КОРРОЗИЯ КОЛЛЕКТИВНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Общество, говорил Маркс, никогда не было твердым кристаллом, застыв­шей косной массой. Это постоянно изменяющийся живой организм, в ко­тором одни отношения превращаются в другие, организм, «находящийся в постоянном процессе превращения»⁴². Процесс превращения, как и движе­ние крови в организме, должен быть непрерывным. Стоит ему остановить­ся, как в работающих органах начинается отложение солей. Это признак ста­рения или болезни. Превращенные формы — это своеобразные кристаллы. В один момент их становится очень много и они парализуют живые ткани. В обществе наступает социальный паралич.

Признак социального паралича — глубоко зашедший процесс отчуждения. Отчужденная форма, которой подчиняются социальные отношения, перево­рачивает их «таким образом, что человек именно потому, что он есть существо сознательное, превращает свою жизнедеятельность, свою сущность только

₄₂ "Учич Я. Дефицит и производство//Лит. газета. 1981. 2 дек. Маркс К. Капитал. Т. 1. С 11.

75

лишь в средство для поддержания своего существования»^. Под сущностью человека надо понимать, конечно, не просто совокупность общественных от­ношений, а такие отношения — и здесь придется прибегнуть к формуле М. Вебера, — которые, будучи приведенными к нравственному знаменателю, составляют единство с этикой убеждения и этикой ответственности. Превра­тить свою суть в средство своего существования, значит принести горнее в жертву дольнему, возвышенное — низменному. Унижая свое достоинство, человек дает администратору взятку (хотя это крайне противно ему делать) ради того, чтобы устроить в вуз свою дочь, получить квартиру, продвинуться по службе, т.е. облегчить свое существование. Сущность (этические и нрав­ственные принципы, за которые иной готов отдать жизнь) превращается в средство существования.

 Например, в социалистическую эпоху в таксомоторных парках и на ав­тотранспортных предприятиях процветали чаевые: водители давали деньги мойщику, слесарю-ремонтнику, табельщице, в складчину отчисляли процент начальнику колонны. Это свидетельствует о социальном параличе коллек­тивизма. Круговая (групповая) порука — превращенная форма коллектива, ибо по форме, т.е. по видимости, здесь вроде бы взаимовыручка, сплочен­ность, товарищеская помощь, а наделе, т.е. по содержанию, — продажность, подхалимаж, подкуп («ты — мне, я — тебе»), делячество. Но взятки и под­куп здесь вынужденная форма поведения. Благодаря им водитель может по­лучить исправную машину. В действительности это прямая обязанность технического персонала и администрации. Значит, последним выгодно специально не выполнять свои прямые обязанности, вынуждая водителей преступать закон и совесть. За выполнение своих прямых обязанностей, за что они получают заработную плату, техперсонал получает дополнительно «чаевые». Превращенная форма через систему неписаных норм поведения разрослась до особого механизма, выворачивающего нормальные отноше­ния наизнанку. При этом извращенные отношения воспринимаются инди­видом как естественные и единственно возможные.

Поборы или взятки надо рассматривать как получение незаконного воз­награждения за какую-то конкретную услугу, входящую в прямую обязан­ность данного лица. Они существовали в отечественной школе и в советское, и в постсоветское время, но сейчас их размеры возросли многократно. Для администрации школы поборы с родителей являются либо формой лично­го обогащения, либо способом пополнения школьного бюджета (например, на ремонт здания), а для рядовых учителей — доплатой к мизерному окла­ду. Подарки и взятки врачам, существовавшие в 1980-е гг., превратились в массовое явление в 1990—2000-е гг. Их также следует считать превращенной формой вознаграждения за труд в условиях, когда государство, продолжа­ющее содержать медицину на госбюджете, не в состоянии платить врачам достойную заработную плату.

Вымогательство может стать полудобровольным, когда человека ставят в такие условия, что он вынужден давать взятку. Репетиторство, возникшее на закате советской власти и носившее тогда очаговый характер, ныне, на

⁴³ Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 42. С. 93.

7Б

заре капиталистической эры, превратилось в массовое явление. Из невин­ных уроков на дому репетиторство стало второй профессией для большой части интеллигенции, которой приходится решать две задачи: 1) поддер­живать на плаву свое существование, не позволяя себе скатиться за порог бедности; 2) не дать утонуть на вступительных экзаменах вчерашним школь­никам, многие из которых за 11 лет умудряются не получить почти никаких знаний. Репетиторство как вид дополнительных образовательных услуг за­полняет брешь между низким уровнем школьной подготовки и высокими требованиями вузов. В него, как в воронку, вовлечены уже миллионы школь­ников, родителей и преподавателей, а причиной его возникновения служит не­эффективная политика государства в об­ласти образования. Не умея найти разум­ный выход, Министерство образования просто называет репетиторство еще од­ним видом теневого бизнеса, изощренной формой получения взятки. Разумеется, тому есть вполне объективные причи­ны — несоответствие вузовских прием­ных экзаменов школьным программам. Попытка решить проблему при помощи единого государственного экзамена выз­вала многочисленные возражения и со стороны специалистов, и со стороны ро­дителей: не придется ли им платить те­перь вдвойне. До тех пор пока школа не подтянется к вузу или вуз не опустится к школе (а такое в условиях нарастающего научно-технического прогресса вряд ли возможно), условия для трансформации репетиторства в теневой сектор эко­номики, где, как и в любом другом теневом бизнесе, никто не платит нало­гов, будут существовать.

Подачки и чаевые — это несколько другое: не взять сдачу в такси, сунуть десятку в карман слесарю или швейцару.

Более серьезно — превращение общественной собственности в источник личной наживы. Это случалось как в советский, так и в постсоветский пе­риоды. Приватизация 1990-х гг. — крупномасштабная превращенная фор­ма цивилизованного процесса перехода общенародной собственности в част­ные руки.

При советской власти превращенная форма зачастую носила локальный характер. Проводник в поезде дальнего следования выдает пассажиру несве­жее, судя по всем признакам, использованное белье, провозит за определен­ную сумму «безбилетника», т.е. государственная собственность — вагон, доверенный ему в соответствии со служебными обязанностями, превраща­ется в источник личного обогащения.

Формула Маркса «деньги суть превращенная форма товара», а «по­штучная оплата — превращенная форма повременной (и наоборот)»⁴⁴, дос-

Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 561.

77

таточно прозрачна, когда ее действие ограничивается сферой экономиче­ских отношений. Но будучи перенесенной в социальную сферу, она чрезвы­чайно усложняется. Чаевые, взятки и т.п. суть те же деньги, но уже не в фор­ме товара и не платы за товар, а оплата каких-то социальных выгод, кото­рые достигаются в обход закона и действующих хозяйственных механизмов. К коллективной, совместной собственности те, кто занимает социально при­вилегированное положение, начинают относиться как к «своей». Обычно такое отношение мы приветствуем и называем хозяйским. Нам не хватает хозяина производства, но коллективного, а не индивидуального. Возмож­ность для начальства относиться к коллективному добру как к частному и

есть превращенная форма социально-экономических отношений.

Власть (формальная) принадлежит не индивиду, а должности. Она может  негативно персонифицироваться, т.е. использоваться в личных целях. Это явление подобно феномену так называемого негативного лидерства, когда группа становится средством осуществления целей лидера в ущерб целям группы. Негативное, или превращенное, руководство отличается тем, что его осуществление может реально расходиться или мнимо сходиться с целями общества. Начальник использует бригаду рабочих для ремонта собственной квартиры, или в НИИ группа сотрудников пишет за руководителя диссер­тацию, или начальник искусственно сдерживает рост квалификации подчи­ненных, которые реально давно переросли рамки своей должности (по уров­ню компетентности). Однако руководитель оставляет их на низшей долж­ности, используя наработанный ими материал для собственной статьи, книги. Содержанием превращенной формы здесь выступает эксплуатация чужого труда.

Псевдоделегирование также выступает примером превращенной формы. Истинная форма делегирования — это передача части прав на нижестоящие уровни управления, например автономной группе или бригаде делегируются некоторые частные задачи и права: распределять работу, определять порядок выполнения операций и т.п. Делегирование — это, по существу, процесс из­менения детального контроля (эквивалента мелочной опеки) в общий кон­троль (эквивалент демократического управления). Руководитель больше доверяет подчиненным, ограничиваясь постановкой общих задач и контро­лем конечного результата, а не самого процесса труда. У подчиненных воз­растает объем свободы действий и ответственности, материальным базисом для которых служит хорошая организация труда — четко продуманная сис­тема взаимосвязи функций, своевременное обеспечение сырьем, инструмен­тами, отсутствие произвола и субъективизма со стороны администрации при оценке конечных результатов работы.

Псевдоделегирование — это делегирование лишь по видимости, а по су­ществу нечто прямо противоположное ему. Это превращенная форма управ­ления трудовым процессом. Ее характерные черты: 1) стихийная организа­ция труда — несвоевременное обеспечение сырьем, инструментами, мате­риалами, отсутствие квалифицированных кадров, разделение работ на выгодные и невыгодные; 2) перекладывание администрацией своих функ­ций на самих исполнителей. Второй признак определяет сущность псевдо-

78

делегирования. При отсутствии научной организации труда налаженная структура социальных отношений в коллективе разрушается, появляются протекционизм и произвол.

Превращенная форма, подчинившая себе коллективные отношения на предприятии, переворачивает социальную организацию труда, транс­формирует его содержание. Из способа кооперации и сотрудничества различ­ных групп социальная организация превращается в разновидность круговой поруки. В этом случае можно утверждать, что превращенная социальная орга­низация — это переиначенная, приспособленная работниками под себя, свои групповые интересы система власти и полномочий. Ее показателем выступа­ет, например, то, как используются в личных целях формальные механизмы, допустим, общее собрание коллектива для преследования за критику, выгора­живания лодырей. Подобные случаи весьма распространены. Работник при­ влечен к уголовной ответственности, а в суд направляется положительная ха­рактеристика, принятая на общем собрании завода или цеха.

Как было сказано выше, ярким примером превращенной формы соци­альной организации выступает «работа с прохладцей». Она служит элемен­том социального механизма, при помощи которого узаконивается средний уровень выполнения работы. Формы проявления такого механизма в следу­ющем: 1) «наказываются рекорды», т.е. перевыполнение нормы наказыва­ется снижением расценок; 2) власть в организации получают те, кто рабо­тает посредственно: средненький директор «пригрел» средних начальников отделов, а те преследуют умных, стремящихся продвинуться и внести твор­ческий вклад, истолковывая их как угрозу своему положению. В результате избавляются от передовых, прогрессивно мыслящих работников путем до­носов, формирования послушного общественного мнения, выставления таких людей в негативном виде (очернение) и т.п., создания «болота», при­страстной расстановки кадров, подтасовки документов и сокрытия объек­тивной информации.

Социальные отношения развиваются по формуле «ты — мне, я — тебе», имеют своим следствием выделение «своих» людей, т.е. предпочтение од­них — «значимых» — ради других — «незначимых». Так формируются отно­шения клановости или групповщины. Круговая порука — это социальная превращенная форма взаимоотношения людей.

Анатомия превращенной формы коллективных отношений в данном случае такова: когда индивид оказывает другому какую-то услугу сверх нор­мального (сверх служебно-должностных, родственных, деловых, просто личных отношений), он ставит его в зависимость от себя, т.е. говорит, что и тот, другой должен будет ответить когда-то аналогичной услугой. Это аван­сирование будущих услуг себе. Тот, другой становится, причем объективно, в силу специфических правил «игры» и особенностей подобного механиз­ма отношений, лишь средством для этого индивида, средством достижения его эгоистических целей. Он дает тому, другому «подарок» (взятку, услугу), чтобы он устроил «нужного» человека в вуз, на выгодную работу, повысил в должности и т.п. Иными словами, он делает того, другого своим должником.

79

В этом случае нарушаются нравственные принципы и юридические за­коны. Нравственная сторона состоит в нарушении социальной справедли­вости: по своим знаниям, квалификации, деловым качествам протеже не достоин повышения в должности, но получает это, оттесняя других, более достойных. Юридическая неправомочность подобной акции вытекает из ее характера как незаконной сделки: индивид стремится получить такие бла­га, которые нельзя достичь законным путем. Здесь мы вправе провести ана­логию с феноменом «работы с прохладцей»: индивид сам или его протеже, которого по «блату» пристраивают на «теплое местечко», получают сверх заслуженного, т.е. работают меньше, чем получают. Допустим, квалифика­ции протеже хватает на должность младшего научного сотрудника, а по блату он получает ставку старшего.

Фактически отношения «ты — мне, я — тебе» суть всегда групповой сговор, тайная, скрываемая от других сделка обычно двух людей. Но вместе с тем это также нарушение обычных деловых от­ношений, основанных на профессиональной чести и конкуренции естествен­ных способностей. Тот, кто талантливее, и должен продвигаться по службе и т.д. Но некто А захотел стать в социальном отношении равным ему, хотя ос­нований для этого не имеет. Поэтому он ищет обходные пути, поскольку уве­рен в том, что не выдержит естественной конкуренции талантов. Обходные пути нарушают принцип соперничества равных. И этот А прибегает к внекон­курентным, т.е. более мощным, рычагам, чем зачеркивает естественное сорев­нование талантов.

Такого рода превращенная форма подобна «долговой яме», в которую попадают оба агента тайных отношений. Они вынуждены скрывать свои отношения, утаивать, опасаясь разглашения. Предпосылкой подобных от­ношений всегда выступает заурядная человеческая зависть: я не имею тех талантов, какие есть у другого, но хочу стать равным ему, поэтому ищу об­ходные пути. Причем отношения зависти и попытки облегчить себе жизнь заразительны для других. Надо всего лишь быть как все: они идут обходным путем, их не наказывают, значит, и мне позволено. В отличие от них нормаль­ные человеческие отношения распространяются с гораздо меньшей скоро­стью. Их анатомия не строится на принципе цепной реакции, ибо нравствен­ные отношения, основанные на конкуренции способностей и социальной справедливости, требуют больше труда, усилий, времени.

Поиск обходных путей, протекция и т.п. это по сути имитация реальных отношений, естественно возникающих между людьми в обществе, которое не разъедается социальной коррозией. Как и в «работе с прохладцей», парт­неры играют в настоящие отношения, делают вид, что соблюдают их. Так, актер в театре, играя роль сталевара, выполняет ту же совокупность опера­ций, что и реальный сталевар (иначе нельзя, актеру просто не поверят). Но это не реальный труд, а его мистификация, имитация. То же происходит с актером, стоящим за кульманом и играющим роль инженера. Не то ли са­мое происходит и с самим инженером, когда он имитирует реальную рабо­ту, т.е. стоит за кульманом, совершает какие-то похожие на творчество дви­жения, но не дает реального продукта?

80

Среди основных признаков «работы с прохладцей», разросшейся до мас­штабов социально-экономического механизма, т.е. ставшей превращенной формой управления, можно назвать следующие:

♦ совместный труд и его кооперация дают меньший эффект, а не боль­ший, чем сумма трудовых вкладов отдельных индивидов. Напротив, нормальная кооперация, как показал Маркс и некоторые психологи, дает значительный прирост производительности по сравнению с сово­купностью отдельных индивидов;

♦ рабочие, объединенные в бригаду, стремятся сделать за рабочий день не больше, а как можно меньше; с этой целью они, например, приостанавливают работу еще до окончания смены. Нормальная орга­низация труда побуждает индивида давать максимум, а не минимум продукции;

♦ цели малой группы противоречат целям более крупной социальной системы — предприятия, общества. Так, цель неформальной группы — снижение или сдерживание производительности, а цель общества — ее увеличение;

♦ рабочие места, на которых можно трудиться вполсилы, как магнит при­тягивают рабочую силу оттуда, где действительно надо работать;

♦ ненормированный рабочий день («приработок», дополнительная ра­бота) научных сотрудников выступает превращенной формой недопла­ты за квалификацию. Известно, что высококвалифицированный ум­ственный труд у нас оплачивался и оплачивается ниже, чем физический труд. Это и побуждает ученых пополнять семейный бюджет «левой» работой.

«ПОДСНЕЖНИКИ» И МЕРТВЫЕ ДУШИ

Превращенной формой безработицы на полном основании надо считать дефицит рабочей силы. Как известно, в первые годы советской власти в стра­не существовала безработица, составлявшая в среднем 15%. К началу 1930-х гг. она исчезла, а с конца 1960-х гг. и вплоть до наших дней происхо­дит противоположный процесс — нарастание «пустых» рабочих мест. К 1985 г. резерв рабочих мест достиг 15%. Социализм, уничтожив безрабо­тицу, породил совсем иное явление — «превращенную безработицу в фор­ме избытка рабочих мест»⁴⁵.

Б.Н. Беляков дает блестящий анализ социально-экономической приро­ды превращенной безработицы. «На удовлетворение потребности в труде она оказывает влияние иначе, чем ее противоположность — обычная безрабо­тица. В чем тут дело? Традиционная 15%-ная безработица обеспечивает 85%-ный уровень абсолютного удовлетворения потребности в труде (исчисляе­мый как уровень занятости). Но ведь и 100%-ная занятость при 15%-ном излишке рабочих мест обеспечивает относительную удовлетворенность в труде также на уровне 85% (подчеркиваем: не абсолютную, а относитель­ную). В этом случае каждый рабочий имеет место, на 15% менее оснащен-

сляков Б.Н. Кому нужны «мертвые души»? (о воспроизводстве рабочих мест) // Социологиче­ские исследования. 1988. № 5. С. 33-34.

81

ное, чем это должно было бы быть. Каждый рабочий недополучает в свое пользование основных производственных фондов стоимостью от 1 тыс. до 10 тыс. руб.»⁴⁶.

На первый взгляд все происходит, как в классической пьесе, написанной по сценарию превращенной формы, — на предприятиях не хватает рабочих, везде объявления «Требуются... Требуются...». Но в глубине «сцены» — изли­шек рабочих мест. Рабочей силы не хватает именно потому, что на большин­стве предприятий были раздутые штаты, а это в свою очередь вызывалось недостаточной их квалификацией. Там, где на зарубежном предприятии тру­дятся двое, на советском — пятеро (уровень производительности труда в со­ветской промышленности ниже, чем в американской, в 2,5 раза).

Однако дело не только в производи­тельности труда. Хуже нормативных в СССР и условия труда, поскольку «15%-ная избыточность числа рабочих мест означает, что условия труда основной массы работающих на 15% ниже тех, которые объективно могли бы быть»⁴⁷. Наличие излишних рабочих мест озна­чает также, что, во-первых, рабочие места заняты работниками, имеющими уровень квалификации ниже норматив­ного, во-вторых, работникам не обес­печивается право на квалифицированный труд и благоприятные условия тру­да. Если от явной безработицы в первую очередь страдают те, кто не имеет работы, то от превращенной безработицы — те, кто добросовестно трудится. Оба вида безработицы чуть ли не в равной мере придают (а может быть, выступают следствием этого) рабочей силе товарный характер. «Перепро­изводство рабочих мест... создает предпосылки для превращения рабочей силы в товар. Это незамедлительно сказывается на социальной жизни об­щества, черты товарности приобретают общественные отношения»⁴⁸.

Однако товарность общественных отношений приняла превращенную форму, т.е. общественные отношения являлись таковыми лишь по видимо­сти. Товарность — конкуренция за рабочие места и свободный наем — су­ществовала только для социальной группы, отстраненной от принятия уп­равленческих решений. Иначе говоря, отстраненной от рычагов власти, от возможности контролировать и распоряжаться ключевыми постами в эко­номике. Что нарушало столь естественный (по крайней мере в теории) прин­цип социальной справедливости: «верхи» имели доступ к таким постам (зна­чит, к социальным привилегиям), а «низы» — нет. В такой группе оказались рабочий класс, крестьянство и интеллигенция, занятые исполнительским трудом. Им предоставлялось право свободно наниматься на работу, самим искать «место под солнцем», преодолевая подчас неимоверные трудности. Однако в условиях административной системы существует целый набор

^Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 34.

⁴⁷ Там же.

⁴⁸ Там же. С. 35.

82

санкций вплоть до увольнения, которые применяются по инициативе руко­водства. Увольнение, т.е. лишение человека права на труд, всегда чревато серьезными осложнениями для исполнителя. Оно могло маскировать самое примитивное сведение личных счетов, месть за критику, освобождение от неугодных работников. Конечно, любое увольнение как-то обосновывалось и вроде бы не противоречило трудовому законодательству.

В административной системе руководители и исполнители поставлены в неравные социальные условия (неравные ли это функциональные от­ношения — одни управляют, другие подчиняются — вопрос иной). Дело в том, что наем на работу и увольнение с работы для этих групп происходит

по-разному. Управленцы чаще всего устраивают «своих» людей по знаком­ству — по звонку или личной рекомен­дации. Им как бы зарезервированы «теплые места». И увольнение для них — просто перемещение на другую должность даже в том случае, когда ими совершено серьезное нарушение. А большинство исполнителей подвержено действию стихийных сил рынка труда. Между приемом и увольнением полная асимметрия: наем происхо­дит по собственной воле, а увольнение — по чужой.

Если бы при социализме действовали реальные (а не превращенные) товарные отношения, то шансы на трудоустройство и увольнение для обе­их групп были бы уравнены: перед экономическими законами все равны. Скажем больше: если бы в СССР действовали реальные социалистические отношения, основанные на плановом распределении рабочей силы, то в этом случае их шансы (стало быть, и социальная карьера) были бы также уравнены, ибо теоретически социализм не допускает незаслуженных при­вилегий даже для руководителей. Они естественны скорее для феодализма и такой его разновидности, как казарменный социализм. Только в первом случае условия социального старта и финиша (наем и увольнение с работы) выравнивают стихийные механизмы, а во втором — планово регулируемые. Оба они, несмотря на их качественное несходство, действуют одинаково справедливо по отношению к индивидуальному работнику.

Товарные и социалистические механизмы распределения рабочей силы одинаково сильно привязывают человека к рабочему месту. В первом слу­чае его удерживают конкуренция и безработица, а во втором — отсутствие конкуренции и превращенная безработица. Иными словами, в товарном хозяйстве работает метод экономической привязки к рабочему месту, а в так называемой бюджетной экономике — метод волевой привязки.

Недопроизводство и перепроизводство рабочих мест отрицательно вли­яют на мотивацию исполнителей, усиливая чувство страха и зависимости. Правда, зависимость от безличной рыночной стихии психологически пере­носится легче, чем зависимость от вполне реальной личности руководите­ля, узурпировавшего право распоряжаться общественной собственностью. Свободные рабочие места, если они не являются естественной надобностью организации производства, превращаются в личную вотчину руководителя. Административный аппарат, прочно консолидировавшийся (и только поэтому представляющий собой мощную социальную силу), бережет сво­бодные места для «нужных» людей, освобождаясь от «ненужных». По рас-

83

четам специалистов, в конце 1980-х гг. в Советском Союзе насчитывалось 4—5 млн «мертвых душ»⁴⁹. Их еще называют также «подснежники» или «под­ставные».

В 1981 г. в сфере материального производства Свердловска имелось 32 тыс. пустых рабочих мест. Но половина их была заполнена, хотя ра­бочих у станков не было. Работники горфинотдела нашли этих людей. Их оказалось 17 тыс. Это были «подснежники», т.е. люди, лишь числя­щиеся рабочими. Наиболее часто «подснежники» произрастали в аппа­рате и около аппарата, в профкомах, парткомах, комитетах комсомола, числились инструкторами, художниками, корреспондентами, обслугой на базах и в административных учреждениях, банщиками, шоферами служебных легковых автомобилей, завскладами, кладовщиками... Около трети пустых рабочих мест, созданных за последнюю четверть века и обошедшихся государству в 200 млрд руб., было использовано для образования «мертвых душ», превращенных нехитрой манипуляцией в живых «подснежников»⁵⁰.

Сравнение фиктивных работников с «мертвыми душами» Н.В. Гоголя, проведенное Беляковым в плоскости социологического анализа, вовсе не случайность. Ведь Чичикову «мертвые души» были нужны не только для солидности и веса в обществе, он строил на них реальное экономическое бла­гополучие: через них он стремился получить доступ к государственному финансированию. Советские Чичиковы — управленцы всех мастей (хотя управленцами в подлинном смысле их назвать нельзя, так как управление подразумевает экономию, рациональность, искусство минимальными сила­ми, кадрами достичь наибольших успехов) — создавали фиктивные долж­ности, заполняли их фиктивными работниками, раздували штаты вовсе не от глупости. Чем больше подчиненных, тем выше оклад и сильнее власть. Одно дело командовать батальоном в чине капитана, и другое — полком (пусть наполовину фиктивным) в чине подполковника.

В экономическом плане «подснежники» (составлявшие, как мы вы­яснили, треть скрытой безработицы) — самые настоящие потребители (за­работная плата, премии, очередь на квартиру и т.д.), содержание которых от­носится предприятием на себестоимость продукции⁵¹. Но рост себестоимо­сти — это повышение цены тех товаров, которые мы покупаем в магазине. Чиновники, стало быть, удовлетворяют свои служебные амбиции за наш счет. Но не только. За государственный тоже: Чичиковы создают «мертвые души» с реальными рабочими местами, на содержание которых затрачива­ются государственные деньги.

Превращенная форма страшна не столько потому, что она скрывает ис­тину или видимость выдает за сущность. Беда в том, что человек с удоволь­ствием (особенно, если ему выгодно) поддается на обман, начинает верить в реальность иллюзии, манипулируя видимостью как истиной. Он даже стро­ит на ложных отношениях свои экономические расчеты и модели. Ведь именно так поступали в советское время, когда серьезно обсуждали пробле­му дефицита кадров, требуя ее научного изучения, быстрых и эффективных решений, наконец, капиталовложений под дутые цифры. А проблема, ока-

⁴⁹ Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 35.

⁵⁰ Там же. С. 35-36.

⁵¹ Аганбегян А.Г. Генеральный курс экономической политики // ЭКО. 1985. №11.

84

зывается, очень простая: надо только вместо превращенной создать нор­мальную организацию труда.

Если с превращенной формой оперируют как с реальной, то это очевид­ный признак того, что она приобрела черты какой-то квазисуб­станциональности — самостоятельной, хотя и ложной первоосновы вещей. Превращенная безработица увеличивалась как раз тогда (1960-е гг.), когда в стране был пик экстенсивного развития экономики. Пустые рабочие места создавались путем строительства новых предприятий (правда, сейчас появи­лись более изощренные методы). Появление «мертвых душ» — это не про­сто возникновение несуществующих людей, а появление как бы недееспо­собных. «Искусственно созданный де­фицит рабочей силы предполагал, что те, кто должен прийти на созданные рабочие места, реально существуют, но поскольку претенденты не могли за­нять рабочие места, которых на самом деле просто не было, то с формальной точки зрения эта рабочая сила призна­валась недееспособной»⁵².

В начале 1990-х гг. от социализма наша страна стала переходить к капита­лизму, но в структуре социального про­странства остались превращенные фор­мы. Крайне напряженными стали отно­шения между наемными рабочими и собственниками. Основные фонды предприятий не обновлялись, оборудо­вание, выработавшее свой срок, выхо­дило из строя, денег на приобретение нового не было. Руководство частных, акционированных и государственных предприятий в буквальном смысле об­крадывало трудовой коллектив, месяцами, а то и годами не выплачивая зара­ботную плату под предлогом отсутствия денег у предприятия, а на эти деньги выстраивая роскошные особняки. Рост всех видов задолженности предприя­тий составил в 1997 г. около 40%. Сумма просроченной кредиторской задол­женности на 1 ноября 1997 г. составила 745 трлн руб. (неденоминированных). Из-за действия системы принудительного списания поступлений от реали­зации в счет погашения задолженности бюджету сами поставщики продук­ции не были заинтересованы в легальной оплате своей собственной продук­ции. С трудовыми коллективами расплачивались натурой — кто чайниками, кто швейными изделиями. Незаинтересованность промышленных предпри­ятий в прямой и легальной оплате стимулировала разрастание, а затем и пре­обладание бартера, расчетов неликвидными векселями и/или теневой опла­ты (платежи подконтрольным продавцу мелким фирмам, созданным специ­ально для ухода от налогообложения и всякого рода обязательных платежей). Откровенный и закамуфлированный (расчет неликвидными ценными бума­гами) бартер к концу 1990-х гг. увеличился до 70-80% объемов реализации продукции российских предприятий. Рост долговой и бартерной экономики

⁵² Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 36.

85

по существу означал рост экономики, базирующейся на теневом присвоении доходов, низкой производительности и проедании ресурсов и основных фон­дов. Специалисты пришли к выводу, что «регулярные невыплаты заработной платы, очень значительные неплатежи, постоянное расширение бартера и век­сельного обращения позволяют говорить о том, что все это, с точки зрения ры­ночной экономики, представляет собой превращенные формы безработицы, масштабы которой в этом случае могут быть оценены как кратные по отно­шению к официальным данным»⁵³.

Российская безработица имеет свои национальные особенности. Офици­ально зарегистрированных безработ­ных на 2001 г. в России было немного: около 1 млн, или 1,4%. Вместе с тем ре­альное число незанятого населения в стране в 6 раз больше — 8,5%. Но даже и в этом случае показатели безработи­цы в России существенно ниже, чем в благополучных государствах, не по­ страдавших от шоковой терапии ре­форм. Объясняется это тем, что наши граждане чрезвычайно непритязательны в выборе работы и готовы трудиться не по специальности, без каких бы то ни было социальных гарантий, за чисто символическую плату, которую зачастую задерживают⁵⁴.

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 419; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!