Двадцать четвертое поколение 8 страница
Шедевры иранского искусства, созданные в исламскую эпоху, будь то памятники архитектуры, живописи, каллиграфии, позолоты, инкрустации, облицовки изразцом, мозаики и т.д., посвящены, преимущественно, религиозной сфере ислама.
Автор ни в коем случае не претендует на обладание необходимой компетенцией для рассмотрение подобной темы. Объективную оценку этому вопросу должны дать компетентые в данной области лица, что потребует написания целой книги.
Для всех является очевидным, что все вышеупомянутые шедевры искусства нашли проявление при украшении мечетей, медресе, исламских святынь, экземпляров Корана и сборников молитв. Архитекторы проявляли свое искусство в исламских мечетях, гробницах, мавзолеях и медресе, так же как поступали плиточники, инкрустаторы и резчики по камню. Сокровищницы Корана, хранящиеся в различных музеях мусульманских стран, а иногда – в музеях других стран мира, демонстрируют ценность иранского искусства в сферах ислама, и поистине кипение духа исламской религии в иранском искусстве.
Иранцы создали множество произведений исламского искусства не только в Иране, но и за его пределами. В некоторых немусульманских странах, где мусульмане составляют меньшинство, таких как Индия и Китай, находится множество памятников исламского искусства, которые были созданы руками иранцев и являют собой свидетельство искренней преданности иранского народа исламу. Здесь мы удовольствуемся тем, что подчеркнем этот момент и предоставим изучение этого вопроса специалистам.
|
|
|
Одним из проявлений служения исламу иранского народа в сфере искусства и чувств является служение, которое оказали иранцы, благодаря персидскому языку. Иранские литераторы, суфии и ораторы наилучшим образом облекли истины ислама в прекрасные покровы персидского языка; они выразили истины ислама в изящных и поучительных рассказах и изложили возвышенные понятия Корана в форме прекрасных хекаятов. «Маснави» Мевляна является лучшим свидетельством этого утверждения.
Служение исламу языка фарси-дари само по себе является отдельным вопросом, требующим изучения и рассмотрения. Любой, кто возьмется за изучение этого вопроса, увидит, что этот язык на протяжении исламской эпохи длиной в почти тысячу двести лет, служил исламу в большей степени, чем что-либо иное. Любой, кто вознамерится собрать прекрасные стихи на персидском языке, посвященные Единому Богу, Корану, прославлению Пророка и его семьи, получит несколько томов, что уж говорить о стихах, излагающих истины ислама в форме газели, истории или наставления.
|
|
|
На протяжении двенадцати веков персидская поэзия и проза испытывала огромное влияние Корана и хадисов. Большинство возвышенных суфийских текстов и проповедей на персидском языке основаны на Коране или хадисах, и они прошли высший путь под влиянием Корана и сунны Пророка.
Враждебное отношение некоторых людей к языку фарси-дари, которое проявляется иногда в предложении удаления из него всех арабских слов, а иногда – в предложении изменения алфавита, вызвано тем, что этот язык является в первую очередь языком ислама и воплощением исламской культуры. Борьба с исламом невозможна без борьбы с этим языком, разумеется под видом борьбы со словами неиранского происхождения или распространенным в настоящее время алфавитом.
При рассмотрении ценного служения исламу персидского языка мы также ограничиваемся данным указанием и предоставляем подробное рассмотрение данного вопроса ученым, более компетентным в данном вопросе.
Два века молчания?!
То, что прочел дорогой читатель в третьем разделе настоящей книги – хотя это и было кратко изложено – непременно поможет ему осознать одну истину, и она заключается в том, что отклик иранского народа на ислам был необыкновенно благородным и благодарным. Этот отклик свидетельствует о естественной гармонии между духом ислама и телом иранского народа. Для Ирана и иранского народа ислам был подобен ароматной пище, ниспосланной страждущему от голода, или же чистой воде, льющейся в горло страдающему от жажды. Природа Ирана, в особенности благодаря временным, пространственным и социальным условиям Ирана доисламской эпохи, привлекла к себе данный благоухающий источник, взяла из нее силу и жизнь и посвятила свою силу и жизнь служению на его благо.
|
|
|
Как нам известно, с 41г. по 132г. хиджры, то есть, в течение около ста лет исламским миром правили Омейяды. Омейяды в большей или меньшей степени возродили принцип, устраненный исламом (принцип расового и национального превосходства); их политика, основанная на различении между арабами и другими народами (особенно, иранцами), была национально ориентированной.
Омейяды было свойственно особенное предубеждение по отношению к иранцам, которого у них не было по отношению к другим неарабским народам (например, коптам). Основная причина этого предубеждения заключалась в относительной склонности иранцев к партии Али, а в особенности, к нему самому. Краеугольным камнем политики Омейядов была ее направленность против Али, а, учитывая то, что политика сторонников Али основывалась на принципах ислама, направленных против разделения по признаку расы, национальности или сословия, и принимая во внимание то, что арабам, в особенности курайшитам, считавшим себя высшей расой, было нелегко соблюдать этот принцип, Омейяды использовали высокомерие арабов и курайшитов в пользу своей власти, направленной против партии Али.
|
|
|
По этой причине Омейяды вели борьбу против любых последователей партии Али, будь то арабы, иранцы, африканцы или индийцы. Преследования, которым подвергались со стороны Омейядов партия Али и его арабские сторонники, будучи более жестокими, многократно превышали гонения на иранцев в то время.
Начиная с 132г., когда к власти пришли Аббасиды, государственная политика резко изменилась. До правления Мутасима, когда во власть был привнесен тюркский элемент, политика Аббасидов была основана на защите иранцев и усилении иранцев в противовес арабам. Первые сто лет правления Аббасидов были для иранцев золотым веком. Некоторые иранские визири, например, Бармакиды, которые были потомками буддистов Балха, а также Фазль Ибн Сахль Зульриастин Сархаси обладали наибольшей властью после халифа.
Несмотря на то, что в первом веке правления Аббасидов Иран процветал, однако с политической точки зрения, они входили в состав исламского халифата и не обладали независимостью. Однако, спустя сто лет, то есть, начиная с эпохи правления Тахиридов в Хорасане, и в особенности, с эпохи правления Саффаридов, иранцы создали независимое государство.
Конечно, до падения династии Аббасидов эти независимые образования испытывали в то же время незримое влияние халифов из династии Аббасидов. Рассматривая халифа, как преемника Пророка, иранцы считали его в некоторой степени святым, и никогда не признали бы законной власть в Иране того правителя, у которого не было бы грамоты халифа, подтверждающей его полномочия. Когда в седьмом веке государственный аппарат Аббасидов прекратил свое существование, пришел конец и этому влиянию. После распада государства Аббасидов исламский мир, расположенный за пределами Ирана, в некоторой степени испытывал незримое влияние Османских халифов, однако в самом Иране, по причине того, что в нем получил распространение шиизм, и люди не признавали законной власть халифата, они не имели ни малейшего влияния.
Некоторые востоковеды, наиболее известным из которых является сэр Джон Малькольм, называют первые два века исламского Ирана – приблизительно с середины первого века хиджры, когда был завоеван Иран, до середины третьего века хиджры, когда в Иране было создано в большей или меньшей степени независимое государство – эпохой молчания и застоя, а иногда – эпохой рабства иранцев, объясняя это тем, что в течение этих двух столетий Иран входил в состав халифата и не обладал независимостью. Это мнение было так широко разрекламировано, что его влиянию подверглись даже некоторые иранцы.
Если мы посмотрим на положение дел с точки зрения людей, подобных Джону Малькольму, то есть, оставим без внимания простой народ Ирана, а также те грандиозные, невиданные в истории Ирана изменения в сфере культуры и других сферах, которые произошли в течение этих двух столетий и принесли простым иранцам огромную пользу, а будем рассматривать только правящее сословие, тогда мы сможем сказать, что период нахождения Ирана в составе халифата был периодом молчания и упадка.
Верно, если уделять внимание только сословию, к которому принадлежали Хаджадж Ибн Юсуф и Абу Муслим Хорасани, один из которых уничтожил сто двадцать тысяч человек, а другой – шестьсот тысяч человек, если мы, подобно арабским националистам, будем сожалеть о том, что эти шестьсот человек погибли не от руки Хаджаджа, араба по происхождению, или же, подобно иранским националистам, мы будем сожалеть о том, что на месте Хаджаджа не был Абу Муслим, чтобы от его рук погибли те сто двадцать тысяч человек, тогда мы сможем назвать те первые два столетия в Иране периодом молчания, поскольку по сравнению с другими эпохами единственный момент, о котором стоит сожалеть, заключается в том, что вместо, например, имен таких людей как Абу Муслим приводятся имена таких людей, как Хаджадж.
Однако если мы примем во внимание простой народ Ирана, то есть сыновей башмачников и гончаров, тех самых людей, в среде которых появились такие ученые, как Сибуйе, Абу Абиде, Абу Ханифа, Ноубахтиды, Шакириды и сотни других людей и родов, чьи таланты получили возможность проявиться, принять участие в свободном состязании в сфере культуры, завоевать пальму первенства, впервые в истории Ирана стать лидерами других народов в сфере литературы, науки, религии, создать вечные произведения, прославив и увековечив этим свое имя и имя своей страны, эти два столетия будут эпохой бурной и активно развивающейся научной жизни.
Именно в течение этих двух столетий иранский народ узнал всемирную идеологию, адресованную всем людям и не признающую деления по национальному или иному принзнаку; он принял истины этой религии, как истины божественные, вне времени и пространства, а язык этой религии – как международный язык ислама, не принадлежащий ни одному конкретному народу, а являющийся исключительно языком идеологии, иранский народ признал его своим и стал считать его превосходящим свой собственный язык, принадлежащий одному народу.
Поразительно! Говорят: «В течение двух этих столетий иранский народ умолк, а иранцы излагали свои мысли лишь с помощью меча».
Поистине мне не понятен смысл этих слов! Разве язык науки – не язык?! Разве язык литературы – не язык?! Разве литературный шедевр Сибуйе, который в своей области равен «Аль-Миджаста» Птолемея и «Логике» Аристотеля, которые являются уникальными произведениями в своей сфере, был создан не в эти два столетия?! Разве создание шедевра не имеет отношения к языку?!
Мне скажут: «Все, что есть, написано на арабском языке». Отвечу на это так:
Разве кто-нибудь принуждал иранцев создавать шедевры на арабском языке? Возможно ли вообще силой принудить кого-либо создать шедевр?! Возможно ли ставить в вину иранцам то, что они, узнав язык, в котором они обрели божественное чудо, и который, как они полагали, не принадлежит какому-либо одному народу, а является языком одной книги, полюбили его, укрепили его основы, а спустя два или три столетия, в течение которых слова и понятия этого языка смешивались с древним яызком иранцев создали прекрасный и изящный современный персидский язык?
Говорят:
«Язык этого народа (язык иранцев доисламского периода) был языком народа, в достаточной степени знакомого с мудростью, знаниями, культурой и литературой. Тем не менее, когда этот народ, «говорящий на ста языках», столкнулся с арабами мусульманами, «что же они услышали и что заставило их замолчать?».»
Доктор Зарринкуб, рассматривавший данный вопрос, сам дает на него следующий ответ:
«Говорят: до этого арабский язык считался языком полудикого племени, которому не были свойственны красота и возвышенность. Тем не менее, когда по всей иранской земле разнесся призыв к мусульманской молитве, пехлевийский язык не устоял перед ним и умолк. В данном случае язык иранцев был скован простотой и величием «новой вести», и этой новой вестью был Коран, заставивший чудом своих слов и глубиной смысла умолкнуть арабских поэтов. Что же удивительного в том, что эта удивительная новая весть заставила умолкнуть голоса поэтов и в Иране, поразив умы людей? Поистине, радость и пылкость, которые иранцы, принявшие ислам добровольно, обрели в новой религии, заставили их настолько забыть обо всем, что они не тратили более свое время на сочинение стихов и речей».[720]
Не существует ни малейшего свидетельства, подтверждающего, что халифы, даже из династии Омейядов, принуждали иранцев отказаться от своего родного языка, или вернее, от своих родных языков, поскольку на территории Ирана был распространен не один язык, а в каждой его области говорили на своем языке. То, что говорится по этому поводу, не основано ни на одном историческом документе и является не более, чем домыслом или игрой воображения. Красота и притягательность слов и содержания Корана, как и его учение, адресованное всему миру, стало причиной того, что все мусульмане признали этот божественный дар его наследия, и, будучи очарованы языком Корана, забыли свой собственный язык. Не только иранцы предали забвению свой родной язык, услышав божественные слова Корана; это произошло со всеми народами, принявшими ислам, и, как уже неоднократно было сказано, если бы не усилия Аббасидов, проводивших антиарабскую политику, не появился бы современный персидский язык, столь отличный от языков Ирана доисламского периода. Халифы из династии Аббасидов в наибольшей степени способствовали возрождению этого языка.
Аббасиды поощряли и поддерживали шу’убитов, которые писали книги, порицающие и осуждающие арабов. Алан Шу’уби написал книгу о недостатках арабов и их достойных порицания качествах, в то время как он занимал официальный пост при дворе Гаруна и Мамуна, по его приказу эта книга была размножена, за что он получил вознаграждение. Точно также непримиримый протвник арабов Сахль Ибн Харун Шу’уби, который писал книги, направленные против арабов, занимал главенствующее положение при дворе Харуна и Мамуна[721]. Как мы уже отмечали ранее в главе, посвященной персидскому языку, Мамун был первым правителем, который активно поощрял развитие поэзии на персидском языке.
Да, это было причиной забвения иранцами своего родного языка, и это было причиной вторичного распространения этого языка, и, разумеется, как мы опять-таки уже говорили, возрождение персидского языка отнюдь не связано с сожалением, а, напротив – с благодарностью. Каждому языку присуща особая красота и утонченность. Персидский язык, благодаря своим красоте и изяществу, а также усердию и вере иранского народа, говорящего на нем, оказал исламу весьма ценное служение.
Эдуард Браун справедливо воздерживается от пристрастной оценки, свойственной таким людям, как сэр Джон Малькольм. Он пишет:
«Существует две книги, посвященных истории Ирана, с которыми англичане знакомы в первую очередь: автором одной из них является Джон Малькольм, а другой – Климент Маркхом. В этих двух книгах эпоха преобразований, произошедших в Иране в период между арабским завоеванием этой страны в седьмом веке н.э. и появлением первой в исламскую эпоху независимой или частично независимой иранской династии (Тахиридов и Саффаридов) в девятом веке н.э. (первый и второй века хиджры) рассмотрен поверхностно и необъективно… В то время, как эта эпоха была во многих отношениях более интересной, нежели другие эпохи, и представляет собой одну из наиболее выдающихся эпох с точки зрения науки и духовности.»
Далее, упомянув Салмана Фарси, он пишет:
«Салман является единственным человеком, вошедшим в величественное и уважаемое собрание сподвижников Пророка; в среде иранского народа с первых дней появлялись также многие выдающиеся мусульманские ученые, а некоторые военнопленные, например, четверо сыновей Ширин (Ибн Ширин и трое его братьев), захваченные в плен при Джалуле, достигли впоследствии значительных высот в исламском мире. Поэтому, утверждения некоторых людей о том, что после арабского завоевания иранский народ в течение двух-трех столетий был лишен научной и духовной жизни, никоим образом не соответствует истине. Напротив, эти два-три столетия являются весьма важным и заслуживающим внимания, и более того – уникальным периодом в истории Ирана. Это эпоха изменения традиций и преобразования обычаев, мыслей и идей, но никак не эпоха застоя и упадка.»[722]
Характерной особенностью этого периода является то, что выдающиеся мусульманские деятели иранского происхождения, помимо расцвета их таланта в области науки и культуры и достижения ими признания в этих областях, достигли также высот святости в сфере религии в такой степени, что их окружали необычайным почетом другие народы, и до сих пор в мусульманских книгах, особенно, в неиранских и нешиитских книгах их имя окружено ореолом святости. Люди, живущие в наиболее отдаленных краях исламского мира, произносят их имена с огромным уважением. Эта эпоха является первоочередной с точки зрения науки и культуры, однако с точки зрения достижения святости она несомненно является для иранцев невиданной ранее и уникальной.
Если мы хотим прояснить результат этих двух столетий, мы должны окинуть взглядом иранское общество, начиная приблизительно с третьего десятилетия первого века хиджры, когда Иран был завоеван мусульманами приблизительно до второго десятилетия третьего века хиджры, когда Тахириды и Саффариды обрели частичную независимость, и даже приблизительно до шестидесятых годов третьего века, когда Саффариды обрели независимость.
Разумеется, не следует забывать о том, что в начале эпохи Саффаридов, Саманидов и в другие эпохи многие иранские ученые, проявлявшие свои таланты, жили не в Иране и не в сфере власти Ирана, большинство из них жило в Ираке, иногда – в Аравии или других странах.
Оставим Салмана Фарси, который удостоился чести беседовать с Великим Пророком и удостоился называться сподвижником Пророка, который в глазах шиитов является величайшим из сподвижников Пророка и повелителя правоверных Али, а в глазах других мусульман является великим мусульманином, а его прославленное имя сверкает на стене Мечети Пророка.
Оставим этого великого человека. Рассмотрим других прославленных иранцев. И поскольку нашими оппонентами являются люди, которые говорят с нами с позиции национальных иранских чувств, мы пока что оставим в стороне свои чувства шиита, и даже мусульманина и рассмотрим данный вопрос только с точки зрения национальной гордости. Мы хотим кратко рассмотреть возможности и подвиги, которые предоставили в распоряжение Ирана и иранского народа эти два столетия.
В течение этих двух столетий иранцы, благодаря лидирующим позициям в области чтения Корана, толкования Корана, науки хадисов или исламского права достигли положения лидерства и святости для других народов. В настоящее время около пятисот пятидесяти миллионов мусульман (нешиитов) окружают их почетом, как религиохных лидеров. К ним относятся Нафи, Асим, Ибн Касир, Мухаммад Ибн Исмаил Бухари, Муслим Ибн Хаджадж Нишапури, Тавус Ибн Кисан, Рабия Ар-Рай, Амаш, Абу Ханифа, Лейс Ибн Сад.
Лейс Ибн Сад является тем самым иранцем, который стал муфтием Египта, а когда он совершал паломничество в Мекку, поводья его верблюда считал за честь держать Сафиан Сури (один из наиболее выдающихся правоведов, который был арабом из племени аднани).
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 242; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!