Оплакиваю славного сюаньчэнского винодела



Старика Цзи

 

 

Старик и там, уйдя из мира,

Колдует над «Весной»[212] для пира,

Но у Истоков[213] так темно,

Кому продашь свое вино?

 

 

761 г.

 

 

Наш Цзи и у Истоков хочет

«Весной» наполнить много чаш,

Да нет Ли Бо еще в той ночи —

Кому вино свое продашь?

 

Уходит ввысь Цзинтинская гора

 

Неподалеку от Сюаньчэна малой каплей Земли приютилась очаровательная тихая горушка Цзинтин (ее высота всего 286 м), по которой любили бродить и Се Тяо в 5 веке (а позже Мэн Хаожань и Ван Вэй), и Ли Бо в 8-м. Только вряд ли мы сумеем заметить нашего поэта, он скорее всего утонул в зеленой глуши, отстранясь от людей, погрузившись в себя, к чему обычно и стремился здесь, на Цзинтин. Тихо и пусто вокруг, ни птиц, ни тучки, ни спутников. Он один. Он одинок. Осенним вечером 753 года он написал тут стихотворение, которое так и называется «Одиноко сижу в горах Цзинтин». Через тысячу с лишним лет трепетные потомки на этом склоне построят один из мемориалов Ли Бо с памятником у въезда, садом камней у подножия и небольшим павильоном, который назовут «Павильон одиночества Ли Бо». И мы с Вами посидим тут, вспоминая, какими простыми штрихами поэт передал свое одиночество в суетном мире движения и благость покоя наедине с недвижной горой. В ХХ1 в. чужеродной вставкой торчит ретрансляционная башня. Впрочем, сейчас, в 8 в., ее еще нет. И без нее смотрится как-то гармоничней. А гармония завершает мир цельностью.

 

Одиноко сижу на склоне Цзинтин

 

 

Последних птиц не стало в вышине,

И сиро тучка на покой слетела.

Лишь мы с горой остались в тишине —

Друг друга видеть нам не надоело.

 

 

753 г.

 

 

Гуляя в Цзинтинских горах, посылаю историографу Цую

 

 

Уходит ввысь Цзинтинская гора,

Я здесь живу, как завещал поэт

В стихах, как будто созданных вчера,

Хотя его уже столетья нет[214].

Всхожу по тропам в чистоту луны,

Внизу у городской стены — Циншань[215],

Там только стайки уточек видны,

Крича, напиться из реки спешат.

Споткнулись Вы на жизненном пути,

Но Вы — Журавль в снегу на Яотай[216]!

Над Одиноким облако летит,

И сердце — с ним, в заоблачную даль.

Ко мне Вы заходили в скромный дом,

Мы насыщались смехом и ботвой[217]…

Мир обдал нас осенним холодком,

Так зябко, если друга нет со мной.

У пояса — в сверканье яшмы меч,

Мы с верой не расстанемся легко!

Возможно ли такими пренебречь?!

Нам с Вами место — среди облаков[218].

 

 

753 г.

 

Это стихотворение можно было бы поставить в другой раздел — ведь оно насыщено воспоминаниями о родном крае Шу с его знаменитой горой Эмэй — Крутобровой. И все же — написано оно где-то в районе Сюаньчэна, быть может, на горе Цзинтин, чьи скромные пейзажи сплелись с ностальгическими картинами прошлого, и далеко не ясно, иней какой осени лег на колокола, заставив их пропеть мелодию, улетавшую к облакам. И куда они плывут, эти облака?

 

Слушаю, как монах Цзюнь из Шу играет на цинь  

 

 

Цинь звонкоголосый сжимаетмонах,

Пришедший с самой Крутобровой горы,

И вот для меня зазвучала струна —

Чу! Шепот сосны в переливах игры.

Потоками звуков омыта душа,

Откликнулся колокол издалека.

Гора погружается в ночь не спеша,

И, мрак нагнетая, плывут облака.

 

 

753 г.

 

 

Подношу архивариусу Доу свои мысли о былом,

Возникшие, когда с горы Цзинтин я смотрел на юг

 

 

С Цзинтинских склонов я смотрел на юг —

В небесных взгляд мой растворялся далях.

Пять-шесть святых здесь появились вдруг

И, говорят, не раз затем бывали:

Журчит ручей Цинь Гао[219] между скал,

На той вон круче — место Магутаня[220],

Гора Линъян, куда Дракон летал,

Сосна — с нее Журавль воззвал к Цзыаню[221].

Кто оперен — тот время покорил,

Витает с Фениксами на просторе,

Небесный свод лежит у этих крыл,

Волною дыбятся четыре моря[222]…

Мирское все оставив позади,

Настигну ль их за облачною гранью?!

Наш век — сто лет, и я — на полпути,

А дальше все сокрыл туман бескрайний.

Уже не вижу вкуса в пище я,

Встречаю вздохом суету дневную.

Уйти бы за Цзымином в те края,

Где выплавлю Пилюлю Золотую[223]!

 

 

753 г.

 

 

Направляясь из Лянъюань к горе Цзинтин, встретил Хуэй-гуна,

Мы вместе погуляли и поговорили о красотах горы Линъян,

В связи с чем и подношу ему это стихотворение

 

 

Принес меня осенний ветер

На пожелтевшие луга,

В пути красивых гор не встретил

И не смотрел на облака.

Но только лишь минуешь Реку[224] —

Летят листы в лицо с ветвей,

Цзинтин чарует человека

Простою чистотой своей.

Пронизаны ущелья светом,

И горы выстроились в ряд,

Я встретил У и Ши, одетых

Так, словно здесь Небесный град[225],

В пространствах сих народ чудесен,

Средь вод и трав исполнен тайн,

Хуэй-гун особенно известен,

Он освящает этот край.

Сметая пыль в высокой зале,

Витийствует, и мнится мне —

Под тонкой кистью горы встали

Изящной рифмой на стене[226].

Пустынничества скрыты смыслы,

Красу Линъян живописал.

Свод неба над ручьем немыслим,

В воде дрожит луны овал.

Два пика, Каменный и Желтый,

Кто смог столь близко водрузить?

Журавль не прилетает долго,

Цзыань во тьме пути не зрит[227].

Или в стране не стало места

Для птиц, слетающих с небес?

Уходят кручи в неизвестность

Сквозь плотный облачный навес.

Не лучше ль взять дорожный посох,

Уйти в наполненность пустот?

Нам и луну достичь непросто,

И тех, кто в памяти живет.

Мы свидимся ль, почтенный старец,

На тропках горного леска?

Письмо труда Вам не составит,

Зато развеется тоска.

 

 

753 г.

 

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!