ГЛАВА III. МЕТОДИЧЕСКИЕ ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕМПЕРАМЕНТА

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 9Следующая ⇒

Достаточно надежное обоснование психологической закономерности с материалистических позиций возможно лишь в том случае, если мы в состоянии показать, из каких физиологических закономерностей она вытекает. Вместе с тем психологические закономерности не тождественны с физиологическими. Поэтому знание физиологических закономерностей хотя и необходимо для обоснования психологических закономерностей, однако недостаточно для него.

Установление физиологических закономерностей позволяет лишь наметить гипотетическое психологическое объяснение или, если такое психологическое объяснение было дано раньше, дает для него необходимое обоснование. Поэтому либо психологические гипотезы, вытекающие из нейрофизиологического исследования, должны быть подтверждены параллельным или последовательным психологическим исследованием, либо предшествующие психологическое исследование должно быть подтверждено данными нейрофизиологического исследования. Отсюда вытекает, что один из наиболее надежных методических путей психологического исследования заключается в систематическом сопоставлении и координации физиологического и психологического исследований.

В психологических исследованиях темперамента этот методический путь в особенности плодотворен. Нейрофизиологические основы темперамента изучены в большей степени, чем нейрофизиологические основы любого психического процесса или свойства личности. Общие типы нервной системы – одна из наиболее разработанных областей физиологии высшей нервной деятельности. Здесь мы можем опереться на теорию, подкрепленную большим количеством экспериментальных фактов и в большой степени проверенную практическим применением. В настоящее время теория общих типов и методики их исследования очень широко разрабатывается и по отношению к человеку (Б.М. Теплов, 1959; Н.А. Рокотова, 1954; А.Г. Иванов-Смоленский, 1930. 1934, 1952). В нашем распоряжении имеется богатый арсенал методических приемов по изучению общих типов нервной системы человека. Физиологическое исследование общих типов нервной системы открывает новые методические пути и для экспериментально психологического изучения Темпераментов.

Основные линии, по которым должно идти сопоставление физиологических исследований общего типа и психологических исследований темперамента, определяются теми основными проблемами теории темперамента, которые мы поставили и обосновали во второй главе. Для разрешения каждой из этих проблем совершенно необходимо сопоставление данных физиологического и психологического исследований.

Чтобы выяснить, представляют ли свойства темперамента психологически данные свойства, то есть имеют ли они специфическую психологическую характеристику, как уже говорилось выше, необходимо выяснить, имеется ли между свойствами темперамента и свойствами общего типа высшей нервной деятельности взаимно однозначная или многозначная связь. Для этого, очевидно, необходимо сопоставление тех и других. Вопрос о роли антенатальных и постнатальных факторов в формировании свойств темперамента также требует такого сопоставления. Необходимо выяснить, могут ли изменяться и в каких пределах изменяются свойства общего типа или их проявления, в зависимости от каких внешних условий они изменяются. Таким путем мы в состоянии частично обосновать предположение об изменчивости свойств темперамента или их проявлений, а также о тех причинах и условиях, от которых зависят эти изменения. Подтверждение этих предположений требует психологического исследования.

Сопоставляя общий тип или отдельные его свойства с отношениями личности, отдельными проявлениями этих отношений, чертами характера, со способами действия и т. д., мы можем установить те гипотетические закономерности связи темперамента и свойств личности, которыми следует руководствоваться в психологическом исследовании.

Итак, основной методический путь в исследовании темперамента заключается в сопоставлении данных физиологического и психологического исследований.

Каковы должны быть основные методические принципы такого сопоставления (B.C. Мерлин, 1957)? Объективные внешние проявления психической деятельности представляют собой в то же время и объективные проявления физиологической деятельности коры больших полушарий. Каждая условная реакция является одновременно показателем и физиологического условно-рефлекторного механизма, и определенного психического проявления. Поэтому сопоставление физиологического и психического не может заключаться в том, что мы сопоставляем одни внешние проявления с другими, например двигательные с секреторными или речевые с двигательными и секреторными. Сопоставлять друг с другом следует не внешние проявления, а те внутренние процессы, о которых мы судим по данным внешним проявлениям, то есть процессы психические и процессы нейрофизиологические. Сопоставление физиологического и психического совершается путем двоякого истолкования частично или полностью совпадающих в обоих случаях внешних проявлений. При этом способ и характер психологического истолкования внешних проявлений существенно отличаются от способа и характера физиологического истолкования.

При физиологическом истолковании внешние проявления выступают как признаки, симптомы определенных нейрофизиологических процессов. Так, например, усиление выделения слюны на данный раздражитель является признаком усиления возбуждения или ослабления торможения, а ослабление выделения слюны – признак противоположного хода нервных процессов. При психологическом истолковании внешние проявления тоже могут выступать как признак, симптом психической деятельности, которая в них выражается. Так, например, покраснение или побледнение может быть признаком эмоциональной реакции. Но, помимо того, в психологическом истолковании внешние проявления выступают также в иной, совершенно специфической роли. Действия и поступки человека представляют собой осуществление определенных целей, образов, представлений, понятий. То, что раньше существовало лишь идеально – в сознании человека, затем осуществляется реально, материально – в действиях, поступках и продуктах деятельности. Действия, поступки, продукты деятельности – это более или менее приблизительные копии соответствующих образов, понятий, желаний и т. п. Поэтому по действиям, поступкам и продуктам деятельности мы судим не только о наличии какого-то желания, чувства, представления и т. п., но прежде всего об определенном содержании этих желаний, образов, понятий, представлений, чувств. Истолкование содержания психической деятельности является основным, исходным и определяющим в психологическом истолковании. Качественные особенности определенных психических процессов приобретают конкретное значение лишь в связи с определенным психологическим содержанием.

С этим связано и дальнейшее различие между психологическим и физиологическим истолкованиями. Одни и те же внешние проявления могут выражать очень различные психические процессы и свойства. Другими словами, внешние проявления, если они рассматриваются лишь как симптомы, как выражение психического, очень многозначны. Лишь в том случае, Когда рассматривается активная целенаправленная деятельность, как воплощение определенного психологического содержания, внешние проявления становятся психологически более однозначными. Между тем внешние проявления, рассматриваемые как выражение физиологических процессов, более или Менее физиологически однозначны. Поэтому физиологическое Истолкование внешних проявлений всегда более точно и определенно, чем психологическое истолкование внешних проявлений, если эти последние рассматриваются только как симптомы, признаки.

Наконец, существенное отличие заключается в способе психологического и физиологического истолкования речевых реакций. Для физиологического истолкования речевые реакции не представляют собой чего-либо специфического по сравнению с другими внешними проявлениями.

Как и любое другое внешнее проявление, они представляют собой только выражение, симптом, признак определенного физиологического процесса. Поэтому в ряде случаев мы можем без ущерба заменить речевой индикатор каким-либо другим. Так, например, о переносе условно-рефлекторной связи из первой сигнальной системы во вторую мы можем судить не только по речевой реакции, но и по слюнной, зрачковой, фотохимической, двигательной, кожно-гальванической реакции, наступающей в ответ на речевой раздражитель.

Между тем для психолога речевые реакции имеют специфическое значение, совершенно отличное от всех других внешних проявлений. Специфическая функция слова, отличающаяся от всех других внешних проявлений, заключается в том, что оно служит для обозначения предметов и явлений. Слово – не символ, не условный знак, не симптом предмета. Слово отражает объективное значение предмета. Но речь служит не только для обозначения внешних предметов и явлений, но и для обозначения психических состояний, свойств, явлений и процессов. По отношению к словам, обозначающим психическое состояние или явление, или процесс, применимо все то, что мы утверждаем вообще по отношению к речи. Обозначение испытуемым своего психического состояния словом не может быть совершенно субъективным и произвольным. В таком обозначении всегда эсть нечто объективное. Словесные обозначения психических состояний сложились в общественной практике на протяжении длительной истории языка. Эти словесные обозначения выполняют определенную социально-практическую функцию. Общественная жизнь была бы невозможна, если бы люди не могли 1ри помощи слов сообщать друг другу свои чувства, желания и яысли так же объективно, как они сообщают о явлениях приводы и общества. Поэтому речевые реакции в психологическом тстолковании выступают не как симптомы скрытых процессов дознания, а как приблизительно правильное при соответствую-цих экспериментальных условиях словесное обозначение психических состояний, явлений и процессов (метод словесного > тчета).

Таковы принципиальные, существенные отличия психоло-ического и физиологического истолкований одних и тех же; нешних проявлений, Благодаря этим отличиям сопоставление сихологического и физиологического исследований возможно не только в том случае, когда мы сопоставляем друг с другом результаты различных экспериментов, проведенных по разным методикам, но и тогда, когда пользуемся одними и теми же экспериментальными фактами и одними и теми же внешними проявлениями для психологического и физиологического истолкований. В некоторых экспериментальных работах мы применяли именно такое сопоставление (B.C. Мерлин, 1960).

Исходя из учения И.П. Павлова мы принимаем за главную физиологическую основу темперамента общий тип нервной системы. При этом общий тип понимается как конституциональный тип нервной системы, как «определенный комплекс основных свойств нервных процессов – раздражительного и тормозного» (П.С. Купалов, 1954, стр. 5). Этим, однако, отнюдь не исключается допущение, что проявления темперамента могут зависеть и от таких физиологических условий, которые лежат вне центральной нервной системы, например от индивидуальных свойств эндокринной системы или от общей конституции организма. Этот вопрос будет рассмотрен особо в главе IV.

Исходя из учения И.П. Павлова индивидуальные психические особенности надлежит прежде всего систематически сопоставлять с общим типом нервной системы и его свойствами. Что с чем при этом целесообразнее всего сопоставлять?

С точки зрения факториальной концепции Cattell, понятие типа вообще неправильно. Между отдельными чертами личности вообще не существует какой-либо взаимно однозначной необходимой'связи. Связь между чертами многозначная, вероятностная. Поэтому Cattell при изучении темперамента и личности вообще не пользуется понятием типа. Он пользуется понятием фактора. Под фактором он понимает определенный сим-птомокомплекс свойств, которые достаточно высоко и надежно коррелируют друг с другом.

С точки зрения факториальной концепции, общие типы высшей нервной деятельности, по Павлову, или типы темперамента, по Гиппократу, представляют собой донаучные, житейские понятия, так как они получены без всякого статистического обоснования. Естественно, что с этой точки зрения сопоставление с общим типом нервной системы в целом или с типом темперамента совершенно неправомерно.

Совершенно иначе обстоит дело, если мы будем понимать общий тип нервной системы и тип темперамента по Павлову. По учению И.П. Павлова, между отдельными свойствами общего типа существует закономерная и необходимая однозначная связь. Поэтому нет необходимости обосновывать связь между некоторыми свойствами общего типа только статистической корреляцией. Закономерность и необходимость этой связи устанавливаются также в физиологическом эксперименте.

Сопоставление отдельных психических свойств темперамента с общим типом высшей нервной деятельности в целом особенно необходимо тогда, когда индивидуальная психическая особенность зависит не от одного какого-либо физиологического свойства типа, а от нескольких. Так, например, И.М. Палей (1958), сопоставив сдерживание с общими типами нервной системы, показал, что оно зависит не только от силы торможения, но и от силы возбуждения,

Такое сопоставление необходимо и для того, чтобы вообще отличить свойства темперамента от других индивидуальных психических особенностей. Мы исходим из предпосылки, что физиологическая основа темперамента – общий тип нервной системы. Поэтому если данная психическая особенность не зависит от типа нервной системы в целом, то она не может быть проявлением темперамента. Таким путем в работах Л.Б. Ермолаевой-Томиной (1953) и А.И. Ильиной (1958) были показаны различные маскировки темперамента.

Установление однозначной зависимости от общего типа нервной системы в целом очень важно, даже если признать, что мы еще не знаем полностью всех физиологических свойств, составляющих тип, и специфической роли каждого отдельного свойства. Однозначная зависимость индивидуальной психической особенности от общего типа в целом обозначает, что она зависит от всех тех факторов, от которых зависит общий тип. Факторы эти хорошо исследованы в физиологии высшей нервной деятельности. Тем самым мы в состоянии лучше представить себе природу и сущность данной индивидуальной психической особенности. Однозначная зависимость от общего типа в целом имеет также очень важное практическое значение, в особенности тогда, когда деятельность предъявляет к человеку жесткие, вполне однозначные требования. Это очень хорошо обнаружилось при отборе кандидатов для космических полетов. В этом случае приспособление к деятельности возможно лишь путем отбора соответствующего общего типа.

Однако продуктивность сопоставления с общим типом высшей нервной деятельности в целом чрезвычайно ограничивается благодаря тому, что точное диагностирование какого-либо одного из известных нам сейчас общих типов нервной системы у человека в большинстве случаев ненадежно и неточно. Поэтому такое сопоставление возможно только на немногих специально отобранных испытуемых, у которых получен достаточно надежный и точный диагноз.

Сопоставление с общим типом нервной системы в целом или с темпераментом в целом, однако, недостаточно для разрешения целого ряда вопросов теории темперамента. Между отдельными физиологическими свойствами типа и индивидуальными психическими особенностями может существовать многозначная связь. От одного физиологического свойства типа может зависеть несколько разных психических особенностей, и наоборот, определенная психическая особенность может зависеть от нескольких различных физиологических свойств типа. В таких случаях задача заключается в том, чтобы установить, какова степень вероятности той или иной связи, то есть в установлении не аподиктической, а стохастической (вероятностной) связи. Это может быть достигнуто только путем сопоставления отдельных физиологических свойств с отдельными индивидуальными психическими особенностями и путем статистической обработки полученного материала. Такая статистическая обработка возможна только при массовом испытании отдельных физиологических свойств и отдельных индивидуальных психических особенностей. В таких случаях факториальный анализ вполне правомерен и целесообразен. При этом, однако, необходимо иметь в виду, что путем статистической обработки мы устанавливаем лишь степень вероятности связи между изучаемыми явлениями, а не причинную зависимость между ними. Причинная зависимость может быть открыта лишь при помощи анализа конкретных экспериментальных условий.

Рассмотрим основные методические принципы изучения общего типа высшей нервной деятельности человека.

Лабораторные методы

Одно из существенных различий в лабораторных методах исследования общего типа нервной системы – это различие внешних показателей, по которым мы судим о процессах, механизмах и свойствах высшей нервной деятельности. По этому признаку мы различаем методики с двигательным, вегетативным, секреторным, фотохимическим, респираторным и т. д. показателями. Уже в опытах над животными обнаруживается большое своеобразие этих методик.

Начнем с двигательных методик. Своеобразие двигательного анализатора, как указывал И.П. Павлов, заключается в том, что «кинестетические клетки коры могут быть связаны и действительно связываются со всеми» (клетками коры – представительницами как всех внешних влияний, так и всевозможных внутренних процессов организма» (Поли. собр. соч. 1951–1952. Т. III. Ч. 2, стр. 317). Поэтому в двигательной реакции в большей степени, чем в какой-либо другой, проявляется целостная, суммарная деятельность коры. Отсюда вытекает особая трудность физиологического истолкования двигательных условных реакций. В этом случае невозможно без применения электроэнцефалограммы определить, где и когда замкнулась нервная связь. Именно этим объясняется, в частности, столь различное истолкование опытов Ю.М. Конорского и СМ. Миллера (1936) самими авторами и И.П. Павловым. Но благодаря этому, в свою очередь, становится трудным истолковать и физиологические свойства общего типа нервной системы.

Если в качестве двигательного показателя используется механическое движение, то двигательная реакция протекает по принципу «все или ничего». Мы наблюдаем или наличие или отсутствие условной двигательной реакции». Количественные различия в интенсивности реакции или отсутствуют или статистически незначимы (если применять одни и те же раздражители). Поэтому очень трудно точно проследить динамику условно-рефлекторных процессов, что чрезвычайно затрудняет истолкование типологических свойств.

Своеобразие вегетативного показателя в опытах над животными проявляется в следующем. Вегетативные реакции у одного и того же животного очень резко изменяются в зависимости от состоянии организма. Поэтому, чтобы оценить степень сдвигов вегетативной реакции в ответ на условный раздражитель, надо всегда сопоставить ее с фоном или нулевым уровнем, то есть с ее протеканием при данном состоянии организма без применения внешних раздражителей. Кроме того, этот фон изменяется и на протяжении опыта. Так, например, существуют так называемые спонтанные колебания сосудодвигательных реакций, причина которых неизвестна. Сопротивление тела электрическому току, измеряемое кожно-гальванической реакцией, тоже иногда резко изменяется на протяжении опыта. Все эти особенности очень затрудняют физиологическое истолкование вегетативных показателей. Если в качестве вегетативного показателя используется какая-либо непрерывная ритмическая деятельность внутреннего органа, например сосудодвигатель-ная или пульс, то трудность заключается в том, что реакция значительно изменяется в зависимости от того, в какой фазе работы органа применяется раздражитель (например, во время систолы или диастолы). Далее, вегетативные реакции очень специфичны по отношению к закону силы (А.М. Макарычев, 1947). Так, например, сосудодвигательные условные реакции часто более интенсивны, чем безусловные; реакции на более слабые тепловые раздражители равны или интенсивнее, чем на более сильные раздражители (А.Т. Пшоник, 1952). Поэтому применение закона силы как критерия при оценке силы возбуждения при испытаниях по вегетативным методикам не может быть вполне надежным.

Наконец, в отличие от секреторных и двигательных реакций, вегетативные реакции в большинстве случаев неспецифичны по отношению к различным безусловным подкреплениям.

Так, например, при нормальном функциональном состоянии каждая безусловная кожно-гальваническая реакция в отдельности на ориентировочный раздражитель имеет такой же характер, как и на оборонительный или кинестетический. Поэтому, регистрируя условную вегетативную реакцию, мы не всегда можем с уверенностью сказать, на каком подкреплении она образовалась, а это, как увидим в дальнейшем, затрудняет ее истолкование как показателя типологических свойств.

Другое существенное отличие методик испытания общего типа – это различие применяемого подкрепления. Так, например, при одном и том же внешнем показателе мы можем применять в качестве подкрепления защитно-оборонительный рефлекс, или пищевой, или ориентировочный. В зависимости от применяемого подкрепления очень значительно изменяется вся динамика условно-рефлекторных процессов, а тем самым и критерии оценки типологических свойств.

Наиболее существенны различия в динамике условно-рефлекторных процессов при подкреплении ориентировочным безусловным рефлексом или каким-нибудь непосредственно-приспособительным рефлексом (например, защитно-оборонительным или пищевым).

Ориентировочные условные рефлексы по мере повторения подкрепления угасают, тогда как непосредственно-приспособительные, как правило, усиливаются. Дифференцировка ориентировочных условных реакций происходит скачкообразно, тогда как дифференцировка непосредственно-приспособительных – постепенно (B.C. Мерлин, 1960). По отношению к ориентировочным условным реакциям закон силы часто нарушается, в особенности на околопороговые раздражители (О.С. Виноградова и Е.Н. Соколов, 1955). По отношению к непосредственно-приспособительным реакциям, как правило, закон силы имеет место.

Быстрое угасание условного ориентировочного рефлекса (на сигнальные раздражители) коррелирует с преобладанием возбуждения над торможением, а медленное угасание – с преобладанием торможения над возбуждением (Л.Г. Воронин, Е.Н. Соколов, У Бао-хуа, 1959).

Угасание условных непосредственно-приспособительных рефлексов является признаком лишь силы и подвижности торможения.

Таким образом, ориентировочные методики требуют совершенно специфических критериев оценки типологических свойств по сравнению с теми методиками, в которых подкреплением служит непосредственно – приспособительный рефлекс. Поэтому, если в качестве показателя мы пользуемся такой реакцией, которая неспецифична по отношению к подкреплению, то есть имеет одинаковое внешнее выражение при различных подкреплениях, необходимо установить надежные объективные признаки, которыми отличается динамика условных рефлексов на ориентировочном и непосредственно – приспособительном подкреплениях. Только при этом условии мы в состоянии Применить адекватный критерий для оценки типологических свойств. Так именно обстоит дело с кожно-гальваническим показателем. Существует целый ряд признаков, по которым мы можем отличить в кожно-гальванической реакции преобладающее действие ориентировочного или непосредственно-приспособительного подкрепления (B.C. Мерлин, 1960). При преобладании ориентировочного подкрепления интенсивность условной кожно-гальванической реакции более вариативна, при преобладании непосредственно-приспособительного – более постоянна. При преобладании ориентировочного подкрепления величина условной, кожно-гальванической реакции бывает иногда больше, чем безусловной, или равна ей, при преобладании непосредственно-приспособительного – безусловная реакция, как правило, больше условной. При преобладании ориентировочного подкрепления дифференцнровка образуется обычно скачкообразно, при преобладании непосредственно-приспособительного подкрепления – плавно и постепенно. Характер самого безусловного раздражителя тоже играет существенную роль в преобладании действия ориентировочного или непосредственно – приспособительного подкрепления. Так, если безусловным раздражителем для условной кожно-гальванической реакции служит двигательная реакция нажатия на ключ, то при значительном мышечном усилии, например при преодолении сопротивления пружины, обычно преобладает действие непосредственно-приспособительного подкрепления. При слабом мышечном усилии преобладает действие ориентировочного подкрепления.

Пользуясь этими признаками, мы нашли, что одни и те же индивидуальные особенности условной кожно-гальванической реакции служат показателями различных типологических свойств, в зависимости от того, преобладает ли в условной кожно-гальванической реакции ориентировочный или непосредственно – приспособительный компонент. Так, например, скорость угашения и дифференцировки условной кожно-гальва-ническои реакции с преобладанием ориентировочного компонента есть признак уравновешенности нервных процессов по силе. Между тем те же индивидуальные особенности условной кожно-гальванической реакции с преобладанием непосредственно-приспособительного компонента – признак силы торможения.

Истолкование данных, полученных по кожно-гальванической методике, осложняется далее тем, что едва ли существуют такие кожно-гальванические реакции, которые бы имели чисто ориентировочный или чисто непосредственно-приспособительный характер. Различие между разными кожно-гальваничес-кими реакциями лишь в степени преобладания каждого из этих компонентов. Поэтому, даже если мы и учитываем преобладание какого-либо компонента кожно-гальванической реакции, одни и те же индивидуальные особенности условных кож-но-гальванических реакций при сопоставлении с данными, полученными по другим методикам, могут коррелировать с показателями различных свойств общего типа, хотя и в различной степени. Следовательно, изолированное применение кожно-гальванической реакции без сопоставления с другими методиками не может дать надежного диагноза свойств общего типа. Если же показателем служит реакция, специфичная только для ориентировочного подкрепления, тогда необходимо выработать специфические критерии для оценки типологических свойств. Так именно обстоит дело с фотохимической реакцией, чаще всего применяемой в качестве основного показателя типологических свойств в лаборатории Б.М. Теплова. По своей биологической функции – это специфическая адаптационная, то есть местная, ориентировочная реакция.

При использовании методики фотохимической реакции в лаборатории Б.М. Теплова был выработан целый ряд очень разносторонних, обычно не применявшихся ранее типологических критериев, например концентрация возбуждения, индукционное торможение, угашение с подкреплением как критерии силы возбуждения. Критерии эти были обоснованы тщательным и очень тонким статистическим анализом. Поэтому методика фотохимической реакции стала одним из надежнейших методических приемов при испытаниях общего типа высшей нервной деятельности.

Из сказанного, однако, вытекает, что эти критерии не могут быть перенесены без дальнейшей проверки на другие показатели. Но даже если применяемые критерии оценки типологических свойств вполне надежны, объективны и специфичны для данного индикатора и при данном подкреплении, все же исследование одного и того же испытуемого разными методикам и очень редко дает совершенно тождественную характеристику типологических свойств. Так, например, по данным Л.Е. Хозак (1933), при образовании условных положительных рефлексов и тормозов на ориентировочном, пищевом и оборонительном подкреплениях один и тот же испытуемый может быть отнесен к различным типам условно-рефлекторной деятельности. Чем это объясняется?

Скорость замыкания образующейся нервной связи зависит при прочих равных условиях от доминанты безусловной реакции, служащей подкреплением. На существенные свойства доминанты различных безусловных реакций у одного и того же испытуемого различны. Так, например, у одного и того же испытуемого различна интенсивность ориентировочных, пищевых и защитно-оборонительных рефлексов. Эти различия в свою очередь могут иметь разное происхождение – конституциональное или приобретенное. Как известно, слабый тип характеризуйся особой интенсивностью защитно-оборонительного и ориентировочного рефлексов. С другой стороны, возможно образование доминанты оборонительного безусловного рефлекса благодаря перенесенным травмам или условиям воспитания (С.Н. Выржиковский и Ф.П. Майоров, 1933; Л.О. Зевальд, 1938). В силу всех этих причин, если мы пользуемся различными подкреплениями у одного и того же испытуемого, то получаем различную скорость образования как положительных, так и тормозных условных рефлексов.

Так, например, у животного слабого типа или перенесшего электрошок при типологических испытаниях на электрокожном подкреплении появится совершенно иная скорость образования положительных и тормозных условных связей, чем при испытаниях на пищевом подкреплении. Отсюда будет различной и характеристика основных типологических свойств.

Если мы применяем различные внешние показатели при одном и том же подкреплении у одних и тех же испытуемых, то точно так же можем получить различную характеристику основных типологических свойств. Так, например, при переделке условных рефлексов у некоторых собак переделка в дыхательном и сердечном компонентах опережает переделку в слюнном компоненте (Е.Ф. Мелихова, 1953). При образовании условного рефлекса между респираторным и слюнным компонентами условного рефлекса могут образоваться реципрокные отношения. Поэтому возбуждение двигательной условной реакции может соответствовать торможению слюнной, и наоборот. Естественно, что если бы в таких случаях мы воспользовались каждой такой реакцией порознь для оценки типологических свойств, то получили бы различную их характеристику.

Из всего сказанного вытекают некоторые существенные методические принципы исследования общих типов высшей нервной деятельности. Применяя при испытаниях общего типа нервной системы какое-либо одно подкрепление или один внешний показатель условно-рефлекторного акта, мы получаем лишь частную характеристику физиологических свойств определенной функциональной системы. Между тем общий тип представляет собой целостную характеристику конституционального типа нервной системы. Конечно, в частной функциональной системе отражаются также и свойства нервной системы в целом. Но для того, чтобы установить, в чем и в какой степени в динамике одного компонента условно-рефлекторной деятельности отражаются свойства целого, необходимо сопоставление различных компонентов.

Так, например, из упомянутой работы Е.Ф. Мелиховой видно, что параллелизм или, наоборот, диссоциация дыхательного и сердечного компонентов, с одной стороны, и двигательного компонента, с другой, служит указанием на какие-то типологические различия между животными. Поэтому один из важнейших методических принципов при испытании общего типа высшей нервной деятельности заключается в сопоставлении результатов, полученных при различных внешних показателях и различных подкреплениях. Первая часть этого принципа отражена в методике полиэффекторов, предложенной и успешно применявшейся В.Н. Мясищевым (1925) на людях и П.К. Анохиным (1932) на животных. Необходимо только иметь в виду, что в методике полиэффекторов применяется одновременная регистрация реакций различных эффекторов на одном и том же подкреплении. Между тем для типологического исследования не меньшее значение имеет разновременная регистрация разных реакций на различном подкреплении.

Рассмотренные до сих пор методические принципы исследования общего типа высшей нервной деятельности имеют одинаковое значение при изучении и животных, и людей. Но при исследовании общих типов нервной системы у людей возникают специфические требования. «Чрезвычайная добавка» к нервной системе животных – вторая сигнальная система – дает о себе знать во всех областях условно-рефлекторной деятельности человека. Ее влияние проявляется прежде всего в том, что не существует таких двигательных или вегетативных условных рефлексов, которые были бы независимы от речи.

В высшей нервной деятельности человека слово выступает как специфическое подкрепление условного раздражителя предварительной инструкцией или речевым приказом. Специфичность этого подкрепления заключается в том, что реакция в ответ на инструкцию или речевой приказ – не безусловная, а условная реакция, очень рано образовавшаяся в онтогенезе. Таким образом, если условный раздражитель подкреплен инструкцией или речевым приказом, то это значит, что условный раздражитель подкрепляется условной же реакцией, но только очень прочной и рано сложившейся в онтогенезе. Поэтому Г.А. Иванов-Смоленский (1952) называл нервные связи с участием речевого подкрепления условно-условными связями. Такие условно-условные связи отличаются целым рядом специфических признаков от условно-безусловных связей в высшей нервной деятельности животных. Они гораздо лабильнее: быстрее образуются и быстрее угасают и т. п., имеют гораздо меньший латентный период.

Все эти различия хорошо обнаруживаются, когда мы сравниваем так называемые непроизвольные и произвольные условные реакции, то есть образованные на речевом и на безусловном подкреплении (Hilden, 1937; Hilgard and Humphreys, 1938; Kleine and Kohler, 1934; Montpellier et Cole, 1939; Peak, 1933; Yakorzynski, 1937 и др.). Различия эти имеют существенное значение для определения критерия трудности экспериментальных задач при испытании общего типа нервной системы человека. Для того, чтобы обнаружить в эксперименте какое-либо индивидуальное свойство общего типа нервной системы, необходимо применить такие задачи, которые требовали бы Достаточного напряжения испытываемого свойства. Если экспериментальная задача очень легкая, то индивидуальные различия по испытываемому свойству не обнаруживаются. Но так как условно-рефлекторные связи на речевом подкреплении отличаются значительно большей лабильностью, то и степень трудности экспериментальных задач при их испытании должна быть значительно выше, чем в соответствующих исследованиях на животных. При этом остается еще совершенно неизвестным, насколько должна быть увеличена эта степень трудности и в каком именно звене – афферентном или эфферентном. Следует ли усложнить предъявляемые раздражители или требуемые ответные реакции, или то и другое. Эти критерии трудности экспериментальных задач при испытании каждого типологического свойства должны быть установлены в экспериментальном исследовании. При этом, по-видимому, характер и степень необходимой трудности экспериментального задания различны также и в зависимости от применяемого внешнего показателя. Один из наиболее целесообразных путей при этом как раз и заключается в сопоставлении физиологического и психологического исследований. Если при таком сопоставлении мы находим, что между результатами физиологических испытаний типологических свойств и результатами психологическогЪ испытания индивидуальных психических особенностей имеется высокая и надежная корреляция, то это и служит надежным признаком достаточной трудности экспериментальных задач типологического исследования. Так, например, И.М. Палей (1958) работал по методике кожно-гальванического показателя для определения силы тормозного процесса, применяя обычный критерий – скорость дифференцировочного торможения. При этом различия в дифференцируемых раздражителях были столь же велики, как и при испытаниях животных.

Правомерно ли применять такую легкую дифференцировку, доступную даже для животных, как критерий силы внутреннего торможения у человека? Так как в опытах И.М. Палея обнаружилась высокая корреляция между физиологическими испытаниями и самыми разнообразными испытаниями сдерживания, то примененный критерий был вполне правомерен. Объясняется это тем, что трудность дифференцировки отнюдь не тождественна с трудностью сенсорного различения (Б.М. Теплов и М.Н. Борисова, 1957).

В связи с этим находится также вопрос о возможности применения психологических методик для испытания типологических свойств.

Психологические методики исследования индивидуальных психических особенностей часто очень мало отличаются от типологических исследований на человеке. Как в тех, так и в других применяется предварительная инструкция. В ряде случаев в многочисленных исследованиях по этим методикам получены очень четкие и надежные различия индивидуальных особенностей воли, внимания, эмоций (например, тест Бурдо-На, методика Ach и т. д.). Таким образом, в психологическом исследовании степень трудности этих экспериментальных задач не требует предварительной проверки. Возможно ли применить их также и в физиологическом испытании типологических свойств, тем более что, как говорилось выше, внешние показатели физиологического и психологического исследований могут быть совершенно одинаковы? Если бы при сопоставлении физиологического испытания типологических свойств по какой-либо обычно применяемой для этого методике и результатов психологической методики мы нашли полную взаимно однозначную связь, то, разумеется, это означало бы, что методика, применявшаяся нами ранее для психологического испытания, может быть с полным правом применена для чисто физиологического исследования. Однако вместе с тем это обозначало бы также и то, что такая методика совершенно неправомерно применялась для психологического исследования. Наличие взаимно однозначной связи говорит о том, что полученные факты полностью объясняются чисто физиологическими закономерностями и не требуют никакого иного объяснения.

Влияние речи на высшую нервную деятельность проявляется не только в том случае, когда инструкция или приказ произносится экспериментатором. Даже тогда, когда экспериментатор никакой инструкции не произносит, испытуемый в зависимости от своего понимания опыта, отношения к опыту и мотивов всегда мысленно, про себя подразумевает какую-то инструкцию. Так, например, если подкреплением (как в методике А.Г. Иванова-Смоленского) служит конфета, выбрасываемая из особого аппарата, у испытуемого ребенка возникает вопрос: можно или нельзя ее взять и съесть? Ответ, который дает себе испытуемый на эти вопросы, и есть скрытая инструкция. Скрытая инструкция физиологически выступает как двигательно-речевые раздражители речи про себя. Эти скрытые речедвига-тельные реакции играют роль специфического подкрепления. Благодаря этому то, что иногда принимают за безусловную реакцию у человека (например, при электрокожном подкреплении), может быть вместе с тем условной реакцией на подразумеваемую инструкцию. Испытуемый полагает, что он должен отдергивать руку на ток. Точно так же то, что принимают за условную реакцию на применяемое в опыте подкрепление (например, при подкреплении речевым приказом), в действительности может быть условной реакцией на подразумеваемое подкрепление. Испытуемый полагает, что, получив сигнал, он должен, не дожидаясь приказа, нажимать на ключ (B.C. Мерлин, 1953). В наибольшей степени влияние скрытой инструкции, подразумеваемой испытуемым, проявляется тогда, когда мы пользуемся двигательной методикой, так как любое сокращение скелетных мускулов может стать в той или иной степени произвольным. Каков основной путь преодоления этих трудностей? Он заключается, во-первых, в том, чтобы по возможности исключить скрытую, подразумеваемую инструкцию. Если в опытах над человеком мы пользуемся только безусловным подкреплением или подкреплением речевым приказом, экспериментальный контроль условно-рефлекторной деятельности становится совершенно невозможным, так как мы не знаем, каким именно раздражителем была вызвана данная реакция. Только в том случае, когда мы применяем вместе с сочетаниями условного раздражителя и подкрепления или вместо них предварительную инструкцию, такой экспериментальный контроль становится возможным. Чем точнее и однозначнее предварительная инструкция, тем надежнее осуществляется экспериментальный контроль подкрепления.

Другой путь заключается в том, чтобы, применяя двигательную методику, пользоваться в качестве показателя типологических свойств таким признаком двигательной реакции, который в наименьшей степени зависит от влияния второй сигнальной системы, то есть в наименьшей степени произволен. Таким признаком может быть, например, латентное время двигательной реакции. В некоторые работах этот признак успешно применялся как показатель последовательного торможения (Н.С. Лейтес, 1956) и степени подвижности нервных процессов (К.М. Гуревич, 1959).

Влияние второй сигнальной системы, однако, проявляется не только в двигательных (произвольных) реакциях но и в вегетативных (непроизвольных). Здесь оно выступает не в виде скрытой, подразумеваемой инструкции или самоприказа, а в виде речедвигательных реакций речи про себя у испытуемого. Применяемые в эксперименте условные и безусловные раздражители испытуемый может называть про себя, сопоставлять, размышлять о них, и все это сопровождается речью про себя. В одной нашей работе было показано, что такого рода речь про себя участвует в виде двигательно-речевых подкреплений при образовании условной кожно-гальванической реакции (B.C. Мерлин, 1954). Благодаря вмешательству такого не контролируемого экспериментатором подкрепления внешнее торможение превращается в условное торможение, все виды внутреннего торможения крайне неустойчивы. В работе М.И. Лисиной (1957) было показано влияние таких скрытых речедвигательных реакций на сосудодвигательные реакции.

Для того, чтобы преодолеть все эти трудности, возможны два пути. Во-первых, можно сделать эти скрытые речедвига-тельные реакции постоянными по качеству и интенсивности, например требуя от испытуемого все время повторять про себя одно и то же слово. Тем самым мы уравниваем влияние этих реакций на условнорефлекторные процессы при различных экспериментальных условиях. Такой прием мы и применяли в одной экспериментальной работе (В.С. Мерлин, 1954). Во-вторых, необходимо тщательно контролировать участие речедвигательных раздражителей речи про себя. Такой контроль становится возможным потому, что эти реакции всегда сопровождают ориентировочную деятельность. Поэтому если мы устанавливаем надежные объективные критерии ориентировочного характера вегетативных реакций, то тем самым мы в состоянии каждый раз установить, зависели они или не зависели от скрытых речедвигательных раздражителей.

Специфические методические требования к типологическим исследованиям над человеком вытекают также из своеобразия его ориентировочной деятельности. Одно из важнейших предварительных условий образования условных непосредственно-приспособительных рефлексов у животных – угашение ориентировочной реакции на условный раздражитель, то есть превращение этого раздражителя в индифферентный. У человека это условие едва ли выполнимо. Правда, у человека первичная безусловная ориентировочная реакция, вызванная чисто внешней новизной раздражителя, может быть угашена очень быстро – по кожно-гальванической методике через 3–15 минут при повторении сигнала через каждую минуту. Но зато ориентировочная реакция у человека может быть вызвана не только внешней новизной раздражителя, а и новым вопросом, который ставит перед собой испытуемый (B.C. Мерлин, 1957). Так, например, если мы применяем два чередующихся звуковых раздражителя, у испытуемого могут возникнуть вопросы: чем они отличаются друг от друга? Какой звук выше или ниже? Что напоминают эти звуки? И т. п. В таких случаях, несмотря на то что раздражители остаются прежними, каждый раз при возникновении нового вопроса возникает вновь или усиливается ориентировочная реакция. Это вторичная, или условная, ориентировочная реакция. Естественно, что изоляция испытуемого от внешнего мира ни в какой степени не может устранить такой ориентировочной реакции. Поэтому при образовании условного непосредственно – приспособительного рефлекса у человека нужно стремиться не к тому, чтобы полностью угасить ориентировочную реакцию на условный раздражитель, что едва ли возможно, а к тому, чтобы тщательно контролировать степень ее участия. Вот почему такое важное значение в типологических исследованиях на человеке имеет выработка надежных объективных и точных критериев участия ориентировочной реакции в условно-рефлекторных процессах. В особенности это важно для вегетативных реакций.

Существенным фактором условно-рефлекторной деятельности является функциональное состояние коры больших полушарий и подкорки в целом и условного и безусловного центров в частности. Из опытов над животными известно, какое значение имеет у них состояние голода или сытости, вкусная пища, сонливое состояние, состояние течки и т. п. (К. Джурджеа, Г.С. Струнгару и Е. Думитреску, 1958; Е.М. Крепе, 1924; П.М. Ломонос, 1959; Г.И. Мгедлишвили, 1954; Н.П. Муравьева, 1954).

Функциональное состояние коры и отдельных ее участков в свою очередь может быть безусловным (например, при голодании, течке) и условным, вызванным экспериментальной обстановкой или отдельным условным раздражителем (например, в исследованиях П.С. Купалова (1956). У человека влияние условного функционального состояния нервной системы на условно-рефлекторную деятельность гораздо сильнее и многостороннее, чем у животных. У человека такое состояние в наибольшей степени связано с мотивами деятельности и отношениями личности. Так, например, значительное понижение тонуса коры, а часто даже сноподобное состояние испытуемого в условно-рефлекторном эксперименте очень легко возникает из-за однообразия обстановки или однообразия применяемых раздражителей, из-за бездеятельности, пассивности. В таком сно-подобном состоянии быстро происходит угасание условных рефлексов даже при постоянном их подкреплении, наблюдаются фазовые изменения условно-рефлекторной деятельности. У одного и того же испытуемого при различном функциональном состоянии нервной системы, связанном с разными мотивами деятельности, условно-рефлекторные процессы протекают совершенно различно (B.C. Мерлин, 1960, 1961). В одних случаях, например, условный рефлекс или дифференцировка вовсе не вырабатывается, в других – возникает после 5–6 повторений. Отсюда вытекает, что точная оценка типологических свойств испытуемого возможна только тогда, когда мы тщательно экспериментально контролируем функциональное состояние нервной системы, используя для этого наиболее глубокие и активные мотивы деятельности. При этом проявления одних типологических свойств извращаются или маскируются при наличии активных положительных мотивов, например, интереса; в таких случаях задача экспериментатора заключается в том, чтобы устранить эти мотивы. Проявления других типологических свойств не извращаются и не маскируются при наличии активных положительных мотивов; в таких случаях задача экспериментатора заключается в том, чтобы в наибольшей степени стимулировать эти мотивы. Так, например, в инструкции в зависимости от индивидуальных особенностей мы стимулируем честолюбие испытуемого, требуя побить рекорд в точности движения, или добросовестность, подчеркивая значение опыта, или любопытство и т. п.

Большое значение при этом приобретает оценка экспериментатором реакций испытуемого. Так, в одной нашей работе было установлено, что отрицательная оценка экспериментатором реакций испытуемого может вызвать настолько сильное перенапряжение нервных процессов, что возникают фазовые изменения условно-рефлекторной деятельности. При этом важно иметь в виду, что, когда реакции испытуемого подотчетны, вместо оценки их экспериментатором или вместе с ней может участвовать также самооценка испытуемого. Свои собственные реакции испытуемый может в той или иной степени оценивать как «правильные», «соответствующиеинструкции», «хорошие» или «неправильные», «нехорошие». Поэтому оценка экспериментатора может служить средством экспериментального контроля скрытого подкрепления, осуществляемого самооценкой испытуемого. По тем же причинам важнейшим фактором в типологических исследованиях над человеком является положительное отношение испытуемого к экспериментам. Лучше всего такое положительное отношение достигается в том случае, если испытание общего типа нервной системы является одним из средств лечебной или педагогической помощи испытуемому. Метод анамнеза в изучении общего типа нервной системы Этот метод заключается в оценке типологических свойств на основании наблюдений за поведением и развитием личности. В исследованиях животных анамнестическими показателями типологических свойств служат общие синтетические характеристики поведения, например преобладание в поведении защитно-оборонительных или агрессивных реакций, активность или пассивность, скорость или медленность движений и т. д. Но одни и те же внешние проявления в поведении могут зависеть не только от общего типа нервной системы, а и от сформировавшихся в онтогенезе систем условно-рефлекторных связей. Отсюда и возникает то характерное явление, которое И.П. Павлов назвал маскировкой типа. Так, например, преобладание интенсивных защитно-оборонительных реакций в поведении собаки может объясняться не слабым типом нервной системы, а тем, что собака воспитывалась в условиях строгой изоляции (как, например, в опытах С.Н. Выржиковского и Ф.П. Майорова, 1933); в таких случаях у собаки сильного типа интенсивные защитно-оборонительные реакции маскируют силу ее нервных процессов. Маскировкой нужно объяснить также тот факт, что в исследованиях последнего времени не установлено никакого соответствия между преобладанием в поведении собак агрессивных или защитно-оборонительных реакций, с одной стороны, и общим типом нервной системы, с другой (В.Н. Бурдина, В.К. Красуский и Д.А. Чебыкин, 1960; В.К. Красуский, 1955). Предположение, что в естественных условиях эти формы поведения вообще не зависят от общего типа нервной системы, кажется совершенно неправомерным. Такое предположение обозначало бы, что зависимость от общего типа нервной системы индивидуальных особенностей в скорости и прочности образования условной защитно-оборонительной реакции на электрокожном подкреплении представляет собой лишь артефакт, а не подлинную закономерность. Отсутствие такого соответствия результат того, что при наблюдении животных в естественных условиях не исключаются все те условия, которые, помимо общего типа, определяют форму поведения. Отсюда вытекает, что основная задача анамнеза – установить такие надежные объективные критерии, при помощи которых можно было бы отличить проявления в поведении типологических свойств от их маскировки внешними условиями развития. В исследованиях на людях анамнестические показатели типологических свойств имеют специфический характер. Здесь показателями служат не только внешние проявления в поведении, но и их психологическое истолкование и характеристика как определенных психических свойств – смелость или трусость, работоспособность, сосредоточенность внимания и т. п. Преимущественно такие именно психологические характеристики в типологических исследованиях на людях называют «жизненными показателями» общего типа.

В настоящее время выбор «жизненных показателей» определяется чисто теоретическими соображениями. Предполагается, например, что работоспособность или смелость – показатель силы возбуждения, внушаемость – показатель слабости возбуждения. Экспериментальной проверке путем сопоставления с лабораторными физиологическими испытаниями эти показатели не подвергались. Уже по одному этому, не говоря о других причинах, метод анамнеза, применяемый как единственный метод диагностирования типологических свойств, очень ненадежен и необъективен. Его применение вполне правомерно лишь в сопоставлении с лабораторными физиологическими испытаниями отдельных типологических свойств. Тогда в ходе самого исследования мы получаем критерии надежности и симптоматичности выбранных жизненных показателей. Однако и в этом случае необходимо учитывать некоторые специфические методические требования.

Психические свойства, применяемые как «жизненные показатели» типологических свойств, физиологически многозначны. Определенное психическое свойство зависит не от одного только физиологического свойства общего типа, а от нескольких различных. Например, сдержанность, как выяснено в нашей лаборатории (И.М. Палей, 1958), зависит не только от силы торможения, но и от силы возбуждения и уравновешенности. И наоборот, от одного физиологического свойства общего типа зависит не одно, а несколько психических свойств. Поэтому отдельный изолированный «жизненный показатель* не может быть надежным и достоверным при диагнозе какого-либо одного физиологического свойства общего типа. «Жизненные показатели» – это показатели одновременно нескольких, в некоторых случаях, быть может, всех физиологических свойств. Поэтому единственный правомерный способ применения «жизненных показателей» – это применение их как показателей общего типа нервной системы в целом, Но и в этом случае более или менее точный диагноз возможен лишь тогда, когда самые различные, многообразные «жизненные показатели» согласованно указывают на один и тот же общий тип высшей нервной деятельности.

Далее, психические свойства, употребляемые как «жизненные показатели», зависят не только от физиологических свойств общего типа, но и от целого ряда специфических психологических условий.

Главную роль среди этих условий играют мотивы деятельности и отношения личности. Но, помимо того, такие характеристики могут зависеть и от привычек, навыков, способов действия и других условий. Поэтому основная задача анамнеза типологических свойств у человека – установить надежные объективные критерии, при помощи которых можно было бы отличить влияние всех этих психологических условий от проявлений общего типа нервной системы (А.И. Ильина и И.М. Палей, 1958; А.И. Ильина, 1958).

В качестве наиболее общих критериев можно указать на следующие:

– проявления «жизненных показателей» в раннем детстве, до того как сформировались те мотивы, отношения, привычки и способы действия, которые могли бы их замаскировать. Этот критерий, однако, применим не ко всем свойствам типа, а лишь к тем, которые уже достаточно созрели в раннем детстве (см. главу V);

– проявления «жизненных показателей» в новых, непривычных условиях, в которых невозможно использование имеющихся знаний и сложившихся привычек, умений и способов действия;

- проявления одних и тех же «жизненных Показателей» в различных по содержанию ситуациях при самых разнообразных мотивах деятельности, отношениях личности, используемых знаниях, навыках и способах действия;

– проявления «жизненных показателей» при наличии таких мотивов, отношений, привычек и т. д., которые стимулируют прямо противоположные внешние проявления;

– естественно, что чем сильнее влияние на поведение всех этих условий, противодействующих общему типу, тем большее напряжение нервной системы необходимо для того, чтобы свойства общего типа тем не менее проявились. Таким образом, этот критерий можно было бы назвать также критерием наиболее трудных условий для проявлений свойств общего типа.

Анамнестические показатели существенно восполняют лабораторные испытания общего типа нервной системы. Как выше говорилось, если в лабораторных испытаниях мы пользуемся в качестве показателя определенной реакцией (кожно-гальванической, двигательной) на каком-либо специфическом подкреплении, то такой показатель характеризует свойство лишь определенной функциональной системы, а не нервной системы в целом, и поэтому имеет преимущественно аналитическое значение. Между тем анамнестические показатели представляют собой систему самых различных реакций на самых различных подкреплениях, поэтому они имеют синтетическое значение, характеризуя нервную систему в целом. Естественно, что наиболее важно применение анамнестических показателей в тех случаях, когда в лабораторных испытаниях мы пользуемся в качестве показателя одной реакцией на одном и том же подкреплении. Но анамнез имеет не только методическое значение, позволяя точнее диагностировать типологические свойства. Применяя вышеуказанные анамнестические критерии, мы вместе с тем выясняем, у каких испытуемых и какие свойства типа в большей или меньшей степени маскируются разнообразными физиологическими и психологическими условиями. Тем самым мы выясняем также специфические закономерности общего типа, которые не обнаруживаются в обычных диагностических лабораторных испытаниях.

Таким образом, анамнез типологических свойств имеет боль-, шое теоретическое значение. Поэтому применение анамнеза плодотворно не только при сопоставлении с лабораторными испытаниями по одному внешнему показателю, но и тогда, когда применяются различные внешние показатели и различные подкрепления.

Лабораторные методы изучения темперамента физиологическое исследование общих типов нервной системы и отдельных типологических свойств должно быть сопоставлено с психологическим исследованием психических свойств темперамента и свойств личности.

Какие методические требования должны быть предъявлены к такому психологическому исследованию?

1. Под свойствами темперамента мы понимаем индивидуальные психические особенности, определяющие динамику психической деятельности. Поэтому показателем психических свойств темперамента не может быть какой-либо статический момент деятельности, например конечный результат или изолированное внешнее проявление. Основными показателями свойств темперамента могут быть лишь такие существенные признаки, которые характеризуют процесс деятельности в целом, например ускорение или замедление процесса, усиление или ослабление, плавное или скачкообразное его течение и т. п. Конечно, существенными показателями динамики деятельности могут быть также и ее результаты. Например, количество ошибок при сдерживании запретного действия характеризует усиление или ослабление волевого торможения. Однако результаты деятельности становятся надежными показателями динамики деятельности только тогда, когда мы сопоставляем их на различных этапах процесса и прослеживаем, как они сложились.

2. Свойства темперамента определяют наиболее общие свойства динамики деятельности в целом. Поэтому динамика какого-либо отдельного частного процесса деятельности недостаточна для того, чтобы судить о свойствах темперамента.

Например, способность по инструкции усилить торможение запретных движений может характеризовать лишь специфическое свойство сдерживать движения, а не сдерживание как свойство темперамента. Чтобы судить о свойствах темперамента, надо сопоставить динамику различных, психологически разнородных деятельностей. Так, например, в исследовании И.М. Палея (1958) изучалось сдерживание запретных движений и сдерживание запретной направленности внимания. В исследовании Л.Б. Ермолаевой-Томиной (1959, 1960) изучалось влияние отвлекающих раздражителей на восприятие, скорость заучивания, счет в уме, умственную работоспособность. Если при таком сопоставлении динамики разнородных психических деятельностей мы наблюдаем сходные или одинаковые свойства, это один из существенных признаков того, что свойства эти – свойства темперамента.

3. Индивидуальные особенности динамики деятельности проявляются не только в том, что при одинаковых объективных условиях мы наблюдаем у разных людей различную динамику деятельности. Они проявляются также и в том, что одни и те же динамические свойства деятельности мы наблюдаем у разных людей; при разных объективных условиях. Так, например, испытуемые с инертными нервными процессами могут ускорить движение в такой же степени, как и испытуемые с подвижными нервными процессами, но лишь при гораздо большей траектории движения (Е.А. Климов, 1960). Или – инертные испытуемые могут быть так же общительны, как и подвижные, но в гораздо более узком и более привычном для них круге людей (А.И. Ильина, 1958). Поэтому один из существенных методических принципов исследования темперамента заключается в том, чтобы найти те специфические объективные условия и способы действия, при которых люди различных темпераментов достигают одинаковых результатов.

4. Свойства темперамента – это индивидуальные особенности в регуляции деятельности. Однако динамика деятельности изменяется в зависимости не только от регулирующих процессов, но и от целого ряда других психологических условий.

Среди этих условий надо выделить, прежде всего, содержание познавательной деятельности. Динамика деятельности в большой степени зависит от того, как испытуемый осознает объективные условия и требования деятельности. Так, например, скорость двигательной реакции может зависеть от узнавания предмета-раздражителя, на который надо реагировать, от точности запечатления и воспроизведения инструкции, от осмысливания задачи (на какой предмет нужно реагировать). Следовательно, при изучении темперамента необходимы надежные объективные критерии, чтобы установить, что наблюдаемые свойства динамики процесса не зависят от содержания познавательной деятельности. Наилучшим образом это достигается тогда, когда предъявляемые задания настолько элементарны, что индивидуальные различия в содержании познавательной деятельности становятся очень мало вероятны. Таковы, например, обычные опыты с простой реакцией или реакцией узнавания на элементарные раздражители, выстукивание простого ритма, ощупывание предмета и т. п.

Это условие, однако, не применимо в том случае, когда мы хотим проследить проявления темперамента в динамике какой-либо познавательной деятельности, например, в скорости ассоциативных процессов или скорости мышления. В таком случае индивидуальные различия в динамике проявятся только тогда, когда познавательная задача достаточно сложна. Вместе с тем индивидуальные различия не должны зависеть от содержания познавательной деятельности. Это возможно в той степени, в какой мы уравниваем содержание познавательной деятельности у разных испытуемых. Так, например, в исследовании Н.С. Лейтеса (1956) для наблюдения были взяты ученики-отличники различного темперамента. Во многих случаях можно было удостовериться, что содержание их знаний и степень осмысливания одинаковы. Вместе с тем они обнаружили резкие индивидуальные отличия в скорости мыслительной деятельности и ассоциативных процессов.

Динамика деятельности зависит также и от привычек, навыков и способов деятельности. Чтобы исключить влияние этого условия, предъявляемые задачи должны быть или совершенно новыми, впервые встречающимися в опыте испытуемых, или, наоборот, одинаково привычными и автоматически выполняемыми.

5. Свойства темперамента онтогенетически первичны по сравнению со всеми другими индивидуальными психическими особенностями. В лабораторном эксперименте прямых и непосредственных показателей по этому признаку мы не в состоянии получить, а можем пользоваться лишь косвенными показателями. Один из таких объективных показателей – своеобразие деятельности, совершаемой в микроинтервалах времени. Еще Н.Н. Ланге (1893), изучая своеобразие ощущений и восприятий в зависимости от времени экспозиции, установил, что при минимальном времени экспозиции проявляются наиболее элементарные и генетически первичные рецептивные акты. В новейших исследованиях это положение было подтверждено в связи с проявлениями в восприятии свойств личности. Если испытуемому в течение очень короткого времени предъявляется пятно Роршаха или двояко воспринимаемый рисунок, то в его восприятии проявляются генетически ранние тенденции, установки и потребности личности (Klein, 1956). Это положение имеет существенное значение в исследованиях темперамента. Так, например, для того чтобы наиболее отчетливо проявилась несдержанность как свойство темперамента, лучше всего, чтобы испытуемый реагировал на раздражители как можно скорее (И.М. Палей, 1955). Точно так же в таких условиях отчетливее всего проявляются обусловленные темпераментом индивидуальные различия по силе нажатия на ключ (Е.П. Ересь, 1939; А.Б. Коган, 1959) или по способности ускорить движение (Е.А. Климов, 1960). Другой косвенный показатель генетической первичности свойств темперамента – динамика выразительной деятельности. Выразительная деятельность гораздо в меньшей степени, чем продуктивная, является объектом воспитания и подвергается социально-нравственной оценке. Поэтому динамические свойства выразительной деятельности в гораздо меньшей степени, чем такие же свойства продуктивной деятельности, зависят от привычек, навыков и условий воспитания. Динамические свойства выразительной деятельности, например, темп и интонации речи, индивидуальные особенности мимики и пантомимики, позы и походки, отличаются большой устойчивостью и постоянством и обычно сохраняются на протяжении всей жизни. Поэтому лабораторные испытания динамики выразительной деятельности играют существенную роль в исследовании темперамента. С этим связано значение проективных методов в исследовании темперамента. Сущность проективных методов заключается в том, что условиями эксперимента детерминируется лишь общая форма деятельности испытуемого, конкретные же цели, задачи, содержание деятельности и способы действия не детерминируются (Frank, 1948), Например, испытуемый должен по своему желанию упорядочить бессвязный материал и придать ему какую-либо осмысленную организацию или придать смысл и образную форму бессмысленному и бесформенному чернильному пятну (метод Роршаха). Так как в таких заданиях отсутствуют определенная по содержанию задача и продуктивная цель, то испытуемый лишь выражает в деятельности свои интересы, стремления, желания и потребности. Поэтому в проективных методах выразительная сторона деятельности проявляется очень отчетливо. Экспериментальный контроль выразительной деятельности в проективных методах может быть очень хорошо осуществлен.

Однако при исследовании темперамента психологическому истолкованию подвергается не содержание деятельности испытуемого, как это имеет место в психологических исследованиях личности. Нас интересуют не скрытые желания, потребности, тенденции и установки личности, проявляющиеся в содержании деятельности, – их истолкование оставляет широкий простор для всякого рода субъективных домыслов. При изучении темперамента существенна лишь динамика изобразительной или выразительной деятельности, например, скорость, сила, длительность, устойчивость, плавность, порывистость и т. п. Динамические свойства выразительной деятельности в проективных методах могут быть установлены вполне объективно.

6. Основная проблема теории темперамента, с нашей точки зрения, как говорилось выше, – взаимная связь свойств темперамента и отношений личности. Для того чтобы разрешить этот вопрос, свойства темперамента и общий тип высшей нервной деятельности необходимо систематически сопоставлять с отношениями личности. Какими методическими принципами при этом нужно руководствоваться? Отношение личности представляет собой целостную, характерную для данного человека систему мотивов, устойчиво к постоянным образом проявляемых в определенной и типичной ситуации деятельности. Так, например, отношение к труду характеризуется совокупностью тех мотивов, которые человек обычно проявляет в ситуации производительного труда, – любовь к своей профессии, потребность в активной творческой деятельности, стремление служить своим трудом коллективу, обществу и т. д. В эксперименте мы не в состоянии строго контролировать все те мотивы, которые в совокупности характеризуют данное отношение личности, так как каждый из этих мотивов проявляется при специфических изменениях условий деятельности. Поэтому в эксперименте мы изменяем отношение личности, воздействуя преимущественно на какой-либо один мотив, но при том такой именно, в котором наиболее полно отражается отношение личности. Так, например, вызывая интерес к заданию, мы тем самым в наибольшей степени изменяем и отношение испытуемого к заданию.

В каком направлении следует изменять мотивы деятельности при исследовании темперамента? Как выше говорилось, в советской психологии существует мнение, что свойства темперамента проявляются лишь при наличии активного отношения личности (В.Н. Мясищев, 1954; С.Л. Рубинштейн, 1946). Согласно этой концепции, чем активнее отношение личности к деятельности, тем отчетливее в ней проявляются свойства темперамента. Наоборот, при отсутствии активного отношения личности свойства темперамента вообще не проявляются. Если стоять на этой точке зрения, то необходимое условие исследования темперамента – создание в эксперименте наиболее активных мотивов деятельности. Для этого необходимо, чтобы ситуация деятельности была как можно более содержательна и жизненно значима. При таком понимании в очень элементарных по содержанию лабораторных заданиях, исключающих всякое участие осмысливания и жизненного опыта, свойства темперамента не могут проявиться с достаточной точностью и надежностью. С этой точки зрения многие, если не все, методические требования, которые были выше изложены, совершенно нецелесообразны. «Они характеризуют лишь историческое прошлое психологических исследований, а не его будущее» (С.Л. Рубинштейн, 1946, стр. 660).

Совершенно иначе решается этот методический вопрос, если мы полагаем, что характер связи темперамента и отношений личности представляет собой не нечто нам вполне известное, а проблему, подлежащую разрешению. Для того чтобы разрешить эту проблему, необходимо изучать проявления темперамента при различной степени активности отношений личности: в элементарных и в очень сложных заданиях, в ситуации, требующей осмысливания и не требующей его, в жизненно значимой, интересной и жизненно незначимой, неинтересной ситуации и. т. п. При такой постановке задач исследования один из наиболее важных методических вопросов – вопрос об экспериментальных критериях степени активности мотивов деятельности. По каким объективным признакам мы в состоянии надежно судить о том, в какой степени активны затронутые экспериментом мотивы испытуемого?

Активность мотива прежде всего зависит от тех отношений личности, которые затронуты в экспериментальной ситуации. Допустим, например, что мы стимулируем в эксперименте мотив честолюбия, сообщая, что будем испытывать силу воли. Это возможно только в том случае:

1) если испытуемый вообще честолюбив, 2) если ценность своей личности он видит в силе воли, 3) если он дорожит мнением экспериментатора о силе его воли.

Другими словами, в данном случае эффективность стимулирования мотива честолюбия у испытуемого зависит от его отношения к самому себе и к экспериментатору. Все эти отношения личности определяются историей развития данной конкретной личности. Поэтому в одной и той же экспериментальной ситуации при совершенно одинаковых объективных условиях разные испытуемые могут обнаружить совершенно различную степень активности одного и того же мотива. Отношение испытуемого является чем-то наперед данным, обусловленным историей развития личности. Нам же необходимо сделать отношение личности и обусловленный им мотив деятельности заданными, то есть создаваемыми в эксперименте. В этом и заключается вся трудность экспериментирования с мотивами и отношениями личности (Allport, 1937). Трудность эта может быть преодолена в большей или меньшей степени, если мы будем исходить из марксистско-ленинского положения о социальной типичности отношений личности. Стимулируя в эксперименте активность мотива, мы должны опираться на социально типичные, общие для всех наших испытуемых отношения личности, определяемые общими условиями развития, общими моментами истории личности. Так, например, если наши испытуемые – паровозные машинисты, мы стимулируем мотив профессиональной пригодности, если это студенты или ученики – мотив умственной работоспособности, если это спортсмены – мотив спортивного честолюбия и т. п.

Чтобы опираться в эксперименте на социально типичные отношения личности, недостаточно выбрать испытуемых однородной социальной группы; необходимы специальные приемы активизации этого отношения.

Все эти условия, однако, недостаточны, чтобы с надежностью экспериментально вызвать одинаковую и определенную степень активности мотива (максимальную или оптимальную). Так, например, у людей одной и той же профессии может быть различная степень активности отношения к своей профессии или отношения к экспериментатору.

В настоящее время нам неизвестны такие экспериментальные приемы, которые позволяли бы с полной достоверностью вызывать одинаковую у всех испытуемых максимальную или оптимальную степень активности какого-либо мотива. Следовательно, задача заключается не столько в том, чтобы вызвать одинаковую определенную степень активности мотива, сколько в том, чтобы с достоверностью определить, какова была проявленная степень активности мотива.

По каким критериям это возможно определить? Один из таких критериев – уровень притязаний. В психологических исследованиях пользуются различными критериями для определения уровня притязаний. В зависимости от применяемого критерия изменяется и самое понимание психологической сущности уровня притязаний. С точки зрения степени активности мотивов, наиболее важный критерий – тот уровень достижений при преодолении трудностей, к которому стремится человек в данной задаче. В этом случае об уровне притязаний мы судим по тому, какую степень трудности следующего задания выбирает испытуемый после того, как с большим или меньшим успехом выполнил предыдущее задание. Как показывают экспериментальные исследования, одно из важнейших психологических условий уровня притязаний – степень вовлечения личности (Норре, 1926: Karsten, 1928; Lewin К., Dembo, Fesinger, Sears, 1940). Если у испытуемого отсутствует какое бы то ни было активное отношение к экспериментальному заданию, он вообще не обнаруживает никакого уровня притязаний. Другими словами, испытуемый в этом случае равнодушен к тому, какой степени трудности будет экспериментальное задание в следующий раз. Наоборот, чем активнее отношение испытуемого к экспериментальному заданию, тем более колеблется уровень его притязаний в зависимости от успеха или неуспеха. Таким образом, показателем высокой активности отношения личности является не высота уровня притязаний, а резкая его вариативность в зависимости от успеха или неуспеха.

Изменение уровня притязаний зависит не только от активного отношения испытуемого к экспериментальному заданию, но и от степени успеха или неуспеха. При одинаковом отношении к заданию у одного испытуемого уровень притязаний может резко повыситься, так как он добился в предшествующем задании очень значительного успеха. Между тем у другого испытуемого уровень притязаний очень мало изменился или вовсе не изменился, потому что его предшествующие достижения были крайне незначительны (Норре, 1926). Поэтому, если мы хотим сделать изменение уровня притязаний критерием степени активности отношения личности, нужно, чтобы степень достижений у наших испытуемых была примерно одинаковой. Это возможно осуществить при помощи фиктивной оценки результатов деятельности испытуемого. В этом случае, применяя одинаково высокие оценки у всех испытуемых, мы наблюдаем у них различную вариативность уровня притязаний.

Переживание успеха или неуспеха определяется не только объективными достижениями испытуемого, но и различными нормативами социальной оценки по отношению к разным группам людей. Как показали исследования S. Escalona (1948), переживание успеха и неуспеха зависит от того, к какой группе людей относит себя испытуемый и, в соответствии с этим, какие социальные нормативы он считает для себя обязательными. Так, например, ученик, относящий себя к средним, переживает тройку как успех, а ученик, относящий себя к отличникам, переживает ту же тройку как неудачу. Поэтому в эксперименте важно не только указывать, каков процент выполнения испытуемым нормы, но и подчеркивать, что норма эта установлена для людей той же социальной группы, например, студентов-первокурсников, начинающих спортсменов и т. п. Только в этом случае вариативность уровня притязаний может быть критерием степени активности отношения личности. Имеются и другие условия уровня притязаний, которые должны быть учтены в эксперименте (Е.А. Серебрякова, 1953; М.С. Неймарк, 1961).

Другой объективный признак степени активности отношения личности – скорость психического насыщения, надоедания (Karsten, 1928). Чем активнее отношение личности к экспериментальному заданию, тем медленнее оно ему надоедает при выполнении. Для того чтобы проверить наличие или отсутствие психического насыщения, в предварительной инструкции указывают, что испытание должно быть прекращено, как только оно покажется испытуемому однообразным. Затем, когда по ходу эксперимента это возможно, испытуемого спрашивают, продолжать опыт или нет. Степень активности отношения личности проявляется также в том, как сказывается постоянно повторяющаяся неудача на психическом состоянии испытуемого. Чем активнее отношение личности, тем большее эмоциональное потрясение он испытывает при постоянно повторяющейся неудаче. Такое эмоциональное потрясение при неудачах американские авторы называют фрустрацией (Rosenzweig, 1934). О фрустрации во время эксперимента мы можем судить как по двигательным внешним проявлениям, так и на основании словесного отчета.

Наконец, последним, наименее надежным, показателем активности отношения испытуемого к экспериментальному заданию может быть словесный отчет о степени проявленного интереса, внимания.

Применяя все эти критерии, мы можем в зависимости от задачи сопоставлять проявление темперамента в данных экспериментальных условиях или у тех испытуемых, которые обнаружили одинаковую степень активности отношений личности, или, наоборот, у тех, которые обнаружили различную степень активности.

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 333; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!