Образ врага в общественном сознании населения Российской империи



 

Очень важным аспектом, на который сегодня обращают внимание исследователи любого военного конфликта, является восприятие противника во время непосредственного столкновения с ним, а также до начала и после окончания боевых действий, стараясь отследить в динамике процесс изменения образа врага. Без учета данного фактора иногда невозможно понять мотивацию сторон и причины происходящего.

Русско-японская война в этом смысле имеет первостепенное значение, поскольку по многим военным и политическим раскладам ее итог должен был быть совершенно противоположным.Известно, что А.Н. Куропаткин считал состояние российских войск на Дальнем Востоке плачевным. И он не был одиноким в этом своем убеждении, но все-таки военный потенциал России и Японии был несопоставим, поэтому многие не только в России, но и в Европе считали, что так или иначе азиатская держава будет повержена. Победа Японии стала шоком для России и удивила весь мир. Спустя всего несколько лет после подписания Портсмутского мира, пытаясь осмыслить произошедшее, российские военные и политические деятели всю вину возложили исключительно на бездарностькомандования,но, надо полагать, этим список причин поражения не ограничивается. Немалую роль здесь сыграли и субъективные факторы. Необходимо рассмотреть, как менялось отношение к Японии на протяжении нескольких лет в начале XX в.

Япония не была широко известна жителям Российской империи. Привлекать к себе внимание эта страна начала в конце XIX в., когда интересы двух государств столкнулись на Корейском полуострове. Но за исключением узкого круга политических деятелей Япония оставалась terraincognita. Ее образ воспринимался сквозь призму противопоставления «свой – чужой», в основе которого лежал не только или не столько этнический и расовый, сколько религиозный и цивилизационный факторы. В первую очередь при оценке японцев учитывалось их язычество и непримиримость с христианством и только во вторую – их «варварство» и «дикость». Во многом на такой образ японского народа повлияли мемуары Горчакова, написанные в середине XIX столетия(т.е. еще до начала преобразований Мэйдзи), который считал Японию сонной и замкнутой страной.

С началом первых столкновений ситуация, естественным образом, поменялась, и о Японии заговорили все[43]. Однако на первых порах это не привело к появлению реальных знаний об этой стране, просторасширился списокхарактеристик, типичных для этническихстереотипов.Исследователи зафиксировали следующие прозвища, которыми наделяли японцев в российских изданиях периода русско-японской войны: «япошки»[44], «желтолицые», «косоокие», «макаки» и т.д.[45]Вероятно, отчасти презрительно-снисходительным отношением к японцам отличался и сам главнокомандующий российскими силами А.Н. Куропаткин[46]. Справедливости ради нельзя не сказать, что таковы были и взгляды некоторых европейцев[47].

В журнале «Летопись войны с Японией» в статье П. Вожина говорится о том, что в России сложилось мнение, будто японцы – «услужливый, безобидный и ласковый народец»[48]. Однако, продолжает Вожин, за этим показным миролюбием скрывается ненависть ко всему христианскому и белой расе, т.е., по его мнению, обострение ситуации связано с японским расизмом и религиозной нетерпимостью[49]. Японцы усвоили лишь внешние атрибуты европейской культуры, оставшись внутри все такими же варварами, которыми всегда были[50]. Кстати, аналогичное обвинение, но только применительно к жителям Российской империи, предъявлялось, как известно, европейцами. Отметим интересный нюанс: в газете «Нива», видимо, с целью подчеркнуть принципиальные несводимые друг к другу различия русских и японцев, особо оговаривалось, что «этот хитрый предательский народ … поклоняется как божеству лисе!»[51].Поскольку в русском фольклоре это животное считается символом плутовства и лукавства, то поклоняющиеся ему японцы не разделяют христианские ценности русских. Тем самым утверждалось, что русские и японцы являются врагами по природе, и задача России – остановить полчища азиатов и спасти Европу от их нашествия[52].

Если верить отечественным изданиям тех лет, у японцев все не как у людей: цвет траура – белый, шлюпки вытаскиваются на берег кормой вперед, а закладки в книгу делаются снизу[53]. На страницах «Летописи» говорилось и о природной слабости японцев, обусловленной их принадлежностью к «желтой расе», и полной безынициативности как в поступках, так и в мышлении[54]. Разумеется, эти природные свойства народа отразились и на ее армии. Утверждалось, что японские солдаты беспощадны к противнику и, вопреки европейскому кодексу чести, добивают раненных и пленных[55]. Если попытаться собрать воедино тот образ, в каком предстает японская армия на страницах российской печати, то это большая орда отсталых и диких варваров, целью которых является перманентная экспансия. Ее потенциал, как правило, ценился невысоко, но определенную угрозу видели в немалой численности.

Наглядным примером того, как военная реальность вступала в противоречие с примитивными шаблонными образами этнических стереотипов, служит трансформация образа японцев в российской прессе.В ходе войны и после ее окончания образ японцев и их страны трансформируется в более позитивном направлении. Уже к середине 1904 г. среди отечественных публицистов можно констатировать раскол – одни продолжали смотреть на японскую армию как на стадо дикарей, другие же начали считать ее могущественной военной силой, справиться с которой будет непросто или невозможно с учетом состояния российских войск[56]. Говорилось о ее потрясающей военной разведке и хорошо поставленной агентурной сети[57]. Например, подполковник Генерального штаба А.А. Свечин, ссылаясь на донесения военных агентов, обращает внимание на сильные стороны японской армии и отдельных солдат:«Совершенство военной организации Японии и ее 200-тысячной армии… [делает ее – прим. А.Б.] соседом, с которым придется очень серьезно считаться»[58]. Примечательно, что Свечин, вопреки всеобщей довоенной тенденции насмехаться над будущим противником, теперь по прошествии времени впадает в другую крайность, считая Японию чуть ли не образцом военного устройства.

Самое интересное, что российские исследователи еще дореволюционной эпохи обратили пристальное внимание на общественное мнение «по ту сторону баррикад». Непосредственный участник боевых действий на Дальнем Востоке В.А. Апушкин, рассматривая предысторию этого конфликта, проследил развитие образа России в японской прессе и литературе на протяжении практически всего XIX в.[59] По его мнению, для японцев Россия, по крайней мере, с момента их первого взаимодействия в конце XVIII в., была врагом № 1, несмотря на миролюбивый образ действий русских. Причину этого он усматривает не столько в противоречиях между двумя державами, сколько в таких свойствах японского менталитета, как закрытость и неприязнь всего чужеземного[60]. Апогея эта враждебность, по его мнению, достигла к 1890-м гг. Конфликт, таким образом, случился по причине дурного нрава японцев.

Отношения, в т.ч. «медийные», между Россией и Японией складывались непросто, поскольку Япония осознавала могущество России, для которой недавнее поражение было чем-то вроде пощечины, а Россия стремилась договориться с Японией, чтобы ослабить их союз с Англией. Поэтому истерика в средствах массовой информации вскоре сходит на нет.

После поражения Россия опасалась начала новой войны на Дальнем Востоке, что привело к ее готовности идти на компромиссы с Японией. Однако это позволило сохранить и приумножить влияние в регионе обеим сторонам, в основном за счет слабости соседнего Китая. Несмотря на пошатнувшееся положение России, Япония не перестала вести с ней диалога. Подтверждением этому является заключение ряда двухсторонних соглашений в 1907 г.[61], в 1910 г.[62] и даже заключенное втайне в 1912 г.[63] Анализ этих договоров показывает, что при всем желании российское правительство не могло вести реваншистскую политику против Японии на Дальнем Востоке. Поражение в войне «протрезвило» российское руководство, заставило пересмотреть свое ранее пренебрежительное отношение к «варварскому» государству. Также интересным фактом является упадок милитаристской риторики в окружении Николая II. Свою былую популярность и снисхождение царя потеряют все те, кто раньше всеми правдами и неправдами доказывал необходимость вступления в войну, ее быструю скоротечность и успешный исход для России. Наследие войны – нагнетающий ропот в обществе и критика власти со стороны либеральных кругов, а в скором времени и полное забвение темы русско-японской войны в прессе.


 


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 348; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!