Механизмы наследования типов поведения: этика и генетика
У высших животных существуют как врожденные формы поведения – инстинкты, так и приобретенные – обучение и рассудок. Возникает вопрос: если инстинкты полностью генетически детерминированы, то насколько определяются наследственностью рассудочные формы поведения? Появление рассудка и психики увеличивает свободу поведения животных, и поэтому у высших животных – птиц и млекопитающих – проявляется индивидуальное поведение. В одних и тех же экспериментах при решении лабораторных тестов особи одного вида проявляли разные способности: одни оказывались «умными», другие – не очень, а третьи вели себя случайным образом, не улавливая логической структуры поставленной перед ними задачи.
В науке о психической основе поведения животных – зоопсихологии – с момента ее возникновения боролись две противоположные тенденции. «Классическая зоопсихология» приписывала животным целеполагание и разумные действия. «Пчелы гневались и любили, муравьи беспокоились и ненавидели, жуки ревновали, павлины были преисполнены гордостью, гуси – чванством, и пр., и пр. Баснописцы черпали свой материал у зоопсихологов сначала школы Бюффона и Леруа, потом Клауса и Бюхнера, а зоопсихологи одолжались у баснописцев»[389].
Физиологи же, напротив, старались свести поведение к рефлексам, игнорируя все психическое. Выдающийся отечественный физиолог И. П. Павлов писал: «Я решил, наконец, остаться перед так называемым психическим возбуждением в роли чистого физиолога и экспериментатора, имеющего дело исключительно с внешними явлениями»[390]. Указанная позиция приводила также к отождествлению психических функций человека и животных, но, так сказать, с другой стороны. «Между человеком и животным нет разницы более глубокой, нежели какая существует и между различными животными»[391].
|
|
|
Определенным шагом в психологии оказался бихевиоризм[392], который одновременно стал предшественником этологии. Он вовлек в сферу психологии не только связи между феноменами сознания, но и взаимодействие между организмом и средой, связь между возникающей ситуацией и реакцией живого организма. Сочетание действия с наградой (положительное подкрепление) или с наказанием (отрицательное подкрепление) соответственно повышало или уменьшало вероятность повторения этого действия в дальнейшем. Б. Скиннер – основоположник бихевиоризма – приучал животных (голубей, крыс) совершать необычные для них действия, которые немедленно вознаграждались. Поведение животного трактовалось целиком как реакция на внешние стимулы, поэтому, с точки зрения бихевиоризма, любое животное – «чистый лист», поведение которого создается и поддерживается исключительно внешними факторами, т. е. его поведение полностью лишено наследственной, генетической составляющей.
|
|
|
Последующее развитие психологии и этологии опровергло эту точку зрения. К. Лоренц в книге «Эволюция и модификация поведения» (1965) сформулировал некоторые общие положения о соотношении врожденных и приобретенных компонентов в эволюции поведения животных. Совершенствование поведения может идти двумя путями: 1) путем усиления специализации за счет жестких программ поведения типа врожденных завершающих актов (инстинктов), пусть даже предусматривающих широкий диапазон реакций (так шла эволюция беспозвоночных, в частности насекомых); 2) путем индивидуальной адаптации за счет расширения другой фазы поведения – поисковой (рассудочной) (по этому пути пошла эволюция поведения позвоночных животных)[393]. Многообразие и пластичность форм общественных отношений животных, в которых взаимопомощь и сотрудничество играют существенную роль, определяется уровнем развития их рассудочной деятельности. У наиболее «умных» животных, каковыми являются приматы и дельфины, описаны и наиболее сложные формы общественных отношений, построенные на взаимопомощи, сотрудничестве и совместном контроле.
|
|
|
Но более сложные системы как в технике, так и в природе подвержены более серьезным «поломкам». «Именно виды животных, способные быстро оценить ситуацию, в которой они находятся, наиболее предрасположены к развитию у них патологических форм поведения, имеющих четкое электрографическое выражение. Мы полагаем, что перед нами в яркой форме выступает парадокс нервно‑психической эволюции»[394]. В работе другого отечественного ученого С. Н. Давиденкова «Эволюционно‑генетические проблемы в невропатологии», вышедшей в 1947 г., приведены генетические данные, объясняющие отклонения в нервно‑психической эволюции человека. Ослабление естественного отбора при переходе от биологической к культурной эволюции привело к распространению в современной популяции человека людей слабых, неуравновешенных, с инертным типом нервной системы. Инертность проявляется по– разному: в нерешительности, постоянных сомнениях, боязни нового, трудности закончить начатую работу, в навязчивых состояниях, особых расстройствах речи и т. д. Предрасположенность к инертности, по Давиденкову, наследуется по доминантному типу. Гетерозиготные носители генов отличаются отрицательными эмоциями, направленными на других людей (раздражительность, склонность к конфликтам, немотивированная злобность). Для преодоления психической инертности Давиденков даже предложил особую программу тренировки детей.
|
|
|
Генетика поведения животных дает убедительную эволюционную основу для постановки вопроса о роли генотипа и среды в изменчивости психологических черт, характера и интеллекта человека. «Однако ясно, что простой перенос на человека данных, полученных при изучении животных, невозможен, хотя бы по трем основным причинам. Во‑первых, высшие психические функции человека имеют совершенно иное содержание, иные механизмы, чем «одноименные» поведенческие признаки у животных… Во‑вторых, наличие у человека социальной преемственности, «программы социального наследования», меняет и способы передачи некоторых психологических признаков из поколения в поколение. Наконец, в‑третьих, для диагностики и измерения многих признаков у человека используются техники, адресованные к другим, иногда вообще отсутствующим у животных системам, уровням управления и интеграции»[395].
Изучение приобретенного, рассудочного поведения высших животных убедительно показывает, с одной стороны, что сложные формы коллективного поведения внутри сообществ проявляются только у животных с высокоорганизованной психикой, но, с другой стороны, генетические нарушения у отдельных индивидов и стрессовые ситуации в жизни всей популяции вызывают такие катастрофические изменения поведения, которых не бывает у более примитивных видов. Говоря языком этики, добро может достигать величайших высот у видов, обладающих высоким интеллектом, но сбой в «программе» поведения ведет к такому падению во «зло», какого не бывает у видов с примитивным интеллектом.
Этот новый взгляд на общность психики человека и животных еще более укрепился в связи с достижениями генетики. Представление о преобладающем культурном и социальном наследовании поведения человека сменилось на противоположное: в настоящее время ученые‑биологи скорее ставят вопрос о том, что в человеческой психике детерминировано не генотипом, а культурой.
Отечественные генетики были одними из первых в мире, кто взглянул на человеческую психику через призму генетики. Попытка наметить программу изучения наследования черт психики человека была сделана Н. К. Кольцовым в статье «Генетический анализ психических особенностей человека». Кольцов разбил психические аспекты на три группы: познавательные (разум), эмоции (аффекты) и влечения (воля) и рассмотрел, как можно изучать изменчивость и наследование элементарных реакций, которые различались специфичностью и характером локализации в полушариях мозга. Физиологическую основу влечений и эмоций людей составляют нейрогуморальные процессы, которые регулируются генетической программой. По мнению Кольцова, изменение уровня таких, например, глубоких влечений, как воля к власти, создает диапазон человеческих типов от параноиков, одержимых манией величия, до великих полководцев и правителей. Он признавал волю к власти, которая проявляется в борьбе за лидерство, одним из основных человеческих чувств. «В сочетании с влечением к творчеству воля к власти является самым могущественным двигателем культуры»[396]. Кольцов предложил использовать генеалогический метод для анализа способов социального воплощения влечения к власти. В частности, он остроумно замечает, что «в истории развития партии разница между большевиками и меньшевиками сказывалась не столько в теоретических разногласиях, сколько в темпераменте лиц, распределившихся по обеим фракциям»[397].
Работа другого отечественного генетика С. Н. Давиденкова, о которой говорилось ранее, предвосхитила некоторые идеи социобиологии. Давиденков сформулировал положение о парадоксе нервно‑психической эволюции человека, из которого следует, что чем выше развитие интеллекта, тем больше вероятность появления людей с психическими расстройствами и слабой нервной системой. Пионерскими в области эволюционной генетики человека оказались также работы В. Н. Эфроимсона, о которых речь будет идти далее.
С позиций современной генетики человеческая индивидуальность формируется в результате взаимного влияния генетической и социальной наследственности. Если раньше ставился вопрос «что» в человеке определяется наследственностью, а «что» средой, то теперь необходимо ставить вопрос иначе: «сколько» в том или другом признаке человека генетического и «сколько» средового и «как» происходит взаимодействие одного и другого. Образно говоря, гены – это уже отснятое изображение на фотопленке, а среда ‑качество проявителя и условия проявления. Меняя проявитель и условия проявления, можно изображение улучшить или ухудшить, но не изменить.
Генофонд человечества как вида за десятки тысяч лет его истории практически не изменился, он сохраняется до сих пор и будет сохраняться в дальнейшем. Почти расшифрованный в 2000 г. геном человека состоит приблизительно из 32 тысяч генов. Хотя по набору генов человек недалеко ушел от мухи‑дрозофилы и круглого червя, его гены по структуре качественно сложнее и разнообразнее. Но, с другой стороны, каждый человек является индивидуальностью, потому что его геном[398] неповторим. «Каждый из нас есть уникальный генетический эксперимент, который никогда больше не повторится» (Р. Пломин). Очень упрощенные подсчеты, основанные на том, что при слиянии двух половых клеток каждая из 23 пар хромосом распределяется независимо от других, дают вероятность получения одинакового набора родными братьями и сестрами менее одного шанса на 64 триллиона возможностей. А если учесть влияние кроссинговера (обмена участками хромосом в процессе деления половых клеток) и мутаций, эта величина возрастает еще на тысячи порядков.
Генотип в процессе онтогенеза выполняет как бы две взаимно противоположные функции: с одной стороны, он наделяет индивида типичными для вида признаками (консервативная наследственность), а с другой стороны, он же создает уникальное сочетание генов, присущее только данному индивиду. Около 60–70 % генофонда каждого человека индивидуализировано. Спор о приоритете в поведенческих реакциях либо природных задатков организма, либо воспитания (соотношение врожденного и приобретенного, «закрытых» и «открытых» генетических программ) в настоящее время разрешен в рамках эпигенетической концепции[399]. По ней каждый вариант фенотипа человека есть результат как уникальной генетической конструкции, так и уникального жизненного опыта. Если учесть, что комплексы генов «включаются» на разных этапах онтогенеза животного и человека при наличии определенных условий среды, то результирующую этого взаимодействия генных комплексов со средой трудно предсказать и обнаружить. В это сложное взаимодействие вмешиваются еще и так называемый горизонтальный перенос генов – эпигенетическая наследственность (вне ДНК) и перенос генов, осуществляемый микроорганизмами. Такие не контролируемые прямой, «вертикальной» (эволюционной), наследственностью явления, дестабилизирующие защитные свойства генома, резко увеличивают роль случайности в процессе эволюции.
Поиском соотношения наследственных и средовых воздействий на человеческую психику (включающих все виды внешних негенетических воздействий, в том числе эмбриональную среду) занимается новая наука – психогенетика. Из разнообразных аспектов психогенетики в силу специфики задачи нас больше всего интересует, какие психологические и интеллектуальные функции человека в наибольшей степени генетически детерминированы.
Достижения психогенетики дают множество доказательств того, что генотип играет самую существенную роль в формировании самых разных компонентов и уровней в структуре человеческой индивидуальности. По мнению Р. Пломина, «генетические влияния в поведении так вездесущи и всепроникающи, что оправдано изменение в акцентах: не спрашивайте, что наследуется; спрашивайте, что не наследуется». Это привело к формированию нового направления – генетики личности, которая изучает влияние генов и среды на три основные группы поведенческих особенностей людей: на познавательные способности, психологические черты и психопатологию.
Достоверно показано, что монозиготные близнецы интеллектуально и психологически похожи друг на друга по многим параметрам независимо от того, росли они вместе или порознь. По этим же показателям они похожи на своих биологических родителей, а не на приемных. Уже обнаружены некоторые из групп генов, определяющих уровень интеллекта (всего их по разным оценкам более 100).
Достоверно установлено также, что генетически определяются такие черты характера человека, как активность и пассивность, мнительность и тревожность, самостоятельность и зависимость, альтруизм и эгоизм, агрессивность и сексуальность[400].
Можно считать уже очевидным, что важнейшие интеллектуальные и психические характеристики людей в большей степени определяются генами. Но обратной стороной этой зависимости является тот факт, что мутации генов вызывают различные психические и интеллектуальные отклонения. Крупные хромосомные аберрации (мутации) очень часто приводят к нарушению типа поведения или психической конституции. Классическим примером таких аномалий являются изменения психики, вызываемые мутациями половых хромосом. Были обнаружены следующие аномалии: 47/XYY вызывает развитие рослого, антисоциального и агрессивного мужского типа конституции (всего у человека 46 хромосом); 47/XXY – болезнь Клайнфельтера – вызывает развитие мужского типа конституции, характеризующегося умственной отсталостью, вялостью, внушаемостью на фоне высокого роста и евнуховидного телосложения. Среди обследованных преступников с трудным поведением частота генотипов 47/XYY казалась в 10 раз выше, чем в среднем для популяции человека. Не все носители указанных мутаций оказались преступниками, но все отличались от окружающих высоким уровнем агрессивности и вспыльчивости. Разнообразные формы слабоумия наблюдаются у мужчин в связи с аномальной поломкой Х‑хромосомы и у женщин в связи с нехваткой одной Х‑хромосомы[401].
Генетика психических расстройств приводит целый список заболеваний, генетическая природа которых достоверно установлена. Это аутизм (обнаружено 15 генов, мутации которых приводят к аутизму); алкоголизм; патологическая азартность (около 5 % населения подвержено неконтролируемой азартности); агрессивность (кроме отмеченной выше агрессивности, связанной с изменением набора половых хромосом, существуют также мутации генов, принимающих участие в метаболизме нейротрансмиттеров[402], которые увеличивают агрессивность); шизофрения (риск для детей родителей‑шизофреников стать пораженными в 19 раз выше среднепопуляционного, а вероятность заболевания при двух больных родителях составляет 68 %); маниакально‑депрессивные психозы[403].
Существуют серьезные основания считать, что преступность – не столько социальное явление, сколько результат генетических аберраций. Для преступников характерны следующие черты, которые наследуются генетически: 1) низкие значения уровня интеллекта (IQ); 2) отклонения в энцефалограммах (ЭЭГ), связанные с замедлением затылочного ритма; 3) особенности типа конституции: 60 % преступников – атлетически сложенные мезоморфы; 4) дополнительная или увеличенная Y‑хромосома или видоизмененная Х‑хромосома[404]. Показано, что криминальное поведение не только непосредственно контролируется некоторыми генными аномалиями, но опосредованно связано с психическими нарушениями. Например, доля шизофреников, совершивших преступления (48,6 %), более чем в два раза превышает долю уголовников (19,4 %) среди лиц с аффективным психозом, причем шизофреники совершают более жестокие преступления.
Генетически определяются и некоторые тонкие механизмы социальной адаптации. Так, при генетическом обследовании женщин с синдромом Тернера (нехватка одной Х‑хромосомы) было обнаружено, что если Х‑хромосома достается больной от отца, то она лучше приспосабливается к социальному окружению, чем когда наследует Х‑хромосому от матери[405]. Как уже указывалось, значение Х‑хромосомы очень велико, так как она содержит гены, влияющие на формирование интеллекта и характера. Причем существует особый механизм предпочтения, который в геноме дочери (при условии нормального генотипа) «включает» Х‑хромосому отца, а не матери, т. е. «маленькие девочки – «папенькины» дочки»[406]. Здесь в силу вступает механизм геномного импринтинга: одна из копий генов, определяющих интеллект и социальное поведение, будет «выключена» в зависимости от того, пришла ли она от отца или от матери.
Несмотря на уверенность ученых в том, что «генетические влияния всепроникающи», современная генетика во многих случаях может лишь констатировать, с какой‑то долей вероятности возможный тип поведения. Отсюда появляется понятие «генетическая предрасположенность» – условие, недостаточное для развития признака, однако определяющее вероятность его появления. Особо стоит вопрос о возможности перехода от популяционных характеристик к индивидуальному «диагнозу»: пока не найдены генетические маркеры, связанные с психологическими характеристиками и признаками, вряд ли можно ставить вопрос о «генах» алкоголизма, криминальности и пр. Психогенетика пока не может сказать, какова вероятность того, что злодей породит злодея, но такая вероятность выше простой генетической предрасположенности, так как дополнительное «злодейское» влияние оказывает семейная среда и другие социальные факторы.
Проблема мутаций затрагивает, вероятно, широкий круг специфических особенностей поведения человека. Хотя спонтанные мутации возникают в природе довольно редко, примерно 1 – 100 на 1 млн экз. данного гена, их частота в расчете на индивида достигает 35, т. е. очень велика[407]. Большинство мутаций являются аномальными, вредными для организма, вызывая разнообразные нарушения, в том числе и психические. Возникшие аномалии не уничтожаются со смертью данного человека, но передаются по наследству через половые клетки, накапливаясь в популяциях человека. Количество разнообразных мутаций в природе и в геноме человека все нарастает, так как увеличивается количество рукотворных мутагенов. Невольно возникает вопрос: а нужна ли будет этика будущим поколениям преобладающих мутантов? Не станет ли она негативной, приспособленной к тому, чтобы стать системой оправданий преступного поведения? В рамках современного знания ответ представляется однозначным: безусловно существует наследственная и социальная предрасположенность к аморальному поведению, но к вершинам нравственности человек поднимается в результате личного духовного усилия. В положительной нравственности заключены потенции человеческого духа и проявление его свободы.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 375; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!