Механизмы эволюции поведения: этика и социобиология
Следующий шаг после этологии и психогенетики по пути сближения поведения животных и человека сделала социобиология – наука, возникшая на стыке популяционной генетики, эволюционной теории, этологии и экологии. Она обозначилась как новое направление в работе Э. Уилсона «Социобиология: новый синтез», вышедшей в 1975 г. С момента возникновения социобиология включала две составные части: общую социобиологию – раздел, изучающий «общественные» формы поведения животных, и социобиологию человека, которая поставила проблему генно‑культурной коэволюции человечества[408].
Основаниями социобиологии являются следующие аксиомы: 1) социальные животные, по крайней мере высшие, не могут нормально развиваться вне своего сообщества; 2) в сообществах животных, начиная от насекомых и кончая высшими млекопитающими и человеком, действуют одни и те же закономерности взаимоотношений и поведения, из чего следует, что каждая форма социального поведения обязательно имеет генетическую основу, которая «заставляет» индивидов поступать именно так, а не иначе; 3) любая форма поведения закрепляется отбором только в том случае, если она обеспечивает успех для особи или сородичей.
В отличие от насекомых, инстинктивное поведение которых в сообществах генетически полностью детерминировано, приспособление высших животных к сообществу требует периода социализации. Детеныши, не прошедшие социализации в сообществе, не могут стать впоследствии его полноценными членами. Например, детеныш макаки‑резус, выросший в компании мягкой куклы вместо матери, находится в постоянной депрессии, гиперагрессивен, не способен к половой активности и т. п. А детеныш, выросший в обществе мягкой куклы и сверстников, нормален и социализирован даже более, чем малыш, выросший с матерью в плохих лабораторных условиях[409].
|
|
|
Основное внимание социобиологи уделяют типам поведенческих взаимодействий, поскольку «социальная» структура популяций обеспечивается прежде всего устойчивыми формами социального поведения. Они выделяют три главных блока поведенческих форм. Первый блок относится к самой сути кооперирования особей и составляет стержень их общения – это проблема «эгоизма – альтруизма». Второй описывает формы поведения, связанные с репродуктивной деятельностью – проблемы сексуального поведения. Третий касается активности особей по отношению друг к другу в широком смысле слова – проблемы агрессивного поведения.
Как утверждают социобиологи, эта наука возникла в результате дискуссий по проблеме альтруизма. С точки зрения философии, альтруизм – это нравственный принцип, согласно которому благо другого и он сам нравственно более значимы, чем собственное Я и его благо. Отмечая метафоричность понятия «альтруизм», социобиологи сохраняют его основной смысл в отношении поведения животных. Альтруистическим поведением называются такие действия индивида (или группы), которые приводят к росту приспособленности другого индивида (группы) за счет альтруиста. Эгоистическое поведение, наоборот, ведет к снижению уровня приспособленности особи (или группы), на которых воздействует данное поведение. Таким образом, эти поведенческие реакции оказывают существенное влияние на возможность выживания одной особи или целой группы, т. е. являются составной частью естественного отбора.
|
|
|
Эволюционный смысл альтруизма был представлен в работе английского генетика У. Гамильтона. Стремясь дать объяснение тому факту, что у насекомых общественный образ жизни возникал множество раз, но сохранился лишь в двух отрядах – Isoptera (термиты) и Hymenoptera (муравьи, пчелы, осы), он подсчитал коэффициент генетического родства особей. С точки зрения законов Менделя, у различных видов генетическое сходство индивида с родителями, братьями и сестрами составляет примерно 50 %. Однако в колониях, например пчел, где большую часть потомства составляют самки, родство сестер (рабочих пчел) между собой выше, чем с маткой, так как от гаплоидного[410] отца – трутня – они получают его полный набор хромосом, т. е. сходство по отцовским генам между ними составляет 50 %, 25 % сходства добавляют материнские гены, и общее родство сестер составляет 75 %. По этой схеме трутни, имеющие всего 50 % сходства с братьями и сестрами, должны быть более «эгоистичными» по сравнению со своими трудолюбивыми и любвеобильными сестрами. У термитов самцы диплоидны, и они демонстрируют большую степень коллективного поведения. Именно генетическое сходство, по мнению Гамильтона, благоприятствует развитию общественной жизни сообщества.
|
|
|
На этой основе возникло представление о родственном отборе. Такой отбор предполагает включение в следующие поколения генов конкретной особи не только через ее собственный репродуктивный вклад, но и через вклады ее родственников. Эволюционная выгода альтруистического и эгоистического, а также основанного на ненависти поведения очень различаются. Альтруистическое поведение дает генетический выигрыш передачей генов потомству через родственников. Эгоистическое поведение генетически выгодно только самому носителю этого гена: популяцпонная выгода от такого поступка меньше, чем от альтруистического, так как эгоист достигает преимуществ за счет родственников. Злодей, вероятно, увеличивает приспособленность своей популяции, если его ненависть направлена против неродственников. Поэтому «гены злобы» могут быстро накапливаться в популяциях. Следует отметить, что отбор на ненависть и ложь встречается только в сообществах людей, потому что только люди знают свои родственные линии и только они имеют разум, чтобы плести интриги.
|
|
|
Социобиологи объясняют появление и устойчивое существование у разных видов альтруистического поведения с точки зрения эволюционной значимости. С помощью простых расчетов можно показать, что кооперирование и альтруистическое поведение эволюционно выгодны группе тогда, когда жертва одной особи по отношению к выигрышу другой больше коэффициента их родственности, т. е. такое поведение должно чаще встречаться при взаимодействиях родственных между собой особей. По Гамильтону, альтруизм по отношению к родным братьям и сестрам проявляется тогда, когда выгода от него вдвое превышает возможные потери, по отношению к двоюродным – вчетверо и т. д. Альтруистическое поведение по отношению к неродственникам проявится тогда, когда риск погибнуть, не подав сигнала, или невыгодность молчания совершенно очевидны.
Таким образом, для того, чтобы жертвовать собой, животному надо, по крайней мере, знать, ради кого оно жертвует собой, т. е. узнавать родичей. Вопрос об узнавании родственников среди высших животных тесно связан с представлениями о родственном отборе. Существует несколько категорий родственных взаимодействий[411].
1. Отношения родителей к детям, существующие в течение длительного времени, при этом особи обнаруживают особый сенсорный опыт, на основе которого они отличают собственных детенышей.
2. Альтруизм в отношении братьев и сестер.
3. Усыновление и забота о детях близких родственников.
4. Избегание инцеста (близкородственного скрещивания) на уровне: родители‑дети, братья и сестры (между собой) – весьма распространенная черта поведения животных.
5. Избирательность в направлении объектов груминга (чистки, вылизывания и т. п.), т. е. «друзей».
6. Сигналы тревоги. Только с точки зрения родственного отбора можно объяснить происхождение криков тревоги, непонятных на уровне индивидуального отбора, так как они противоречат интересам отдельной особи – ведь хищник, скорее всего, выберет именно ее. Вероятно, первоначально эти сигналы предназначались родителями для предупреж‑дения своих детей. Однако в дальнейшем родственный отбор распространил альтруистическое поведение на других близких родственников, так как оно было выгодно сообществу.
7. Избегание каннибализма. Организмы, практикующие каннибализм, повышают собственную генетическую приспособленность, если не будут поедать родственников.
8. Пространственный отбор. Отмечено, что близкие родственники имеют тенденцию селиться в одном и том же месте, но не на одной территориальной единице, чтобы избежать инцеста. Распознавание родственных и неродственных особей осуществляется по визуальным, запаховым и звуковым меткам. Запаховые метки индивидуально уникальны и генетически детерминированы и отлично «работают» у разных представителей эволюционного ряда от насекомых до человека. Биологическое распознавание «своих» в человеческом сообществе нашло свое отражение в этике «своих» и «чужих», о которой мы поговорим в следующей главе.
У многих высших социальных животных проявляется весь указанный спектр родственной заботы. Интересен пример из жизни летучих мышей. Не напившись крови в течение двух ночей подряд, летучая мышь‑вампир умирает голодной смертью, если только не выпросит пищу у другой особи. И она получает порцию отрыгнутой крови, если она не ела уже около 36 часов. Оказалось, что в социальной группе вампиров, состоящей из 8 – 12 взрослых самок и такого же количества детенышей, развилась система обмена пищей, предполагающая кормление нуждающихся животных другими особями, занимающими один с ними насест. Еду голодной может дать мать или чужая самка (если особь очень молодая), кто‑то из родственников, друг (по грумингу). Мошенники, которые выпрашивали бы пищу, но сами на выпрашивание не отвечали, в группах вампиров не были обнаружены. Летучие мыши узнавали знакомых по «голосу» (акустическому сигналу)[412].
С точки зрения теории эволюции, если какая‑нибудь черта поведения становится эволюционно более выгодной по сравнению с другими, она быстро набирает «рекрутов» – носителей данного гена. Но в природе альтруистический тип генной передачи уравновешен противоположным – эгоистическим. В работе Р. Доукинса «Эгоистический ген» утверждается, что «все, что эволюционировало, должно было быть эгоистичным». Эгоистичны молекулы, клетки, животные, человек. Господство «эгоизма» в природе объясняется изначальным «эгоизмом» молекулы ДНК, которая воспроизводит только полностью себе подобные структуры. Содержание же эволюции составляет отбор генов и создание все новых организмов как «машин для выживания генов»[413]. Альтруизм на уровне индивидуального поведения оборачивается генетическим эгоизмом. Человеческое поведение рассматривается не как поведение личности, но как удачный или неудачный вариант для выживания генетического набора. Материальная, генетическая основа человеческого существования эгоистична по своей сути и поэтому противоположна духу, стремящемуся к альтруистической солидарности, состраданию и любви. Налицо трагизм, заложенный в природе человека. Достижения психоанализа косвенно подтверждают эти противоположные влечения человека. Чувство изоляции, беспомощности, страха, враждебности порождают влечения, противоположные содержанию этих чувств, – страстное желание любви и власти[414].
Второй важной чертой эволюционного поведения животных является, по‑видимому, сексуальное поведение видов – поведение, предшествующее спариванию, во время спаривания и поведение после спаривания – супружеское и родительское. Эволюционная роль секса очень велика, потому что через него осуществляется не только половой отбор, но, что гораздо важнее, перетасовка генов в результате деления половых клетках и при слиянии гамет в момент оплодотворения. О значении полового отбора писал еще Ч. Дарвин в работе «Происхождение человека и половой отбор». Решая проблему, почему самцы многих видов имеют столь яркие черты, наверняка снижающие их выживаемость, он предположил, что эволюционный вклад в результате непосредственного выбора лучшего партнера для спаривания не ниже, чем вклад отбора в процессе борьбы за ресурсы и пищу. Половой отбор может проявляться и в виде эгоистического поведения – конкуренции через отбор партнеров, и в виде альтруизма – участия самцов в заботе о потомстве.
В мире животных у большинства раздельнополых видов осуществляется выбор полового партнера. Инструментом полового отбора чаще всего является самка (у 167 из 250 изученных видов), гораздо реже самец (30 видов) и у 53 видов самка достается в результате самцовых поединков, т. е. ресурсом полового отбора чаще являются самцы. Главное эволюционное назначение самок всех без исключения видов – обеспечить выживание потомства.
Эволюция полового отбора для достижения наибольшего репродуктивного успеха сформировала две основные стратегии выбора: 1) выбирая «хорошие гены», самки разных видов выбирают «плохих отцов» и сами «вынуждены» заботиться о воспитании потомства, родительский вклад самцов в этом случае невелик; 2) выбирая «заботливого отца», самка увеличивает родительский вклад самца в воспитание детей, но последний теряет шансы конкурировать за обладание новыми самками, поэтому снижается разнообразие генотипов его потомства. Поскольку выбирает самка, самцы предлагают либо «хорошие гены» – яркую окраску, большие размеры тела, запах, видимый орнамент, песню и т. п., либо «заботу» – предложение питания, территории, места гнездования. Половые стратегии самцов и самок различаются, так как число потомков у самцов зависит от количества спариваний с разными самками, а у самок не зависит. Если выбирает самка, самец полностью может осуществить свою «самцовую» стратегию только в первом случае, предлагая «хорошие гены». Он всегда реализует стратегию «удачника» при соперничестве, когда победившему в конкурентной борьбе самцу достается множество самок (полигиния).
Чем меньше других, кроме генетических, ресурсов пол вкладывает в потомство, тем сильнее на него воздействует половой отбор, тем ярче должны быть половые признаки. В этом случае должна существовать внутренняя связь между проявлением половых признаков у самца и состоянием его здоровья: выбирая самца с ярким оперением, самка птицы выбирает сразу здоровое потомство (как показано, яркость орнамента тесно связана с кислородным голоданием тканей и способностью к выведению продуктов обмена) и яркую самцовую окраску для своих сыновей.
Большинство животных в природе избегает спаривания с родственниками. Механизм такого поведения основан на тех же принципах, что и выбор «хороших генов». Главным критерием выбора или избегания близкородственного партнера является комплементарность (зеркальная совместимость) определенного участка хромосомы, который называется главным тканесовместимым комплексом (major histocompatibility complex – МНС). Это большой участок хромосомы, содержащий примерно 200 кодирующих генов, контролирующих иммунную систему, рост и размножение особей. Эксперименты на мышах, плодовой мушке и человеке показали, что распознавание партнера с нужным МНС осуществляется по запаху. Давно известно, что мыши рано обучаются распознавать членов своей семьи по запаху (семейный импринтинг) и избегают спаривания с ними. Исполняя танец перед спариванием, самка дрозофилы не только проверяет партнера «на прочность», отвергая старого и раненого самца, но по запаху опознает также и родственника[415]. С другой стороны, отбор по принципу иммуносовместимости снижает генетическую несовместимость спаривающихся особей и позволяет отделить несовместимые аллели внутри популяций.
Наибольшее альтруистическое значение в половом отборе имеет родительский вклад. Это любой вклад родителя в отдельного отпрыска, который увеличивает возможность выживания последнего. Родительский вклад связан с репродуктивным успехом сложным образом. С одной стороны, выращивание молодняка увеличивает репродуктивный успех. С другой стороны, родительский вклад уменьшает возможность особи участвовать в прочих, неродительских формах репродуктивных усилий, например, соревноваться с другими самцами за возможность обладания новой самкой, что само по себе уменьшает число оставляемого потомства. Что выгоднее для самца в данных условиях: «гарантированно» вырастить меньшее количество молодняка или тратить меньше сил на воспитание, но за счет этого оставить больше потомства? Социобиологи утверждают, что в зависимости от конкретных условий естественный отбор будет благоприятствовать такому родительскому вкладу, который приведет к максимальному репродуктивному успеху. Пропорции родительских вкладов в потомство самцов и самок различны: в животном мире безусловно самки больше заботятся о потомстве.
Социобиология стала программой поиска биологических оснований человеческого поведения. Поскольку поведение человека обусловлено как генетическими, так и социальными факторами, то найти их соотношение в каждом акте поведения и стало основной ее задачей. Человек есть результат эволюции сотен тысяч поколений различных видов, поэтому в нем содержатся стереотипы поведения других живых существ. Но человеческое поведение имеет одно существенное отличие, которое очень образно выразила М. Мид: «Если мы оживим муравья, найденного в кусочке балтийского янтаря, которому 20 миллионов лет, с полной уверенностью можно ожидать, что он воспроизведет поведение, типичное для муравьев. Но у человека даже простейшие формы его поведения не таковы, чтобы ребенок без обучения другими людьми мог самостоятельно воспроизвести хотя бы один‑единственный элемент культуры».
Для глубокого познания человека Уилсон предлагал «реконструировать предшествующую эволюционную историю социальной организации», т. е. проследить сходные черты в поведении человека и животных. Генетические детерминанты поведения возникают потому, что «в мозге существуют врожденные цензоры и побудители, которые глубоко и неосознанно влияют на наши этические предпосылки; из этих предпосылок мораль развивается как инстинкт. Если это понимание правильно, наука скоро сможет исследовать само возникновение и смысл человеческих ценностей, из которых вытекают все этические декларации и многое из политической практики»[416]. Но, с другой стороны, интеллект был создан не для того, чтобы понимать атомы или даже самого себя, а для обеспечения выживания человеческих генов, поэтому мышление должно быть свободно от генетического влияния. Получается парадокс: с одной стороны, человеческое мышление свободно, а с другой генетически детерминировано. Это противоречие постоянно прослеживается в социобиологических концепциях. Поэтому правильнее относиться к тому, что предлагает социобиология, как к возможной программе действий, а не как к доказанной теории.
Социобиология наложила отпечаток на восприятие многих аспектов общественного поведения человека, начиная с его эволюции и кончая детерминантами сексуальных отношений. По этой концепции история эволюции человека предстает как генно‑культурная коэволюция, осуществляемая в виде «автокатализа» – процесса взаимовлияния биологических изменений на культурные и наоборот. Человеческая культура «порождена и оформлена биологическими императивами, в то время как биологические черты одновременно изменены генетической эволюцией в ответ на культурные новшества»[417]. Образуется контур обратной связи, когда каждое новое событие, способствующее репродуктивному успеху Человека разумного как вида, приводит к появлению новых культурных достижений, а рост материальной культуры способствует дальнейшей эволюции интеллекта и форм человеческой кооперации. Механизмом автокатализа являются разные типы естественного отбора, а успех определяется простым выживанием группы в конкурентной борьбе. Таким образом, удачные биологические и культурные эволюционные образцы остаются, а неудачные исчезают. В смысле отбора природа не изобрела по отношению к человеку ничего нового: действуют все те же – индивидуальный, половой и групповой родственный и популяционный – типы отбора.
Генетический анализ объясняет, почему альтруизм, жертвенность оказываются эволюционно выгодными и для человека. Специфика эволюционного развития человечества, в значительной мере из‑за все удлиняющегося периода беспомощности младенцев и детей, такова, что групповой естественный отбор требовал от древних людей непрерывной героической заботы о потомстве. Подъем на задние конечности повлек за собой рождение детей с непрочным черепом, незрелых, не способных ходить, которых матери предстояло донашивать на руках. Все это на больший срок усиливало зависимость сохранности потомства от прочности спайки внутри стаи. Группа, не обладавшая рефлексом коллективной защиты потомства, была обречена на вымирание. Таким образом, «наряду с элементарным индивидуальным отбором шел и групповой отбор на бесчисленные формы альтруизма, направленные на развитие коллективизма и множества других индивидуально невыгодных, но полезных обществу форм поведения, диктуемых совестью»[418]. «Сохранение хоть половины потомства на протяжении трех‑четырех поколений могло порождать настоящий взрыв преимущественного размножения племени «альтруистов», и инстинкты, которые позднее будут названы альтруистическими, чувства верности, товарищества, могли сразу распространяться на необозримые пространства. Но, возникнув на биологической наследственной основе, эта природная сущность человека проявляется в качественно иной области – социальной»[419].
Альтруизм проявлялся на всех этапах человеческой эволюции и во всех культурах. Можно выделить несколько оттенков альтруистического поведения: 1) помощь людей друг другу во время опасностей; 2) справедливый дележ пищи; 3) помощь больным, раненым, очень молодым или очень старым; 4) помощь посредством орудий; 5) помощь посредством знания. Р. Триверс подчеркивает, что во всех случаях наблюдается низкая ценность совершаемого действия для «дающего» и высокая для «берущего».
Э. Уилсон подразделил человеческий альтруизм на «подлинный» и «мнимый». Когда альтруистический поступок совершается неосознанно и совершивший его индивид не ожидает награды, – это подлинный альтруизм. Но альтруизм у человека может быть и осознанным, когда тот ждет награды. Такой поступок, по сути, эгоистичен. Человеческая эволюция породила поведение, не существующее в природе. С одной стороны, в человеческом обществе существуют «вольные стрелки» – люди неблагодарные, нарушающие нормы жизни и разрушающие цепочки взаимного альтруизма. В принципе альтруизм биологически оправдывает себя преимущественно при взаимности, поэтому должен сопровождаться сильнейшим отбором на чувство справедливости. С другой стороны, появляются конформисты – люди, готовые пожертвовать некоторыми из своих удобств и желаний, чтобы получить от общества больший дар привилегий, богатства и престижа, т. е. групповые преимущества оказываются большими, чем индивидуальные. В группе, члены которой по преимуществу конформисты, нет источника развития, так как снижается ее разнообразие.
Разнонаправленные тенденции в природе – необходимое условие ее биологического равновесия. Так, изначальному, «молекулярному», по терминологии Р. Докинса, эгоизму природы противостоит эволюционно нарождающийся в ней альтруизм, стремлению к разобщенности противостоит стремление к слиянию, конкуренции противостоит общительность. Эти тенденции – необходимое условие биологического равновесия природы. И человек тоже не исключение. Направления эволюции с «противоположным знаком» формируют неисчерпаемую наследственную гетерогенность человечества, так как на всем протяжении исторического развития человека отбор шел как на альтруизм, так и на совокупность хищнических, собственнических инстинктов и эмоций, в частности, на эмоции жадности, похотливости, господства, властолюбия. В каждом индивиде прихотливо сочетается наследственная гетерогенность и разнородность получаемого воспитания, т. е. на естественный отбор накладывается социальный отбор социализации, образования, воспитания. Основой стабильности человеческих популяций является равновесие эгоизма и альтруизма: расцвет эгоистических наклонностей делает сообщество ранимым и приближает его распад и вымирание в конкурентном соревновании с другими сообществами, в полной мере наделенными генами общительности. С другой стороны, высокая доля альтруистических членов сообщества порождает «вольных стрелков», которые, пользуясь их добротой, отбирают средства к существованию.
Одна из высших этических добродетелей человека – любовь – имеет в природе свои аналоги как проявление общительности и взаимопомощи. Самое поразительное из чувств, присущих человеку, – половая любовь – также «произрастает» из природы, сохраняя, если так можно выразиться, «животные» корни. Сексуальная верность лебедей и гусей в моногамном «браке» и дружеская верность в отношении триумфального крика – это поведенческие аналоги человеческой любви и дружбы. Разница в том, что высшие формы поведения животных все же в большей степени детерминированы инстинктом, тогда как человек в состоянии осознавать свое чувство.
Хотя каждому о любви известно многое и, судя по количеству книг, каждое поколение определяло свое понимание, любовь остается тайной. И если тайна исчезнет, исчезнет и любовь. При попытке проникнуть в суть любви в ней открываются, по крайней мере, четыре уровня: физический, эмоциональный, духовный и социальный. Но только два из них поддаются какому‑либо описанию. Физический уровень любви, или, говоря современным языком, секс, включает такие качества, как привлекательность, притяжение и т. п. Брак и семья определяют социальный уровень любви, который также поддается измерению.
Как показала социобиология, основа сексуального притяжения людей та же, что у других животных: природа заботится о том, чтобы достичь наибольшего репродуктивного успеха. Исследования последних лет убедительно продемонстрировали, что вторичные половые признаки, такие, как определенные пропорции фигуры, строение лица и другие, часто являются маркерами здоровья потенциальных половых партнеров и «хороших» генов для потомства, т. е. человеческая привлекательность функциональна: привлекательные лица и фигуры сигнализируют о высокой стабильности развития и плодовитости. Точно так же различия сексуального поведения мужчины и женщины отражают общую половую специфику поведения в животном мире: мужчина более активен и неразборчив в половых предпочтениях, так как половой отбор нацелил его на достижение репродуктивного успеха за счет увеличения количества самок.
До последнего времени считалось, что блокирование инцеста (близкородственного скрещивания) происходит на ранних этапах развития человеческого общества. Возникшие социальные табу препятствовали браку между родителями и детьми, братьями и сестрами. Но, как уже указывалось, биологический механизм контроля инцеста возник еще у животных. В нем важная роль отводится запаху. Запахи в мире животных, как об этом писал К. Лоренц, выполняют важную роль «социальных гормонов, необходимых для соединения полов в соответствующие периоды и служащие для продолжения рода». Запахи человеческого тела и их возможная роль в выборе наиболее подходящего (по крайней мере, с иммунно‑генетической точки зрения) полового партнера в последнее время являются объектами довольно интенсивных исследований. Так, недавно были опубликованы результаты работы, продемонстрировавшей, что сексуальная привлекательность запаха пота субъектов противоположного пола положительно коррелирует с чисто внешней привлекательностью их лиц, оцениваемой по фотографиям. Анализ результатов эксперимента показал, что в тех случаях, когда мужчины оценивали женские запахи и черты лица, «сексуальность запаха» и внешняя привлекательность между собой коррелировали положительно и в высшей степени достоверно. Если же запахи и фотографии мужчин демонстрировали женщинам, то корреляция была слабее и не достоверна[420]. Так что мужчина выбирает женщину по «запаху», и женщина это знает, поэтому использует духи (а лучшие создатели духов – мужчины).
Если физические механизмы полового предпочтения в мире животных и человека работают по одной «схеме», то социальные конструкции, возникающие на его основе, – брак и семья не столь однозначны. Возможны несколько типов брачных отношений[421]. Их объединяет и отличает от мира животных одна черта. «Специфически человеческая черта семьи состоит не в том, что мужчина защищает женщин и детей, – это есть и у приматов. Она заключается и не в гордой власти самца над самками, за благосклонность которых он соревнуется с другими самцами, – это мы также разделяем с приматами. Отличительная черта самца человека – повсюду помогать добывать пищу женщинам и детям» [422].
Социобпологические исследования последних десятилетий продемонстрировали, что брак и семья не являются однозначно только социальными институтами, т. е. чисто человеческими образованиями. Какова же биологическая основа брака? Как показывает анализ статистических данных по разводам, проведенный X. Фишер за период с 1947 по 1981 г., пожизненный моногамный брак – чрезвычайно редкое явление во всех без исключения проанализированных культурах (58 стран Европы, Азии, Африки и Латинской Америки). Пик разводов приходится на четвертый год семейной жизни, причем большинство разведенных партнеров вступают во вторичный и последующие браки. Наряду с брачной во всех обществах в той или иной степени распространена внебрачная сексуальная активность. Ошибочно было бы также считать, что для современного человека преобладающим способом репродуктивных отношений является полигиния, хотя 84 % из 753 человеческих обществ ее допускают. При ближайшем рассмотрении оказывается, что только 10 % мужчин в состоянии обладать несколькими женами, так как для этого необходим либо высокий уровень благосостояния, либо высокий социальный ранг. Эти данные указывают на существование некой ведущей репродуктивной стратегии, характеризующейся не пожизненной, а сериальной моногамией. Истинная моногамия – наименее типичная из стратегий полового поведения современного человека. Это скорее идеал, чем реальность.
По мнению Бутовской и Файнберга, сериальная моногамия со средним периодом существования пары в четыре года могла быть естественной формой брака в древних сообществах охотников‑собирателей в сочетании с активным участием других членов коллектива в заботе и воспитании детей и выраженной тенденции у детей проводить много времени в группах со своими сверстниками. В подростковый период происходила активная социализация, когда ребенок начинал общаться с другими родственниками – взрослыми членами группы[423]. Такая стратегия брачных отношений давала большие адаптивные преимущества сообществу, так как способствовала выживанию потомства в суровых условиях. В современном индустриальном обществе прослеживается тенденция к ограничению родственных связей, что компенсируется расширением неродственных социальных связей (школа, друзья, клубы и т. д.).
Механизмы полового отбора и привлечения противоположного пола у человека, описанные в последние 10 лет социобиологами, указывают скорее на животные, чем на чисто человеческие критерии избирательности. Основой брака все еще остается физическая привлекательность, а не духовное сродство.
С биологической точки зрения, половая любовь – это наиболее оптимальный способ найти партнера для получения жизнеспособного потомства. «Побочными» чертами такого партнерства является генетическое подобие родителей: не крайности сходятся, а «похожести»! Понятно, что пока есть инстинкт к продолжению рода, в механизме его реализации также должна быть велика инстинктивная составляющая. Во все времена естественные отношения между полами представляли три стороны: материальную – физическое влечение; идеальную – душевное чувство, влюбленность и целесообразную – рождение детей. Христианство указало четвертую сторону – духовную – соединение человека с Богом через любовь к другому человеку. В современном браке заметнее становится его материальная сторона – секс и растет неудовлетворение брачными отношениями, которые не в силах восстановить «андрогпнное» (по терминологии Вл. Соловьева) единство мужчины и женщины. Данные современной генетики и социобиологии характеризуют не столько «объективное» состояние брачных отношений (на что они, кстати говоря, претендуют), сколько показывают, что для человечества, отпавшего от Бога, исчезает духовный смысл брака.
Таким образом, биологические механизмы предпочтения и отталкивания, эгоизма и альтруизма, полового и группового отбора для человека так же справедливы, как и для животных. Человека отличает только то, что он свободен и в силах перестать быть животным и контролировать свое поведение. На вопрос о том, как может осуществляться такой контроль, пытается ответить психоанализ.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 791; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!