Ким просит, Сталин отказывает. Март—сентябрь 1949 г. 11 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 81Следующая ⇒

В оправдание такой двойственной политики кремлевские руководители в своих программных выступлениях приводили исключительно классовые мотивы. Сошлемся на заявление Г. М. Маленкова на первом совещании Коминформа (сентябрь 1947 г.), где он говорил буквально следующее: «Мудрая сталинская внешняя политика советского государства как перед войной, так и в ходе войны позволила нам правильно использовать противоречия внутри лагеря империализма, и это было одним из важных условий нашей (курсив мой. — Д. Н.) победы в войне»⁸. Выделенные курсивом слова подразумевают многое: и то, что проводником политики игры на «противоречиях внутри лагеря империализма» был Сталин; и то, что он следовал неукоснительно заданной классовой внешнеполитической линии; и то, что все было сделано «правильно», т. е. против стран капиталистического мира; и то, что все делалось во имя нашей (а не об-щей с союзниками) победы в войне. Для советского руководства вторая мировая война так и не стала конфликтом, в равной мере затрагивавшим всех участников антигитлеровской коалиции. Не случайно и стремление выделить советско-германскую войну из общего хода мировой войны (как Великую Отечественную войну советского периода 1941—1945 гг.), желание максимально использовать к своей односторонней выгоде результаты войны (территориальные приобретения в нарушение Атлантической хартии). Наконец, с годами возраставшее обвинение западных союзников в том, что они пытались руками гитлеровцев — «ударным кулаком империализма» — расправиться с первым в мире социалистическим государством. В официозной истории внешней политики СССР разгром нацистской Германии называется «исторической победой социализма над империализмом», открывшей дорогу «для подъема революционной борьбы рабочего класса, невиданного размаха национально-освободительного движения и краха колониальной системы»⁹.

Советские руководители следовали типично марксистскому анализу, по логике которого советско-западные союзнические отношения не могли не иметь временного, преходящего характера, а последующее их жесткое противостояние, наоборот, было неизбежным по самой природе классово разделенного мира. В их представлении холодная война была, таким образом, не чем иным, как давно запрограммированной активной фазой неотвратимой борьбы «двух систем». В этом мало удивительного, если вспомнить, что за несколько десятилетий «мирного сосуществования» двух систем (иначе говоря — отсрочки их решительного вооруженного столкновения) марксистско-ленинская мысль так и не поднялась выше вывода о «мирном сосуществовании» как специфической формы классовой борьбы между социализмом и капитализмом в мировом масштабе¹⁰. Идеологическая несовместимость двух систем была подосновой «структурных противоречий» холодной войны. Марксистская идеология, стратегически рассматривающая мирное сосуществование временным явлением, по мнению Р. Пайпса, «сама по себе и является основным источником международной напряженности»¹¹. В свое время таковым стала разрушительная для цивилизации идеология нацизма. Разница только в том, что одна основывалась на классовом начале, другая — на расовом. Обе добивались своих необузданных целей с использованием всех мыслимых и немыслимых средств. Если, следовательно, со времени образования усилия Советского государства, вопреки провозглашенному вскоре «мирному сосуществованию», были направлены на то, чтобы максимально ослабить своего исторического оппонента — мировой капитализм, то что же говорить о периоде после Второй мировой войны, когда СССР вышел на линию открытой глобальной конфронтации с капитализмом, не столь нуждаясь, как это было до поры до времени, в прикрытии Коминтерна?!

В многозначительной формулировке Маленкова видится разгадка целей предвоенной внешней политики СССР¹², равно как и объяснение преемственности советской международной стратегии до, во время и после Второй мировой войны. Для Советского Союза другие государства, фашистские ли, буржуазно-демократические, как были,так и оставались «враждебным капиталистическим окружением». Мотив потребности во внешнем враге был присущ советскому руководству во все времена.

Соединение после гитлеровского нападения на СССР его военных усилий с усилиями Англии и несколько позже с США носило, по существу, вынужденный характер¹³. Во многих отношениях это был довольно-таки странный союз, чтобы не сказать противоестественный. Союзников, различавшихся резким несходством государственного устройства, социальных и экономических структур, поневоле объединила на время общая военно-политическая задача — покончить со все более разрастающейся агрессией германского нацизма. Противника сильного, успевшего к тому времени закабалить большую часть Европы и мечтавшего о насильственном установлении тысячелетнего мирового господства германской расы и ставшего, таким образом, опасностью для всех.

Идя на сближение с Советским Союзом, премьер-министр Англии Черчилль и президент США Рузвельт прониклись сознанием особой, по сравнению с коммунизмом, угрозы нацизма. Угрозы ближайшей, непосредственной, глобальной. Сталинский Советский Союз, несмотря на «большой террор» 1930-х гг. и военную экспансию 1939—1940 гг. против малых соседей — от Финляндии до Румынии, — представлялся им меньшим злом и к тому же, памятуя Первую мировую войну, более чем полезным военным партнером. Во всем остальном союзники по антигитлеровской коалиции были так же далеки друг от друга, как и до начала мировой войны. «Уже во время войны», говорилось в декларации, принятой на первом совещании Коминформа по вопросу о международном положении, «в определении как целей войны, так и задач послевоенного устройства» между союзниками существовали различия, которые стали «углубляться в послевоенный период»¹⁴.

Историки, плотно увязывающие происхождение холодной войны со Второй мировой и ее непосредственными последствиями, подчеркивают приоритетное значение для Советского Союза антикапиталистических целей его политики. Среди ранее неизвестных документов, не оставляющих сомнений относительно советских намерений, следует назвать текст выступления Сталина, обнаруженный в коллекции трофейных архивных материалов, вывезенных в СССР из Европы по окончании войны. Это — поразительно откровенное выступление Сталина в Политбюро 19 августа 1939 г. в преддверии заключения советско-германского пакта. «Опыт двадцати последних лет, — говорил Сталин, — показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен»¹⁵. Гитлер, таким образом, играл на руку Сталину, провоцируя общеевропейский конфликт, которым советский руководитель хотел воспользоваться. B той части Европы, до которой удалось дойти Красной Армии в Результате «сталинского натиска на Запад», Советский Союз действительно обеспечил приход к власти местным коммунистам¹⁶.

Мировая война, устранив противоречия между фашизмом и демократией, в то же время вывела на первый план международной политики противоречия между тоталитарным советским социализмом и либеральной западной демократией. Это объясняет, почему становление холодной войны произошло под воздействием и в итоге Второй мировой войны, хотя ее генезис следует отнести к периоду раскола мира на две системы.

Показательно, что история и особенно предыстория Второй мировой войны стали одним из первых объектов взаимных острых нападок бывших союзников. Обе стороны — и западная, и особенно советская — оказались весьма чувствительными к проблеме ответственности за мировую войну. Почти одновременно в январе—феврале 1948 г. вышли из печати совместный англо-франко-американский сборник документов «Нацистско-советские отношения 1939—1941 гг.», составленный из архивных материалов МИДа Германии, и советская брошюра «Фальсификаторы истории. (Историческая справка)». Из материалов этого сборника следовало, что закулисные контакты сталинского Советского Союза с нацистской Германией, завершившиеся подписанием пакта между ними и последующее советско-германское сотрудничество (от торгово-экономического до военно-политического), имели антизападную направленность (отражая сталинскую политику использования «межимпериалистических противоречий» в интересах социализма). Советская брошюра, изданная двухмиллионным тиражом (она обещала «восстановить историческую правду» после предания гласности немецких секретных документов, захваченных советскими войсками¹⁷), обвиняла в пропагандистской манере в подготовке и развязывании мировой войны правящие круги Англии, Франции и США.

Как свидетельствуют материалы архивного фонда Сталина¹⁸, советский вождь лично переписывал и дописывал брошюру, задетый за живое обвинением в потворстве Гитлеру посредством заключения с ним пакта 1939 г.

Прежде чем появиться в «Правде», которая печатала брошюру по главам, их тексты¹⁹, подготовленные в МИДе СССР под руководством А. Я. Вышинского, посылались на высочайшее одобрение в Кремль²⁰. Там Сталин вносил свою принципиальную правку, меняя многое, начиная с заглавия брошюры («Фальсификаторы истории. Историческая справка») вместо прежнего («Отпор клеветникам»), названий глав и кончая большими фрагментами текста, в первую очередь — к заключительной части последних двух глав (3-й и 4-й). В сталинской правке расставлялись жесткие оценки довоенной и предвоенной политике Запада в германском вопросе и, наоборот, полностью оправдывалась и защищалась советская внешняя политика, особенно в вопросе заключения пакта о ненападении с Германией 1939 г.

Значение этой брошюры в 80 страниц велико. Публикации на исторические темы, положения которых расходились с установками «Фальсификаторов истории», изымались из продажи, а их тиражи уничтожались. Известные специалисты по истории международных отношений Л. И. Зубок, И. М. Майский, В. И. Лан и другие подверглись гонениям за «недооценку» ими антисоветской политики США и других стран Запада до и во время мировой войны. С другой стороны, Сталинские премии получали работы, в которых США приписывалась активная, а то и ведущая роль в проведении антисоветской политики, начиная с времен иностранной интервенции после Октябрьской революции. Сталинские установки брошюры на десятилетия вперед предопределили линию СССР в холодной войне, продолжив довоенный курс его внешней политики, далекой от проявления общности интересов со странами демократического Запада.

О степени ожесточенности взаимных обвинений можно судить по выступлению на совещании Коминформа в ноябре 1949 г. М. А. Суслова, поставившего в один ряд Антикоминтерновский и Североатлантический пакты. Последний, по его словам, «прикрываясь обветшалым знаменем антикоммунизма, является программой агрессии и войны, программой удушения национальной независимости и демократических прав народов»²¹.

Не менее показательно, что антизападная кампания в советской печати началась еще до появления «Фальсификаторов истории». Главный партийный орган, журнал «Большевик», задал тон кампании по разоблачению картельных связей между германскими и американскими монополиями²². В конце 1946 г. редакция журнала, отвечая на письмо читателя, назвала предвоенную политику западных держав «решающим фактором», позволившим фашистским агрессорам собраться с силами для войны²³. Еще до окончания войны приступил к работе над нашумевшем романом «Поджигатели» Н. Шпа-нов. Роман, писал автор Сталину, был посвящен «разоблачению роли США и Англии и их разведок в развязывании второй и подготовке третьей мировых войн»²⁴.

За пропагандистской кампанией, имевшей целью возложить ответственность за развязывание Второй мировой войны на западные страны, нетрудно разглядеть конъюнктуру все более обострявшейся холодной войны. В начале января 1952 г. директор Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК партии П. Н. Поспелов представил М. А. Суслову написанные по его поручению вставки в статью «Вторая мировая война», подготовленную для 2-го издания Большой Советской Энциклопедии (БСЭ). Все они касались международных отношений предвоенного периода. В одной из них говорилось, что правители Англии и Франции «вовсе не думали» о коллективном отпоре гитлеровской агрессии, «а стремились к тому, чтобы заключить прочное соглашение с гитлеровской Германией и направить агрессию против Советского Союза и Польши». В другой вставке заключение советско-германского пакта 1939 г. оправдывалось тем, что это «опрокинуло планы провокаторов войны из лагеря западных держав», помешало созданию «единого фронта капиталистических держав» против СССР. Хотя соответствующий том БСЭ уже был подписан к печати, предложения Поспелова были приняты и вошли в окончательный текст статьи²⁵.

Участие в коалиции со странами демократического Запада практически никак не повлияло на видение перспектив мирового развития, укоренившееся в сознании Сталина, его соратников и преемников. Итоги мировой войны воспринимались ими однозначно: как еще одно подтверждение марксистско-ленинской теории о неизбежности перехода человечества к социализму (и далее к коммунизму) через империалистические войны и пролетарские революции. По убеждению сталинского руководства, итоги войны «резко изменили» соотношение сил между двумя системами в пользу социализма²⁶. В сентябре 1946 г., все еще находясь под влиянием послевоенной эйфории, Сталин выражал сомнение, что правящим кругам США и Англии удастся, если бы даже они этого захотели, создать «капиталистическое окружение» для Советского Союза²⁷. Дальнейшее мировое развитие виделось из Московского Кремля в виде перманентного усиления социализма — как закономерности эпохи, начатой в 1917 г.

Казалось, все идет по канонам марксизма-ленинизма. Живой его классик, Сталин, словами и делами как бы подтверждал избранный страной исторический путь. Итоги мировой войны, чудовищные людские потери в которой десятилетиями скрывались властями (при жизни Сталина официально называлась цифра в 7 млн, затем она возросла до 20 млн, еще позже до 27 млн жертв войны), представлялись официальной пропагандой как военно-политический триумф СССР, отбившего еще один натиск сил мирового капитализма.

Под углом классового противоборства рассматривался тот факт, что Советский Союз, единственный из великих держав, в результате войны расширил свои территории как на западе, так и на востоке. Более того, попавшие в полную зависимость от него «народно-демократические страны» восточной Европы и коммунистический Китай образовали вместе с СССР, как представлялось Сталину, «единый и мощный социалистический лагерь, противостоящий лагерю капитализма»²⁸.

На этом положении Сталина, высказанном им в ноябре 1951 г., следует остановиться подробнее. Оно последовало после его слов о том, что Вторая мировая война была порождена дальнейшим углублением «общего кризиса капитализма», выход из которого каждая из «вцепившихся друг в друга» капиталистических коалиций (тех самых, которых в разное время поддерживал Советский Союз), видела в том, чтобы «разбить противника и добиться мирового господства»²⁹. Это объясняет, почему Сталин отбросил прочь свою же характеристику Второй мировой войны как справедливую со стороны стран антигитлеровской коалиции, противопоставив образовавшийся после войны «лагерь социализма» и бывшим врагам, и бывшим союзникам. Как объясняет и то, почему в ходе войны отношения СССР и с теми и с другими основательно менялись, когда это было выгодно сталинскому Советскому Союзу. Достаточно вспомнить оценку главой Советского правительства Молотовым договора о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 г. как взаимовыгодного. По его признанию, это соглашение, с одной стороны, «устранило возможность трений в советско-германских отношениях при проведении советских мероприятий вдоль нашей западной границы», а с другой — «обеспечило Германии спокойную уверенность на Востоке»³⁰. Еще циничнее был Сталин на закрытом совещании в ЦК ВКП(б), подводившем итог войны с Финляндией. Объясняя, почему нельзя было откладывать нападение на нее в ноябре—декабре 1939 г. (под предлогом необходимости обеспечения защиты Ленинграда), он сослался на сложившуюся для СССР благоприятную международную обстановку — войну на Западе, где «три самые большие державы вцепились друг другу в горло». Когда же решать вопрос о Ленинграде, говорил Сталин, «если не в таких условиях, когда руки (капиталистических противников СССР. — Д. Н.) заняты и нам представляется благоприятная обстановка, чтобы их в этот момент ударить»³¹. Но после 22 июня 1941 г., когда нацистская Германия, с которой было налажено политико-экономическое сотрудничество (и даже военное — совместная война против Польши, в которой, по сталинскому определению, родилась советско-германская дружба, «скрепленная кровью»³²), напала на Советский Союз, западные демократические страны превратились в желанных союзников. Менялись внешнеполитические ориентиры СССР, а вместе с ними и тактика использования Советским Союзом в своих интересах «межимпериалистических противоречий».

Таким образом, сталинская оценка происхождения и характера Второй мировой войны, высказанная уже в разгар холодной войны, отнюдь не была вызвана переменами в отношениях между Востоком и Западом. Она вписывалась полностью в нужды непрекращающейся борьбы двух систем.

В послевоенных условиях никаких оснований для пересмотра своей внешнеполитической стратегии сталинское руководство не видело. Советский Союз и сам расширился территориально, и навязал странам Центральной и Восточной Европы систему имперских отношений и зависимости под флагом «социалистического лагеря»³³.

Наступление на позиции капитализма шло и других местах. В западной, капиталистической части Европы коммунисты, заслужившие доверие масс своей самоотверженной борьбой против фашизма, явно теснили классовых врагов. «Таков закон исторического развития», — комментировал Сталин рост влияния компартий в Европе в итоге войны, явно имея в виду оборотную сторону медали — ослабление сил буржуазной демократии³⁴. В Англии на парламентских выборах 1945 г. лидер консерваторов Черчилль, приведший страну к победе в тяжелейшей войне, вынужден был уступить премьерство лейбористу К. Эттли. В громадной Азии, включая многомиллионный Китай, леворадикальные силы также брали вверх над своими противниками. Начался распад мировой колониальной системы, что, согласно марксистской теории, окончательно подрывало позиции капитализма. Напрашивался однозначный вывод о плодотворности внешней политики, которую проводил Советский Союз, последовательно противопоставляя себя капиталистическому миру. Разве не стоило продолжить и развить начатое еще в 1917 г.?!

С началом холодной войны в политико-пропагандистский оборот были запущены новые определения с выраженными, как и в прошлом, глобальными целями. Помимо жесткой формулы «двух лагерей», высказанной Ждановым на совещании Коминформа 1947 г., интересам идейно-политического обоснования линии на противостояние с Западом служили и другие определения: «эпоха борьбы двух противоположных общественных систем», «эпоха социалистических и национально-освободительных революций», «эпоха крушения империализма», «торжества социализма и коммунизма во всемирном масштабе» и т. п.³⁵

Рассматривать такого рода заявления — официальные, имевшие силу партийно-государственных предписаний, — как чисто (или преимущественно) пропагандистские, предназначенные исключительно для «внутреннего пользования», некорректно. Их назначение не ограничивалось тем, чтобы закрепить в сознании советских людей образ капиталистического врага «по ту сторону баррикад». Объективно не меньшее значение имел международный резонанс подобных заявлений, реакция на них за рубежом. Учитывая громадное значение идеологического фактора в международных отношениях новейшего времени, не стоит недооценивать последствия этих заявлений. Особенно в плане воздействия на умонастроения и политику демократического Запада — ведь они вызывали ответную активную реакцию, и не только пропагандистскую.

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 254; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!