Отношение к проблеме представительства XVII века



 

К началу XVIII века необходимые элементы классической теории народного представительства имеются налицо: идея "представительства по уполномочию" дается историей; идея "народа" - доктриной естественного права. Но напрасно бы мы стали искать на протяжении XVII века необходимого синтеза этих идей: народное представительство - представительство суверенного народа, осуществляющее по его уполномочию ему принадлежащую власть,- неизвестно не только политической действительности, но и политической философии XVII века.

XVII век - эпоха разложения сословной и торжества абсолютной монархии. В борьбе с феодализмом доктрина естественного права всецело на стороне монархического начала; она дает идеологическое обоснование политическим захватам абсолютизма. Для Пуфендорфа и его школы, теоретиков просвещенного абсолютизма, вопрос о народном представительстве не имеет и не может иметь никакого практического значения.

С другой стороны, не только для Локка, но и для Пуфендорфа сущность народного суверенитета заключается не в том, что народ, в лице уполномоченных им представителей, осуществляет суверенную власть, а в том, что при всякой организации власти за народом, в его неорганизованной форме, сохраняется непосредственное право верховного надзора - право восстания против тиранической власти, неугодной и враждебной народ*(147).

И наконец, на почве договорной теории не может быть сознано различие между представительством выборным, с одной стороны, и представительством в силу закона, с другой. Всякая власть - власть абсолютного монарха точно так же, как власть парламента,- свое правовое основание находит в договоре - т.е. в первоначальном полномочии, исходящем от народа. Выборный характер представительного собрания является аксессуаром, нисколько не определяющим его юридической природы. Альтузий, например, совершенно не различает представительства по уполномочию - т.е. выборного представительства, от естественного представительства, не основанного на воле представляемого лица. Его "эфоры" - народные представители, противополагаемые им монарху, могут быть не только избираемы народом, но и призываемы по наследственному праву и даже с согласия народа - т.е. в силу первоначального договора (ex populi concessione et beneficio),- назначаемы оптиматами или монархом*(148). Английский парламент, по мнению Локка, является представительством народа не потому, что он избран народом, а потому, что, подобно монарху, он учреждается общественным договором. И при парламентарном режиме народ сохраняет суверенитет, потому что в отношении к парламенту ему принадлежит такое же jus resistendi, как в отношении к монарху.

Создание теории народного представительства является задачей XVIII века. Задача эта решается французской революцией; величайшие мыслители эпохи, предтечи и вдохновители революции, Монтескье и Руссо, продуманной до конца, законченной и свободной от противоречий теории народного представительства не дают.

 

Монтескье

 

В истории политических идей Монтескье, как известно, неразрывно связал свое имя с конституционной теорией обособления и уравновешения властей. По самому существу своему, теория эта является отрицанием идеи народного суверенитета*(149). Монтескье - позитивист. По словам Руссо, единственный современный писатель, который был бы в состоянии создать великую и полезную науку - политическую теорию права,- Монтескье. Но Монтескье избегает говорить о принципах "политического права"; он рассматривает положительное право установленных правительств. А это - вещи, наиболее различные в мире"*(150). Идея народного суверенитета Монтескье, как позитивисту, не может не быть чуждой: современная ему действительность - и в особенности политический строй излюбленной им Англии - народного суверенитета не знает.

И тем не менее в учении о народном представительстве Монтескье, как и Руссо, исходит - неожиданным образом - из идеи народного суверенитета.

"Так как в свободном государстве каждый человек, признаваемый свободным ("имеющим свободную душу"), должен управляться самим собой, то следовало бы, чтобы народ в его целом (le peuple en corps) осуществлял законодательную власть"*(151).

Указанное мнение Монтескье является в "Духе законов" единственным в своем роде; оно продиктовано не "духом законов", а духом того времени, в которое жил Монтескье. Жане усматривает в нем достаточное основание к сближению теорий Монтескье и Руссо*(152). Такое сближение являлось бы, действительно, правильным, если бы дальнейшие рассуждения Монтескье о народном представительстве не стояли в очевидном противоречии с их исходным началом.

Следовало бы, говорит Монтескье, чтобы народ в его целом осуществлял законодательную власть. Подобный порядок, однако, невозможен в больших государствах и сопряжен со многими неудобствами в малых. "Неудобства" эти, как мягко выражается Монтескье, заключаются в том, что народ к законодательству совершенно не способен (il est entierement incapable)*(153). Народ не в состоянии вести своих дел, пользоваться благоприятными случайностями, разбираться в обстоятельствах времени и места*(154). Необходимо, чтобы дела шли, и чтобы шли они известным ходом - не слишком медленным и не слишком быстрым. Но народ постоянно либо слишком, либо недостаточно деятелен. Иногда сотней тысяч рук он все опрокидывает, а иногда сотней тысяч ног он движется, как насекомое*(155). В непосредственных демократиях древности народ всегда поддавался агитации ораторов; его движения, жестокие и мрачные, нередко приводили к катастрофам*(156). Большое преимущество представителей заключается в том, что они способны обсуждать дела. Народ совершенно к этому непригоден: это и является одним из больших недостатков демократии*(157).

Но если народ совершенно не способен вести своих дел, возможно ли говорить вообще о народном суверенитете? Возможно ли рассматривать народное представительство, как представительство по уполномочию недееспособного народа? Не применимо ли и в области публичного права основное начало гражданского: кто совершенно не способен вести своих дел, неспособен выбирать для ведения их соответственных представителей?*(158).

Монтескье думает иначе. То, что народ не умеет делать сам, он должен делать чрез своих представителей*(159).

Народ не способен законодательствовать, но он удивительно умеет выбирать тех, кому он должен доверить известную часть своего авторитета, ибо выбор его определяется такими обстоятельствами, которых он не может не знать, и такими фактами, которые бросаются в глаза.

Законодательная власть должна осуществляться представительством - и это представительство должно иметь выборный характер. Монтескье понимает, что только представительство выборное является действительно представительством народа. Представители должны быть избираемы на сравнительно короткий срок*(160). В Англии верхняя палата представляет сословие знатных и только выборная нижняя палата представляет народ*(161).

И тем не менее теория народного представительства Монтескье стоит в очевидном противоречии с естественно-правовой идеей народного суверенитета. И это противоречие заключается не только в том, что народ, удивительно умеющий выбирать, но совершенно неспособный к законодательству, отнюдь не является сувереном, но и в том, что народ, как его понимает Монтескье, существенно отличается от народа естественно-правовой доктрины.

Атомистическое воззрение на народ, как на сумму однородных и равных друг другу индивидов, органически чуждо Монтескье. Не без основания Гирке называет его величайшим во Франции защитником корпоративных союзов, отделяющих индивида от государства*(162). С величайшей настойчивостью доказывает Монтескье необходимость "посредствующих властей" (les pouvoirs intermediaires), подчиненных и зависимых, образующих существо монархического строя: "Уничтожьте в монархии прерогативы сеньоров, духовенства, дворянства и городов,- и вместо монархии вы создадите либо народное, либо деспотическое государство*(163).

И народное представительство Монтескье понимает не столько как народное, сколько как корпоративное представительство, построенное отчасти на сословном, отчасти на территориальном начале. Недаром Монтескье, горячий поклонник "готического правления", признает его "наилучшей формой правления, когда-либо изобретенной людьми"*(164). Вопреки исторической действительности, он стремится установить преемственную связь между народным представительством современности и "готическим" представительством средневековья.

Народное представительство Монтескье является не вполне и не только представительством народным. Так, прежде всего под "народом", представленным выборной палатой, Монтескье понимает не всех вообще граждан, образующих государство, а только наибольшую, демократическую их часть. Сословие знатных выделяется из состава "народа", и для него создается особое - не выборное, а естественное,- представительство, конкурирующее с представительством народным: наряду с выборной палатой, представляющей "народ", в государстве "умеренном" существует и должна существовать наследственная палата, представляющая знать.

И, во-вторых, народные представители, хотя и представляют народ, остаются, однако, представителями тех территориальных союзов, которыми они избираются в парламент: они являются местными людьми, представляющими местные интересы.

"Нужды своего города, говорит Монтескье, всегда знаешь лучше, чем нужды других городов, и о способности своих соседей судишь лучше, чем о способности других своих соотечественников. Не следует поэтому, чтобы члены законодательного корпуса избирались из всего народа вообще, а необходимо, чтобы в каждом главном пункте жители избирали своего представителя. В избрании этого представителя должны принимать участие все вообще граждане, за исключением тех, кто находится в таком состоянии низости, что не считается способным к обладанию свободной волей"*(165).

По соображениям целесообразности Монтескье высказывается против специальных инструкций, даваемых избирателями своим депутатам: такие инструкции, хотя и соответствующие, по его мнению, природе народного представительства ("Il est vrai que de cette maniere la parole des deputes seroit plus l'expression de la voix de la nation"), препятствуют, однако, успешному течению дел и вносят нежелательные осложнения в законодательную работу. Но против "инструкции общей" Монтескье ничего не имеет. Представительство английских бургов, в отличие от представительства голландских сословий, по его мнению, наиболее соответствует природе народного представительства*(166).

Мы думаем, что из сказанного ясно, что теория представительства Монтескье не может считаться законченной, свободной от внутренних противоречий. И если, тем не менее, теория эта оказывает огромное влияние на политическую мысль революционной эпохи, то это объясняется тем, что именно в ней народное представительство рассматривается впервые как наиболее необходимый, основной элемент рационально организованного государственного строя. Историческое значение теории Монтескье заключается не столько в выяснении существа народного представительства, сколько в доказательстве его необходимости, предпочтительности его перед непосредственным народовластием. Теория Монтескье является апологией представительного строя.

 

Руссо

 

Основная идея "Общественного договора" Руссо - суверенитет volonte generale. Суверенитет принадлежит не частной (эгоистической) воле отдельных индивидов или корпораций; он принадлежит общей воле народа - воле, направленной на общее благо, на благо всего народа, а не отдельных его элементов. Механическое и атомистическое понимание народа, господствующее в естественно-правовой доктрине, достигает своего апогея в "Общественном договоре" Руссо*(167). Государство создается договором суверенных индивидов; оно состоит из совокупности индивидов; в нем столько членов, сколько в народном собрании голосов*(168). Граждане, образующие государство, равны друг другу: общественный договор не только не разрушает естественного равенства, а, напротив, заменяет моральным и правовым равенством то физическое неравенство между людьми, которое могла создать природа; люди и впредь могут оставаться неравными в силе и способностях, но они становятся равными в силу соглашения и по праву*(169).

Поэтому воля народа является волей образующих его граждан. Для того чтобы воля была всеобщей, необходимо, чтобы все голоса были сосчитаны; всякое формальное исключение уничтожает всеобщность*(170). Суверенная воля определяется "счетом голосов"*(171). В государстве, состоящем из десяти тысяч граждан, каждому гражданину принадлежит одна десятитысячная часть верховной власти; в государстве, состоящем из ста тысяч граждан, каждому принадлежит лишь одна стотысячная ее часть*(172).

Между гражданами и государством не должно быть посредствующих социальных образований. Необходимо, чтобы в государстве не было "частичных ассоциаций", партийных или иных; ибо такие ассоциации искажают общую волю, подставляют на ее место свою собственную - коллективную, но частную волю. Необходимо, чтобы каждый гражданин выражал свое мнение, по собственному своему убеждению*(173).

Феодальный строй - по мнению Монтескье, наилучшая форма правления, когда-либо изобретенная людьми,- является, по мнению Руссо, несправедливым и абсурдным правлением, в котором род человеческий унижен и само имя человека обесчещено*(174).

Само собой понятно, что, с точки зрения Руссо, народное представительство не может быть чем-либо иным как представительством volonte generale - народным, а не корпоративным представительством. Поэтому некоторые из публицистов не без основания называют Руссо отцом современной представительной системы*(175). Но с другой стороны, Руссо отрицает не только необходимость, но даже возможность народного представительства как основного элемента государственного строя.

Как уже указано выше, договорная теория естественного права считает правовым основанием всякой - не только монархической, но и республиканской,- организации власти договор подчинения (pactum subjectionis), лежащий в основе государства. Отвергая договор подчинения, Руссо с логической необходимостью приходит к категорическому отрицанию не только монархического абсолютизма, но и представительного строя.

Суверенитет, принадлежащий народу, неотчуждаем. Если нет ничего невозможного в том, чтобы частная воля совпадала в каком-нибудь отношении с общей волей, то во всяком случае невозможно, чтобы это совпадение было продолжительным и постоянным, ибо частная воля, по самой своей природе, стремится к преимуществам, а общая воля - к равенству. Но еще более невозможно установить гарантию такого совпадения. Суверен может смело сказать: "Я желаю в данный момент того, чего такой-то человек желает, или, по крайней мере, выдает за свою волю", но он не может сказать: "То, чего завтра пожелает этот человек, будет и моим желанием завтра"*(176).

И точно так же суверенитет, принадлежащий народу, непредставляем; он не может быть представлен по той же причине, по которой он не может быть отчужден. Он заключается исключительно в общей воле, а воля не может быть представлена. Это - или та же самая воля, или другая; середины здесь нет*(177). Народные депутаты не суть и не могут быть представителями народа... они ничего не могут постановлять окончательно; всякий закон, который народ не ратификовал самолично,- недействителен; это даже не закон. Английский народ считает себя свободным; он горько ошибается; он свободен только во время выборов членов парламента; как только они выбраны, он становится рабом, он - ничто. То применение, которое он делает из своей свободы в краткие моменты пользования ею, заслуживает того, чтобы он ее терял*(178).

Таким образом, законодательная власть должна быть осуществляема непосредственно народом; народное представительство этой власти осуществлять не может. Но значит ли это, что Руссо отрицает народное представительство вообще? Отнюдь нет; он отрицает народное представительство как орган верховной в государстве законодательной власти. Руссо заявляет: "Народные депутаты не суть и не могут быть представителями народа,- и затем поясняет свою мысль: - Они ничего постановлять окончательно не могут". И категорическое утверждение Руссо о непредставляемости общей воли ("воля не может быть представляема") необходимо понимать условно.

Действительно, в своей законодательной власти народ не может быть представлен.- Народ не может, даже если бы он этого захотел, лишить себя неотчуждаемого права издавать законы, потому что, согласно основному договору, только общая воля обязывает отдельных индивидов*(179). Но в том, что не является общей волей народа, он может быть представлен.

Так, в частности, он может быть представлен в исполнительной власти; ибо власть эта является выражением не воли, а силы народа; исполняя закон, монарх присоединяет силу к закону*(180). Монарх исполняет не свою волю, а волю народа*(181).

И точно так же в законодательной области необходимо, по мнению Руссо, различать установление содержания от санкции законов. Только санкция законов должна исходить непосредственно от народа. Тот, кто сочиняет законы, не имеет и не должен иметь никакой законодательной власти; но законы, предлагаемые народу, должны быть утверждаемы им, ибо нельзя никогда быть уверенным в том, что частная воля правителей согласуется с общей волей народа до тех пор, пока эта частная воля не будет подвергнута его свободному голосованию*(182).

Таким образом, народное представительство представляет народ в установлении текста закона. Народных депутатов Руссо называет комиссарами народа: они ничего не могут постановить окончательно; всякий закон, который не ратификован непосредственно народом, недействителен; это даже не закон*(183).

Комментируя слова Руссо, Болавон справедливо замечает, что, по мнению Руссо, народные представители могут образовать только нечто вроде Государственного Совета, назначение которого заключается в подготовке и составлении законов. Составленный представительным собранием закон должен быть утвержден народом*(184).

Не народное представительство, а представительный строй, в его современном значении, категорически и безусловно отвергается Руссо.

 


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 459; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!