Подношу Фу Аю, глядя на снег над широкой, как море, рекой Хуай
Над У нависла снега пелена,
Летящая с туманного Бохая[278],
В узорах ветви, словно вновь весна,
В снегу прибрежном луч луны сверкает,
Все кружится и вьется без конца,
Как будто тысячи цветов раскрылись,
Трава волшбы — на лестницах дворца,
Припорошенных яшмовою пылью[279].
И прямо от Шаньчжунского ручья[280]
О друге дума в Лянъюань[281] несется.
Спой песню Ин[282], что посылаю я, —
И песня в моем сердце отзовется.
746 г.
Посылаю У, горному старцу, к ручью Наслаждения луной
Как Высокоморальный господин[283],
Что некогда на бреге Цзюн[284] живал,
Все дни у Врат оленьих проводил,
А в городе и вовсе не бывал,
Вы ясной наслаждаетесь луной,
Ловя мгновенье гаснущих лучей,
И вознеслись до высоты такой,
Что Вас сравню с людьми ушедших дней.
На сем челе очей прекрасен свет,
И в облаках подобных не найдем.
Вот час прощанья с миром подойдет —
К Чисун-цзы[285] мы отправимся вдвоем.
727 г.
Подношу вино, прощаясь в Гуанлине
За вазу дали мне вино на диво,
Но возвращаться надо все равно.
Коней стреножим под плакучей ивой
И у обочины допьем вино.
Над морем встали горы голубые,
За краем неба — бирюза воды…
Простимся, возбужденные, хмельные,
Хотя и нет в том никакой нужды.
726 г.
Ночью подплываю к беседке Чжэнлу
Влечет река к Янчжоу наши лодки,
Светла в ночи беседка у реки.
|
|
Цветы в горах что щечки у красотки[286],
Рыбачьи огоньки что светляки.
726 г.
Это было весной, а осенью Ли Бо вернулся в эти места, куда его так тянуло. Но холодный, совсем не весенний ветер прохватил его, и сил хватило добраться только до монастыря Великого просветления к северо-западу от Янчжоу. Монахи заботливо отпоили и откормили поэта, и когда он немного пришел в себя, услышал шуршание пожелтевших листьев, спадающих с замерших в неподвижной ночи веток. На полнеба выкатилось колесо луны! Оказывается, время уже подошло к празднику Середины осени, когда по всему Китаю на всех склонах расстилались циновки, откупоривались жбаны, и желтые лепестки мелких диких хризантем сыпались в пахучие вина, добавляя им аромата. Ну, как же в этот миг не вспомнить далеких друзей, милую сердцу Крутобровую гору отчего края, над которой взошла та же самая луна, какую он видит сейчас в здешнем небе! Ли Бо вышел во двор, слегка пошатываясь от слабости, добрался до деревянного ложа вокруг колодца и присел на краешек. На земле у ног распласталось пятно луны, и чем дольше он вглядывался в него помутневшими от слез глазами, тем отчетливей виделся ему засыпанный листьями монастырский двор, но не здесь, а в отчем краю — тот монастырь в горах Куан, где мальчиком он учился, назывался так же, как и этот, внутренним взором поэт видел усадьбу Лунси у горы Тяньбао в Мяньчжоу и маленький прудик, в котором они с сестрой Юэюань мыли черные от туши кисти после занятий.
|
|
Грезы тихой ночи
Пятно луны светло легло у ложа —
Иль это иней осени, быть может?
Взгляну наверх — там ясная луна,
А вниз — и мнится край, где юность прожил.
726 г.
Посылаю в Шу Призванному Чжао Жую то,
Что написал, заболев в Хуайнань
Я занесен сюда попутным ветром,
Как тучка сирая, как гость чужой.
Успех на службе мне еще неведом,
А время бег не прерывает свой.
Благие помыслы мои увяли,
Недуг телесный сокращает дни.
Мой вещий цинь в сундук, как рухлядь, свален,
Мой острый меч свисает со стены.
Как чуский узник, как Чжуан-вельможа[287],
Пою родные песни в трудный час.
Вернуться странник в дальний дом не может,
Крутые горы разделяют нас.
Проснусь — и вспоминаю Сянжу с цинем ,
Засну — и вижу дом, где жил Цзыюнь[288].
Не тянет к странствиям меня отныне,
Настала осень, я уже не юн.
Покой сосновых рощ тревожит ветер,
Лакуны трав вдруг открывает он.
|
|
Давно я друга старого не видел,
Так кто теперь войдет в мой темный сон?
Лети с письмом на запад гусь[289] высоко —
Не беспокойтесь обо мне, далеком.
726 г.
Ли Бо пробыл в монастыре довольно долго. Он любил эти тихие горные монастыри, вписанные в окружающую нетронутость, они давали внутреннюю подпитку, отвечали на многие мучающие вопросы, и как далеко не всегда нужно было задавать эти вопросы вслух, так и ответы чаще сами возникали спонтанно в расслабляющемся сознании.
Ранними утрами он, обойдя позолоченный шест посреди двора, именуемый Яшмовым древом, поднимался на украшенную яшмовыми блестками девятиэтажную пагоду Силин — вплоть до самой верхушки, до квадратного деревянного навершия с метелочками из красных шелковых шнуров, которое словно витало в прозрачном воздухе. Мистически этот подъем воспринимался как восхождение от вещного мира — к миру, отбросившему сковывающие внешние формы. Платаны и катальпы внизу замерли, обволокнутые сединой росы, а мелкие мандаринчики и огромные шары пампельмусов, что тут зовут «юцзы », обтягивала пленка прозрачного инея, как будто напоминая, что пора из зеленых становится желтыми и оранжевыми.
|
|
Душа словно впитывала Изначальные частицы, Первоэфир, у подножия гор замутненный человеческой суетой, и прояснялась, очищалась. Ему казалось, что он поднимается последовательно на каждый из трех слоев буддийского Неба, отбрасывая желания, страсти и обретая глубинную невозмутимость, внутреннее зрение настолько обостряется, что он может различить каждый волосок в белом пучке, растущем между бровями Будды, а через него распахивается весь мир, дотоле спрятанный в тумане полузнания.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!