ПЕРВАЯ «ОТТЕПЕЛЬ» И НОВЫЕ «ЗАМОРОЗКИ» 2 страница



Женева была вполне подходящим местом для мирной конферен­ции. До Второй мировой войны здесь заседала Лига Наций, и го­род как будто был наполнен духом компромисса и миролюбивых намерений. Однако не у всех участников конференции 1954 г. Же­нева ассоциировалась только с позитивным опытом. У многих в Соединенных Штатах этот город был связан с довоенной политикой умиротворения Гитлера. А советские руководители не могли забыть крах своих усилий по созданию системы коллективной безопасно­сти и последующего исключения их страны из Лиги Наций. Поэто­му неудивительно, что и Даллес и Молотов приехали в Женеву с твердым намерение избежать повторения негативного опыта.

Первые делегации стали съезжаться в Женеву 24 апреля. Однако наибольший фурор среди многочисленных журналистов, фоторепор­теров и просто зевак вызвал приезд многочисленной китайской де­легации. Почти все в женевском аэропорту стремились увидеть ле­гендарную и загадочную фигуру Чжоу Эньлая, правую руку знаме­нитого Мао Цзэдуна19. Приезд Молотова тоже вызывал интерес западной публики, хотя и не такой сильный, как в случае с китай­цами. В результате на долю госсекретаря США Даллеса, прибывше­го в этот же день вечером, выпали лишь отголоски той сенсации, которую вызвал приезд в Женеву делегаций социалистических стран.

Женевская конференция началась 26 апреля с обсуждения корей­ского вопроса. Этот вопрос не был главным объектом внимания пяти великих держав, участвовавших в совещании, хотя он и зани­мал важное место в повестке дня. Как признался Молотов министру иностранных дел Великобритании Антони Идену уже после оконча­ния конференции, «по корейскому вопрoсу он с самого начала не рассчитывал на многое»20. Западные коллеги советского министра иностранных дел, по-видимому, разделяли это мнение, особенно французы, чьей основной заботой была не Корея, а Индокитай.

Главной проблемой, решить которую необходимо было еще до начала обсуждения индокитайского вопроса, являлся состав участ­ников этого обсуждения. Задолго до начала Женевской конферен­ции Москва ясно дала понять, что без участия делегации ДРВ до­биться успеха в Женеве будет невозможно21. Под давлением совет­ской стороны западные державы вынуждены были согласиться на приглашение в Женеву представителей Вьетмина. Тем более что для Даллеса вопрос о том, приглашать или не приглашать посланцев Хо Ши Мина, не имел уже принципиального значения после того, как он был вынужден дать согласие на приглашение в Женеву пред­ставителей Мао Цзэдуна. Так же успешно для СССР был разрешен и вопрос о председателе на заседаниях, посвященных Индокитаю. По предложению Молотова22, было решено, что председательствовать на этих заседаниях будут по очереди главы делегаций Советского Союза и Великобритании.

Между тем ситуация на фронтах войны в Индокитае становилась все более и более напряженной и безвыходной для французов. На­чиная с 30 марта 1954 г., отряды Вьетмина под командованием ге­нерала Во Нгуен Зиапа вели непрерывную осаду крепости Дьенбьен-фу на северо-западе Вьетнама, с обороной которой французское командование связывало исход всей войны. Скоро территория, кон­тролируемая французскими войсками, под напором осаждавших со­кратилась до площади диаметром чуть более одного километра. С захватом противником северной части аэропорта снабжение осаж­денных стало почти невозможным. Агония крепости началась 1 мая, когда части Вьетнамской народной армии начали последний ее штурм. На 6 мая пришелся самый жестокий бой между осажденны­ми и осаждавшими, при массированном артиллерийском обстреле крепости. На следующий день гарнизон крепости капитулировал. Новость об этом достигла Женевы 8 мая, где участники конферен­ции по Индокитаю собрались на свое первое заседание. Для деле­гаций коммунистических стран это было «буквально чудом», по сло­вам Н. С. Хрущева23, так как падение Дьенбьенфу радикально ме­няло обстановку переговоров. Хотя для французов исход сражения и не был военной катастрофой, однако он имел огромное психоло­гическое влияние на общественное мнение Франции. Кроме того, падение крепости еще раз продемонстрировало бесперспективность усилий Парижа добиться победы в Индокитае военным путем.

Однако исход битвы при Дьенбьенфу дорого обошелся не толь­ко французам. Силы Вьетмина тоже были истощены продолжитель­ной осадой и штурмом крепости. Еще во время советско-китайско-вьетнамских переговоров в начале апреля в Москве Хо Ши Мин дал понять, что для осады Дьенбьенфу были мобилизованы все силы, и ДРВ не сможет выдержать другой операции подобного масштаба. Вьетнамский лидер даже рассматривал возможность отступления к китайской границе в случае провала операции24. Но и после победы под Дьенбьенфу необходимость передышки для Вьетмина не стала менее насущной. На встрече советских, китайских и вьетнамских военных экспертов на Женевской конференции 19 мая вьетнамский представитель Ха Ван Лау подтвердил, что «в настоящее время ДРВ заинтересована в прекращении военных действий, исходя, во-пер­вых, из политики правительства установить мир, во-вторых, необхо­дима передышка армии и стране, необходимо использовать нынеш­нее благоприятное политическое и военное положение ДРВ для за­ключения выгодного соглашения по урегулированию индокитайского вопроса»25.

Москва поспешила использовать ситуацию, когда обе враждую­щие стороны были истощены и желали мира. В этом советская де­легация могла рассчитывать на помощь англичан, которые, как и русские, были заинтересованы в успехе конференции и также рас­сматривали раздел Вьетнама на две части как одно из наиболее оп тимальных решений индокитайского вопроса26. Однако советские дипломаты не торопились сразу раскрывать все свои карты; они были готовы к долгим переговорам, инициатива в которых, соглас­но утвержденному в Москве сценарию, должна быть предоставлена китайским и вьетнамским делегатам, что позволяло советским пред­ставителям играть роль арбитров27. Поэтому не случайно Молотов выступил с обращением к участникам конференции только после того, как Чжоу Эньлай и Фам Ван Донг сделали свои заявления.

Вообще, в первые же дни работы конференции по Индокитаю была выработана некая схема действий советской делегации в Же­неве. Во время своих публичных выступлений на пленарных и, на­чиная с 17 мая, закрытых заседаниях Молотов и его заместители последовательно поддерживали делегацию Вьетмина, которая выдви­гала свои максимальные требования по основным вопросам урегу­лирования конфликта. Они сочетали это выражение поддержки с гневными обвинениями в адрес западных держав в связи с их агрес­сивными замыслами в отношении Индокитая и отсутствием у них склонности к компромиссу. В то же время советские дипломаты формулировали собственные предложения, которые, будучи близки к требованиям делегации ДРВ, тем не менее учитывали и интересы Запада, таким образом создавая основу для компромиссов. Во вре­мя же частных встреч с представителями делегаций Великобритании, Франции и США Молотов и его подчиненные разъясняли советс­кие предложения, отстаивая их приемлемость для сторон, а также зондировали позиции западных держав по различным вопросам. Однако роль посредника министр иностранных дел СССР оставлял своему китайскому коллеге, тем самым преследуя две цели: утверж­дение образа коммунистического Китая как миролюбивой страны, склонной к дипломатическому урегулированию международных про­блем, что было не так легко после участия китайских добровольцев в войне в Корее, и обеспечение себе свободы действий в случае ту­пика на переговорах.

Было бы преувеличением говорить об отсутствии разногласий между делегациями СССР, КНР и ДРВ на конференции. Но подоб­ные разногласия, если они и возникали, устранялись в ходе консуль­таций на различных уровнях. По предложению Молотова, например, помимо встреч дипломатов трех стран, были организованы совеща­ния военных экспертов, во время которых происходило согласова­ние вопросов, относящихся к перемирию в Индокитае и урегулиро­ванию вопросов военного характера.

Подобная тактика советских представителей принесла свои пло­ды. Уже на первом этапе работы конференции были согласованы такие вопросы, как эвакуация раненых из Дьенбьенфу, раздельное обсуждение политических и военных проблем, начало переговоров между представителями штабов воюющих сторон. Решение этих воп­росов было представлено советской прессой как «первый успех на пути восстановления мира в Индокитае»28. Кроме того, на протяже­нии всего периода Молотов во время частных бесед с западными дипломатами играл роль объективного и незаинтересованного пере говорщика, который стремится как можно быстрее найти решение второстепенных вопросов, с тем чтобы приступить к обсуждению проблем принципиального характера. У. Беделл Смит, который воз­главил американскую делегацию после отъезда из Женевы Даллеса, оценивая результаты одной из таких встреч с Молотовым, отмечал, что советский министр иностранных дел «как будто смотрит на об­щую ситуацию через увеличительное стекло и анализирует ее разно­образные аспекты»29.

Однако ситуация изменилась в начале июля, после поездки Мо­лотова в Москву на несколько дней. Его позиция стала более жест­кой и бескомпромиссной при обсуждении вопросов, имеющих от­ношение к международной комиссии по контролю за соблюдением мира в Индокитае и порядку дальнейшей работы конференции. Было ли это связано с новыми инструкциями, полученными Моло­товым в Кремле, или с продолжением ранее одобренной тактичес­кой линии, направленной на получение новых уступок со стороны Запада? Без соответствующих документов из российских архивов ответить на этот вопрос определенно пока нельзя. Однако, если су­дить исходя из последующих событий, представляется более вероят­ным последний вариант. Иначе трудно объяснить, почему букваль­но накануне своего жесткого и бескомпромиссного выступления 8 июня глава советской делегации, встречаясь с Бидо, а затем со Смитом,, говорил о необходимости достижения соглашения и о своей решимости продолжать поиск эффективных мер в этом направле­нии30.

В то же время, возможно, что демарш Молотова 8 июня был маневром с целью отвлечь внимание от другого важного события, имевшего место в это же время. 10 июня четыре военных эксперта — два из французской делегации, полковник М. де Бребиссон и ге­нерал А. Дельтей, и два из делегации ДРВ, Ха Ван Лау и Та Кванг Быу, встретились тайно под покровом ночи на небольшой вилле в предместье Женевы. На этой встрече вьетнамцы открыто потребо­вали у французов отдать северную часть Вьетнама, которая перей­дет под юрисдикцию ДРВ. На вопрос явно удивленных французов, означает ли это, что посланцы Хо Ши Мина согласны на раздел страны, Быу признал, что это явится лишь временным разделом, который будет преодолен после общевьетнамских выборов31. Это был существенный шаг вперед по сравнению с позицией, которую зани­мал Фам Ван Донг, когда он согласился на отвод сил воюющих сто­рон в зоны, определенные конференцией.

Советские и китайские делегаты были прекрасно осведомлены о тайной встрече в пригороде Женевы и о существе сделанных там предложений. Проблема перегруппировки сил была предметом об­суждения на встречах военных экспертов трех делегаций еще в мае. Именно тогда вьетнамский представитель Ха Ван Лау заявил своим коллегам из Москвы и Пекина, что наиболее прочные позиции Вьетмин занимает на севере страны. В соответствии с этим Лау из­ложил три варианта плана зон перегруппировки войск, выступив однако против раздела страны на две части32. Было очевидно, что подобный вариант не устраивал ни Советский Союз, ни Китай. Китайцы, с молчаливого согласия советских представителей, наста­ивали на разделе Вьетнама по 14, 15 или 16-й параллели33. Явно ус­тупая давлению своих союзников, к 10 июня вьетнамцы все-таки пришли к решению предложить французам поделить страну, оставив за собой северную ее часть. Сценарий тайной франко-вьетнамской встречи обсуждался на заседании военных экспертов буквально нака­нуне с участием главы делегации ДРВ Фам Ван Донга. Представите­ли советского Министерства обороны в делегации СССР, Ф. А. Феден-ко и Н. П. Цыгичко, предложили вьетнамцам на встрече с францу­зами «предъявить карту обстановки» и сделать свое предложение о разграничении зон. «Со всей ясностью, — говорили они, — надо по­ставить вопрос об освобождении дельты р. Красная, мотивируя это тем, что дельта экономически и политически связана со всей осталь­ной территорией Северного Вьетнама и что ее нельзя отрывать и ис­кусственно изолировать от этой территории»34. Так все и произошло, а на следующий день вьетнамские делегаты подробно информиро­вали своих советских и китайских коллег о результатах встречи. В свете этих событий жесткое выступление Молотова на конферен­ции 8 июня, поддержанное на следующий день Чжоу Эньлаем, та­ким образом, следует рассматривать и как дымовую завесу для тай­ных переговоров между французами и Вьетмином, и как давление на западных участников конференции и их союзников, с тем чтобы они оценили все значение уступок, сделанных ДРВ.

На самом деле тупик, возникший на конференции в первой де­каде июня, был быстро преодолен в последующие дни, благодаря уступкам, сделанным в первую очередь советскими и китайскими дипломатами. 16 июня Чжоу Эньлай официально признал необхо­димость отдельного обсуждения ситуации, сложившейся в Камбод­же и Лаосе, как отличной от ситуации во Вьетнаме, и пообещал Идену, выражавшему беспокойство Запада по поводу присутствия частей ВНА на сопредельных с Вьетнамом территориях, что проблем с выводом регулярных частей Вьетмина из этих двух стран не воз­никнет35. В тот же день на закрытом заседании Молотов сделал ряд уступок по вопросу о составе международной комиссии по контро­лю за миром в Индокитае, высказав предположение о том, что она может состоять из трех членов. Эта идея впоследствии легла в ос­нову решения о создании комиссии в составе Канады, Польши и Индии, как представляющих западные страны, социалистический лагерь и движение неприсоединения.

На прогресс в ходе конференции повлиял и приход к власти во Франции нового правительства во главе с Пьером Мендес-Франсом, который был известен как давний сторонник мирного урегулирова­ния индокитайской проблемы. В качестве доказательства своей ре­шимости покончить с войной в Индокитае, Мендес-Франс обещал достичь соглашения на Женевской конференции в течение месяца после своего утверждения на посту премьер-министра, то есть не позднее 20 июля. В случае неудачи он выразил готовность уйти в отставку36.

Между тем последние недели июня и первые дни июля не при­несли результатов на переговорах в Женеве. Главы делегаций США и Великобритании покинули конференцию, доверив ведение пере­говоров своим заместителям. Вслед за ними уехал из Женевы и Молотов, который в Москве принял участие в работе Пленума ЦК КПСС, где доложил о результатах деятельности советской делегации на конференции по Индокитаю. Его оценки в докладе на пленуме отличались осторожностью. Он признал, что конференция вступила в «наиболее важную стадию» и обосновал правомерность решения индокитайской проблемы путем раздела Вьетнама на две зоны. По словам Молотова, такое решение «устраняло бы многочисленные по­воды для взаимных столкновений» воинских частей противостоящих сторон. Вместе с тем Молотов обращал внимание на «необходимость принятия такого решения, которое должно обеспечить скорейшее проведение свободных выборов во всем Вьетнаме и создание едино­го демократического правительства Вьетнама, авторитетного в глазах всего вьетнамского народа»37.

Последним из глав делегаций великих держав покинул Женеву Чжоу Эньлай. Перед отъездом домой он встретился с премьер-ми­нистром Франции, которого заверил в своем стремлении к скорей­шему урегулированию конфликта путем создания больших зон пе­регруппировки вооруженных сил противостоящих друг другу сторон. Для решения этой проблемы Чжоу Эньлай посоветовал Мендес-Франсу как можно скорее встретиться с представителями Вьетмина38. Основой для такого рода встречи были тайные переговоры в Жене­ве между военными представителями сторон. 28 июня во время оче­редного раунда Та Кванг Быу предложил провести демаркационную линию между двумя зонами несколько севернее 13-й параллели39. Такое разграничение было, конечно, неприемлемо для Парижа: Мен­дес-Франс считал наиболее целесообразным проведение разграничи­тельной линии по 18-й параллели. Таким образом, выявились под­ходы сторон в рамках проблемы раздела Вьетнама, необходимость которого уже не оспаривалась.

Москва пристально следила за происходившим в Женеве и де­монстрировала свое стремление поскорее возобновить полномас­штабные переговоры с целью прийти к соглашению до объявленного Мендес-Франсом крайнего срока. 4 июля Молотов поинтересовал­ся у британского посла У. Хейтера, когда иден намерен вернуться в Женеву. Хейтер заверил советского министра о намерении Идена возвратиться для участия в конференции, однако отказался назвать точную дату40. На следующий день Москва обратилась с подобным вопросом к Пекину, желая знать планы Чжоу Эньлая. По распоря­жению центра временный поверенный В. В. Васьков встретился с Мао Цзэдуном и сообщил тому, что ЦК КПСС считает необходи­мым использовать сложившуюся во Франции благоприятную обста­новку для разрешения индокитайского вопроса и что, поскольку Молотов намерен вернуться в Женеву 7 июля, было бы хорошо, если бы и Чжоу Эньлай вернулся туда не позднее 10-го числа. Мао отве­тил, что в настоящее время Чжоу Эньлай находится в китайской провинции Гуанси, где встречается с Хо Ши Мином и Во Нгуен Зиапом, так что в Женеву он сможет вернуться не раньше 12— 13 июля41. Вероятно, это вполне устраивало Москву, поскольку у Мо-лотова имелась возможность до этого встретиться с французским премьером и выяснить его позиции по индокитайскому вопросу.

Беседа Молотова и Мендес-Франса состоялась 10 июля в Женеве и была посвящена в основном проблеме, где проводить демаркаци­онную линию между двумя частями Вьетнама. Молотов выступил в поддержку требования своих вьетнамских друзей о разделе страны по 13-й или, на худой конец, 14-й параллели. Мендес-Франс твердо дер­жался своей позиции о проведении линии вдоль 18-й параллели42. Понятно, что это был не просто академический вопрос. От его реше­ния зависело, большую или меньшую территорию получит каждая из сторон, с вытекающими отсюда преимуществами с точки зрения стра­тегического положения, природных ресурсов и т. д.

Единственно, о чем министры смогли договориться, так это о необходимости решать основные вопросы конференции на закрытых заседаниях и во время неофициальных встреч. По словам Молото­ва, «Женевское совещание уже пережило период произнесения ре­чей» и «в настоящее время создались условия для того, чтобы пе­рейти к обсуждению более конкретных вопросов и добиться кон­кретных решений»43. По всему было видно, что глава советской делегации настроен на ведение конструктивных переговоров. Как следствие, первая встреча Молотова и Мендес-Франса положила начало периоду личных встреч, неофициальных бесед и контактов, в ходе которых решались наиболее принципиальные вопросы мира в Индокитае.

На следующий день глава французского правительства впервые за все время военных действий против Вьетмина встретился с одним из руководителей ДРВ, главой делегации Вьетмина на переговорах в Женеве Фам Ван Донгом. Эта встреча символизировала собой от­каз Франции от своей прежней политики неприятия прямых кон­тактов с противником, и представитель ДРВ сделал все возможное, чтобы подчеркнуть значение этого события. Хотя резиденция Фам Ван Донга находилась по соседству с виллой, где жил Мендес-Франс, глава делегации ДРВ приехал на встречу на черном предста­вительском лимузине «ЗИС», предоставленном вьетнамцам во вре­менное пользование Советским Союзом44. Итак, начало было поло­жено. После возвращения в Женеву 12 июля Идена и Чжоу Эньлая переговорный процесс стал быстро набирать темп. Вскоре в него включился и представитель США У. Беделл Смит, которого Даллес, после настойчивых просьб своих английских и французских коллег, согласился вновь направить на конференцию в качестве главы аме­риканской делегации45.


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 274; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!