Судьба русского культурного наследия



После октябрьской революции по проблемам оценки и исполь­зования культурного наследия продолжалась острая идеологическая борьба. Руководители Пролеткульта, а также представители крайне левых течений в искусстве требовали под флагом «истинной рево­люционности» полного разрыва со всей прошлой культурой. Один из руководителей и идеологов Пролеткульта Ф.И. Калинин призы­вал пролетариат «бороться со всякой непролетарской культурой».

Идеологи Пролеткульта в своих нигилистических проповедях пы­тались отвергнуть вообще всю старую культуру и ставили перед про­летариатом задачу создать свою, классовую. А. Богданов, например, считал, что и в сфере науки пролетариат должен иметь свою «проле­тарскую геометрию», а П. Бессалько заявлял, что «пролетарская культура должна отвергать то, что буржуазная устанавливает».

В духе этих нигилистических призывов поэты-пролеткультовцы воспевали варварское отношение ко всей мировой культуре.

С полос газеты «Искусство коммуны» (являвшейся орга­ном Отдела изобразительных искусств Комиссариата просвещения Северной области), не раз раздавались хлесткие призывы футуристов: «А почему не атакован Пушкин? А прочие генералы-классики?» и т.д. Редактор этой газеты футурист Н. Пунин возвещал: «Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы — как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художни­ку, новому человеку». Ему вторил К. Малевич, призывавший «отбро­сить Грецию», «сжечь в крематории остатки греков».

Следует отметить, что и соратники Ленина пропагандировали нигилизм по отношению к старой культуре и культурному насле­дию. Так, Л. Троцкий высмеивал бережное отношение М. Горького к национальным культурным ценностям, издевательски называя его «псаломщиком культуры».

Против бережного отношения к культурному наследию прямо выступал и Н. Бухарин, заявлявший: «Я лично думаю, что завоевать буржуазную культуру целиком, не разрушая ее, так же невозможно, как завоевать буржуазное государство. С культурой происходит то же, что и с государством».

Против нигилистического отношения к культурному наследию неоднократно выступал А.В. Луначарский. Полемизируя с Бухари­ным, он заявлял, что осуществление его лозунга привело бы к пол­ному отрицанию всей прошлой культуры. Луначарский резко осу­дил публикацию нигилистического стихотворения Маяковского.

Однако затянувшаяся на три года теоретическая полемика не повлияла на практику охраны памятников истории и культуры. Ее осуществление началось с первого же дня победы октябрьской ре­волюции.

Спасение художественных ценностей. Первым актом советской власти в области культурного наследия стало решение Петроград­ского военно-революционного комитета от 25 октября 1917 г. о на­значении комиссарами «по защите музеев и художественных кол­лекций» Б.Д. Мандельбаума и Г.С. Ятманова. Они приняли меры для охраны Зимнего дворца и Русского музея, до­бившись выделения для этих целей солдат из Павловского и Пре­ображенского полков и специальных частей Красной гвардии. За­тем комиссары приступили к выработке общего плана действий «по охране художественных сокровищ». К этой работе они привлекали известных деятелей искусств.

Со специальным воззванием к населению обратился в это же время Петроградский совет. «Граждане, старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство, — говорилось в нем. — Теперь оно принадлежит всему народу. Граждане, берегите это наследство, берегите картины, статуи, здания — это воплощение духовной силы вашей и предков ваших... Помните, что все это почва, на которой вырастает ваше новое народное искусство».

30 октября 1917 г. А.В. Луначарский подписал распоряжение об объявлении Зимнего дворца государственным музеем. Позже музеи были открыты во дворцах Царского Села, Петергофа, Гатчины и Ораниенбаума. Петроград был разбит на районы, куда посылались уполномоченные комиссии, работавшие в контакте с районными советами Комиссии. Обследовали брошенные особняки, дома, квар­тиры; художественные и исторические ценности вывозились в Эрми­таж или на специальные склады, составлялись описи их ценностей.

Важнейшими вехами в деле охраны отечественного культурного наследия явились принятые Совнаркомом декреты «О запрещении вывоза за границу предметов особого художественного и историче­ского значения», «О регистрации, приеме на учет и сохранении па­мятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений», «О признании научных, литературных, музыкальных и художественных произведений государственным дос­тоянием» и др. Эти декреты юридически закрепили требование бе­режного отношения к культурно-историческому наследию. Они ста­ли основой всего последующего законодательства в этой сфере.

В то же время В.И. Ленин допускал возможность гибели памят­ников культуры и истории в «революционных битвах». Луначарский вспоминал позднее, как он был испуган сообщениями о разруше­ниях ценных памятников в Москве и какой серьезной «обработке» со стороны Ленина он подвергся в связи с этим. Ленин сказал ему: «Как вы можете придавать такое значение тому или иному старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен соз­дать красоту, безмерно превосходящую всё, о чем могли только мечтать в прошлом?» Под влиянием ленинской критики Луначар­ский в статье «В трудный час», опубликованной 7 ноября 1917 г. в газете «Известия», назвал свое заявление об отставке «опрометчи­вым». Все слухи о том, что были повреждены здания Кремля, храм Василия Блаженного, разграблен Эрмитаж, оказались ложными.

Взятые формально под охрану государства ценности бывших помещичьих и дворянских имений и дворцов на практике повсеместно оказывались без защиты. Сложность положения состояла и в том, что нигилистическое отношение к культуре прошлого, харак­терное, как мы видели, для большевистских верхов, тем более было свойственно массе неграмотных рабочих и крестьян; презрение к культурным ценностям воспринималось как выражение подлинной революционности, как низвержение остатков «буржуазной культу­ры». Поэтому уничтожение барских усадеб, книжных и художественных коллекций считалось частью революционного долга. К тому же материальные ценности, накопленные в усадьбах, особняках и квартирах, привлекали жадные взоры погромщиков вне зависимо­сти от их политических убеждений.

Созданный сразу после национализации культурных ценностей в 1918 г. Государственный музейный фонд, который обязан был брать на учет и хранение и распределять по музеям культурное дос­тояние, приступил к этой работе фактически к концу Гражданской войны. Более того, само хранилище этого фонда представляло со­бой «гигантскую свалку бесхозных сокровищ», которые стали лег­кой добычей альянса Наркомата внешней торговли, Антиквариата и западных коллекционеров.

По инициативе М. Горького в 1919 г. была создана специальная Экспертная комиссия для выявления, сбора и изучения национали­зированных произведений искусства, антикварных ценностей, пред­метов роскоши. Вспоминая об этом, Горький позже писал: «Экс­пертная комиссия была организована по моей инициативе и по раз­решению В. Ильича в целях отбора предметов высокой художествен­ной или материальной ценности, оставленных в домах и квартирах эмигрантов... Предметы эти: картины, бронза, фарфор, хрусталь, ковры и т.д. подвергались разграблению прислугой эмигрантов — лакеями, швейцарами, дворниками по указанию антикваров».

Разграбление культурного наследия приняло такой широкий масштаб, что один из руководителей Отдела по делам музеев и ох­раны памятников искусства и старины И.Э. Грабарь написал спе­циальное обращение «Очнитесь, граждане!» В нем он призывал: «Всенародное добро только тогда будет всенародным, когда отдель­ные граждане не станут растаскивать его по клочкам... Берегите же сами и уговаривайте других беречь все предметы искусства и стари­ны. Не растаскивать, а собирать и охранять их надо».

Распродажа культурного наследия. Одной из самых позорных и трагических страниц в ленинской «культурной революции» явилась широкая распродажа художественных ценностей за рубеж. Уже с на­чала 1918 г. в Петрограде и Москве произведения искусств за бесце­нок скупались представителями иностранных антикварных фирм.

Как свидетельствуют известные теперь документальные источ­ники, широкий официальный вывоз за рубеж картин, гравюр, предметов старины и искусства начался в 1921 г. Объяснялось это потребностями страны в валюте для оплаты зарубежных закупок промышленного оборудования, сельскохозяйственного инвентаря и техники, медицинских инструментов и лекарств типографской краски и бумаги и много другого.

Изъятые еще осенью 1917 г. банковские ценности, царский зо­лотой запас и имевшаяся валюта давно ушли в Европу на создание там компартий и на подготовку революции в Германии. Мало что могла дать возобновившаяся добыча золота. В 1920 г. страна полу­чила всего около 110 пудов золота. Необходимо было изыскать но­вые источники поступления валюты. Чиновники Наркомата Внеш­ней торговли и Наркомата финансов обратили свои взоры в связи с этим на сокровища Русской Православной церкви и художествен­ные коллекции ведущих музеев Москвы и Петрограда. Газета «Из­вестия» опубликовала 12 февраля 1921 г. постановление Совнарко­ма (подписанное 7 февраля Лениным) «О составлении государст­венного фонда ценностей для внешней торговли». В нем, в частно­сти, говорилось:

«1. В целях составления государственного запаса художествен­ных ценностей и предметов роскоши и старины, могущих служить предметами вывоза за границу, Народному комиссариату внешней торговли предоставляется право образовать в местах, где он найдет нужным, экспертные комиссии...

2. На экспертные комиссии возлагается отбор, классификация, оценка и учет могущих служить для экспорта предметов художест­венных и антикварно-исторических, а также предметов роскоши. В состав экспертных комиссий входят представители соответствую­щих отделов Наркомата просвещения (Главмузея и Изобразитель­ных искусств)...

4. Все учреждения и лица, в ведении которых находятся склады, магазины, помещения и вообще какие бы то ни было хранилища, за исключением музеев Республики и хранилищ государственного му­зейного фонда, состоящих в ведении Главмузея, обязаны беспрепят­ственно допускать представителей комиссии к осмотру, отбору, учету всех вещей, относящихся к предмету ведения последней.

5. Предоставить Наркомату внешней торговли право изъятия и хранения для целей внешней торговли предметов, отбираемых экспертными комиссиями».

Отныне тем художественным сокровищам, которые еще не ока­зались в ведении Музейного отдела, предстояло стать законной до­бычей Внешторга, а точнее — образуемых им «в местах, где он най­дет нужным», таинственных экспертных комиссий, которыми на практике руководили чекисты. А «беспрепятственный доступ» во все хранилища культурных и исторических ценностей обеспечивал экспертным комиссиям полную бесконтрольность и безнаказан­ность, попросту говоря, — произвол. В свои экспортные фонды они включали все, что попадало под руку, в том числе и ценности из государственного музейного фонда. Все это быстро привело к ог­раблению музеев.

Трагичной после октября 1917 г. оказалась и судьба огромных культурных богатств, накопленных Русской Православной церко­вью. Для более широкого привлечения церковных ценностей в об­щегосударственный фонд большевики прибегли к испытанному на­сильственному методу изъятия их из церквей и других религиозных учреждений и организаций.

Инициатором применения насилия к церкви выступил Л.Д. Троц­кий. Об этом можно судить по его письму к В.И. Ленину от 30 ян­варя 1922 г., снабженному пометой «совершенно секретно». В нем речь шла о ценностях Киево-Печерского монастыря. Как уполно­моченный Совнаркома «по учету и сосредоточению ценностей», Троцкий сообщал Ленину «суммарный доклад по работе по ценно­стям», проведенной им в Киеве.

Во-первых, Троцкий выражал сомнение в точности утвержде­ний председателя Совнаркома Украины Х.Р. Раковского о том, что в Киево-Печерской лавре «после эвакуации и реэвакуации ничего не осталось». Во-вторых, он сообщал о «производимом ныне» изъятии золота и серебра из музеев, дворцов, особняков и упраздненных монастырей.

Как «особую задачу» Троцкий квалифицировал изъятие ценно­стей из «действующих церквей и вообще всех действующих религи­озных учреждений и заведений», отметив, что этот вопрос «ныне подготовляется политически с разных сторон». «Сколько может дать эта операция, — писал он, — никто даже предположительно сказать не может». А в конце письма он делает оговорку, что его уже «за­прашивают из Секретариата Совнаркома, можно ли завтра этот во­прос поставить в Совнаркоме». Троцкий ответил согласием. При этом он предупреждает Ленина о том, что обсуждение этих проблем необходимо проводить «только в абсолютно закрытом заседании Совнаркома, иначе они немедленно попадут в иностранную печать».

 

 

15 февраля 1922 г. в «Известиях» были опубликованы фрагмен­ты воззвания патриарха Тихона, в котором говорилось: «Учитывая тяжесть жизни для каждой отдельной христианской семьи вследст­вие истощения средств их, мы допускаем возможность духовенству и приходским советам с согласия общин верующих... использовать находящиеся во многих храмах драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления... на помощь голодающим». При этом патриарх разъяснял прессе, что православные верующие уже начали по его призыву добровольный сбор средств в помощь голодающим. На эти нужды направлялись и ценности из церковных фондов.

Однако советская пресса заняла подстрекательскую позицию, призывая народ, и в первую очередь самих голодающих, к насиль­ственному изъятию церковного имущества. Газеты рассказывали о «несметных» богатствах церкви. «Известия» утверждали, что если все принадлежавшие им ценности обменять на хлеб, то для Повол­жья и других голодающих районов можно было бы закупить продо­вольствия на два года. Однако трудящиеся массы не торопились следовать этим инструкциям.

Для кардинального решения этого вопроса 23 февраля 1922 г. ВЦИК принял декрет «О порядке изъятия церковных ценностей, на­ходящихся в пользовании групп верующих». Местным советским ор­ганам предлагалось «немедленно изъять из церковных имуществ... все ценные предметы из золота, серебра и камней и передать в органы Наркомфина со специальным назначением в фонд Помгол».

В связи с этим директор русского отдела американской миссии по оказанию помощи России полковник Хаскель обратился к Со­ветскому правительству с запросом о стоимости подлежащих изъя­тию из церквей драгоценных предметов религиозного культа. Со­единенные Штаты предлагали сохранить эти ценности на местах, возместив Советам их стоимость в виде продовольствия и зерна. Но большевистское правительство проигнорировало предложение миссии США, так как деньги от продажи церковных ценностей предполагалось направлять не голодающим, а Коминтерну для финансирования мирового коммунистического движения.

В соответствии с упомянутым декретом ВЦИК из церквей было изъято 33 пуда золота, 23 997 пудов серебра, 14 пудов жемчуга, 35 ты­сяч алмазов и бриллиантов, 71 тысяча других драгоценных камней43.

Против насильственного изъятия церковных ценностей реши­тельно выступили народные массы. Те же «Известия ВЦИК» сооб­щали, что «изъятие церковных ценностей всколыхнуло провинци­альную массу». Именно эта «масса» и не позволила изъять ценно­сти из кафедрального собора города Шуи. 13 марта 1922 г. комис­сия Шуйского Совета встретила у собора огромную толпу возбуж­денных верующих, которые не позволили осуществить намеченную операцию. 15 марта картина повторилась. Тогда власти пустили в ход армию: четверых верующих убили, 10 человек ранили. Лишь после этого комиссия смогла изъять ценности из собора.

Инспирированные Лениным и Троцким грабежи церквей вы­звали только в первом полугодии 1922 г. более полутора тысяч кро­вавых столкновений. Из всего этого Советская власть сделала вы­вод о наличии «заговора черносотенного духовенства» против Со­ветской власти.

19 марта 1922 г. Ленин внес на рассмотрение членов политбюро ЦК РКП(б) секретную инструкцию, предписывавшую направить в г. Шую представителей ВЦИК, а также арестовать там «как можно больше» представителей местного духовенства, мещанства и бур­жуазии «по подозрению в сопротивлении декрету ВЦИК об изъя­тии церковных ценностей». Ленин предложил «дать самое реши­тельное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, что они не забы­ли этого в течение нескольких десятилетий».

В.И. Ленин считал, что голод «представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный мо­мент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех раз­бить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Под «неприятелем» он имел в виду Русскую Православную церковь и рекомендовал: «Чем боль­шее число представителей реакционного духовенства и реакцион­ной буржуазии удастся расстрелять, тем лучше».

Изъятие церковных ценностей Ленин требовал провести «с са­мой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления», чтобы обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей. При этом он ни словом не обмолвился о необходимости выделения из этого «фонда» средств для оказания помощи голодающим. «Отчаянный голод», по его определению, является лишь «хорошим моментом» для осуществления этой грабительской акции.

Сознавая опасность народного возмущения, Ленин полагал, что «сделать это с успехом можно только теперь..., ибо никакой иной момент кроме отчаянного голода не даст нам такого настроения широких крестьянских масс». Сознавал Ленин и то, что насильст­венные действия Советской власти вызовут неблагоприятную меж­дународную реакцию; как и Троцкий, он считал, что эта кампания должна вестись без излишней огласки.

На заседании политбюро ЦК РКП(б) 20 марта 1922 г. был еди­нодушно принят предложенный Лениным и Троцким план всей кампании по изъятию церковных ценностей. В центре и на местах в этих целях создавались «секретные руководящие комиссии». В их состав должны были войти руководители партийных и советских органов. От политбюро ЦК РКП(б) главным организатором всех этих карательных операций назначался Л.Д. Троцкий, руководите­лем центральной правительственной комиссии являлся М.И. Кали­нин. Общий контроль за ходом кампании Ленин осуществлял лич­но. Так, 11 марта 1922 г. он в записке Троцкому писал: «Сведения насчет числа «очищенных» церквей, надеюсь, заказаны?»

На местах вся ответственность за «кампанию» возлагалась на секретные партийно-государственные комиссии, а для внешнего фона, увязки этой «кампании» в глазах верующих с голодом при комитетах помощи голодающим создавались еще так называемые «официальные комиссии или столы». В каждой губернии преду­сматривалось проведение специальных «агитационных недель» по изъятию церковных ценностей, чтобы добиться, как указывал Ле­нин, «сочувствия масс». Кроме того, перед «агитаторами» ставилась задача «внести раскол в духовенство», рекомендовалось организо­вывать «манифестации с участием гарнизона при оружии с плака­тами: «Церковные ценности для спасения жизни голодающих».

Детальную партийно-военизированную инструкцию, разрабо­танную Л. Троцким в соответствии с указаниями Ленина, политбю­ро ЦК РКП (б) утвердило 20 марта 1922 г.; она была разослана всем губкомам партии. На местных коммунистов она возлагала ответст­венную миссию: «стоять на всех соседних улицах, не допуская скоп­ления людей»; ближе к церкви в момент изъятия ценностей надо было размещать «надежные части» из отрядов особого назначения.

Для изъятия ценностей инструкция предписывала «выпускать в церквях голодающих».

В связи с тем, что партийная инструкция была секретной, на ее основе был разработан циркуляр №66 Верховного трибунала при ВЦИК, подписанный Н.В. Крыленко 25 апреля 1922 г. Он разо­шелся по всей стране и стал официальным руководством к дейст­вию. С этого времени тот, кто хоть как-то возражал против изъятия церковных ценностей, в обязательном порядке привлекался к суду и быстро, без раздумий, приговаривался к тюремному заключению или расстрелу. Эта участь постигла более 700 человек, в основном священников и монахов.

По данным Комиссии при Президенте России по реабилитации жертв политических репрессий, в начале 1920-х годов под предло­гом помощи голодающим Поволжья было изъято церковных ценно­стей на два с половиной миллиарда золотых рублей. Однако на по­купку продовольствия ушел только один миллион. Остальные день­ги осели на зарубежных счетах партийных боссов или были направ­лены на нужды мировой революции. Таким образом, на покупку продовольствия было потрачено около 0,04% от сумм, реализован­ных от продажи изъятого церковного имущества. Поэтому связы­вать кампанию по изъятию церковных ценностей с борьбой с голо­дом, как это делается до сих пор в нашей исторической литературе, представляется искажением исторической правды.

За период с 1921 по 1927 гг. вывоз за границу культурного на­следия страны увеличился в четыре раза, а затем последовал еще более резкий скачок в «культурном» экспорте — с октября 1927 по декабрь 1928 г. он возрос в 10 раз. Это объяснялось увеличивавшей­ся ежегодно потребностью народного хозяйства в экспортной тех­нике и оборудовании, закупаемых за валюту.

Своеобразным теоретическим прикрытием распродажи нацио­нального достояния служила заведомо несостоятельная идея о том, что пролетарская революция завоюет скоро весь мир и «все наше к нам и вернется». Выдвигалась и такая «теория»: произведения ис­кусства не могут быть достоянием одной страны, а ценность шедев­ров неизменна и не зависит от их местонахождения. Такого рода мысли высказывал, например, нарком внешней торговли А.И. Ми­коян в беседе с американским предпринимателем и страстным кол­лекционером русского антиквариата А. Хаммером, недоумевавшим по поводу абсурдных распродаж культурных ценностей России за границу.

В 1920-1930 гг. за границу ушло за бесценок, причем в плано­мерном порядке, бесчетное количество настоящих шедевров. По словам профессора Д. Григорьева — настоятеля православного со­бора в Вашингтоне, «на Западе были ошеломлены количеством рус­ских исторических произведений, которые за бесценок вывозились из СССР в Западную Европу и США буквально мешками»50.

Сотни книг императорской библиотеки из Зимнего дворца на­ходятся сейчас в фондах библиотеки Конгресса США; в основании этой коллекции — поставки этих книг в США в 1920-е годы. По признанию И. Перлштайна — главного поставщика книг для биб­лиотеки Конгресса США — книги из императорской библиотеки, библиотек великих князей ему продавали на вес. В архивах амери­канской библиотеки сохранились счета, подтверждающие эти сделки: 318 произведений в 757 томах были приобретены за 3131 доллар, т.е. около 4 долларов за книгу. В библиотеку американского Кон­гресса были проданы тогда же редкие издания, принадлежавшие Екатерине II, Павлу I, Александру И, Николаю I и Александру III.

С 1922 по 1940 гг. за рубежом состоялось свыше 30 крупных аукционов, множество тайных и публичных распродаж культурно-художественных ценностей, происходивших из нашей страны. Пер­вой официальной выставкой-распродажей работ современных ху­дожников была «Первая русская художественная выставка», от­крывшаяся 15 октября 1922 г. в Берлине. Организация ее имеет це­лую историю, причем политического плана, которая еще ждет сво­его исследователя.

Еще в конце 1918 г. при Наркомпросе был создан Интернацио­нальный отдел, в задачу которого входили связи с «революционны­ми» художниками Запада. В его правление входили нарком просве­щения А.В. Луначарский, художники Д. Штеренберг, В. Татлин и В. Кандинский. В марте 1919 г. коллегия Наркомпроса и его Интернациональный отдел обратились с воззванием к зарубежным деятелям культуры о сотрудничестве и с идеей созыва Конгресса художников всех стран для постройки «всемирного здания искусств». Первыми согласились с этими предложениями немецкие художники.

Футуристической утопии о всемирном государстве художников руководство Наркомпроса, которое в своем большинстве состояло из представителей «левых» художественных течений, сумело при­дать вполне практический смысл: летом 1919 г. в Италию, Герма­нию, Австрию были направлены «полпреды советского искусства» для пропаганды и осуществления на практике идей строительства мирового содружества деятелей искусств. В Берлине эту миссию успешно выполнял большевик, художественный критик К. Уманский. В конце 1920 г. он издал на немецком языке книгу «Новое искусст­во в России. 1914—1919». Эта апология авангарда стала ценным ис­точником информации для немецких художников. Книга была пе­реведена и на другие европейские языки. Только в Советской Рос­сии она так и не появилась, так как большевики объявили войну авангардизму в искусстве.

В результате усилий советских «полпредов искусства» центр авангардизма переместился из Москвы в Берлин, ставший в 1920-х годах местом паломничества деятелей советской культуры. Луначар­ский, Эренбург, Маяковский, О. Брик, Горький, Есенин, Эйзенштейн, Таиров, Дзига Вертов читали в Берлине лекции, вели переговоры о совместной деятельности, публиковали по-немецки и русски свои статьи и книги. Именно в Берлине, а не в Москве Эренбург с марта 1922 г. издавал журнал «Вещь», ставший главным органом «мирово­го конструктивизма».

Берлин не случайно был избран большевистским и коминтерновским руководством местом советского культурного экспансио­низма. Германия рассматривалась ими следующей после России страной, где скоро «грянет буря» пролетарской революции. Уже в 1919 г. в первом номере журнала «Коммунистический Интернацио­нал» глава Коминтерна Г. Зиновьев вещал об «абсолютной неизбеж­ности победы коммунизма в Германии». Для этой цели большевики не жалели тех средств, которые получали от распродажи за границей культурного наследия. Этой революционной цели была подчинена и «культурная экспансия» большевиков на Запад, главным плацдармом которой стал Берлин. Первой массовой акцией «культурной экспан­сии» стала «русская художественная выставка», открытая в октябре 1922 г. Ее активным организатором был А.В. Луначарский.

На выставке было представлено около тысячи работ 180 русских художников, в том числе свыше двухсот лучших произведений рус­ского авангарда, которые в России большевики отнесли к «эстети­чески малоценным» и «идеологически вредным». Поэтому от этого искусства решили избавиться, да к тому же и валюту получить от распродажи.

На организацию выставки в Берлине было выделено 70 млн. рублей. А за несколько месяцев до этого в Москве согласно по­становлению ВЦИК от 28 марта 1922 г. был создан Комитет по уст­ройству зарубежных выставок-распродаж русских художественных ценностей во главе с А.В. Луначарским.

Созданная в Берлине «революционными» немецкими художни­ками «Ассоциация международной помощи рабочим» выступила в качестве финансового мецената русский художественной выставки. Все детали этой истории приоткрывают удивительную смесь самых разных мотивов в этом советско-германском «культурном» сотрудни­честве, где интересы революционной пропаганды переплетались с коммерческими, дипломатическими и художественными. И все же пропагандистские задачи большевики ставили на первое место, ибо даже полученную от распродажи культурно-художественных ценно­стей своей страны валюту они использовали на те же пропагандист­ские цели. И Луначарский в статье, опубликованной в газете «Извес­тия» 2 декабря 1922 г., отмечая многочисленные недостатки в организации выставки в Берлине, и, в частности, ее «левый» уклон, под­черкивал, что все оправдывает ее «пропагандистский эффект».

С 1924 г. СССР начинает регулярно принимать участие в знаме­нитых «Венецианских Биеннале», причем в самом широком масшта­бе, преследуя как пропагандистские, так и коммерческие цели. На выставке 1924 года советский раздел по количеству экспонатов (578 номеров по каталогу) в два раза превзошел разделы Франции и Англии (259 и 250 номеров) и в шесть раз — немецкий. Особым спросом и здесь пользовались работы русских авангардистов.

В 1925 г. в структуре Наркомата внешней торговли было созда­но Всесоюзное объединение «Антиквариат». При его посредничест­ве за рубеж «ушли» бесчисленные культурные ценности нашей страны. При этом ставка делалась на продажу только шедевров ис­кусства, так как выручка от продажи второстепенных работ была слишком незначительной. При этом учитывалось, что в условиях поразившего Европу и Америку экономического кризиса цены на художественные ценности быстро падали.

Советские руководители, не входившие в число тех, кто определял политику государства, реагировали на расхищение культурного дос­тояния страны по-разному. Нарком иностранных дел М. Литвинов возмущался этим, но, по его словам, ничего не мог поделать. Предсе­датель ВЦИК М.И. Калинин, узнав о распродаже художественных ценностей, которая происходила, будто бы, в его отсутствие, заявлял: «Наживутся на этом примазавшиеся сюда люди, мы получим от этих миллионов гроши в сравнении с тем, что нам надо, а сраму не обе­решься». (Видимо, даже высший государственный руководитель, если и знал что-то об этих позорных акциях, бессилен был перед лицом большевистской партийной диктатуры.) А.В. Луначарский на словах также был против разбазаривания культурного достояния, но тоже ссылался на свой слабый авторитет в партийном руководстве56.

Отчаянные попытки спасти Эрмитаж от разграбления предприни­мал в тот период непременный секретарь Академии наук С.Ф. Ольденбург. В ноябре 1928 г. он резко протестовал против распродажи национального культурного достояния в разговоре с наркомом внешней торговли А.И. Микояном, потом обращался к Сталину, но безрезультатно.

В результате контактов Всероссийского общества культурных связей с заграницей (которое возглавляла сестра Л.Д. Троцкого и жена Л.Б. Каменева — Ольга Каменева) и Американского общества за культурные связи с Россией в июне 1928 г. было подписано со­глашение об организации серии выставок-распродаж современного русского и советского искусства в США. Первые такие выставки открылись в Нью-Йорке в феврале 1929 г. До октября 1929 г. Со­ветский Союз продал на аукционах 1192 тонны культурных ценно­стей, а за шесть лет (1928-1933) — более шести тысяч тонн (произ­ведения искусства страховались по весу).

Бесценные культурные сокровища из отечественных музеев использовались чиновниками разного уровня в качестве подарков западным банкирам ради получения иностранных кредитов.

Завершая эту тему, следует сказать, что основы культурной по­литики Советского государства были заложены в первые годы со­ветской власти. Уже в этот период отечественная культура стала ис­пытывать давление советской системы, а значительная часть худо­жественных ценностей, памятников истории и культуры оказалась утраченной.

 


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 417; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!