Павел Александрович Флоренский
родился 9 января ст. стиля 1882 года неподалеку от местечка Евлах Елизаветпольской губернии (ныне Азербайджан) в семье инженера путей сообщения[311].
В 1904 году Флоренский окончил физико-математический факультет Московского университета (математике обучался у Н. Бугаева, слушал лекции по философии С. Трубецкого и Л. Лопатина). В студенческие годы сблизился с кружком московских символистов, печатался в «Весах»[312]. Тогда же вместе с В. Эрном и В. Свентицким создает «Союз христианской борьбы», преследовавший цели обновления общества в духе идей Вл. Соловьева о «христианской общественности». От программы радикального христианства Флоренский скоро отходит, однако глубокое влияние Вл. Соловьева прослеживается на всем его философском творчестве (метафизика «всеединства», учение о Софии).
Отклонив предложение остаться при университете для подготовки к профессорскому званию, Флоренский поступает в Московскую Духовную академию. (Закончил в 1908 году). В 1911 защитил магистерскую диссертацию «О духовной истине» и принял сан священника. С 1912 по 1917 преподает в Духовной академии, редактирует журнал «Богословский вестник». В 1914 году опубликовано главное религиозно-философское сочинение П. А. Флоренского «Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи».
Определяя свою жизненную задачу как «проложение путей к будущему цельному мировоззрению», Флоренский в этом обширном труде стремится «построить (в противовес гегелевскому панлогизму с его претензией вывести все многообразие конкретного {305} бытия из саморазвивающегося понятия) цельную картину мира через узрение соответствий и взаимное просвечивание разных слоев бытия»[313]. Свой философский метод Флоренский называет «конкретная метафизика», усматривая в нем альтернативу рационалистическому и механистическому миропониманию. Стремление положить онтологию в основу теории познания перекликается с философскими установками экзистенциалистов. Рассматривая культуру как проявление организующего и созидающего логоса в постоянном единоборстве с хаосом (энтропией), Флоренский гениально предвосхитил идеи, положенные Н. Винером в основу кибернетики[314]. В круге научных интересов Флоренского этого периода феномен античной культуры. По оценке А. Ф. Лосева, ученый создал оригинальную концепцию античного идеализма, раскрыв его символико-магическую природу, и в некоторых направлениях, в интерпретации платонизма, превзошел всех своих предшественников[315]. Философский замысел книги «Столп и утверждение истины» в 20‑е годы был продолжен в работе «У водоразделов мысли», оставшейся незавершенной[316].
|
|
|
Ученый-полигистор, П. А. Флоренский сочетал постоянный интерес к кардинальным вопросам философии и богословия с основательным изучением математики, физики, техники, археологии, теории искусства и филологии. Диапазон его научной мысли был поистине безграничен: от фундаментальных исследований по теории электрических полей[317] до истории дамских мод и генеалогии дворянских родов, от проблем атомной физики до изобретений незастывающего машинного масла и нового способа запайки жестяных консервных банок. Исследователь древних культур, ученый занимался медициной, психопатологией, оккультизмом. Ему принадлежат работы по химии, астрономии, оптике, фольклору, изобразительному искусству. Автор двух стихотворных сборников, Флоренский писал в жанре биографической прозы и переводил Канта, церковного историка Р. Зома. Современники сравнивали Флоренского с Леонардо да Винчи, имея в виду исключительную широту и энциклопедичность его научного и художественного мышления.
|
|
|
{306} Универсализм Флоренского имел глубокие мировоззренческие основания и покоился на убеждении, что «везде взаимные соответствия, различное по виду, однако, едино по сущности»[318]. Между тем пафос современной культуры — не соединение, а разъединение, не жизнь, а энтропия — смерть, распад целого. Следствием этого становится специализация, превращающая не только рабочего, но и ученого в винтик механизма. Торжествует уединенное в «здесь» и «теперь» точечное сознание. Но ему не подвластна реальность, ибо «реальность дается лишь жизни, жизненному отношению к бытию», а жизнь есть акт соборования. «Каждый акт соборования есть вместе с тем и собирание точек зрения». Поэтому так называемая обратная перспектива в живописи адекватнее передает реальность, нежели прямая. Обратная перспектива фиксирует множественность точек зрения, а прямая перспектива только одну, устанавливая тем самым монистический взгляд на мир[319].
|
|
|
Исследование «Обратная перспектива» было знаменательным как одна из первых попыток применения математических методов в искусствоведении[320]. Впрочем, не только искусствознание, а само искусство, «художество, насыщенное математической мыслью, <…> направление искусства, которому в общем синтетическом складе грядущей культуры предстоит еще богатая жатва»[321]. Отсюда исходит требование единой методологии исследования конкретного материала всех наук и искусства, стремление сблизить науку и искусство, технику и живую материю. Техника, считает Флоренский, является слепком с живого тела, а живое тело — первообраз всякой техники. Поэтому технические открытия способны объяснить нечто неведомое в физиологии. В свою очередь биология провоцирует развитие техники, которая от бессознательного подражания природе должна возвыситься до сознательного использования ее законов[322].
|
|
|
В 1918 году Флоренский был привлечен к организации комиссии по охране памятников старины Троице Сергиевой Лавры, в которой проработал около двух лет. С этим периодом жизни Флоренского связан ряд исследований предметов древнерусского церковного {307} искусства[323], а также Крупное сочинение «Философий культа»[324].
С 1920 года ученый ведет исследовательскую работу по программе ГОЭЛРО сначала при заводе «Карболит», а затем в Главэлектро. В 1923 – 1933 гг. руководил отделом материаловедения во Всесоюзном электротехническом институте. В эти годы преподает в Московском университете, где ведет курс ферросплавов, читает лекции по теории перспективы во ВХУТЕМАСе. С 1927 года — редактор «Технической энциклопедии», для которой им было написано несколько десятков статей.
Открытия и изобретения Флоренского в электротехнике имели государственное значение. Ученым была сформулирована гипотеза о двусторонности физического пространства наподобие мебиусова листа. Своеобразное подтверждение своей физической теории Флоренский нашел у Данте, космогония которого, как он считал, основана на неэвклидовой геометрии и содержит предуказание идей теории относительности в том, в частности, моменте, где говорится о скоростях, превосходящих скорость света, и связанной с этим трансформации материи[325]. В свою очередь Флоренский повлиял на М. А. Булгакова: глава романа «Мастер и Маргарита», в которой персонажи попадают в «пятое измерение», возникла по прочтении книги «Мнимости в геометрии»[326].
Многосторонняя научная деятельность П. А. Флоренского трагически прервалась в 1933 году. Философ был объявлен «воином черносотенного православия, махрового идеализма, беспросветной мистики»[327]. В том же году он был репрессирован. Находясь в заключении, продолжал научные изыскания.
Судьба Флоренского после 1937 года, когда прервалась переписка с семьей, неизвестна. Предположительная дата смерти — 25 ноября 1937 года, по другим данным — 15 декабря 1943 года.
{308} Густав Густавович Шпет
родился 26 марта (7 апреля) 1879 года в Киеве.
Окончил историко-филологический факультет Киевского университета. Образование продолжил в Германии и Англии. С 1910 года — приват-доцент, с 1918 — профессор Московского университета, где преподавал до 1923 года.
По философским воззрениям Г. Г. Шпет принадлежал к феноменологическому направлению. (Гуссерль считал его одним из наиболее талантливых своих учеников).
Приверженец систематического знания, строго научной, проверенной опытом философии, Шпет уделяет главное внимание проблемам методологии. Это связывает его исследования в разных областях гуманитарного знания — философии истории, семиотике, эстетике и теории искусства, лингвистике.
Отвергая кантовский дуализм посюстороннего мира явлений и потустороннего мира «вещей в себе», Шпет утверждает единство вещи в опыте. В согласии с установками феноменологического метода философ делает объектом своего наблюдения «непосредственную данность» опыта, который слагается из «явлений» и «смыслов». Суть познания состоит в разгадывании смыслов непосредственно данных явлений. Отсюда требование «чистого описания» того, что есть «на самом деле», и полное безразличие к так называемой «метафизике», то есть ко всему, выходящему за пределы опыта.
В процессе постижения смысла явлений решающая роль принадлежит понятию, которое оказывается такой же непосредственной данностью, как и само явление. Понятия не только оформляют смысл, но одновременно интерпретируют реальность. Из этого исходит важное методологическое требование: любой объект следует рассматривать в зависимости от того, кто и при каких обстоятельствах его наблюдает. Поскольку понятия истолковывают реальность, основной для Шпета становится проблема герменевтики, решаемая в традиции Дильтея[328].
В 1916 году Шпет защитил докторскую диссертацию «История как проблема логики». (Тогда же издана отдельной книгой). Обращаясь к вопросам методологии исторического знания, Шпет опирается не только на Гуссерля, но и на Гегеля. Связь с последним состоит в том, что чувственная действительность понимается как процесс реализации или воплощения разума, идеи.
Шпет был одним из создателей и затем руководителей Московского лингвистического кружка, образованного в марте 1915 года. {309} По воспоминаниям Р. О. Якобсона, активного участника кружка, здесь велись постоянные дискуссии об использовании в лингвистике логических исследований, а также широко обсуждались идеи Гуссерля и Антона Марти вернуться к разработке универсальной грамматики, которая была задумана рационалистами XVII и XVIII веков и предвосхищена средневековыми философами языка[329].
С Московским лингвистическим кружком связано обращение Шпета к теории языка В. фон Гумбольдта. Идеи Гумбольдта Шпет развивает в книге «Внутренняя форма слова» (1927). Стремясь освободить его концепцию от психологизма и субъективизма, Шпет рассматривает слово как универсальную силу, начало всякого знания. Если внешние формы слова выражают личное и коллективное, то его внутренние формы переносят предмет восприятия в «отрешенную» сферу эстетической действительности.
По оценкам современных филологов, «Шпет предвосхитил ряд основных идей структурной поэтики. <…> К Шпету восходит и первая попытка семиотического истолкования этнологии, понимавшейся им как особая научная дисциплина — этническая психология»[330].
С 1921 года Шпет — председатель философского отдела, а в 1923 – 1929 гг. — вице-президент Российской Академии художественных наук.
Шпету принадлежат переводы романов Диккенса и Теккерея, мистерий Байрона. В 30‑е годы он создает новый тип монографического, социально-исторического комментария применительно к роману Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»[331].
Шпет перевел «Феноменологию духа» Гегеля (опубликована в 1959 году).
В период массовых репрессий середины 30‑х годов Шпет был арестован. Умер, по официальным данным, 23 марта 1940 года.
Федор Августович Степун
родился 19 февраля ст. стиля 1884 года в селе Кондорово под Калугой.
Образование завершил в Германии, в университетах Фрайбурга и Гейдельберга, где изучал философию под руководством В. Виндельбанда — главы баденской школы неокантианства. {310} В 1910 году в Гейдельберге защитил докторскую диссертацию по историософии Вл. Соловьева. По возвращении в Россию сотрудничал в философских журналах «Логос», «Труды и дни», читал лекции и курсы по философии, эстетике, печатался как театральный критик. В журнале «Логос» были опубликованы первые крупные философские сочинения «Трагедия творчества» (1910), «Трагедия мистического сознания» (1911 – 1912), «Жизнь и творчество» (1913).
Философская эволюция Степуна проходила от кантианства к «философии жизни». Сущность истинной метафизики для него раскрывалась в жизнестроения, созидании бытия, а не в одном только умственном его постижении. Философия, полагал Степун, должна перестать говорить о жизни и сказать ее самое. Для этого надо вырваться из тисков логических схем и понятий. Отправным пунктом философии Степуна становится «переживание», взятое в безусловной противоположности понятию.
Два принципиально отличных «переживания» существуют в неразрешимом противоречии — «переживание» жизни и «переживание» творчества. В основе творчества, воплощающегося в человеческой культуре, лежит стремление возвыситься над жизнью. В творчестве человек выпадает из первоначального единства жизни, но одновременно вожделеет вернуться в ее лоно, объять жизнь. Отсюда множественность творческих устремлений и разнообразие форм бытования творчества. Отсюда и трагедия творчества — невозможность овладеть жизнью во всей ее полноте. «Ярость синтеза» разбивается о бессилие творческой воли перед жизнью. В то же время жизнь обожествляется и выступает как «положительное всеединство духа». Тогда антиномия жизни и творчества принимает характер противоречия религии и культуры.
В антропологии Степуна прослеживается влияние иенских романтиков и, прежде всего, Фр. Шлегеля, которому посвящена работа «Трагедия творчества». Определение жизни как «положительного всеединства» восходит к Вл. Соловьеву[332].
Ф. А. Степун прошел первую мировую войну. Трагический опыт военных лет нашел отражение в книге «Из писем прапорщика-артиллериста», написанной в жанре путевых заметок. (Первая часть «Писем» публиковалась под псевдонимом «Н. Лугин» в «Северных записках» за второе полугодие 1916 года. Полностью изданы три года спустя).
По воспоминаниям И. Оренбурга, эта книга выделялась тем, что Степун «показал войну без обязательной позолоты»[333]. Писатель раскрывает античеловеческую сущность несправедливой войны, {311} которая возводит «грандиознейшие миры лжи в головах всех и каждого». «Все самое злое, грешное и смрадное, запрещаемое элементарною совестью в отношении одного человека к другому, является ныне правдою и геройством в отношении одного народа к другому»[334].
Ф. А. Степун безоговорочно принял революцию. «Бесконечный смысл революции, — писал он, — во взрыве всех конечных смыслов войны. <…> Русская жизнь неожиданно вознеслась на свои вершины»[335]. Однако в развитии революции философ усматривал капитуляцию, вместо уничтожения всех «конечных смыслов» — «замену одних смыслов другими»[336]. Это впоследствии и привело его в лагерь эмиграции и обусловило в целом негативное отношение к советскому строю как «отменившему человека».
При Временном правительстве Степун состоял в должности начальника политического управления военного министерства. После Октября 1917 года для него начинается период интенсивной театральной деятельности. В эти годы он много выступает с лекциями по философии театра в студиях Москвы, печатается в «Театральном обозрении», «Культуре театра», пробует себя в режиссуре.
Степун был одним из организаторов и заведующим литературной частью Первого государственного Показательного театра, который существовал в Москве с ноября 1919 по октябрь 1920 года. Здесь сорежиссировал В. Г. Сахновскому в его постановках. С 1920 года работал в ТЕО Наркомпроса, где им совместно с А. Белым и Г. Шпетом была образована теоретическая секция, имевшая целью «разработку вопросов по теории театрального искусства во всех его разветвлениях, популяризацию знаний в этой области и публикацию работ по этим вопросам»[337]. Также участвовал в работе Театральной секции Российской Академии художественных наук.
С 1922 года Степун жил в Германии. В 1926 – 1937 гг. занимал кафедру социологии в Дрезденском университете. Был одним из основателей журнала «Новый Град», выходившего в Париже с 1931 по 1939 год. В литературных журналах, преимущественно в «Современных записках», публикует серию очерков о Л. Толстом, Достоевском, Блоке, Цветаевой, Пастернаке, пишет о Горьком, Бунине, Вяч. Иванове, Белом, Оренбурге, Шкловском. В 1929 году вышел в свет роман в письмах «Николай Переслегин». Как и книга {312} «Из писем прапорщика-артиллериста», этот роман принадлежит к жанру философской прозы, в котором Степун видел наиболее адекватную форму для выражения собственного миропонимания.
В 1937 году Ф. А. Степун был отстранен нацистами от преподавательской деятельности, к которой смог вернуться только после войны. С 1946 по 1960 профессорствовал в Мюнхенском университете: читал курсы истории русской религиозно-философской мысли. В работах последних лет жизни обращается к теме революционного движения в России, интеллигенции и революции.
Умер 27 февраля 1965 года.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 254; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!