Модальная интенсивность. Чудо и воздержание 47 страница
«Все поймут, что у Х… огромные проблемы в сфере сексуальности; но никого не заинтересуют, возможно, существующие у Y… проблемы в сфере сентиментальности; любовь как раз тем и непристойна, что подменяет сексуальное сентиментальным <…> Журнал “Мы вдвоем” непристойнее Сада. Любовная непристойность предельна: ничто не может ее приютить, дать ей весомую ценность трансгрессии; одиночество субъекта робко, неприкрашенно – никакому Батаю не найти письма для описания этой непристойности» [326].
Такова еще одна причина, по какой эротология достойна развития как самостоятельная дисциплина. Именно потому, что любовь стала «непристойной», она заслуживает нового разговора, новых интеллектуальных подходов и духовных практик. Как и искусство, любовь при всей своей таинственной интуитивности может быть предметом особого, гуманитарного знания, в котором сочетаются антропология, психология, этика, эстетика, семиотика, лингвистика любви.
*Любовь , Хитрость желания, Эротема, Эротонимика, Эротосфера
В поисках «естественного человека»: Сексуальная революция в западной литературе ХХ века // Вопросы литературы. 1976. № 8. С. 111–145.
Поэтика близости // Звезда. 2003. № 1. С. 155–176.
Женский эрос в пространстве языка: Корень «-ём-» и его производные // Дискурсы телесности и эротизма в литературе и культуре: Эпоха модернизма / Ред. Д. М. Иоффе. М.: Ладомир, 2008. С. 497–517
Корпус X: Эротическая утопия Степана Калачова / Публикация М. Эпштейна и И. Шевелева // Звезда. 2015. № 7. С. 227–247.
|
|
|
Любовь. С. 132–214.
Лит.: Фрейд З. Неудобства культуры // Фрейд З. Художник и фантазирование / Ред. Р. Ф. Додельцев и К. М. Долгов. М.: Республика, 1995; Marcuse H. Eros and Civilization. A Philosophical Inquiry into Freud. New York, 1955; Brown N. O. Love’s Body. New York: Vintage Books, 1966; Bataille G. L’érotisme. (1957). Paris, 1972; Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины ХХ века. СПб.: МИФРИЛ, 1994; Барт Р. Фрагменты речи влюбленного (1977) / Пер. с фр. В. Лапицкого. М.: Ad Marginem, 1999; Эткинд А. Эрос невозможного: История психоанализа в России. М.: Гнозис – Прогресс-Комплекс, 1994; Золотоносов М. Н. Слово и тело: Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста 19–20 вв. М.: Ладомир, 1999.
ЭРОТОСФЕ РА
ЭРОТОСФЕ РА (erotosphere). Совокупность всех цивилизационных процессов и артефактов в их отношении к эротическому, к человеческому желанию и способам его утоления и подавления. Субъект эротосферы тот же, что и носитель коллективного разума, образующего ноосферу , – объединенное человечество как субъект истории и всех мыслительно-деятельных трансформаций нашей планеты. Можно говорить об эротосфере как о коллективном либидо в том же смысле, в каком Юнг говорит о коллективном бессознательном.
|
|
|
Состав эротосферы не менее сложен, чем состав других планетарных сфер – ноосферы, семиосферы, *софиосферы . В нее входят ценности культуры, средства коммуникации, знаковые системы, орудия и предметы труда и потребления… Желание опосредуется всеми этими иерархиями знаков и ценностей, сдерживается и усиливается системами запретов-разрешений, переходя тем самым из инстинктивно-сексуальной в собственно эротическую сферу. Ноосфера, семиосфера, эротосфера различаются не предметно, а функционально – это, по сути, лишь разные призматические преломления одной антропосферы (anthroposhere) , окружающей нашу планету (всего созданного или преобразованного людьми). При анализе этих трех сфер можно условно использовать традиционное расчленение трех аспектов языка: синтаксиса, семантики и прагматики. Семиосфера – это синтаксис антропосферы, система соотношений ее знаков и текстов, коммуникативно-информационных составляющих. Ноосфера – ее семантика, система значений, смыслов, многообразие разумов и ментальностей, образующих мыслящий слой планеты. Наконец, эротосфера – это прагматика антропосферы, соотносящая всю ее знаковую и мыслительную наполненность с желаниями ее создателей-пользователей, человеческих субъектов.
|
|
|
Если желания принадлежат порядку истории, а не природы, то можно сказать, что и история принадлежит порядку желания, в ней действуют те же влечения, запреты, соблазны – и та же ирония, которая отдаляет конец истории по мере приближения к нему. Эрос – природа в момент отчуждения от себя, когда она, собственно, и становится историей: на смену циклическому повтору приходит ускорение, торопливость и вместе с тем потребность замедления. История – прерывистый, судорожный, неравномерный ход времени, как «плато» в коитусе: ожидание разрядки и оттяжка конца. Такова вообще сюжетика желания, действующая и в истории, и в литературе, и в нарративе частной жизни. История – величайшее метасексуальное напряжение человеческого рода, путь желания, который ведет одновременно к его утолению – и возрастанию в объеме всечеловеческой, планетарной эротосферы.
Процессы накопления и разрядки энергии в эротосфере определяют динамику истории и перспективы ее завершения. Эротосфера строилась на протяжении тысячелетий, и с каждой новой эпохой возрастает ее внутреннее напряжение. Отсюда почти физическая трудность, какая ощущается в современной цивилизации, еле справляющейся с массой накопленного желания. Этот механизм самозаводящихся желаний, усиленно пестуемых и вместе с тем сдерживаемых обществом, так описывается в романе М. Уэльбека «Элементарные частицы» (словами главного героя Мишеля Джерзински): «Общество рекламно-эротическое, в котором живем мы,<…> стремится к организации желания, к его разрастанию в неслыханных масштабах, удерживая его удовлетворение в пределах интимной сферы. Чтобы такое общество функционировало, чтобы соревнование не прекращалось, необходимо приумножать желание, нужно, чтобы оно, распространяясь, пожирало человеческую жизнь» [327].
|
|
|
Насколько долго может продолжаться этот процесс приумножения желаний? Можно ли предвидеть, что со временем механизмы сдерживания откажут и что затянувшаяся фаза плато, с его волнообразным графиком возбуждения и затухания, перейдет в следующую: неудержимый подъем (оргазм) и затем спуск (разрядка)? В размышлениях о судьбах либидо, накопленного в цивилизации, важен принцип сходства онтогенеза и филогенеза, о котором напоминал Фрейд: «Аналогия между эволюцией культуры и путем развития индивида может быть значительно расширена» [328]. Если цивилизация есть накопленная энергия задержанной и отсроченной разрядки либидо, то о его путях наиболее достоверно можно узнать из опыта индивидуального желания и его метаморфоз.
Есть три возможных способа работать с желанием: (1) подавлять, (2) утолять и (3) усиливать. Один путь – аскетический, путь святых, мудрецов и подвижников: отказ от желаний, ведущих к пороку, страданию, внешней зависимости. Другой путь – гедонистический: удовлетворять все возникающие желания, разряжать их энергию, снимать на их пути все препятствия, ведущие к неврозам. Между этими двумя крайностями, аскезы и гедонизма, есть еще один путь – производительный, креативный: выращивать свои желания, не давать им полной разрядки, но использовать их энергию для творческих свершений.
И аскетика, и гедонизм предлагают уравнение желания и наслаждения, либо на нулевом уровне (отказ от желаний), либо в порядке прогрессии (желание переходит в чувственное наслаждение и сполна реализуется в нем). Для строительства цивилизации в обоих случаях не остается движущей энергии. Именно усиление желания при нехватке его удовлетворения и производит энергию, которая, не разряжаясь в физических актах, создает культурные ценности.
Гедонизм и аскетизм на уровне идео-теологических построений превращаются в утопию и апокалипсис как два механизма вожделения-сдерживания. История забегает вперед себя в образах утопии – и замедляет свой бег перед образами апокалипсиса. Вместе с тем каждое из этих движений вызывает противодвижение, так что ткань истории испещряется мелкой рябью, интерференцией разных потоков и векторов желания. Чем скорее желание хочет утолиться и исчерпаться, подгоняя себя образами утопии, тем больше оно хочет сохранить себя как желание, то есть ускользнуть от реализации.
Прямая связь революционного проекта с оргиастическим взрывом истории обнаруживается у «новых левых». Г. Маркузе провозглашает в своей книге «Эрос и цивилизация»:
«Освобожденное либидо прорвало бы институциональные границы, установленные для него принципом реальности. <…> Перестав быть инструментом труда полный рабочий день, тело вновь стало бы сексуальным. Начавшись с оживления всех эрогенных зон, “регрессивное” распространение либидо проявилось бы в возрождении прегенитальной полиморфной сексуальности и закате генитального приоритета. Тело как целое превратилось бы в объект катексиса, в инструмент наслаждения» [329].
Этот проект «освобождения либидо» не учитывает того, что либидо сдерживается не столько внешним принципом реальности, сколько игрой внутренних противожеланий, усиливающих запретов (*хитрость желания, *ирония бытийственная ). Маркузеанская эрото-утопия проходит мимо иронии эроса и поэтому не способна оценить трагических последствий его исторического «освобождения». Ведь каждый оргазм – это крушение желания, «малая смерть», последствия которой непредсказуемы в масштабах человечества, коль скоро именно оно выступает либидоносным субъектом такого исторического проекта.
Другая форма (пост)исторического мышления, получившая преобладание в постструктурализме, напротив, устанавливает незавершимость любых временных процессов, поскольку само время есть не что иное, как пространство отсрочки, бесконечно тянущийся промежуток (différance = deferement). Теорию деконструкции, критикующую «фаллологоцентризм» и полагающую отсрочку означаемого и нескончаемую игру означающих, можно рассматривать как прозрачный перевод эротических ощущений «отложенной» кульминации на язык теории знаков. Вводятся все новые знаки, отсрочивающие оргазм, но и ведущие к нему как «последнему» означаемому всех желаний. Деконструкция – своего рода расстройство половой способности, аноргазмия, неспособность достичь семяизвержения. В литературе уже отмечалось, что деконструкция напоминает даосскую технику определения-неопределения дао, ускользания от означаемого в нескончаемой игре означающих; при этом разрабатывается и техника удержания семени, предотвращения оргазма, то есть трансценденция избегается так же, как и эякуляция.
Между этими двумя радикальными проектами конца XX века: революционной утопией освобожденного либидо и критической дистопией навсегда отсроченного оргазма – и разворачивается постфрейдовская философия цивилизации как эротосферы . Вырисовываются две перспективы.
1. Либо цивилизация обнаружит в себе неспособность «эякуляции», то есть останется наедине со своим бессмысленным желанием, уже заведомо иллюзорным и беспредметным… Это осознание никогда не наступающего конца истории, несмотря на все созидательные усилия и революционные порывы, родственно тому, что в сексoпатологии именуется ejaculatio tardo – «задержанная» или «запаздывающая» эякуляция. Но тогда и желание, отчаявшись добиться разрядки, перестает желать – остается только зуд бессильного самовозбуждения, позиция «Великого Мастурбатора».
2. Либо желание, на одном из витков самосдерживания, все-таки сорвется в историческую судорогу, вспышку оргазма и раскрепощенного либидо – «все позволено». Цивилизация вернется в состояние самоудовлетворенной природы, к непрерывности естественных разрядок, быстро исчерпывающих потенциал желания. Неизвестно, сможет ли начаться новый период исторического накопления либидо, если его полное освобождение обеспечит мгновенную разрядку любому желанию по мере возникновения.
В динамику эротосферы ХХI века могут вторгнуться новые цивилизационные процессы, прежде всего рост технологий, изменяющих биологическую природу человека; результат их воздействия остается непредсказуемым.
*Аморт , Ирония бытийная, Реверсивность, Хитрость желания , Эротема, Эротология
Эрос цивилизации. Ирония желания и конец истории // Вопросы философии. 2006. № 10. С. 55–68.
Тело. С. 102–122.
ОБЩЕСТВО. ПОЛИТИКА
Амбипатриотизм
Амбиутопия, амбиутопизм
Анастрофа
Большинства
Выверт
Глокализм
Демобюрократия
Комос
Логополис
Минус-система
Многовластие, поликратия
Недо– (приставка)
Обнадеживающий урод
Отставание человека от человечества
Панфобия, мирозлобие
Платомарксизм
Полиполитика
Политикоз
Потенциальные сообщества
Психократия
Пустоводство
Социоделики, социоделические средства
Соционетика
Социопоэйя
Танатализация, танатократия
Тотальгия
Транссоциальное, транссоциум
Хоррология
Шизофашизм
Экзистенация
Эконопоэйя
Экофашизм
АМБИПАТРИОТИ ЗМ
АМБИПАТРИОТИ ЗМ (ambipatriotism; лат. ambi, вокруг, с обеих сторон). Противоречивое отношение к родине, притяжение и отталкивание, любовь и ненависть, сочетание патриотизма и антипатриотизма. П. Чаадаев в «Апологии сумасшедшего» превозносит Россию за то же самое, за что раньше вынес ей суровый приговор в «Философических письмах». Эта амбивалентность и сделала его одновременно предтечей и западничества, и славянофильства. Амбипатриотизм – один из основных мотивов русской поэзии: «Люблю отчизну я, но странною любовью!..» (М. Лермонтов); «О, недостойная избранья, / Ты избрана!» (А. Хомяков); «То сердце не научится любить, / Которое устало ненавидеть» (Н. Некрасов); «Грешить бесстыдно, беспробудно…» (А. Блок).
*Амби- , Амбипатия, Амбиутопия, Двоечувствие
Дар. Вып. 66. 19.5.2003.
АМБИУТО ПИЯ, АМБИУТОПИ ЗМ
АМБИУТО ПИЯ, АМБИУТОПИ ЗМ (ambiutopia, ambiutopianism; лат. ambi, вокруг, с обеих сторон). Сочетание утопизма и антиутопизма; противоречивое, амбивалентное отношение к будущему. Утопизм и антиутопизм имеют общие черты: повышенная чувствительность к будущему, острота ожиданий и предчувствий, проектирование футуристических образов и моделей, предельно восторженное или настороженное отношение ко всему новому. Амбиутопизм – такое сочетание утопизма и антиутопизма, со всеми их плюсами и минусами, которое напряженно переживает их обратимость.
Амбиутопизм присущ глубокому, объемному отношению к будущему. Т. Мор в «Утопии» или Т. Кампанелла в «Городе солнца» были утопистами, а Е. Замятин в «Мы» и Дж. Оруэлл в «1984» – антиутопистами. Гораздо сложнее определить в этих терминах А. Платонова, который и мечтает о коммунистическом будущем, и одновременно изображает его в страшных образах распада. Его романы «Котлован» и «Чевенгур» – ярчайшие образцы амбиутопии.
С точки зрения амбиутопии осуществление идеалов оказывается прологом к социальной меланхолии и катастрофе. Таковы, например, Элои в «Машине времени» Г. Уэллса: реализовав все свои желания, они утрачивают волю к жизни и становятся все более легкой добычей для когда-то порабощенных ими трудяг-Морлоков. Мир, в который переносит машина времени, являет черты одновременно утопии и апокалипсиса. Амбиутопистом можно считать О. Хаксли, поскольку его романы «О дивный новый мир» (1932) и «Остров» (1962) представляют два противоположных взгляда, антиутопический и утопический – на один тип высокотехнологичного общества. Из современных российских писателей к техно-социальной амбиутопии тяготеют В. Пелевин и В. Сорокин (в «Трилогии»).
История XX века вбирает опыт и крайнего утопизма, и не менее страстного антиутопизма, а также превращения одного в другое: самое страшное в утопиях, как сказал Н. Бердяев, – то, что они сбываются. Настроение начала XXI века можно охарактеризовать именно как амбиутопизм , иронико-ностальгическое отношение к утопиям. К каждому утопическому порыву примешивается антиутопический страх, который удерживает от поспешно-безоглядных скачков прогресса. Люди боятся мыслящих машин, вирусов, клонов, искусственных генов, новой расы киборгов, потому что за всем этим чудится «то самое», «Конец». Знание опасностей утопии позволяет их избежать, и потому амбиутописты (ambiutopians) не разделяют ни упований своих дедов, ни скепсиса отцов. На практике амбиутопизм пытается встроить в утопию механизм ее самоограничения или придать ей менее императивную и более гипотетическую направленность (утопия в сослагательном наклонении, не «быть», а «бы»).
*Амби-, Катарсис мысли, Протеизм , Прото-, Эротосфера
Дар. Вып. 66. 19.5.2003.
Знак. С. 154–155.
АНАСТРО ФА
АНАСТРО ФА (anastrophe – поворот вверх; греч. ana, вверх или вспять + strephein поворачивать; антоним слова «катастрофа», греч. поворот вниз). Внезапный поворот к счастью, общественная эйфория. Соотношение между префиксами «ана-» и «ката-» в словах «анастрофа» и «катастрофа» такое же, как в терминах «анод» и «катод» – положительный и отрицательный полюса источника электрического тока [330].
Анастрофа – это не просто удача, везение; это событие внезапное, неудержимое и широкомасштабное, затрагивающее участь многих людей, как землетрясение или извержение вулкана, но с противоположным знаком: счастьетрясение, счастьеизвержение . Оно несет обновление, вызывает массовый душевный подъем, хотя его последствия в авторитарных государствах могут быть отрицательными и усилить тоталитарные тенденции («массовый энтузиазм»).
Онтология нашего мира более расположена к катастрофам, чем к анастрофам; отступление от обычного порядка вещей чаще сопряжено с бедствиями. В природе нет внезапной причины всеобщего счастья, нет цунами или торнадо со знаком плюс. Однако в исторической жизни анастрофы не так уж редки. Вспоминается День Победы 8–9 мая 1945 года; полет Гагарина в космос 12 апреля 1961 года; падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года; август 1991 года и внезапная радость победы над одряхлевшим режимом, ликование у Белого дома. Анастрофы меньшего масштаба постоянно случаются в жизни общества (например, спортивные победы). Соотношение анастроф и катастроф, законы их чередования в жизни этносов, социальных, религиозных, профессиональных групп – предмет *фатумологии , теории судьбы.
*Симпсихоз, Событие, Судьба, Фатумология
Дар. Вып. 253. 1.2.2010.
БОЛЬШИ НСТВА
БОЛЬШИ НСТВА (majorities). Общественные группы, объединенные общечеловеческим опытом, в отличие от меньшинств, определяемых психофизической идентичностью. Обычно большинство (в единственном числе) противопоставляется «меньшинствам» (во множественном). Однако есть основание говорить о больши нствах именно во множественном числе как о классах людей, выходящия за рамки своей социально-групповой идентичности.
Частичная социальная отчужденность «большинств» зависит от их возраста, состояния здоровья и психики. Старые и малые, влюбленные и больные, чем-то подавленные и что-то скрывающие, творческие безумцы и открыватели – формируют *транссоциум поверх всех различий в социокультурных идентичностях. Концепция *транскультуры может служить теоретической базой для исследования подобных странностей и странничеств, чуждостей и отчуждений, рассеянных среди культурных «большинств».
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!