Град Божий и сумма теологии. Блаженный Августин и Фома Аквинский
Человек есть то, что он любит.
Разноречия и противоречия внутри Библии, особенно между заповедями Ветхого Завета и новозаветными, неясности в изложении некоторых основных вопросов стимулировали появление огромной богословской литературы, обсуждавшей их. Но и без этого 2000 лет христианской цивилизации, конечно, не могли не привести к появлению обширной церковной и околоцерковной литературы, так или иначе трактующей спорные моменты.
Августин Блаженный. Обратимся к работам трех виднейших мыслителей, оставивших глубокий след в истории церкви. Первый из них – Блаженный Августин (354–430), признанный святым в католичестве (церковь Западной Европы), но не в православии (византийская и русская церкви) и потому называемый православной традицией блаженным. Августину принадлежит прежде всего обоснование необходимости церкви в трактате «О граде Божьем». Находясь под философским влиянием Платона, Августин трансформировал его представление о двух мирах – мире идей и чувственном мире – в представление о граде Божьем – церкви и граде земном. Но в отличие от Платона град Божий есть нечто находящееся и укрепляющееся на самой земле и укрепившееся очень сильно. «Итак, два града созданы двумя родами любви: земной, любовью к себе, дошедшею до презрения к Богу, небесной – любовью к Богу, дошедшей до презрения к себе. Первый полагает славу свою в самом себе, второй – в Господе. Ибо тот ищет славы от людей, а для этого величайшая слава – Бог, свидетель совести… Тем правит похоть господствования, в этом служат друг другу по любви»[215]. Человеческая природа была расщеплена на божественную и греховную, эти части были противопоставлены, и их заставили бороться друг с другом[216].
|
|
|
В соответствии с идеей двойственности разум, по Августину, имеет не единую, простую природу, а скорее двойственную и составную. Человек и его разум были созданы по Божественному замыслу и Божественному прототипу, но после грехопадения Адама первоначальная мощь разума померкла. Разум, казавшийся в античности высшей привилегией человека, приобрел значение опасного искушения. Признание абсолютной независимости, в которой стоики видели главное достоинство человека, трактуется в христианстве как его основной порок и ошибка. Вслед за апостолом Павлом Августин считал основополагающими принципами христианства веру и любовь. «Дела от веры, а не вера от дел», – писал он в трактате «О благодати и свободном произволении» (VII, 17). Все есть средство на пути к цели – любви к Богу.
Важнейший вопрос, который пытался разрешить Августин, – о соотношении судьбы и свободной воли человека. Он возник, конечно, с тех еще времен, когда развились астрология, различные формы гаданий, определений характера в мистических учениях каббалы и т. п. Как этическая проблема, это вызвало резкие споры между стоиками и эпикурейцами, а в христианстве – в виде соотношения свободной воли человека и благодати Божьей, в более общем плане соотношения религии и морали, было впервые осмыслено Августином. Человек обладает свободой воли, но она, как и все остальное, даруется человеку Богом как знак его благорасположения, как ожидание, что человек по собственной инициативе выберет верный путь в жизни. Свобода воли, однако, может вести человека и ко злу, которое происходит от извращения божественных предначертаний.
|
|
|
Благодать – это помощь человеку, дар Божий. Каждый получает свое дарование (талант), свою степень поддержки от Бога. Человек действует по своей воле. Но так как в основе ее лежит божественная благодать, то все заслуги человека – от Бога. Такова основная мысль Августина. Поэтому нет смысла кичиться своими достижениями, проявлять гордыню, как свойственно стоикам, а, наоборот, надлежит быть смиренным. Источник морали – в духе, как и полагали стоики, но зиждется она на осознании собственной греховности человека. Праведность – от Бога. Если заслуги от самого человека, то они – зло. Если же они добрые, то от Бога. Мы обращаемся к Богу нашей волей, дарованной Богом, а Бог – к нам своей благодатью. Наши победы и добрые дела – дар Божий. «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». Пользуйся земными благами, но не радуйся им – основной этический принцип Августина.
|
|
|
Второй важный вопрос, связанный с предыдущим, – о том, к кому обращена божественная благодать, дается ли она за определенные заслуги как награда за добродетельное поведение человека? Нет, отвечает Августин, возражая тем, кто полагал, что божественное воздаяние соразмерно делам человека. Благодать не может быть воздаянием за определенные заслуги, это противоречило бы самому определению благодати. Тогда это был бы уже не дар, а долг. «Благодать не от дел, чтобы никто не хвалился»[217]». Благодать дается не во искупление грехов, а для праведной жизни, и тому, кому Бог пожелает, может быть, и грешнику как проявление любви, а не вознаграждение. «Возмездие за грех смерть»[218]. Наказание же ждет человека не здесь, а на Страшном Суде.
Еще один вопрос – о том, откуда берется зло. Он особенно важен в христианстве, поскольку, по определению, Бог всемогущ и всеблаг, и зачем же он допускает зло в мире? Если он не может ничего с этим поделать, то он не всемогущ, если не хочет, то не всеблаг. У апостола Павла «двойственность человека раскрывается через столкновение духовности заповеди, знания добродетели и плотскости устремлений, греховности желаний… «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7: 19)»[219].
|
|
|
Августин в молодости был сторонником учения манихеев, последователей проповедника Ману, который в соответствии с древнеперсидской религией – зороастризмом – утверждал, что в мире существуют две противоборствующие силы, как бы два войска – добра и зла, которые находятся между собой в непрерывной борьбе. Как христианин, считающий, что все происходит по воле Бога, Августин не мог допустить, что Бог создал зло, и полагал, что оно – результат свободной воли человека, который сам выбирает свой путь в жизни.
Итак, по Августину, «все, что существует, есть добро». На человеческом уровне добро – результат свободного решения человека. Грех, зло – это отсутствие добра, отступление от предписания Творца, неправильное употребление свободной воли, данной человеку для исполнения заповедей Бога.
Если у стоиков мораль была главной характеристикой человека и замыкалась на него, у Августина ее основа переносится в надзвездные сферы. Не человеку различать добро и зло в высшем смысле этих слов – так можно интерпретировать притчу о запрете Адаму и Еве есть плоды с дерева познания добра и зла. Воля Бога, который выше добра и выше справедливости, – высшее благо. Так как мораль исходит от Бога, Бог не может быть связан моральными нормами.
Фома Аквинский. Творения Августина относятся к эпохе патристики, или деятельности святых отцов церкви, продолжавшейся по IX век н. э. Следующая за ней эпоха получила название схоластики и характеризовалась углубленным вниманием к философским проблемам богословия. Наиболее ярким представителем этого периода был Фома Аквинский (1225–1274). Если Августин следовал в своей философии Платону, то Фома Аквинский конструировал свою систему, основываясь на философии Аристотеля. В главном произведении «Сумма теологии» он развивает представление о небесной иерархии с ангелами, архангелами и серафимами, подобной иерархии земной.
Соглашаясь с Августином, святой Фома объявляет зло не сущим. Производное от Бога бытие есть благо, а опосредованное волей человека оно может быть злом. Значит, нравственная цель заключается в стремлении к Богу, а блаженство достигается при его созерцании. Благодать Божья – необходимое условие добродетели. Но в отличие от Августина Аквинский считал, что моральный образ действий гарантирует человеку спасение. Бог представлен в человеке в виде совести. Как видим, понятие совести проходит через всю историю этики: демон у Сократа, гений у стоиков, искра Божия у христиан.
Отрекаясь от утверждения Тертуллиана о противоречии веры и разума («Верую ибо абсурдно»), Фома Аквинский утверждает, что религиозная истина сверхприродна и сверхрациональна, но не «иррациональна». С помощью разума мы не можем проникнуть в тайны веры. Однако эти тайны не противоречат разуму, а дополняют и совершенствуют его.
В этической системе Фомы Аквината рациональность берет верх над иррациональной верой, и возникает противоречие, отмеченное Б. П. Вышеславцевым. Если декартовское сомнение в конечном счете приводит к тому, что «мир сомнителен – Бог несомненен», то стремление к рациональному осмыслению Бога, провозглашенное Фомой, приводит к такому мироощущению, что «мир несомненен, а Бог сомнителен и потому не самоочевиден и нуждается в доказательствах»[220].
Следуя Аристотелю в стремлении логически расчленить нравственное чувство, Фома Аквинский разделял добродетели на умственные и нравственные, но как христианин добавлял к ним еще и богословские, считая их наивысшими: веру, надежду, любовь. Высшим благом Фома полагал «созерцание истинного добра», заключенного в Боге, и поэтому такое добро достижимо только бессмертной душой. Понимая, что либо мораль должна подчиниться религии, либо наоборот, святой Фома призывал, для того чтобы оправдать религию, ограничить сферу применения морали и здесь вполне созвучен Августину. К числу непременных христианских добродетелей он относил и специфически религиозные: молитву, пост, причастие, исповедь.
Помимо философской существовало в христианстве огромное количество литературы нравственного содержания, которая обличала такие пороки, как чревоугодие, пьянство, сребролюбие, блуд, сладострастие и т. п.; рассуждала о греховной природе человека со времен Адама и Евы (грехом считалось, вопреки утверждениям стоиков, даже самоубийство, как взятие на себя того, что вправе решать лишь Бог). Иоанн, прозванный Лествичником, построил лестницу добродетелей, по которой человек восходит к нравственному совершенству, готовясь отвечать за прожитую жизнь на Страшном Суде. К числу непременных атрибутов христианских добродетелей относили и специфически ритуальные – молитву, пост (четыре поста в году – Великий до Пасхи, Рождественский – до Рождества Христова, Петровский – до Петрова дня и Успенский – до Успения Богородицы, и два постных дня в неделю – среда и пятница, когда запрещалось есть мясо), причастие, исповедь.
Для тех, кто хотел полностью посвятить себя Богу, создавались монастыри, в которых с помощью аскетизма, рассматриваемого как способ душевного творчества, а не просто умерщвление плоти посредством поста и вериг, монахи общались с Богом молитвой, понимаемой как «умное делание». Аскетизм в христианстве направлен на борьбу со страстями, а не удовольствиями, как у киников и стоиков. Монашество столь же характерно в средние века, как и рыцарство со своим особым моральным кодексом. Наиболее строгие монахи удалялись в скиты, становясь отшельниками. В миру же мы встречаем так называемых блаженных, или юродивых Христа ради.
И. М. Экхарт. Люди «не от мира сего», которые могли донести до других свои взаимоотношения с Богом, называются мистиками. Одним из наиболее известных в истории христианства был И. М. Экхарт (1260–1327). В своих проповедях он разделял человека на внешнего и внутреннего. Основная добродетель, которая, по Экхарту, более всего связывает человека с Богом, – уединенность, отрешенность от мира. Уединенность – это нечувствительность ко всему, кроме Бога. Уединенность выше любви: любовь – когда человек любит Бога, уединенность – когда Бог любит человека. В соответствии со всей христианской традицией Экхарт положительно оценивает страдание, называя его тем зверем, который быстрее других примчит к уединению. Экхарт дополнил слова, которыми начиналась Нагорная проповедь Христа: «Блаженны нищие духом», своим изречением: «Блаженны нищие волей». Когда человек ничего не желает для себя, он сливается с волей Бога, полагал Экхарт.
Господство церкви привело ее к внутреннему разложению: крестовые походы, выпуск индульгенций, жестокие пытки и сжигание на кострах уже не имели никакого отношения к этике Христа. Причина такого разложения кроется в «рационализме иерократии… которая повсюду стремится монополизировать спасение, даруемое религией. Другими словами, придать ему посредством ритуала форму «сакраментальной благодати», или благодати, даруемой учреждением, а не достигаемой каждым в отдельности»[221]. С одной стороны, как считает Д. Вико, человеческие пороки можно применить на пользу обществу. «Из свирепости, скупости и честолюбия (эти три порока пронизывают насквозь весь род человеческий) оно (правосудие. – А. Г., Т. Г.) создает войско, торговлю и двор, т. е. силу, богатство и мудрость Государств… У человека есть свободная воля, хотя и слабая, делать из страстей добродетели, и Бог помогает ему естественным путем посредством Божественного провидения и сверхъестественным путем – посредством Божественной благодати»[222]. Но, с другой стороны, эти же пороки разъедают изнутри социальные институты, стоящие на страже морали, в том числе и церковь.
Противопоставление града Божьего и града земного, добра и зла, закона и греха сформировали специфическую биполярность средневекового мироощущения. «Христианское учение, в которое «вживлялись» понятия эллинского мышления, приобрело парадоксальную биполярность в стремлении соединить несоединимые до конца элементы – сокровенный «Иерусалим» и сокровенные «Афины»… На одном полюсе – всепоглощающая вера… На другом – потребность познать Творца в Его творении»[223]. Эта биполярность сохранялась в западном христианстве в течение 1500 лет, до тех пор, пока в эпоху Возрождения окончательно победило желание познать.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 1458; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!