Этические представления средневековой России
Язычество. Мы живем в России. Многие наши представления коренятся в традициях русской культуры, в том числе в мифологии, хотя мы этого можем не осознавать. Мы останавливаемся в лесу послушать, сколько раз прокукует кукушка, веря, что столько лет нам суждено прожить, и не знаем, что когда‑то кукушка почиталась божеством и ее кукование в самом деле признавалось вещим. Мы говорим «солнце восходит», но не знаем, что некогда солнце считалось живым существом, которое может вставать и ходить.
Наши предки обожествляли силы природы, относились ко всей природе, как к живому существу. Такие представления получили название языческих (от язык – народ, племя). Они были у всех известных нам народов, в том числе и у славян. Согласно Б. А. Рыбакову, еще в мезолите (с 12–10 до 5 тыс. лет до н. э.) существовал культ упырей и берегинь (от слова «беречь»). Тот же корень в словах «берег» (который действительно спасает мореплавателей, а к нашим не столь опытным предкам, не обладавшим современным оснащением, это относилось еще в большей степени), «береза», почитавшаяся священным деревом. По мнению Б. А. Рыбакова, в этом наиболее древнем мифологическом пласте природа дифференцируется не по таким категориям, как растения и источники, солнце и луна, огонь и молния, а только по принципу отношения к человеку. злые вампиры, которых нужно отгонять и задабривать жертвами, и добрые берегини, которым тоже нужно «класть требы» и не только в качестве благодарности, но и для того, чтобы они проявили активно свою благожелательность к человеку.
|
|
|
Затем этот культ сменился у первобытных охотников культом двух лосих – Небесных Хозяек Мира. Для охотников большое значение имели небо и звезды, по которым они определяли свой путь, и тогда же появились названия Большой и Малой Медведицы как результат обожествления неба. Отец Небо у славян получил название Сварога: «он верховный владыка вселенной, родоначальник всех светлых богов»[248]. Много было слов, обозначавших бога Солнца – Дажьбог, Ярило, Хоро (от него наше слово хорошо – солнечно ). Все относящееся к солнцу считалось приносящим благо. Солнце является «карателем всякого зла, т. е. по первоначальному воззрению‑карателем нечистой силы, мрака и холода, а потом и нравственного зла – неправды и несчастия»[249].
При переходе наших предков к сельскому хозяйству появились другие боги: Макошь – богиня плодородия, Лада – богиня любви, брака, согласия и весны, Волос – бог земли предков, богатства и скотоводства. В Киевской Руси с ее княжеской формой правления главным в пантеоне богов стал Перун – бог грозы и покровитель воинов. Князья Киевской Руси, заключая договор с Византией, клялись именами Перуна и Волоса. В те времена существовали жрецы, которые назывались волхвами или волшебниками. Они делились на целителей, хранильников (изготовителей талисманов, амулетов и оберегов от порчи, сглаза и т. п.), и облакопрогонятелей, которые занимались погодой. Волхвы имели большую власть, а непослушных им ждала кара, о чем мы знаем из песни о вещем Олеге.
|
|
|
Обожествленные силы природы воспринимались и в виде единого божества, как бы олицетворяющего всю природу. Рыбаков проследил, как культ солнца и дождя в качестве главных стихий природы соединился в трипольской культуре в культе Рода и Рожаниц, олицетворяющих всю природу. У единого божества Вселенной очи изображались в виде двух солнц, брови – дождевыми полосами, ручки сосуда, на котором изображалось божество, воспринимались как уши. Из поклонения единому божеству Роду Рыбаков выводит однокоренность столь разных в современном значении слов, как природа, народ, родина, родник, урожай (быть может, и доброта).
Как пишет А. Н. Афанасьев, «вообще все растительное царство представлялось древнему человеку воплощением стихийных духов, которые, соединяя свое бытие с деревьями, кустарниками и травами (облекаясь в их зеленые одежды), чрез то самое получали характер лесных, полевых и житных гениев»[250]. Мифологическому отношению к природе присуще также обожествление природных явлений. Карамзин отмечал, что «кроме идолов немецкие славяне обожали еще реки, озера, источники, леса и приносили жертвы невидимым их гениям». У него же читаем о том, что «у многих народов славянских были заповедные рощи, где никогда стук секиры не раздавался и где самые злейшие враги не дерзали вступить в бой между собою. Лес города Ретры считался священным. Жители штетинские поклонялись ореховому дереву, при коем находился особенный жрец, и дубу, а юлинские – богу, обитавшему в дереве обсеченном, и весной плясами вокруг него с некоторыми торжественными обрядами. Славяне в России также молились деревам, особенно же дупловатым, обвязывая их ветви убрусами, или платами». Обожествление природных явлений распространялось на загробный мир, способствуя развитию представлений о его похожести на наш мир. В основе таких экстраполяций было чувство целостности всего мироздания.
|
|
|
«В последовательных превращениях природы древние племена усматривали… действие одушевленных сил – благотворных и враждебных, их вечную борьбу между собою»[251]. Божествами были времена года, 12 месяцев, дед Мороз, Снегурочка и другие перешедшие в сказки олицетворенные представления язычников о добре и зле. «Весна наречется, яко девка украшена красотою и добротою… Зима же подобна жене – мачехе злой»[252]. Весна отождествлялась с Жизнью, Зима – со Смертью. «Зиме и лету союза нету». «По свидетельству песен, Лето, пробуждаясь от сна, побеждает Зиму, захватывает ее в плен, выкалывает ей очи и повергает свою соперницу в грязь, производимую весенним таянием снегов»[253]. Также противопоставляются день и ночь. Белый свет, как и солнце, почитается божеством (вспомним Космос древних греков), а тьма рассматривалась как воплощение сил зла. Зло выступает в виде природных явлений (злые ветры, вьюги и т. п.), потустороннего мира. Кощей Бессмертный перешел в сказки из правителей ада (словом «кощунство» мы называем нечто неподобающее). Прообразом некоторых отрицательных персонажей были представители враждебного для славян окружения: Змея Горыныча – степняки‑кочевники, а Бабы Яги – сарматы, среди воинов которых были женщины.
|
|
|
На противопоставлении природных сил добра и зла были построены языческие праздники. Главная мысль праздничных обрядов: «смерть природы зимой и обновление или воскресение ее весною»[254]. Масленица – праздник победы жизни над смертью (блин – поминальная еда, а также олицетворяет солнце; ряженые – освободившиеся из загробного царства весной‑как бы пробудившиеся – стихийные духи‑оборотни). Весной, когда прилетают жаворонки, пекли их изображения. В день летнего равноденствия на праздник Купала (по имени бога Солнца – может быть «купать») прыгали через костер, пускали венки в реки и т. п. На праздник Лады пели и плясали, взявшись за руки. Были и ежемесячные праздники – Коляды (от ежемесячных праздников «календ» в древнем Риме). На них пили мед и ели кутью – кушанье, сохранившееся до наших дней и подаваемое на похоронах и поминках, поскольку смерть – это символ вторичного рождения в загробной жизни.
Крещение Руси. И вот 1000 лет назад пришло на Русь христианство. Существует такая легенда. Князь Владимир Красное Солнышко призвал представителей трех известных религий, чтобы выбрать из них для своего народа лучшую. Иудаизм показался слишком примитивным в моральном отношении. У магометан Владимиру не понравилось, что нельзя пить вина. Больше всего пришлось Владимиру по душе христианство, о котором рассказал посланец Византии. Византийский священнослужитель убедил принять христианство, доказывая, что все языческое – зло, а все христианское – добро.
Князь Владимир крестил киевлян в Днепре, после чего вместо Красного Солнышка стал называться Святителем. И на Руси началась и продолжалась в течение нескольких веков борьба между христианством и язычеством.
Христианские обычаи требуют соблюдения четырех постов, приуроченных к христианским праздникам: Великого (до Пасхи), Рождественского (зимой), Петровского (до 29 июня – Петрова дня), Успенского (в сентябре), а также двух постных дней в неделю – среды и пятницы, когда запрещено есть мясо. На эти дни могли приходиться языческие праздники, сопровождавшиеся ритуальной мясной едой. Князья и их приближенные любили устраивать пиры. Церковь боролась с этим, как и с языческими обрядами и представлениями (с тех пор слова «позор», «позорище», обозначавшие подобные действа, приобрели негативный оттенок).
Резко изменились сами представления о добре и зле. Злом стало считаться все языческое («поганое»), называемое дьявольским. На смену противопоставления зима – лето, день – ночь пришла оппозиция бог – дьявол. Силы добра и зла становятся более потусторонними, а солнце из высшего разумного существа превращается в одно из природных тел. Передовым отрядом в борьбе добра и зла становятся монахи, о чем свидетельствует их одежда. Монашеский костюм – своеобразный мистический аналог воинской формы. Пояс – знак готовности к службе, особый плат «параман» – символ «язв Христовых», черная мантия – отлучение от мира, клобук – шлем. Монахи борются с невидимым врагом – дьяволом и его слугами. Иноческие добродетели их духовное оружие. Их жизнь сурова, подчинена уставу, как и полагается воинам. Нашедший смысл существования инок радостен и целеустремлен. Женщины‑монахини – духовные «невесты Христовы», а русалки‑девушки, принимавшие участие в языческих игрищах, стали называться невестами Сатаны.
В целом борьба христианства с язычеством закончилась компромиссом. Это хорошо видно на примере языческих праздников, с которыми боролась церковь. Один из основных праздников – Купала, совпавший по времени с праздником рождества Иоанна Крестителя, превратился в Ивана Купала. Новый год соединился с Рождеством Христовым, и появилась елка как символ райского древа жизни, на котором растут золотые яблоки и орехи. Коляды сохранились как рождественские коляды. Праздник Перуна модифицировался в Ильин день (20 июля). Праздник окончания жатвы – в Спас (6 августа). Праздник «первых всходов» соединился с днем Бориса и Глеба (2 мая), благословения хлебов – с Рождеством Богородицы. Сохранились и названия прежних богов, трансформировавшихся в ангелов и святых. Так, Волос стал святым Власием, покровителем скота. Языческое восприятие природы во многом было перенято христианством. «Стараясь уничтожить народную веру в зооморфическую и антропоморфическую олицетворенность сил, стихий и явлений природы, – пишет Щапов, – церковные учителя внушили народу на основании греко‑восточного христианского мировоззрения, что над каждой стихией, над каждым явлением природы Бог поставил особых духов, ангелов». Илья‑пророк, который ездит по небу в огненной колеснице и проливает дождь на землю, – хороший пример того.
«Народ русский, – пишет Щапов, – при своем практическом характере смотрел на святых большею частию с натурально‑практической точки зрения. Он представлял, что святые назначены быть ему помощниками в борьбе со стихиями природы, поддерживать его физическое, материальное благосостояние и ждал от них чудес, существенной, материальной, житейской пользы». «Вера в чудеса святых, как в силы и действия, превозмогающие и покоряющие человеку природу, заменяла языческую веру в ведунов‑волхвов». Под влиянием христианства меняется характер богатырей: материальная сила в них уходит на второй план, а на первый план выходит духовная сила.
Особенно тесно соприкасается христианство с язычеством в очень распространенной на Руси апокрифической литературе. В стихе о Голубиной книге читаем: «У нас белый вольный свет зачался от суда Божия; солнце красное от лица Божьяго, самого Христа Царя Небесного; млад светел месяц от грудей его; звезды частые от риз Божиих; ночи темные от дум Господниих; зори утренни от очей Господниих; ветры буйные от Свята Духа; у нас ум – разум Самаго Христа, Самаго Христа, Царя Небесного; наши помыслы от облак небесных; у нас мир‑народ от Адамия; кости крепки от камени; телеса наши от сырой земли; кровь‑руда наша от черна моря».
В «Беседе трех святителей» святитель Григорий «рече: от коликих частей сотворен бысть Адам? Василий рече: от осьми частей: от земли тело, от моря кровь, от солнца очи, от камени кости, от облака мысли, от огня теплота, от ветра дыхание, от света… дух». Тут соединение древнеиндийских сказаний с христианскими представлениями. Или Егорий Храбрый из народного стиха. Это и святой Георгий Победоносец, на гербе Москвы поражающий змия, и олицетворение античной добродетели – мужества. Его мать – София по имени еще одной античной добродетели – мудрости. Образ Софии Премудрости как бы объединяет языческое представление о мудрости с христианством. В России храмы (иначе хоромы, как назывались княжеские дома от «хоро» – круг) в честь Софии во многих городах были главными (в Киеве, Новгороде).
Все природные явления (знамения и т. п.) сохранили свой магический смысл, но стали восприниматься чаще всего как божья кара. Даже церковные мыслители использовали для своих целей языческие представления. Так, Кирилл Туровский (ок. 1130–1182) писал в «Слове на Фомину неделю»: «Весна убо есть красная вера Христова… бурнии же ветри – греховоднии помыслы, иже покаанием потворишася на добродетель»[255].
Однако христианские понятия о добродетели сильно отличаются от языческих. Одна из главных добродетелей – кротость «бо есть мати мудрости и разуму и помыслу благу и всем добрым делам»[256]. «Смирение предстает в роли кроткой матери, все остальные человеческие добродетели, в том числе и мудрость, являются ее детьми, отец же им сам Господь. Этому «святому семейству» противостоит дьявольская родня, в которой гордыня предстает матерью пороков человеческих, отец же им сам сатана»[257]. О том же в «Слове некоего отца к сыну своему»: «Буди понижен главою, высок же умъмь; очи имея в земле, умьнеи (умом. – А. Г., Т. Г.) же въ небеси»[258].
В знаменитом произведении начала XII в. «Поучение Владимира Мономаха» говорится о гуманности, сострадании, стремлении предотвратить зло, междоусобные брани, спасти людей от зла и дурных поступков. «Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, – это ведь начало всякого добра… Ни правого, ни виноватого не убивайте и не повелевайте убить его. Если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души… Паче же всего гордости не имейте в сердце и уме, но молвите: смертны суть; сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней… Старых чти как отца, а молодых как братьев… Лжи остерегайся и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело… Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны, не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте ей власти над собой… Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее… Смерти, дети, не бойтесь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам Бог пошлет…»
Владимир Мономах советует избавляться от врагов тремя добрыми делами: покаянием, слезами и милостыней. Читая его поучения, мы вспоминаем заповеди мыслителей Древней Индии, Древнего Китая, Древней Греции и, конечно же, христианские. Современник Владимира Мономаха митрополит Никифор проводит такую аналогию: как князь распоряжается своими воеводами и слугами, так разум должен повелевать телом.
Постепенно жестокие порядки языческих времен (вспомним месть княгини Ольги древлянам) меняются под влиянием христианства. В «Житии великого князы Владимира» (Святого) есть такой примечательный диалог. «И настолько был милостив и милосерден святой Владимир, что и злодеев, достойных казни, не торопился казнить, даже за великую вину, и из‑за этого умножались разбойники, воры и прочих всяких зол деятели. И говорили митрополит и старцы Владимиру: «Почему, князь, злодеев ты не казнишь?» Он ответил: «Боюсь греха». Митрополит же и старцы сказали: «Ты от Бога поставлен властителем для наказания злодеев и поощрения делающих добро. Так что достойно тебе наказывать злодеев, рассмотрев их вину, ибо знай, что, если ты не казнишь злых, значит ты сам совершаешь зло по отношению к добрым, поскольку из‑за твоего нерадения умножаются злые на пакость добрым. Так что погуби злых, чтобы добрые жили в мире»[259].
В первом юридическом уставе на Руси – «Русской правде» Ярослава Мудрого (XI в.) говорится, что можно мстить за убийство, но можно взять штраф. Величина штрафа за воровство, увечье и другие преступления находится в зависимости от того, насколько потерпевший близок к князю. Вора можно убить, застав на месте преступления. Если же до рассвета не убили, то вести на его княжий двор. Убивать нельзя и уже связанного вора. Сыновья Ярослава Мудрого совсем отменили убийство из мести. Имущество же разбойника может пойти на поток и на разграбление.
Христианские представления о добре и зле, входя в соприкосновение с более древними, укреплялись на Руси, отстраняя языческие взгляды в область сказок и преданий. Распространению христианской морали помогали те люди, которые следовали ей в наибольшей степени и впоследствии объявлялись церковью святыми.
Русские святые. Войдя в церковь, видишь столпы с изображенными на них в полный рост людьми в монашеских, а то и в воинских одеждах. Это святые, на которых как бы держится все здание. Святые на Руси – это нравственные образцы, с которыми должен сверять свою жизнь верующий. Опора святой Руси.
Кто канонизируется церковью, получая тем самым право называться святым? Это или церковные пастыри и монахи, как Феодосий Печерский, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский и другие, вплоть до Иоанна Кронштадтского и патриарха Тихона. Или благочестивые князья, прославившие Русь своими победами над врагами, как Александр Невский. Или невинно пострадавшие за приверженность к христианской морали, как князья Борис и Глеб, убитые своим братом Святополком Окаянным (первые русские святые).
Жития святых отцов церкви написаны по единому канону: сын благочестивых родителей, с раннего детства отличающийся аскетизмом, любовью к церкви и ее обрядам и изъявляющий желание стать монахом; ведет жизнь подвижника, успешно противостоит козням дьявола и совершает разнообразные чудеса; к нему является Пресвятая Богородица или ангелы и другие святые; сам он спасает тонущих, поддерживает колеблющихся, помогает обездоленным и притесненным; после смерти святого чудеса от него не прекращаются, а, наоборот, усиливаются. Святой не может иметь отрицательных черт. Это общий стандарт, которому следуют все авторы.
Житие Феодосия Печерского (1036–1074) написано самым известным летописцем древней Руси, создавшим «Повесть временных лет» Нестором в 80‑х годах XI века. В самом начале Нестор уверяет, что он недостоин писать из– за своих многочисленных грехов, из‑за того, что он невежда и недалек умом, не обученный к тому же никакому искусству. Верить Нестору, конечно, нельзя. Это сугубое проявление скромности, свойственное всем составителям житий. Далее идет повествование о жизни Феодосия Печерского, настоятеля одного из древнейших русских монастырей – Киево‑Печерской Лавры, которую основал учитель Феодосия Антоний – тезка Антония Великого, египтянина, родоначальника монашества, 20 лет прожившего в уединении.
Рассказ о святом Феодосии начинается с его рождения. Когда ребенка принесли крестить, священник сразу понял, что тот посвятит себя церкви, и назвал его Феодосием – «посвященным Богу». «Не приближался он к играющим детям… но избегал их игр»[260]. «А кто расскажет о покорности и послушании, какими отличался он в учении не только перед учителем своим, но и перед учащимися с ним?.. Когда же властелин этого города узнал о смирении и послушании отрока, то полюбил его, и повелел постоянно находиться у себя в церкви, и подарил ему дорогую одежду, чтобы ходил в ней. Но блаженный Феодосий не долго в ней пребывал, ибо чувствовал себя так, как будто носил какую‑то тяжесть. Тогда он снял ее и отдал нищим, а сам оделся в лохмотья и так ходил… Иногда же, когда было особенно много оводов и комаров, ночью садился на склоне возле пещеры и, обнажив свое тело до пояса, сидел, прядя шерсть для плетения обуви и распевая Давидовы псалмы»[261]. Феодосий был для всех монахов образцом в труде и «постоянно учил братию не зазнаваться, а быть смиренными монахами, и самих себя считать недостойнейшими из всех, и не быть тщеславными, но быть покорными во всем» (там же, с. 101).
Феодосий вел непорочную жизнь, помогал бедным и обиженным, защищал вдов от неправедного суда, обличал князей, вероломно захватывающих власть и попирающих закон. «Что внесем, любимици мои, в мир съй или что имам изнести?» – спрашивал Феодосий. Обращаясь к князю, давал такой совет: «милостынею же милуй не токмо своя веры, нъ и чюжая… всякого помилуй и от беды избави, яко же можеши».
Примерно тогда же, когда было написано житие Феодосия Печерского, появилось и «Сказание о Борисе и Глебе», которые признаны святыми из‑за их мученической смерти от руки брата. Это были первые русские люди, официально канонизированные в Византии. Был Борис «правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал»[262]. Выглядел он так: «телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, борода небольшая, и ус молодой еще был, сиял по царски, крепок был, всем был украшен‑точно цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и Благодать Божия цвела в нем»[263].
Борис был во главе киевского войска, и дружина сказала ему, когда старший брат Святополк вызвал его к себе после смерти отца Владимира Святого: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол – ведь все воины в твоих руках». Он же ответил: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись. И в последний момент, когда убивали его, воскликнул: «Не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою»[264]. Глеб же, обманом вызванный от имени отца, стал молить о пощаде и потом возопил: «Увы мне, увы мне!» «И как предсказал Господь в псалмах, что возлюбившего зло больше добра Бог сокрушит до конца, так отомстил брат Ярослав (будущий Мудрый. – А. Г., Т. Г.) за убийство братьев и бежал Святополк Окаянный из Киева и бесчестно скончался»[265].
Вот что сказано летописцем об этих святых: «Вы наше оружие, земле Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем. Воистину и без сомнений могу сказать: вы небесные люди и земные ангелы, столпы и опора земли нашей!»[266]. Чудеса святых, пишет летописец, происходят во исполнение слов Господа: «Верующий в меня, в дела, которые я творю, сотворит сам их, и больше сих сотвори». И просьба к святым: «Не забывайте отечества, где прожили свою земную жизнь, никогда не оставляйте его. Так же и в молитвах всегда молитесь за нас, да не постигнет нас беда и болезни не коснуться тела рабов ваших»[267].
Святой, известный всем, – Александр Невский. Это тип святого, отличавшегося воинскими доблестями при жизни (заглавие рукописи о нем «О житии и доблести…»). Святость такого человека уже в том, что и красота его, и храбрость, и ум, и сила, и звучный голос, и победа его не могли быть без божественной благодати. Александр перед битвой просил святого Бориса помочь ему и встать с оружием и щитом. Он же сказал дружине: «Не в силе Бог, но в правде»[268]. Все святые как бы связаны одной цепью, и Борис и Глеб помогли Александру победить шведов, сойдя на землю. Воинство Божие помогало, как сообщает летописец, Александру и во время Ледового побоища. Сообщается, что Александр «любил священников, и монахов, и нищих, и митрополитов же, и епископов почитал и внимал им». После смерти его митрополит Кирилл говорил: «Дети мои, знайте, что уже зашло солнце земли Суздальской!» Иерей и диаконы, черноризцы, нищие и богатые и все люди восклицали: «Уже погибаем!»[269].
Знаменитейший русский святой – Сергий Радонежский (ок. 1321–1391). Его первый биограф Епифаний Премудрый сообщает, что, находясь во чреве матери, он трижды прокричал во время церковной службы, тем самым обнаружив свое божественное предназначение. Появившийся на свет ребенок отказывался принимать материнское молоко, если мать «пищу некую вкусити, еже мяс»[270]. С юного возраста он постился «въ среду и в пяток ничто же не ядяше, въ прочаа же дни хлебом питашеся и водою»[271]. Детство Сергия напоминает нам Феодосия Печерского, следуя по пути которого будущий «преподобный и богоносный чудотворец» создает монастырь, получивший впоследствии название Троице‑Сергиевой Лавры. В те времена, пишет Е. Е. Голубинский, «наши монахи смотрели на пример современных им монахов греческих, а позднейшие греческие монахи уже не шли из города в пустыни. И вот, богоизбранный юноша Варфоломей (имя до принятия монашества. – А. Г., Т. Г.), отвращая взор свой от примера современных ему монахов греческих и обращая его к примеру древних египетских учредителей монашества – Антония, Пахомия и Макариев, и решил монашествовать в том собственном смысле, чтобы подвизаться в удаленной от жилищ человеческих пустыне»[272]. «В последующее время, в XV, XVI, XVII столетиях монашеское подвижничество посредством совершенного уединенного пустынножития не составляло у нас очень большой редкости, – продолжает Голубинский, – но оно началось у нас именно от преподобного Сергия, и он был именно первым, кто ввел его у нас. Не так трудно делать что‑либо трудное, когда прежде нас уже делали это многие другие, как трудно решиться на это первому… Пустыня была настоящая и суровая пустыня: кругом на большое расстояние во все стороны – дремучий лес; в лесу – ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что нельзя было видеть лица и нельзя было слышать голоса человеческого, а можно было видеть и слышать только зверей и птиц»[273].
Важно не только то, что Сергий начал свое великое дело в природе, но и то, как он обращался с ней. Это было то гармоничное взаимодействие, к которому призывает современная экология. «Поселившись среди зверей, преподобный Сергий приобрел их расположение, а с некоторыми из них вступил даже, так сказать, в содружество. Мимо кельи его бегали стада волков, но ему вреда не причиняли; проходили иногда и медведи, но также не беспокоили его. Между медведями нашелся один, который часто начал посещать преподобного»[274]. Б. Зайцев пишет, что Сергий Радонежский благословил природу, в образе медведя близко подошедшую к нему. Его можно назвать другом медведей, зверей, всей природы. «Многажды же и хлебу дневному не обрестся: и егда сему бываему, тогда оба абие пребываста алчюща, сам же и зверь. Иногда же блаженный себе не угажаше и сам алчен бываше, аще и един кус хлеба обреташе у него, и то пред зверем онем пометаше. И изволи, сам не вкушаа въ тъй день, алкати паче, нежели зверя оного оскорьбити и неядша отпустити. Не единою же, ни дважды зверь он приходити обыче, но по многа времена на кыиждо день, акы множае году сие творяше»[275]. Такое поведение соответствовало общим правилам христианского отношения к природе. Природа в христианстве не одушевляется, как в язычестве, но почитается как творение Божье. Свойства православного святого – смирение и любовь – в полной мере переносит Сергий на всю природу. Он любит медведя, которого кормит, и у него нет чувства превосходства перед «братьями меньшими».
Природа для Сергия – способ приобщения к Богу. Уйти от людей в дикую природу и в ней обрести Бога – таков путь Сергия Радонежского. «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над самыми кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами»[276].
Сейчас пишут, что для решения экологической проблемы необходима определенная степень нравственности. Надо любить всю окружающую природу, всех существ на земле. Возражают, что это невозможно. Невозможно для простого человека, но не для святого. Сергию Радонежскому была присуща «любовь совершенная». Сергий побеждал людей и природу без насилия – своим примером. Этим он был похож на другого экологического святого – Франциска Ассизского, читавшего проповеди птицам. «Житие же его бе сицево: пост, сухоядение, беспостелие»[277]. «Пищу преподобного Сергия во время его уединенного пустынножития составляли хлеб и вода»[278]. Ходил он в такой «худой» одежде, «что не далека была от того, чтобы называться рубищем»[279].
В пустыне, в совершенном уединении Сергий прожил около двух лет. Стали к нему приходить другие монахи. Свой растущий авторитет Сергий Радонежский использовал для предотвращения княжеских междоусобиц. Он благословил Дмитрия Донского на битву с Мамаем. Своей скромностью преподобный Сергий подавал пример всем, и хотя на месте его пустынножития возник привлекший много людей монастырь, «несохраненная монастырем первоначальная его пустынность послужила образцом для последующих ревнителей подвижничества к устроению пустынных монастырей»[280]. Не менее четверти русских монастырей основаны прямыми учениками Сергия, и стали они образцами общежития и преображения природы, как Валаамский, Соловецкий, Кирилло‑Белозерский и др.
Чудотворец Сергий помогал людям и после своей смерти, о чем подробно написано Симоном Азарьиным. Как говорил В. О. Ключевский, «при имени преподобного Сергия народ вспоминает свое нравственное возрождение, сделавшее возможным и возрождение политическое, и затверживает правило, что политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе нравственной»[281].
После Сергия Радонежского было на Руси много святых – патриарх Гермоген (1530–1612), Серафим Саровский (1759–1833) и др. – но имя святого Сергия навсегда осталось наиболее почитаемым. С жизнью других святых мы можем познакомиться по их житиям, а также по художественным произведениям. Приехав в знаменитый православный монастырь Оптина Пустынь в 1878 г. в тяжелом душевном состоянии после смерти сына, Достоевский начал там писать свой последний роман «Братья Карамазовы», и в образе положительного героя старца Зосимы воплотил черты оптинского старца Амвросия. Амвросий Оптинский был канонизирован и причислен к лику святых на Поместном соборе Русской Православной церкви в 1988 г., почти через 100 лет после своей смерти.
Домострой. Мы познакомились с жизнью святых. А какие нормы морали предписывались на Руси простым людям? Об этом свидетельствует «Домострой», создание которого или обработку в середине XVI в. связывают с именем духовника Ивана Грозного Сильвестра. «Домострой» – соединение христианской этики с народными традициями, которые всегда с примесью язычества.
Как бы продолжая «Поучение» Владимира Мономаха, «Домострой» советует: «Тем, кто старше тебя, честь воздавай и кланяйся, средних как братьев почитай, немощных и скорбных утешь любовью, а младших как детей возлюби‑никакому созданию божию не будь лиходеем. Славы земной ни в чем не желай, вечного блаженства проси у Бога, всякую скорбь и притеснение с благодарностью терпи, если обидят – не мсти, если хулят – извинись, злом за зло не воздавай, согрешающих не осуждай – помни свои грехи, думай прежде всего о них. Отвергайся общения с дурными людьми, подражай живущим праведно, их деяния запечатлей в сердце своем и сам поступай так же»[282].
Общественная мораль была довольно строгой: «Да самому тебе, господину, и жене, и детям, и домочадцам – не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться, к старшим быть послушными и покорными, к средним – дружелюбным, к младшим и убогим – приветливым и милостивым, всякое дело править без волокиты… всякую же обиду с благодарностью терпеть ради Бога», – говорится в главе «Наказ мужу, и жене, и работникам, и детям, как подобает им жить». Все это мы читали и раньше, и это свидетельствует о неизменности моральных норм в обществе. Благодаря их устойчивости общество живет. Если же они резко меняются – общество гибнет.
В «Домострое», пожалуй, сильнее, чем даже в Библии, предлагается не только подавать милостыню и посещать заключенных в темнице, но и заботиться о них: «вглядись в беду их и скорбь, и в нужды их, и, насколько возможно, им помогай, и всех, кто в скорби и бедности, и нуждающегося не презирай, введи в дом свой, напои, накорми, согрей, приветь с любовью и с чистою совестью: и этим милость Божию заслужишь и прощение грехов получишь» («Как посещать в монастырях, больницах и темницах всякого, пребывающего в скорби»). «А кто чинит всякую неправду и насилие… по‑соседски не добр… или кого в чем ложно обвинит» и т. п., «обязательно все вместе будут в аду и на земле прокляты» («О неправедной жизни»).
А вот как надо относится к детям. «Учить страху божию и вежливости и всякому порядку, а затем, по детям смотря и по возрасту, их учить рукоделию – матери дочерей, отцу – сыновей, кто к чему способен, какие кому Бог возможности даст; любить их и беречь, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а по обстоятельствам и сечь. Наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей» («Как детей своих воспитать во всяком наставлении и страхе божием»). И еще о том же: «не жалея бей ребенка: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровей будет, ибо ты, наказывая тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочери у тебя, будь с ними строг, тем сохранишь их от греха… Воспитай дитя в строгости и найдешь в нем покой и благословение… Не давай ему воли в юности; но пройдись по ребрам ему, пока он растет, иначе ожесточившись, не будет тебя слушать» («Как детей учить и страхом спасать»). По‑разному можно сейчас к этому совету относиться, но так было на Руси, и это опыт веков, в течение которых Русь жила, крепла и создала великое государство. Заявление о том, что надо «пройтись по ребрам» детям, довольно мрачно, но не будем забывать, что написано это в средние века.
А вот как дети должны относиться к родителям. «Если же кто осуждает или оскорбляет своих родителей, или клянет их, или ругает, тот пред Богом грешен и проклят людьми… Вы же, дети, делом и словом угождайте родителям своим во всяком добром замысле, и они вас благословят: отчее благословение утвердит дом, а материнская молитва избавит от напасти» («Как детям отца и мать любить, и беречь, и повиноваться им, и утешать их во всем»).
В домашнем хозяйстве «Домострой» советует все рассчитывать, все держать в порядке, вымытым и в чистом месте. Жить надо всегда в любви и согласии, но если жена что положено по дому не исполняет и наставлениям мужа не следует, «должен муж жену свою наказывать и вразумлять наедине страхом». Как именно наказывать, описывается подробно. «Плетью постегать, по вине смотря… но побить не перед людьми, наедине поучить, да пожалеть и простить» («Как порядок в избе навести хорошо и чисто»).
Наказывать нужно и нерадивых слуг. Но здесь существенная разница. В отличие от родных, слугу, если наказание его не исправляет, «накормив, со двора прогнать: тогда другие, на такого дурака глядя, не испортятся».
Хорошая жена «трудолюбива и молчалива» («Похвала женам»), «мужьям повинуется во всем» («Каждый день жене мужа обо всем спрашивать и обо всем советоваться: как на люди выходить, и к себе приглашать, и о чем говорить с гостями» – название главы).
Говорится в «Домострое» о необходимости иметь духовного отца (духовника) и его «чтить и повиноваться ему во всем, каяться перед ним со слезами, исповедуя грехи свои, не боясь стыда и срама» («Как почитать отцов своих духовных и повиноваться им»).
В «Домострое» расписаны все стороны жизни человека. Вот как вести себя за столом: «И есть бы и пить нам во славу Божию, а не объедаться, не упиваться, пустых разговоров не вести. И если кому ставят еду или питье и всякие яства, или же перед тобою поставят какие яства, не подобает хулить их и говорить: «гнилое», или «кислое», или «пресное», или «соленое», или «горькое», или «протухло», или «сырое», или «переварено» или высказывать другое какое порицание, но подобает как дар Божий всякую пищу хвалить и с благодарностью есть, тогда Бог пошлет на нее благоухание и обратит в сладость» («Как кормить с молитвой приходящих в дом»).
В главе «О врачевании христианам от болезней и всякой скорби» предлагается в качестве лекарства «божья милость, да слезы, да молитва, да пост, да милостыня нищим, да истовое покаяние, да благодарность и прощение, и милосердие, и нелицеприятная любовь ко всякому, и воду святить с честных крестов, и со святых мощей, и с чудотворных образов, и освещаться маслом, и по святым чудотворным местам по обету ходить, да от всяких грехов уклоняться и впредь никакого зла не творить».
«Домострой» советует то, что каждый нормальный человек и так делает без подсказки, например укреплять ограды в огороде, но таков уж всеобъемлющий характер этого произведения, выражающего стиль эпохи.
Более поздняя, но не менее знаменитая книга, обращенная преимущественно к молодежи, – «Юности честное зерцало». Она опубликована в начале XVIII в., когда возросло западное влияние и больше стал цениться внешний лоск в дополнение к внутреннему содержанию поведения. И здесь даются наставления, как почитать родителей и старших и вести себя, например, «без спросу не говорить», «стоять прямо» и т. п. «Младый отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен… смирен, приветлив и учтив… на людей глядеть весело и приятно». Есть советы, как вести себя за столом, вплоть до «не чавкать, как свинья». «Все, что делаешь, делай с прилежанием и с рассуждением… и похвален будешь»[283].
А вот 20 добродетелей, составляющих венец девической чести: «Охота и любовь к слову и службе Божией, истинное познание Бога, страх Божий, смирение, призывание Бога, благодарение, исповедание веры, почитание родителей, трудолюбие, благочиние, приветливость, милосердие, чистота телесная, стыдливость, воздержание, целомудрие, бережливость, щедрота, правосердие и молчаливость»[284]. Далее идет разъяснение каждой добродетели. Приветливость означает «ко всякому быть услужливу, ближнего сожалеть, терпеть, ласкову и единодушну быть, а не себя представлять весьма, и паче других непорочна в повседневной беседе приятливо и тихо обходиться. С чуждым (чужим. – А. Г., Т. Г.) говорить учтиво, отвечать ласково, других охотно слушать и всякое доброжелательство показывать в поступках, словах и делах». Такое неизвестное нам слово, как правосердие, «когда человек мнение сердца своего истинно, праведно, ясно и чисто открывает и объявляет». А благочиние есть такая добродетель, «когда человек все свое злое желание, похоти и прелести тако обуздав воздержит, что в речах, в поступках и делах всегда всякий усмотреть может, что сердце оного богобоязливо, любя благочиние и постоянство, а против того ненавидя всяких злострастий и легкомыслия бегая». И наконец, молчаливость. «Природа устроила нам только один рот, или уста, а уши даны два, тем показуя, что охотнее надлежит слушать, нежели говорить, сему и древние детей своих обучали, когда прийдешь в чужой дом, то будь слеп, глух и нем»[285].
Девицам надлежит «закрывать окна сердца своего, ибо сердце всегда прелестно очам последует. Того ради блюди, дабы девический стыд пристойную красоту, очи в землю потупляя, являл, также и ты, когда на тебя человек взирает, покрасневься, очи свои не возвышай, но зрак свой в землю ниспущай»[286]. Мы можем сейчас над этими рекомендациями смеяться, но вспомним, что семья на Руси была крепкая, детей было много и растущее население составляло основу могущества государства, тогда как сейчас, когда мы отвернулись от подобных советов, каждая вторая семья распадается, люди мучаются в одиночестве, а многие страдают и в браке.
«Един только цвет в девицах приятен… то есть краснение, которое от стыдливости происходит… Стыдливая (зазорная) девица не токмо в лице краснеет, но и стыдливые имеет уши… честный стыд возбраняет бесчестные слова, которые не токмо благочинным девицам, но и благочинным мужчинам досадуют, когда кто сквернословит пред женскими персонами и младыми людьми». В противоположность стыдливой непорядочная девица «со всяким смеется и разговаривает, бегает по причинным местам и улицам, разиня пазухи, садится к другим молодцам и мужчинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселится и напивается пьяна. Скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва». И заключительный вывод: «Кто летать хочет, не вырастя наперед перья, оное неудачно бывает и срамотою покрывается. Смиренный ожидает время, которое Бог к возвышению его поставил, которое его утешит…»[287]. Это, конечно, не значит, что надо ждать, когда добродетель сама явится. Этого не случится, если не заботиться постоянно о ее воспитании в себе.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 808; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!