случайно йоги, мистики, то, что называется просветлением, это не есть обязанность или долг каждого человека на нынешнем этапе эволюции. Это даже эволюционные аномалии, предвестники будущего. Именно поэтому так трудно просветлеть, так мало было просветленных, освобожденных в истории, потому что это как бы заря будущего, это намеки, это не есть обыденность. Например, идя в школу, мы можем быстро научиться арифметике, это значит, что наш мозг уже эволюционно готов к этому, но 20 тысяч лет назад наш мозг был неспособен к высшей математике. Даже если бы добрый Эйнштейн изобрел машину времени и вернулся бы на 20 тысяч лет назад, он не смог бы научить высотам математики тамошних людей.

Для внутреннего мира важны и внешние факторы — это одна целостность. Мы в своей сути неразделимы, т.е. наша психика, наше тело — это есть один механизм. Это очень важно уяснить, потому что даже в этом вопросе религии и духовные учения сильно грешат, разделяя эти миры, как параллельные, несвязанные между собой существования. А факт в том, что это один мир. И поэтому, говоря о том, кто такие ищущие, я скажу так: это те, кого коснулась эволюция, это как бы первая волна будущего. Тысячу лет назад их было в тысячу раз меньше, чем сейчас, а еще через тысячу лет их будет в тысячу раз больше, чем сейчас.

Религиозный поиск, оформленный в какую-то систему, в учение — это эволюция самопознания, т.е. природа, материя эволюционирует. Человеческая форма — переходная, мы уже не очень животные, мы уже не можем довольствоваться тем, что съели, как долго прожили и с кем успели спариться. Мы обречены на религиозный поиск, у нас есть росток самоосознания, а это всё в корне меняет.

Это очень похоже на эволюцию растительного мира — цветы в природе появились в определенный период, это было во времена динозавров, если я не ошибаюсь, а до того были только папоротники, зелень. Механизмы размножения у растительного мира были достаточно эффективными, и необходимости в цветении не сущесьвовало, потому что цветение — это сигнал биологическому виду обратить внимание на растительный вид. Красота цветка неслучайна, запах ландыша не случаен — это нравится определенному типу пчел. И представь, как было странно первым цветам, ясно же, что их не тысячи сразу появилось, и тут в мире всего зеленого рождается что-то красненькое, маленькое, нежненькое, даже не красненькое, а что-то аленькое. Представь, как неловко оно чувствовало себя, если можно так сказать, в мире торжества всего зеленого. Представь, как относились зеленые, образно говоря, к этому аленькому, ведь он совсем не похож на них. Но это — эволюция, реализация возможностей. Та возможность, которая присуща аленькому маку, на уровень выше возможностей, присущих попоротникам. Мак эффективнее, но этой эффективностью он находится в постоянной опасности. То есть мы видим, что травы вокруг всегда много, а красивых цветов очень мало, им труднее выживать, но чем сложнее форма, тем она ближе к сути самого мира. То есть расцвет мака — это его просветление как травы, цветение розы — это расцвет буддовости папоротника.

Человек и мартышка биологически почти не отличаются, кроме этого странного зуда внутри, который называется чувством Я. Этот зуд есть ничто другое, как прорастание. Именно люди с таким зудом называются ищущими. Они не знают, что с этим делать, как и папоротник, который, начав превращаться в цветок, не знал, что делать. Поэтому так много учений: религии, йоги, суфии, шаманы — есть всякие. Так же, как в природе произошло с цветами, которые образовались и как розы, и как пионы, и как ландыши, и как обыкновенные одуванчики. Потому что зелени, когда она чувствует в себе этот зуд, не у кого спросить, она не знает, что с этим делать, и, в зависимости от внешних обстоятельств, это как-то все-таки выражается, но по-разному, потому что это — обреченность. Прошлое обречено стать будущим, человек нынешний обречен стать человеком будущего. Папоротник обречен был стать розой, но как видно, не все папоротники стали розами, мы не живем в мире роз, мы живем в мире травы, где иногда цветут цветы.

Не все люди стану буддами, но буддовость — это потенциал каждого человека. Те, кто становятся буддами — это ищущие, но они не знают, что с ними происходит, как подросток, который не знает, почему у него зудит в штанах, и шастает туда-сюда весь в беспокойстве, набивает шишки, попадает в неприятности, потому что он ведом этим зудом, и этот зуд сильнее, чем доступная ему разумность. Зуд ищущего, прорастание осознанности выше, чем рациональное нынешнее восприятие мира человека, поэтому ищущие так нерационально себя ведут: едут в Индию, посещают ашрамы, поклоняются учителям, ходят на всякие ретриты, не очень разборчивы в учителях. Это то же самое, что и с подростками — они обречены в переходном процессе, в этом пубертатном возрасте, их нельзя ни осуждать, ни ругать, ни хвалить, они ведомы только этим зудом.

— Этот зуд, видимо, выражается в таких вопросах, как: кто я, почему я родился именно в этой стране, именно у этих родителей, почему я живу, для чего это всё?

— Если вербализировать, то это, начиная от вопроса в детстве: «А что там за звездами?», до вопроса в возрасте постарше: «В чем смысл жизни?» и вопросов старичка: «Что там после смерти и есть ли Боженька?» — это вопросы одного порядка, это затяжная пубертатность. Если с человеком случается пробуждение, но он не реализовывает этот зуд, этот позыв, то даже за пять секунд до смерти он будет задаваться этими вопросами, не находя на них ответов. А пробуждение не есть просветление, пробуждение длится всю жизнь, когда особь начинает переходить из одной формы существования — человека-животного, в другую форму существования — человека божественного. И если биология по поводу пубертатности включает и выключает часы, то в вопросах духовного развития таких часов нет. Поэтому, если ты родился с этим позывом, с этим зовом, или этот позыв настиг тебя в расцвете лет, даже на исходе лет, ты обречен маяться в котле вот этих извечных вопросов, и ни один ответ на эти вопросы не удовлетворит бедного человека. Потому что этот зов, это чесание, оно не ментального характера, оно экзистенциально. То есть религиозность человека — не всех людей, а многих — это экзистенциональный зуд, фатализм, т.е. крайняя неудовлетворенность самим бытием, как таковым. То, что он оформляется в такие упрощенные вопросы о смысле жизни, «есть ли жители на планете Сириус», это никак не успокаивает, это не дает покоя.

Это как трансформация гусеницы, т.е. абсолютно самодостаточной жизненной формы, но всё же не законченной, когда она трансформируется в бабочку. Переходный период вообще страшен, это состояние куколки, состояние смерти этой гусеницы, а бабочка еще не родилась. Это и есть вся история религиозно-духовного поиска. Ты чувствуешь гнёт со стороны мира — он тебя на что-то обрекает, что не дает тебе радости. Я сомневаюсь, что гусенице очень радостно превращаться в куколку, я очень сомневаюсь, что она видит в этом какой-то смысл, особенно если кругом одни бабочки летают, а она не видит никакой общности с ними. Я думаю, что это очень неприятный процесс.

И я думаю, что это то состояние, в котором находится ищущий — глубокая неудовлетворенность, надежда, что учитель, религия, учение, практика, упражнения угомонят этот зуд, а он не проходит, только наступает смертельное оцепенение, равнодушие, депрессия, апатия — состояние, когда бабочка затвердевает в куколку. И человек-ищущий идентифицирует это с отчаянием, он перестает читать книги, он думает, что случается что-то плохое. На самом деле, это именно то, что должно случиться. Вначале есть расцвет, есть перспектива, ты видишь прелесть религии, ты обольщен этими текстами, этими высокими обещаниями, этими грандиознейшими желаниями, кажется, руку протянешь и ты уже в Шамбале. Потом — затяжной период, когда ты просто гусеница, потом — падение, затвердевание, остывание, потом, редко, но все же случается, когда из этой смерти рождается новая бабочка. И эта бабочка — то, что называется Будда или просветление. Я к тому, что ищущий — это предвестник будущего, но, образно говоря, рожденный не в то время, он, как первая волна, не видит смысла в этом, нет прецедентов. Поэтому так ценен каждый Будда. И эти прецеденты, эти бабочки — утешение для пробуждающегося, а пробуждающийся — это синоним ищущего. Ищущий — это не есть какого-то второго сорта Будда, это не просто кто-то, кто ищет удовлетворения интереса или реализует какие-то любопытствования, это есть Будда, но в состоянии гусеницы, а это незавидное состояние. Поэтому хороший учитель любит каждого ищущего.

В мире 7,5 миллиардов людей и хорошо, если во всем мире наберется 7,5 миллионов тех, кто есть ищущие. Если посмотреть на тиражи книг, то Руперта Спайру издают по 500 экземпляров в бумажном формате. Если обратить внимание на просмотры в YouTube, то на русском языке Муджи смотрят ну 2 тысячи за пару месяцев, а того же Киркорова смотрят миллионы. И представь, как тяжело, одиноко, бессмысленно даже быть одним из так называемых ищущих. А я их называю буддами в состянии гусеницы.

— То есть поход по разным сатсангам, учителям, религиям — он нормален?

— Он нормален потому, что на данном этапе развития человечества из-за отсутствия научного подхода в этих сферах деятельности нет прямых проторенных путей — из-за молодости человечества, из-за недавности пробуждения. Это примерно, как с внешней наукой: еще примерно две тысячи лет назад греки знали, что Земля круглая и крутится вокруг Солнца, но человечество того времени не оценило это знание, потому что оно не вписывалось в контекст их быта, и Галилею и Копернику пришлось этим делом заниматься заново через 2 тысячи лет. Гаутама Будда 2,5 тысячи лет назад показал очень прямой путь, но человечество того времени, как и нынешнее, не хочет или не может (а по моим наблюдениям, это связано с эволюционной недоразвитостью человеческого вида), выбирать прямые пути — нет как бы запроса еще.

Нам — человеческому виду — еще нравится страдать. Мы в страданиях находим возможность реализовать свои животные амбиции, т.е. мы еще любим войны, потому что в войнах «закаляется дух, мальчик становится мужчиной», женщина-вдова испытывает еще большой спектр чувств, и писатели любят это описывать, здесь и преодоление трудностей, и вызовы в науке. Вот эта наша животная часть, которая держится на адреналине, она еще не угасла. И поэтому ищущие не находят поддержки в среде, в обществе, им с этим подростковым зудом просто некуда обратиться. Нет в истории одного учения, которому можно было бы доверять, нет преемственности учителей — это еще не образовалось. Есть возможность, я бы даже сказал необходимость помогать уже сейчас будущим поколениям, чтобы облегчить им жизнь. Общество должно ожидать этих ищущих. Ясно же, что не все привезенные домой из роддома будут сантехниками или депутатами, будут и ищущие. И если для сантехника есть возможность реализоваться, если для депутата есть возможность реализоваться, даже для художника, для поэта есть возможность реализоваться, вся среда для них подготовлена, то для религиозно-духовно поиска в обществе нет подготовленной среды. Есть только семена, но они средневековые, есть церкви, но они средневековые, есть традиции, переданные по наследству, но они доисторические вообще.

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 223; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!