Илья Муромец на заставе богатырской



 

 

Под славным городом под Киевом,

На тех на степях на Цицарскиих,

Под славным городом под Киевом,

Стояла застава богатырская.

На заставе атаман был Илья Муромец,

Податаманье был Добрыня Никитич млад,

Есаул Алеша Поповский сын,

Еще был у них Гришка Боярский сын,

Был у них Васька Долгополой.

Все были братцы в разъездьице:

Гришка Боярский в те пор кравчим жил,

Алеша Попович ездил в Киев-град,

Илья Муромец был в чистом поле,

Спал в белом шатре,

Добрыня Никитич ездил ко синю морю,

Ко синю морю ездил за охотою,

За той ли за охотой за молодецкою,

На охоте стрелять гусей, лебедей.

Едет Добрыня из чиста поля,

В чистом поле увидел ископоть* великую,

Ископоть велика - полпечи.

учал он ископоть досматривать:

- Еще что же то за богатырь ехал?

Из этой земли из Жидовския

Проехал Жидовин могуч богатырь

На эти степи Цицарския!

Приехал Добрыня в стольный Киев-град,

Прибирал свою братию приборную:

- Ой вы гой еси, братцы-ребятушки!

Мы что на заставушке устояли.

Что на заставушке углядели?

Мимо нашу заставу богатырь ехал!

Собирались они на заставу богатырскую.

Стали думу крепкую думати:

Кому ехать за нахвальщиком?

Положили на Ваську Долгополого.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

- Неладно, ребятушки, положили;

У Васьки полы долгия,

По земле ходит Васька - заплетается,

На бою на драке заплетется,

Погинет Васька по-напрасному.

Положили на Гришку на Боярского:

Гришке ехать за нахвальщиком,

Настигать нахвальщика в чистом поле.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

- Неладно, ребятушки, удумали,

Гришка рода боярского:

Боярские роды хвастливые,

На бою-драке призахвастается,

Погинет Гришка по-напрасному.

Положились на Алешу на Поповича:

Алешке ехать за нахвальщиком,

Настигать нахвальщика в чистом поле,

Побить нахвальщика на чистом поле.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

- Неладно, ребятушки, положили:

Алешинька рода поповского,

Поповские глаза завидущие,

Поповские руки загребущие,

Увидит Алеша на нахвальщике

Много злата, серебра,-

  Злату Алеша позавидует,

Погинет Алеша по-напрасному.

Положили на Добрыню Никитича:

Добрынюшке ехать за нахвальщиком,

Настигать нахвальщика в чистом поле,

Побить нахвальщика на чистом поле,

По плеч отсечь буйну голову,

Повезти на заставу богатырскую.

Добрыня того не отпирается.

Походит Добрыня на конюший двор,

Имает Добрыня добра коня,

Уздает в уздечку тесмянную.

Седлает в седелышко черкеское,

В тороках вяжет палицу боевую,

Она свесом та палица девяносто пуд,

На бедры берет саблю вострую,

В руки берет плеть шелковую,

Поезжает на гору Сорочинскую.

Посмотрел из трубочки серебряной:

Увидел на поле чернизину*;

Поехал прямо на чернизину,

Кричал зычным, звонким голосом:

- Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь,

Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?

Податаману Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братию наборную?

Учул нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попущал на Добрыню Никитича.

Сыра мать-земля всколебалася,

Из озер вода выливалася,

Под Добрыней конь на коленца пал.

Добрыня Никитич млад

Господу Богу возмолится

И Мати Пресвятой Богородице:

- Унеси, Господи, от нахвальщика.

Под Добрыней конь посправился,

Уехал на заставу богатырскую.

Илья Муромец встречает его

Со братиею со приборною.

Сказывает Добрыня Никитич млад:

- Как выехал на гору Сорочинскую,

Посмотрел из трубочки серебряной,

Увидел на поле чернизину,

Поехал прямо на чернизину,

Кричал громким, зычным голосом:

"Вор, собака, нахвальщина!

Зачем ты нашу заставу проезжаешь,

Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?

Податаманью Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братью на приборную?"

Услышал вор-нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попущал на меня, добра молодца:

Сыра мать-земля всколыбалася,

Из озер вода выливалася,

Подо мною конь на коленца пал.

Тут я Господу Богу взмолился:

"Унеси меня, Господи, от нахвальщика!"

Подо мной тут конь посправился,

Уехал я от нахвальщика

И приехал сюда, на заставу богатырскую.

Говорит Илья Муромец:

- Больше некем замениться,

Видно, ехать атаману самому!

Походит Илья на конюший двор,

Имает Илья добра коня,

Уздает в уздечку тесмянную,

Седлает в седелышко черкаское,

В торока вяжет палицу боёвую,

Она свесом та палица девяноста пуд,

На бедры берет саблю вострую,

Во руки берет плеть шелковую,

Поезжает на гору Сорочинскую;

Посмотрел из кулака молодецкого,

Увидел на поле чернизину,

Поехал прямо на чернизину,

Вскричал зычным, громким голосом:

- Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь,-

Мне, атаману Илье Муромцу, челом не бьешь?

Податаманью Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братью наборную?

Услышал вор-нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попущал на Илью Муромца.

Илья Муромец не удробился*.

Съехался Илья с нахвальщиком:

Впервые палками ударились,-

У палок цевья** отломалися,

Друг дружку не ранили;

Саблями вострыми ударились,-

Востры сабли приломалися,

Друг дружку не ранили;

Вострыми копьями кололись,-

Друг дружку не ранили;

Бились, дрались рукопашным боем,

Бились, дрались день до вечера,

С вечера бьются до полуночи,

Со полуночи бьются до бела света.

Махнет Илейко ручкой правою,-

Поскользит у Илейка ножка левая,

Пал Илья на сыру землю;

Сел нахвальщина на белы груди,

Вынимал чинжалищё булатное,

Хочет вспороть груди белыя,

Хочет закрыть очи ясныя,

По плеч отсечь буйну голову.

Еще стал нахвальщина наговаривать:

- Старый ты старик, старый, матерый!

Зачем ты ездишь на чисто поле?

Будто некем тебе, старику, замениться?

Ты поставил бы себе келейку

При той путе - при дороженьке,

Сбирал бы ты, старик, во келейку,

Тут бы, старик, сыт-питанён был.

Лежит Илья под богатырем,

Говорит Илья таково слово:

- Да неладно у святых отцёв написано,

Не ладно у апостолов удумано,

Написано было у святых отцёв,

Удумано было у апостолов:

"Не бывать Илье в чистом поле убитому",

А теперь Илья под богатырем!

Лежучи у Ильи втрое силы прибыло:

Махнёт нахвальщику в белы груди,

Вышибал выше дерева жарового,

Пал нахвальщина на сыру землю,

В сыру землю ушел допояс,

Вскочил Илья на развы ноги,

Сел нахвальщине на белы груди.

Недосуг Илюхе много спрашивать,-

Скоро спорол груди белыя,

Скоро затырил очи ясныя,

По плеч отсек буйну голову,

Воткнул на копье на булатное,

Повез на заставу богатырскую.

Добрыня Никитич встречает Илью Муромца

Со своей братьей приборною.

Илья бросил голову о сыру землю,

При своей братье похваляется:

- Ездил во поле тридцать лет,-

Экого чуда не наезживал!

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

Торока - ремни или мешок для привязывания позади седла.

Ископыть - яма от удара копытом или ком земли из-под копыта.

Чернизина - черное пятно.

Удробиться - сробеть, испугаться.

Цевьё - рукоять.

 

* * *

 

Заставы богатырские, как и дорожки прямоезжие, - тоже не просто поэтический вымысел, плод народной фантазии, а отражение вполне реальной исторической действительности. Именно такие богатырские заставы ограждали Русь от набегов со стороны Дикого поля, первыми принимали на себя удары косогов, хазар, печенегов, половцев, а позднее - яэыц незнаемых, были, по сути, военными крепостями, пограничными форпостами Руси. И так было не только во времена Киевской и докиевской Руси, но и в более отдаленные, когда в Приднепровье проходили оборонительные линии праславян и скифов. Трудно сказать, какой именно период отражен в данном былинном сюжете - древнейший или позднейший, Х - XII века или XIII-XIV. Но так происходит всегда при выражении эпической ситуции, повторяющейся в течение многих веков или тысячелетий. Это не исключение, а правило, одна из принципиальных особенностей эпического творчества и эпического сознания, по самой природе своей объемног о, охватывающего тысячелетние периоды исторического бытия народа.

 

Такая эпическая ситуация запечатлена и в былинном сюжете о бое Ильи Муромца с заезжим богатырем-нахвальщиком; ситуация, допускающая как конкретно-исторические, так и общие трактовки. Вполне конкретным и далеко не случайным является, например, упоминание в некоторых записях этой былины земли Жидовской и имени богатыря Жидовина. За этим кроется одна из драматических страниц в истории Киевской Руси, в течение нескольких веков противостоявшей Хазарии, правящая верхушка которой, как известно, исповедовала иудаизм. И русским богатырям, вне всякого сомнения, приходилось не раз сталкиваться с хазарскими богатырями (таков Ратмир в пушкинском "Руслане и Людмиле", а в самом эпосе - Михайло Козарин, то есть хазарии). Следовательно, время возникновения этого былинного сюжета вполне можно отнести к XI-XII векам, когда Хазария была одним из основных соперников Руси в При- черноморье и Приволжье.

 

Но это лишь одна из возможных трактовок, существуют и другие. В некоторых вариантах былины Илья Муромец встречается не просто с чужеземным богатырем-нахвальщиком, а со своим неузнанным" сыном Сокольником или Подсокольником, которого сверстники, как внебрачного, дразнят сколотлым. Эта версия сюжета дает основания для еще более далекого экскурса в историю, поскольку известно, что в скифские времена сколотами называли предков славян.

 

А это значит, что в русском эпосе сохранился сюжет древнейшей легенды или мифа о том, как славянский богатырь побывал на Золотых горах, где женился на Златыгорке (это имя жены Ильи Муромца сохранилось в былинах). И вот через много лет он встретился со своим неузнанным сыном Сокольником, приехавшим отомстить отцу за измену. Во время боя Илья Муромец по примете узнает своего сына.

 

Подобная трактовка станет еще более вероятной, если вспомнить о Святогоре, от которого Илья Муромец получает свою неодолимую силу. Златыгорка и Святогор - эти имена приводят нас на родину праславян, где в придунайских горах закладывались и первые мифы.

 

Былина "Илья Муромец на заставе богатырской" вошла в "Собрание народных песен П. В. Киреевского". Публикуется по изданию: Илья Муромец. Серия "Литературные памятники". М.-Л., 1958, # 22.

 

 

Илья Муромец и Калин-царь

 

 

Как Владимир-князь да стольнёкиевской

Порозгневался на старого казака Илью Муромца,

Засадил его во погреб во глубокий,

Во глубокий погреб во холодный

Да на три-то году поры-времени.

А у славного у князя у Владымира

Была дочь да одинакая,

Она видит: это дело есть немалое,

А что посадил Владымир князь да стольнё-киевской

Старого казака Илью Муромца

В тот во погреб во холодный;

А он мог бы постоять один за веру за отечество,

Мог бы постоять один за Киев-град,

Мог бы постоять один за церкви за соборных,

Мог бы поберечь он князя да Владымира,

Мог бы поберечь Опраксу королевичну.

Приказала сделать да ключи поддельные,

Положила-то людей да потаенныих,

Приказала-то на погреб на холодный

Да снести перины да подушечки пуховые,

Одеяла приказала снести теплый,

Ена ествушку поставить да хорошую,

И одежу сменять с нова на ново

Тому старому казаку Илье Муромцу.

А Владымир-князь про то не ведаёт.

И воспылал-то тут собака Калин-царь на Киев-град,

И хотит ен розорить да стольный Киев-град,

Чернедь-мужичков он всех повырубить,

Божьи церквы все на дым спустить,

Князю-то Владымиру да голова срубить

Да со той Опраксой королевичной.

Посылает-то собака Калин-царь посланника,

А посланника во столький Киев-град,

И дает ему ен грамоту посыльную

И посланнику-то он наказывал:

- Как поедешь ты во стольный Киев-град,

Будешь ты, посланник, в стольнеем во Киеве

Да у славнаго у князя у Владымира,

Будешь на него на широком дворе

И сойдешь как тут ты со добра коня,

Да й спущай коня ты на посыльной двор,

Сам поди-тко во полату белокаменну,

Да пройдешь палатой белокаменной,

Да й войдешь в его столовую во горенку,

На пяту ты дверь да порозмахивай,

Не снимай-ко кивера с головушки,

Подходи-ко ты ко столику к дубовому,

Становись-ко супротив князя Владымира,

Полагай-ко грамоту на золот стол,

Говори-тко князю ты Владимиру:

"Ты Владымир-князь да стольне-киевской,

Ты бери-тко грамоту посыльную

Да смотри, что в грамоте да напечатано;

Очищай-ко ты все улички стрелецкий,

Все великие дворы да княженецкие,

По всему-то городу по Киеву,

А по всем по улицам широкиим

Да по всем-то переулкам княженецкиим

Наставь сладкиих хмельных напиточек,

Чтоб стояли бочка о бочку близко-поблизку,

Чтобы было у чего стоять собаке царю Калину

Со своими-то войскамы со великима

Во твоем во городе во Киеве".-

  То Владымир-князь да стольнё-киевской

Брал-то книгу он посыльную,

Да и грамоту ту роспечатывал,

И смотрел, что в грамоте написано,

И смотрел, что в грамоте да напечатано,

И что велено очистить улицы стрелецкий

И большие дворы княженецкие,

Да наставить сладкиих хмельных напиточек

А по всем по улицам широкиим,

Да по всем-то переулкам княженецкиим.

Тут Владымир-князь да стольнё-киевской

Видит: есть это дело немалое,

А немало дело-то, великое,

А садился-то Владымир-князь да на черченый стул.

Да писал-то ведь он грамоту повинную:

"Ай же ты собака да и Калин-царь!

Дай-ка мне ты поры-времечки на три году,

На три году дай и на три месяца,

На три месяца да еще на три дня,

Мне очистить улицы стрелецкий,

Все великие дворы да княженецкии,

Накурить мне сладкиих хмельных напиточек

Да й наставить по всему-то городу по Киеву,

Да й по всем по улицам широкиим,

По всим славным переулкам княженецкиим"

Отсылает эту грамоту повинную,

Отсылает ко собаке царю Калину;

А й собака тот да Калин-царь

Дал ему он поры-времечки на три году,

На три году дал и на три месяца,

На три месяца да еще на три дня.

Еще день за день ведь как и дождь дождит,

А неделя за неделей как река бежит,

Прошло поры-времечки да на три году,

А три году да три месяца,

А три месяца и еще три-то дня;

Тут подъехал ведь собака Калин-царь,

Он подъехал ведь под Киев-град

Со своими со войскамы со великима.

Тут Владымир-князь да стольнё-киевской

Он по горенки да стал похаживать,

С ясных очушок он ронит слезы ведь горючим,

Шелковым платком князь утирается,

Говорит Владымир-князь да таковы слова:

- Нет жива-то старого казака Ильи Муромца,

Некому стоять теперь за веру за отечество,

Некому стоять за церкви ведь за Божии,

Некому стоять-то ведь за Киев-град,

Да ведь некому сберечь князя Владымира

Да и той Опраксы королевичной!-

Говорит ему любима дочь да таковы слова:

- Ай ты батюшко, Владымир-князь наш стольнекиевской,

Ведь есть жив-то старыя казак да Илья Муромец,

Ведь он жив на погребе на холодноем.-

Тут Владымир князь-от стольне-киевской

Он скорешенько берет да золоты ключи

Да идет на погреб на холодный,

 Отмыкает он скоренько погреб да холодный

Да подходит ко решоткам ко железныим,

Растворил-то он решотки да железный,

Да там старыя казак да Илья Муромец

Он во погребе сидит-то, сам не старится;

Там перинушки-подушечки пуховые,

Одеяла снесены там теплый,

Ествушка поставлена хорошая,

А одежица на нем да живет сменная.

Ен берет его за ручушки за белый,

За его за перстни за злаченые,

Выводил его со погреба холоднаго,

Приводил его в полату белокаменну,

Становил-то он Илью да супротив себя,

Целовал в уста его сахарнии,

Заводил его за столики дубовые,

Да садил Илью-то ён подли себя,

И кормил его да ествушкой сахарнею,

Да поил-то питьицем да медвяныим,

И говорил-то он Илье да таковы слова:

- Ай же старыя казак да Илья Муромец!

Наш-то Киев-град нынь в полону стоит,

Обошел собака Калин-царь наш Киев-град

Со своима со войскамы со великима.

А постой-ко ты за веру за отечество,

И постой-ко ты за славный Киев-град,

Да постой за матушки Божьи церкви,

 

Да постой-ко ты за князя за Владымира,

Да постой-ко за Опраксу королевичну!-

Так тут старыя казак да Илья Муромец

Выходил он со палаты белокаменной,

Шол по городу он да по Киеву,

Заходил в свою полату белокаменну

Да спросил-то как он паробка любимаго,

Шол со паробком да со любимыим

А на свой на славный на широкий двор,

Заходил он во конюшенку в стоялую,

Посмотрел добра коня он богатырскаго.

Говорил Илья да таковы слова:

- Ай же ты, мой паробок любимый,

Верной ты слуга мой безызменныи,

Хорошо держал моего коня ты богатырскаг

Целовал его он во уста сахарнии,

Выводил добра коня с конюшенки стоялый

А й на тот на славный на широкий двор.

А й тут старыя казак да Илья Муромец

Стал добра коня он заседлывать;

На коня накладывает потничек,

А на потничек накладывает войлочек,

Потничек он клал да ведь шелковенькой,

А на потничек подкладывал подпотничек,

На подпотничек седелко клал черкасское,

А черкасское седелышко недержано,

И подтягивал двенадцать подпругов шелковыих,

И шпилёчики он втягивал булатнии,

А стремяночки покладывал булатнии,

Пряжечки покладывал он красна золота,

Да не для красы-угожества,

Ради крепости все богатырскоей:

Еще подпруги шелковы тянутся, да оны не рвутся,

Да булат железо гнется, не ломается,

Пряжечки-ты красна золота

Оне мокнут, да не ржавеют.

И садился тут Илья да на добра коня,

Брал с собой доспехи крепки богатырскии,

Во-первых, брал палицу булатнюю,

Во-вторых, брал копье боржамецкое,

А еще брал свою саблю вострую,

А йще брал шалыгу подорожную,

И поехал он из города из Киева.

Выехал Илья да во чисто поле

И подъехал он ко войскам ко татарскиим

Посмотреть на войска на татарские:

Нагнано-то силы много-множество,

Как от покрику от человечьяго,

Как от ржанья лошадинаго

Унывает сердце человеческо.

Тут старыя казак да Илья Муромец,

Он поехал по роздольицу чисту полю,

 Не мог конца-краю силушке наехати.

Он повыскочил на гору на высокую,

Посмотрел на все на три-четыре стороны,

Посмотрел на силушку татарскую,

Конца-краю силы насмотреть не мог.

И повыскочил он на гору на другую,

Посмотрел на все на три-четыре стороны,

Конца-краю силы насмотреть не мог.

Он спустился с той со горы со высокий,

Да он ехал по раздольицу чисту полю

И повыскочил на третью гору на высокую,

Посмотрел-то под восточную ведь сторону,

Насмотрел он под восточной стороной,

Насмотрел он там шатры белы

И у белыих шатров-то кони богатырскии.

Он спустился с той горы высокий

И поехал по роздольицу чисту полю,

Приезжал Илья ко шатрам ко белыим,

Как сходил Илья да со добра коня

Да у тых шатров у белыих,

А там стоят кони богатырскии,

У того ли полотна стоят у белаго,

Они зоблю-то* пшену да белоярову.

Говорит Илья да таковы слова:

- Поотведать мне-ка счастья великаго.-

Он накинул поводы шелковый

На добра коня да й богатырскаго

Да спустил коня ко полотну ко белому:

- А й допустят ли-то кони богатырскии

Моего коня да богатырскаго

Ко тому ли полотну ко белому

Позобать пшену да белоярову?-

Его добрый конь идет-то грудью к полотну,

А идет зобать пшену да белоярову;

Старыя казак да Илья Муромец

А идет ён да во бел шатёр.

Приходит Илья Муромец во бел шатер;

В том белом шатра двенадцать-то богатырей,

И богатыри все святорусский,

Они сели хлеба-соли кушати

А и сели-то они да пообедать.

Говорит Илья да таковы слова:

Хлеб да соль, богатыри да святорусский,

А и крестный ты мой батюшка,

А й Самсон да ты Самойлович!-

Говорит ему да крестный батюшка:

- А й поди ты, крестничек любимый,

Старыя казак да Илья Муромец,

А садись-ко с нами пообедати.-

И он выстали ли да на резвы ноги,

С Ильей Муромцем да поздоровкались,

Поздоровкались они да целовалися,

Посадили Илью Муромца да за единый стол

Хлеба-соли да покушать.

Их двенадцать-то богатырей,

Илья Муромец, да он тринадцатый.

Оны поели, попили, пообедали,

Выходили з-за стола из-за дубоваго,

Они Господу Богу помолилися;

Говорил им старыя казак да Илья Муромец:

- Крестный ты мой батюшка, Самсон Самойлович,

  И вы, русскин могучий богатыри,

Вы седлайте-тко добрых коней

А й садитесь вы да на добрых коней,

Поезжайте-тко да во роздольицо чисто поле,

А й под тот под славный стольный Киев-град.

Как под нашим-то под городом под Киевом

А стоит собака Калин-царь,

А стоит со войскамы великима,

Розорить хотит ён стольный Киев-град,

Чернедь-мужиков он всех повырубить,

Божьи церкви все на дым спустить,

Князю-то Владымиру да со Опраксой королевичной -

Он срубить-то хочет буйны головы.

Вы постойте-тко за веру за отечество,

Вы постой-тко за славный стольный Киев-град,

Вы постойте-тко за церквы-ты за Божии,

Вы поберегите-тко князя Владымира

И со той Опраксой королевичной!-

Говорит ему Самсон Самойлович:

  - Ай же крестничек ты мой любимыий,

Старыя казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,

Да не будем мы стоять за матушки Вожи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владымира

Да еще с Опраксой королевичной.

У него ведь есте много да князей-бояр,

Кормит их и поит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владымира.-

Говорит-то старыя казак да Илья Муромец:

- Ай же ты, мой крестный батюшка,

А й Самсон да ты Самойлович!

Это дело у нас будет нехорошее,

Как собака Калин-царь он розорит да Киев-град,

Да он чернедь-мужиков-то всех повырубит,

Да он Божьи церквы все на дым спустит,

Да князю Владымиру с Опраксой королевичной

А он срубит им да буйныя головушки.

Вы седлайте-тко добрых коней

И садитесь-тко вы на добрых коней,

Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град,

И постойте вы за веру за отечество,

И постойте вы за славный стольный Киев-град,

И постойте вы за церквы-ты за Божии,

Вы поберегите-тко князя Владымира

И со той с Опраксой королевичной.-

Говорит Самсон Самойлович да таковы слова:

- Ай же крестничек ты мой любимыий,

Старыя казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,

Да не будем мы стоять за матушки Божьи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владымира

Да еще с Опраксой королевичной.

У него ведь есте много да князей-бояр,

Кормит их и поит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владымира.-

Говорит-то старыя казак да Илья Муромец:

- Ай же ты, мой крестный батюшка,

Ай Самсон да ты Самойлович!

Это дело у нас будет нехорошее.

Вы седлайте-тко добрых коней,

И садитесь-ко вы на добрых коней,

Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град,

И постойте вы за веру за отечество,

И постойте вы за славный стольный Киев-град,

И постойте вы за церквы-ты за Божии,

Вы поберегите-тко князя Владымира

И со той с Опраксой королевичной.-

Говорит ему Самсон Самойлович:

- Ай же крестничек ты мой любимыий,

Старыя казак да Илья Муромец!

А й не будем мы да и коней седлать,

И не будем мы садиться на добрых коней,

Не поедем мы во славно во чисто поле,

Да не будем мы стоять за веру за отечество,

Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,

Да не будем мы стоять за матушки Божьи церкви,

Да не будем мы беречь князя Владымира

Да еще с Опраксой королевичной.

У него ведь есте много да князей-бояр,

Кормит их и поит да и жалует,

Ничего нам нет от князя от Владымира.-

А й тут старыя казак да Илья Муромец

Он как видит, что дело ему не по люби,

А й выходит-то Илья да со бела шатра,

Приходил к добру коню да богатырскому,

Брал его за поводы шелковый,

Отводил от полотна от белаго

А от той пшены от белояровой,

Да садился Илья на добра коня,

То он ехал по роздольицу чисту полю

И подъехал он ко войскам ко татарскиим.

Не ясен сокол да напущает на гусей, на лебедей

Да (на) малых перелетных на серых утушек,

Напущает-то богатырь святорусския

А на тую ли на силу на татарскую.

Он спустил коня да богатырскаго,

Да поехал ли по той по силушке татарскоей,

Стал он силушку конем топтать,

Стал конем топтать, копьем колоть,

А он силу бьет, будто траву косит.

Его добрый конь да богатырскии

Испровещился языком человеческим:

- Ай же славный богатырь святорусьскии,

Хоть ты наступил на силу на великую,

Не побить тоби той силушки великий:

Нагнано у собаки царя Калина,

Нагнано той силы много-множество,

И у него есте сильный богатыри,

Поляницы есте да удалыи;

У него собаки царя Калина

Сделаны-то трои ведь подкопы да глубокий

Да во славноем раздольице чистом поли.

Когда будешь ездить по тому роздольицу чисту полю,

Будешь быть-то силу ту великую,

Как просядем мы в подкопы во глубокий,

Так из первыих подкопов я повыскочу

Да тобя оттуль-то я повыздыну;

Как просядем мы в подкопы-то во других,

И оттуль-то я повыскочу,

И тобя оттуль-то я повыздыну;

Еще в третьии подкопы во глубокий,

А ведь тут-то я повыскочу,

Да оттуль тебя-то не повыздыну,

Ты останешься в подкопах во глубокиих.

- Ай ще старыя казак да Илья Муромец

Ему дело-то ведь не слюбилоси,

И берет он плетку шелкову в белы руки,

А он бьет коня да по крутым ребрам,

Говорил ён коню таковы слова:

- Ай же ты, собачище изменное,

Я тобя кормлю, пою да и улаживаю,

А ты хочешь меня оставить во чистом поли,

Да во тых подкопах во глубокиих!-

И поехал Илья по роздольицу чисту полю

Во тую во силушку великую,

Стал конем топтать да и копьем колоть,

И он бьет-то силу, как траву косит:

У Ильи-то сила не уменьшится.

Й он просел в подкопы во глубокий;

Ёго добрый конь оттуль повыскочил,

Он повыскочил, Илья оттуль повыздынул.

Й он спутал коня да богатырского

По тому роздольицу чисту полю

Во тую во силушку великую,

Стал конем топтать да и копьем колоть,

Й он бьет-то силу, как траву косит;

У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,

На добром коне сидит Илья, не старится.

Й он просел с конем да богатырскиим,

Й он попал в подкопы-ты во других;

Его добрый конь оттуль повыскочил

Да Илью оттуль повыздынул,

И он спустил коня да богатырскаго

По тому роздольицу чисту полю

Во тую во силушку великую,

Стал конем топтать да и копьем колоть,

И он бьет-то силу, как траву косит;

У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,

  На добром коне сидит Илья, не старится.

И он попал в подкопы-ты во третьии,

Он просел с конем в подкопы-ты глубокий;

Его добрый конь да богатырскии

Еще с третьиих подкопов он повыскочил,

Да оттуль Ильи он не повыздынул,

Сголзанул Илья да со добра коня,

И остался он в подкопе во глубокоем.

Да пришли татара-то поганый

Да хотели захватить они добра коня;

Его конь-то богатырскии

Не сдался им во белы руки,

Убежал-то добрый конь да во чисто поле.

Тут пришли татары-ты поганый

А нападали на стараго казака Илью Муромца,

А й сковали ему ножки резвый,

И связали ему ручки белый.

Говорили-то татара таковы слова:

- Отрубить ему да буйную головушку.-

Говорят ины татара таковы слова:

- А й не надо ему буйной головы,

Мы сведём Илью к собаке царю Калину,

Что он хочет, то над ним да сделает.-

Повели Илью да по чисту полю

По ко тым полаткам полотняныим,

Приводили ко полатке полотняноей.

Привели его к собаке царю Калину,

Становили супротив собаки царя Калина.

Говорили татара таковы слова:

- Ай же ты, собака да наш Калин-царь!

Захватили мы да старого казака Илью Муромец

Да во тых-то во подкопах во глубокиих,

И привели к тобе, к собаке царю Калину;

Что ты знаешь, то над ним и делаешь.-

Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы слова:

- Ай ты старыя казак да Илья Муромец,

Молодой щенок да напустил на силу на великую,

Тобе где-то одному побить моя сила великая!

Вы роскуйте-тко Илье да ножки резвый,

Развяжите-тко Илье да ручки белыи.-

И росковали ему ножки резвый,

Розвязали ему ручки белый.

Говорил собака Калин-царь да таковы слова:

- Ай же старыя казак да Илья Муромец!

Да садись-ко ты со мной а за единый стол,

Ешь-ко ествушку мою сахарнюю,

Да и пей-ко мои питьица медвяный,

И одежь-ко ты мою одежу дрогоценную,

И держи-тко мою золоту казну,

Золоту казну держи по надобью,

Не служи-тко ты князю Владымиру,

Да служи-тко ты собаке царю Калину.-

Говорил Илья да таковы слова:

- А й не сяду я с тобой да за единый стол,

Не буду есть твоих ествушек сахарниих,

Не буду пить твоих питьицев медвяныих,

Не буду носить твоей одежи дрогоценныи,

Не буду держать твоей бессчетной золотой казны,

Не буду служить тобе, собаке царю Калину,

Еще буду служить я за веру за отечество,

А й буду стоять за стольний Киев-град,

А буду стоять за церкви за Господнии,

А буду стоять за князя за Владымира

И со той Опраксой королевичной.-

Тут старой казак да Илья Муромец

Он выходит со полатки полотняноей

Да ушол в роздольицо в чисто поле.

Да теснить стали его татары-ты поганый,

Хотят обневолить они стараго казака Илью Муромца.

А у стараго казака Илья Муромца

При соби да не случилось-то доспехов крепкиих,

Нечем-то ему с татарамы да попротивиться.

Старыя казак да Илья Муромец

Видит ён - дело немалое,

Да схватил татарина ён за ноги,

Тако стал татарином помахивать,

Стал ён бить татар татарином,

И от него татара стали бегать,

И прошол ён скрозь всю силушку татарскую,

Вышел он в роздольицо чисто поле,

Да он бросил-то татарина да в сторону,

То идет он по роздольицу чисту полю,

При соби-то нет коня да богатырскаго,

При соби-то нет доспехов крепкиих.

Засвистал в свисток Илья он богатырскии,

Услыхал его добрый конь да во чистом поле,

Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу.

Еще старыя казак да Илья Муромец,

Как садился он да на добра коня

И поехал по роздольицу чисту полю,

Выскочил он да на гору на высокую,

Посмотрел-то под восточную он сторону,

А й под той ли под восточной под сторонушкой

А й у тых ли шатров у белыих

Стоят добры кони богатырскии.

А тут старый-от казак да Илья Муромец

Опустился ён да со добра коня,

Брал свой тугой лук разрывчатой в белы ручки,

Натянул тетивочку шелковеньку,

Наложил он стрелочку каленую,

Й он спущал ту стрелочку во бел шатер,

Говорил Илья да таковы слова:

- А лети-тко, стрелочка каленая,

А лети-тко, стрелочка, во бел шатер,

Да сыми-тко крышу со бела шатра,

Да пади-тко, стрелка, на белы груди

К моему ко батюшке ко крестному,

И проголзни-тко по груди ты по белый,

Сделай-ко ты сцапину да маленьку,

Маленькую сцапинку да невеликую.

Он и спит там, прохлаждается,

А мне здесь-то одному да мало можется.-

Й он спустил как эту тетивочку шелковую,

Да спустил он эту стрелочку каленую,

Да просвиснула как эта стрелочка каленая

Да во тот во славный во бел шатёр,

Она сняла крышу со бела шатра,

Пала она, стрелка, на белы груди

Ко тому ли-то Самсону ко Самойловичу,

По белой груди ведь стрелочка проголзнула,

Сделала она да сцапинку-то маленьку.

А й тут славныя богатырь святорусский,

А й Самсон-то ведь Самойлович,

Пробудился-то Самсон от крепка сна,

Пороскинул свои очи ясным,

Да как снята крыша со бела шатра

Пролетела стрелка по белой груди,

Она сцапиночку сделала да на белой груди.

Й он скорешенько стал на резвы ноги,

Говорил Самсон да таковы слова:

- Ай же славный мои богатыри вы святорусский,

Вы скорешенько сделайте-тко добрых коней,

Да садитесь-тко вы на добрых коней!

Мне от крестничка да от любимого

Прилетели-то подарочки да нелюбимым,

Долетела стрелочка каленая

Через мой-то славный бел шатёр,

Она крышу сняла ведь да со бела шатра,

Да проголзнула-то стрелка по белой груди,

Она сцапинку-то дала по белой груди,

Только малу сцапинку-то дала невеликую:

Погодился мне, Самсону, крест на вороти,

Крест на вороти шести пудов;

Есть бы не был крест да на моей груди,

Оторвала бы мне буйну голову.-

Тут богатыри все святорусский

Скоро ведь седали на добрых коней,

И садились молодцы да на добрых коней,

И поехали роздольицем чистым полем

Ко тому ко городу ко Киеву,

Ко тым они силам ко татарскиим.

А со той горы да со высокий

Усмотрел ли старыя казак да Илья Муромец,

А то едут ведь богатыри чистым полем,

А то едут ведь да на добрых конях.

И спустился ён с горы высокий

И подъехал ён к богатырям ко святорусьскиим:

Их двенадцать-то богатырей, Илья тринадцатый.

И приехали они ко силушке татарскоей,

Припустили коней богатырскиих,

Стали бить-то силушку татарскую,

Притоптали тут вся силушку великую,

И приехали к полатке полотняноей;

Говорят-то как богатыри да святорусьскии:

- А срубить-то буйную головушку

А тому собаке царю Калину.-

Говорил старой казак да Илья Муромец:

- А почто рубить ему да буйная головушка?

Мы свеземте-тко его во стольный Киев-град

Да й ко славному ко князю ко Владымиру.-

Привезли его собаку, царя Калина,

А во тот во славный Киев-град

Да ко славному ко князю ко Владымиру,

Привели его в полату белокаменну

Да ко славному ко князю ко Владымиру.

То Владымир-князь да стольнё-киевской

Он берет собаку за белы руки

И садил его за столики дубовые,

Кормил его ествушкой сахарнею

Да поил-то питьицем медвяныим.

Говорил ему собака Калин-царь да таковы слова:

- Ай же ты, Владымир-князь да стольнё-киевской,

Не сруби-тко мне да буйной головы!

Мы напишем промеж собой записи великий,

Буду тебе платить дани век и по веку,

А тобе-то, князю я Владымиру!-

А тут той старинке и славу поют,

А по тыих мест старинка и покончилась

 

ПРИМЕЧАНИЕ

 

* Зобать - есть жадно, торопливо.

 

В эпосе любого народа есть свой центральный герой и свой центральный сю- жет. В русском героическом эпосе они объединены в былине "Илья Муромец и Калин-царь": центральный герой - Илья Муромец,и, бесспорно, центральный сю- жет - борьба за землю святорусскую. Былина эта имеет совершенно исключи- тельное значение еще и потому, что именно в ней с наибольшей силой и художе- ственной убедительностью выражена глубоко народная идея о патриотизме, о верности родной земле.

 

Как и в большинстве фольклорных произведений, в былине "Илья Муромец и Калин-царь" отражено не отдельное историческое событие, реальное сражение, допустим на реке Калке в 1223 году или на Куликовом поле в 1380-м, а целый ряд таких сражений, как великих, так и малых. Перед нами эпическая услов- ность - такого сражения не было - и одновременно эпическое обобщение - та- кие сражения были; верность не факту, а духу истории.

 

Исследователи относят возникновение цикла былин о бое Ильи Муромца с царем Калином (нмя "Калин", по предположению Вс. Миллера, происходит от "Калки ", битвы на Калке, но встречаются и другие имена: Батый, Батыев, Батей Батеевич, Кудреванко, Скурла-царь) к первым столкновениям Руси с народом незнаемым. "Начало формирования цикла, - отмечает А. М. Астахова, - отно- сится к XIII веку, ко времени первых татарских нашествий, в дальнейшем под воздействием исторической действительности последующего времени цикл этот продолжал развиваться путем создания новых сюжетных ситуаций и путем вклю- чения в сложившиеся композиции новых эпизодов".

 

Былина "Илья Муромец и Калин-царь" входит почти во все фольклорные собрания, начиная со "Сборника Кирши Данилова", она известна в исполнении почти всех выдающихся сказителей, и все-таки текст, записанный 6 июля 1871 го- да в Кижах от Трофима Григорьевича Рябинина, остается непревзойденным и по полноте, и по своим художественным достоинствам.

 

Текст публикуется по изданию: Гильфердинг А. Ф. Онежские былины. 3-е изд., т. 2, # 75.

 

 

Илья Муромец и идолище

 

 

Как сильное могучо-то Иванищо,

Как он, Иванищо, справляется,

Как он-то тут, Иван, да снаряжается

Итти к городу еще Еросолиму,

Как Господу там Богу помолиться,

Во Ёрдань там реченки купатися,

В кипарисном деревци сушиться,

Господнему да гробу приложиться.

А сильне-то могучо Иванищо,

У его лапотци на ножках семи шелков,

Клюша-то у его ведь сорок пуд.

Как ино тут промеж-то лапотци поплетены

Каменья-то были самоцветные.

Как меженный день, да шол он по красному солнышку,

В осенну ночь он шол по дорогому каменю самоцветному,

 

Ино тут это сильное могучее Иванищо

Сходил к городу еще Еросолиму,

 Там Господу-то Богу он молился есть,

Во Ёрдань-то реченки купался он,

В кипарисном деревци сушился бы,

Господнему-то гробу приложился да.

Как тут-то он Иван поворот держал,

Назад-то он тут шол мимо Царь-от град.

Как тут было еще в Цари-гради,

Наехало погано тут Идолищо,

Одолели как поганы вси татарева,

Как скоро тут святыи образа были поколоты,

Да в черны-то грязи были потоптаны,

В Божьих-то церквах он начал тут коней кормить.

Как это сильно могуче тут Иванищо

Хватил-то он татарина под пазуху,

Вытащил погана на чисто поле,

А начал у поганаго доспрашивать:

- Ай же ты, татарин, да неверный был!

А ты скажи, татарин, не утай себя:

Какой у вас, погано, есть Идолищо,

Велик ли-то он ростом собой да был?

Говорит татарин таково слово:

- Как есть у нас погано, есть Идолищо,

В долину две сажени печатныих,

А в ширину сажень была печатная,

А головищо что ведь люто лохалищо,

А глазища что пивные чашища,

А нос-от на роже он с локоть был.-

Как хватил-то он татарина тут за руку,

Бросил он его в чисто поле,

А розлетелись у татарина тут косточки.

Пошол-то тут Иванищо вперед опять,

Идет он путем да дорожкою,

На стречу тут ему да стречается

Старый казак Илья Муромец:

- Здравствуй-ко ты, старый казак Илья Муромец!-

Как он его ведь тут еще здравствует:

- Здравствуй, сильное могучо ты Иванищо!

Ты откуль идешь, ты откуль бредешь,

А ты откуль еще свой да путь держишь?-

- А я бреду, Илья еще Муромец,

От того я города Еросолима.

Я там был ино Господу Богу молился там,

Во Ердань-то реченки купался там,

А в кипарисном деревци сушился там,

Во Господнем гробу приложился был.

Как скоро я назад тут поворот держал,

 Шол-то я назад мимо Царь-от град.-

Как начал тут Ильюшенка доспрашивать,

Как начал тут Ильюшенка доведывать:

- Как все ли-то в Цари-гради по-старому,

Как все ли-то в Цари-гради по-прежному?-

А говорит тут Иван таково слово:

- Как в Цари гради-то нуньчу не по-старому,

В Цари гради-то нуньчу не по-прежному.

Одолели есть поганый татарева,

Наехал есть поганое Идолищо,

Святыи образа были поколоты,

В черныи грязи были потоптаны,

Да во Божьих церквах там коней кормят.-

- Дурак ты, сильное могучо есть Иванищо!

Силы у тебя есте с два меня,

Смелости, ухватки половинки нет.

За первыя бы речи тебя жаловал,

За эты бы тебя й наказал

По тому-то телу по нагому.

Зачем же ты не выручил царя-то

Костянтина Боголюбова?

Как ино скоро розувай же с ног,

Лапотци розувай семи шелков,

А обувай мои башмачики сафьяныи.

Сокручуся я каликой перехожею.-

Сокрутился е каликой перехожею,

Дават-то ему тут своего добра коня:

- На-ко, сильное могучо ты Иванищо,

А на-ко ведь моего ты да добра коня!

Хотя ты езди ль, хоть водком води,

А столько еще, сильное могучо ты Иванищо,

Живи-то ты на уловном этом местечки,

А живи-тко ты еще, ожидай меня,

Назад-то сюды буду я обратно бы.

Давай сюды клюшу-то мне-ка сорок пуд.-

Не дойдет тут Иван розговаривать,

Скоро подавать ему клюшу свою сорок пуд,

Взимат-то он от его тут добра коня.

Пошол тут Ильюшенка скорым-скоро

Той ли-то каликой перехожею.

Как приходил Ильюшенка во Царь-от град,

Хватил он там татарина под пазуху,

Вытащил его он на чисто поле,

Как начал у татарина доспрашивать:

- Ты скажи, татарин, не утай себя,

Какой у вас невежа поганый был,

Поганый был поганое Идолищо?

Как говорит татарин таково слово:

- Есть у нас поганое Идолищо

А росту две сажени печатныих,

В ширину сажень была печатная,

А головищо что ведь лютое лохалищо,

Глазища что ведь пивные чашища,

А нос-от ведь на рожи с локоть был.-

Хватил-то он татарина за руку,

Бросил он его во чисто поле,

Розлетелись у его тут косточки.

Как тут-то ведь еще Илья Муромец

Заходит Ильюшенка во Царь-от град,

Закрычал Илья тут во всю голову:

- Ах ты, царь да Костянтин Боголюбович!

А дай-ка мне, калики перехожие,

Злато мне, милостину спасеную.-

Как ино царь-он Костянтин-от Боголюбович

Он-то ведь уж тут зрадовается.

Как тут в Цари-гради от крыку еще каличьяго

Теремы-то ведь тут пошаталися,

Хрустальнии оконнички посыпались,

Как у поганаго сердечко тут ужахнулось.

Как говорит поганой таково слово:

- А царь ты, Костянтин Боголюбов, был!

Какой зто калика перехожая?-

Говорит тут Костянтин таково слово:

- Это есте русская калика зде.-

- Возьми-ко ты каликушку к себе его,

Корми-ко ты каликушку да пой его,

Надай-ко ему ты злата-серебра,

Надай-ко ему злата ты долюби.-

Взимал он, царь Костянтин Боголюбович,

Взимал он тут каликушку к себе его

В особой-то покой да в потайных,

Кормил-поил калику, зрадовается,

И сам-то он ему воспроговорит:

- Да не красное ль то солнышко пороспекл

Не млад ли зде светел месяц пороссветил?

Как нунечку топеречку зде еще,

Как нам еще сюда показался бы

Как старый казак здесь Илья Муромец.

Как нунь-то есть было топеречку

От тыи беды он нас повыручит,

От тыи от смерти безнапрасныи.-

Как тут это поганое Идолищо

Взимает он калику на допрос к себя:

- Да ай же ты, калика было русская!

Ты скажи, скажи, калика, не утай себя,

Какой-то на Руси у вас богатырь есть,

А старый казак есть Илья Муромец?

Велик ли он ростом, по многу ль хлеба ест,

По многу ль еще пьет зелена вина?-

Как тут эта калика было русская

Начал он, калика, тут высказывать:

- Да ай же ты, поганое Идолищо'.

У нас-то есть во Киеве

Илья-то ведь да Муромец

А волосом да возрастом ровным с меня,

А мы с им были братьица крестовый,

А хлеба ест как по три-то колачика крупивчатых,

А пьет-то зелена вина на три пятачка на медныих.-

- Да чорт-то ведь во Киеви-то есть, не богатырь был!

А был бы-то ведь зде да богатырь тот,

Как я бы тут его на долонь-ту клал,

Другой рукой опять бы сверху прижал,

А тут бы еще да ведь блин-то стал,

Дунул бы его во чисто поле!

Как я-то еще ведь Идолищо

А росту две сажени печатныих,

А в ширину-то ведь сажень была печатная,

Головищо у меня да что люто лохалищо,

Глазища у меня да что пивные чашища,

Нос-то ведь на рожи с локоть бы.

Как я-то ведь да к выти* хлеба ем,

А ведь по три-то печи печоныих,

Пью-то я еще зелена вина

А по три-то ведра я ведь медныих,

Как штей-то я хлебаю - по яловицы есте русскии.-

Говорит Илья тут таково слово:

- У нас как у попа было ростовскаго,

Как была что корова обжориста,

А много она ела, пила, тут и треснула,

Тебе-то бы, поганому, да так же быть!-

Как этыи тут речи не слюбилися,

Поганому ему не к лицу пришли,

Хватил как он ножищо тут кинжалищо

Со того стола со дубова,

Как бросил ён во Илью-то Муромца,

Что в эту калику перехожую.

Как тут-то ведь Ильи не дойдет сидеть,

Как скоро ён от ножика отскакивал,

Колпаком тот ножик приотваживал.

Как пролетел тут ножик да мимо-то,

Ударил он во дверь во дубовую,

Как выскочила дверь тут с ободвериной,

Улетела тая дверь да во сини-ты,

Двенадцать там своих да татаровей

На мертво убило, друго ранило.

Как остальни татара проклинают тут:

- Буди трою проклят, наш татарин ты!-

Как тут опять Ильюше не дойдет сидеть,

Скоро он к поганому подскакивал,

Ударил как клюшой его в голову,

Как тут-то он поганый да захамкал есть.

Хватил затым поганого он за ноги,

Как начал он поганым тут помахивать,

Помахиват Ильюша, выговариват:

- Вот мне-ка, братцы, нуньчу оружьё по плечу пришло.-

А бьет-то, сам Ильюша выговариват:

- Крепок-то поганый сам на жилочках,

А тянется поганый, сам не рвется!-

Начал он поганых тут охаживать

Как этыим поганыим Идолищом.

Прибил-то он поганых всех в три часу,

А не оставил тут поганаго на семена.

Как царь тут Костянтин-он Боголюбович

Благодарствует его Илью Муромца:

- Благодарим тебя, ты старый казак Илья Муромец!

Нонь ты нас еще да повыручил,

А нонь ты на еще да повыключил

От тыи от смерти безнапрасныи.

Ах ты старый казак да Илья Муромец!

Живи-тко ты здесь у нас на жительстве,

Пожалую тебя я воеводою.-

Как говорит Илья ему Муромец:

- Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбовиц!

А послужил у тя стольки я три часу,

А выслужил у те хлеб-соль мяккую,

Да я у тя еще слово гладкое,

Да еще уветливо да приветливо.

Служил-то я у князя Володимера,

Служил я у его ровно тридцать лет,

Не выслужил-то я хлеба-соли там мяккии,

А не выслужил-то я слова там гладкаго,

Слова у его я уветлива есть приветлива.

Да ах ты царь Костянтин Боголюбовиц!

Нельзя-то ведь еще мне зде-ка жить,

Нельзя-то ведь-то было, невозможно есть:

Оставлен есть оставеш (так) на дороженки.-

Как царь-тот Костянтин Боголюбович

Насыпал ему чашу красна золота,

А другу-ту чашу скачна жемчугу,

Третьюю еще чиста серебра.

Как принимал Ильюшенка, взимал к себе,

Высыпал-то в карман злато-серебро,

  Тот ли-то этот скачный жемчужок,

Благодарил-то он тут царя Костянтина Боголюбова:

- Это ведь мое-то зарабочее.-

Как тут-то с царем Костянтином роспростилиси,

Тут скоро Ильюша поворот держал.

Придет он на уловно это мистечко,

Ажно тут Иванищо притаскано,

Да ажно тут Иванищо придерзано.

Как и приходит тут Илья Муромец,

Скидывал он с себя платья-ты каличьии,

Розувал лапотцы семи шелков,

Обувал на ножки-то сапожки сафьянные,

Надевал на ся платьица цветныи,

Взимал тут он к себе своего добра коня,

Садился тут Илья на добра коня,

Тут-то он с Иванищом еще распрощается:

- Прощай-ко нунь, ты сильное могучо Иванищо

Впредь ты так да больше не делай-ко,

А выручай-ко ты Русью от поганыих.-

Да поехал тут Ильюшенка во Киев-град.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

* Выть - определенный час еды.

 

 

Особенности этого былинного сюжета, его непосредственная связь с реальными историческими событиями: хождениями русских богатырей и калик в Царьград, падением столицы Византийской империи - подробно рассматриваются в предисловии. К сказанному можно лишь добавить, что по своей сюжетной и композиционной завершенности это одна из самых совершенных былин русского эпоса. Блестяще разработаны в ней отдельные эпизоды: встреча и разговор Ильи Муромца с каликой Иванищем, встреча с царем Константином и, наконец, столкновение с Идолищем.

 

Не менее существен и финал былин. В благодарность за освобождение Царь- града царь Константин предлагает Илье Муромцу остаться в нем на жительстве, обещает пожаловать его воеводою, но богатырь отказывается. Он возвращается в Киев, хотя сам же перед этим признавался Константину, что за тридцать лет службы Владимиру

 

Не выслужил-то я хлеба-соли там мяккии,

А не выслужил-то я слова там гладкаво.

 

И тем не менее Илья Муромец остается верен Владимиру. Он возвращается на родину, вновь встречается с каликой Иванищем, меняется с ним одеждой и гoворит ему на прощание:

Впредь ты так да больше не делай-ко,

А выручай-ко ты Русью от поганыих.

 

Такой идейный замысел былины, продолжающей развитие двух постоянных и сквозных тем: отношения с князем Владимиром и борьба с внешним врагом.

 

Былина записана А. Ф. Гильфердингом 26 июля 1871 года на Марнаволоке от Никифора Прохорова. Публикуется по изданию: Г и л ь ф е р д и н r А. Ф. Онежские былины. 4-е изд., т. 1, # 48.

 

 

Илья Муромец и дочь его

 

 

Ай на славноей московскоей на заставы

Стояло двенадцать богатырей их святорусскиих,

А по ней по славной по московскоей по заставы

Ай пехотою никто да не прохаживал,

На добром кони никто тут не произживал,

Птица черный ворон не пролетывал,

А ще серый зверь да не прорыскивал.

А й то через зту славную московскую-то заставу

Едет поляничища удалая,

А й удала поляничища великая,

Конь под нею как сильня гора,

Поляница на кони будто сенна копна,

У ней шапочка надета на головушку

А й пушистая сама завесиста,

Спереду-то не видать личка румянаго

И сзаду не видеть шеи белоей.

Ена ехала, собака, насмеялася,

Не сказала Божьей помочи богатырям,

Она едет прямоезжею дорожкой к стольне-Киеву.

Говорил тут старыя казак да Илья Муромец:

- Ай же братьица мои крестовый,

Ай богатыря вы святорусьскии,

Ай вы славия дружинушка хоробрая!

Кому ехать нам в роздольице чисто поле

Поотведать надо силушки великою

Да й у той у поляницы у удалою?-

Говорил-то тут Олешенка Григорьевич:

- Я поеду во роздольицо чисто поле,

Посмотрю на поляницу на удалую.-

Как садился-то Олеша на добра коня,

А он выехал в роздольицо чисто поле,

Посмотрел на поляницу з-за сыра дуба,

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да й не мог у ней он силушки отведать.

Поскорешенько Олеша поворот держал,

Приезжал на заставу московскую,

Говорил-то и Олеша таковы слова:

Ай вы славный богатыри да святорусьскии!

Хоть-то был я во роздольице чистом поли,

Да й не смел я к поляницищу подъехати,

А й не мог я у ней силушки отведати.-

Говорил-то тут молоденькой Добрынюшка:. -

 - Я поеду во роздольицо чисто поле,

Посмотрю на поляницу на удалую.-

Тут Добрынюшка садился на добра коня

Да й поехал во роздольицо чисто поли,

Так не смел он к поляницищу подъехати,

Да не мог у ней он силушки отведати.

Ездит поляница по чисту полю

На добром кони на богатырскоем,

Ена ездит в поли, сама тешится, А

На правой руки у ней-то соловей сидит,

На левой руки - да жавроленочек.

А й тут молодой Добрынюшка Микитинец

Да не смел он к полянице той подъехати,

Да не мог у ней он силы поотведати;

Поскорешенько назад он поворот держал,

Приезжал на заставу московскую,

Говорил Добрыня таковы слова:

- Ай же братьица мои да вы крестовый,

Да богатыря вы славны святорусьскии!

То хоть был я во роздольице чистом поли,

Посмотрел на поляницу на удалую,

Она езди в поли, сама тешится,

На правой руки у ней-то соловей сидит,

На левой руки - да жавроленочек.

Да не смел я к полянице той подъехати

И не мог-то у ней силушки отведать.

Ена едет-то ко городу ко Киеву,

Ена кличет-выкликает поединщика,

Супротив собя да супротивника,

Из чиста поля да и наездника,

Поляница говорит да таковы слова:

- Как Владымир князь-от стольне-киевской

Как не дает мне-ка он да супротивника,

Из чиста поля да и наездника,

А й приеду я тогда во славный стольный Киев-град,

Разорюто славной стольный Киев-град,

А я чернедь мужичков-тых всех повырублю,

А Божьи церквы я все на дым спущу,

Самому князю Владымиру я голову срублю

Со Опраксией да с королевичной!-

Говорит им старый казак да Илья Муромец:

- А й богатыря вы святорусьскии,

Славная дружинушка хоробрая!

Я поеду во роздольицо чисто поле,

На бо-то мне-ка смерть да не написана;

Поотведаю я силушки великою

Да у той у поляницы у удалою.-

Говорил ему Добрынюшка Микитинец:

- Ай же старыя казак да Илья Муромец!

Ты поедешь во роздольицо чисто поле

Да на тыя на удары на тяжелый,

Да й на тыя на побоища на смертный,

Нам куда велишь итти да й куды ехать?-

Говорил-то им Илья да таковы слова:

Ай же братьица мои да вы крестовый!

Поезжайте-тко роздольицом чистым полем,

Заезжайте вы на гору на высокую,

Посмотрите вы на драку богатырскую:

Надо мною будет, братци, безвременьице,

Так вы поспейте ко мни, братьица, на выруку.-

Да й садился тут Илья да на добра коня,

Ен поехал по роздольицу чисту полю,

Ен повыскочил на гору на высокую,

А й сходил Илья он со добра коня,

Посмотреть на поляницу на удалую,

Как-то ездит поляничищо в чистом поли;

Й она ездит поляница по чисту полю

На добром кони на богатырскоем,

Она шуточки-ты шутит не великий,

А й кидает она палицу булатнюю

А й под облаку да под ходячую,

На добром кони она да ведь подъезживат,

А й одною рукой палицу подхватыват,

Как пером-то лебединыим поигрыват,

А й так эту палицу булатнюю покидыват.

И подходил-то как Илья он ко добру коню

Да он пал на бедра лошадиных,

Говорил-то как Илья он таковы слова:

- Ай же, бурушко мой маленькой косматенькой!

Послужи-тко мне да верой-правдою,

Верой-правдой послужи-тко неизменною,

А й по-старому служи еще по-прежнему,

Не отдай меня татарину в чистом поли,

Чтоб срубил мне-ка татарин буйну голову!-

А й садился тут Илья он на добра коня,

То он ехал по роздолью по чисту полю,

Й он наехал поляницу во чистом поли,

Поляници он подъехал со бела лица,

Поляницу становил он супротив собя,

Говорил ен поляници таковы слова:

- Ай же поляница ты удалая!

Надобно друг у друга нам силушки отведати.

Порозъедемся с роздольица с чиста поля

На своих на добрых конях богатырскиих,

Да приударим-ко во палиции булатнии,

А й тут силушки друг у друга й отведаём.-

Порозъехались оне да на добрых конях

Да й по славну по роздольицу чисту полю,

Й оны съехались с чиста поля да со роздольица

На своих-то конях богатырскиих,

То приударили во палици булатнии,

Ены друг друга-то били по белым грудям,

Ены били друг друга да не жалухою,

Да со всею своей силы с богатырскою,

У них палицы в руках да й погибалися,

А й по маковкам да й отломилися.

А под нима-то доспехи были крепкие,

Ены друг друга не сшибли со добрых коней,

А не били оны друг друга, не ранили

И ни которого местечка не кровавили,

Становили добрых коней богатырскиих,

Говорили-то оны да промежду собой:

- Как нам силушка друг у друга отведать?

Порозъехаться с роздольица с чиста поля

На своих на добрых конях богатырскиих,

Приударить надо в копья в муржамецкии,

Тут мы силушка друг у друга й отведаем.-

Порозъехались оны да на добрых конях

А й во славное в роздольицо чисто поле,

Припустили оны друг к другу добрых коней,

Порозъехались с роздольица с чиста поля,

Приударили во копья в муржамецкии,

Ены друг друга-то били не жалухою,

Не жалухою-то били по белым грудям,

Так у них в руках-то копья погибалися

А й по маковкам да й отломилися.

Так доспехи-ты под нима были крепкие,

Ены друг друга не сшибли со добрых коней,

Да й не били, друг друга не ранили,

Никоторого местечка не кровавили.

Становили добрых коней богатырскиих,

Говорили-то оны да промежду собой:

- А'ще как-то нам у друг друга-то силушка отведать?

Надо биться-то им боем-рукопашкою,

Тут у друг друга мы силушка отведаем.-

Тут сходили молодцы с добрых коней,

Опустилися на матушку сыру-землю,

Пошли-то оны биться боем-рукопашкою.

Еще эта поляничища удалая

А й весьма была она да зла-догадлива

Й учена была бороться об одной ручке;

Подходила-то ко старому казаке к Илье Муромцу,

Подхватила-то Илью да на косу бодру,

Да спустила-то на матушку сыру-землю,

Да ступила Илье Муромцу на белу грудь,

Она брала-то рогатину звериную,

Заносила-то свою да руку правую,

Заносила руку выше головы,

Опустить хотела ниже пояса.

На бо-то Илье смерть и не написана,

У ней правая рука в плечи да застоялася,

Во ясных очах да й помутился свет,

Она стала у богатыря выспрашивать:

- Ай скажи-тко ты, богатырь святорусьскии,

Тобе как-то молодца да именем зовут,

Звеличают удалого по отечеству?-

А'ще старыя казак-от Илья Муромец,

Розгорелось его сердце богатырское,

Й он смахнул своей да правой ручушкой,

Да он сшиб-то ведь богатыря с белой груди,

Ен скорешенко скочил-то на резвы ножки,

Он хватил как поляницу на косу бодру,

Да спустил он ю на матушку сыру-землю,

Да ступил он поляницы на белы груди,

А й берет-то в руки свой булатный нож,

Заносил свою он ручку правую,

Заносил он выше головы,

Опустить он хочет ручку ниже пояса;

А й по Божьему ли по велению

Права ручушка в плечи-то остояласи,

В ясных очушках-то помутился свет.

То он стал у поляничища выспрашивать:

- Да й скажи-тко, поляница, попроведай-ко,

Ты коей земли да ты коей Литвы,

Еще как-то поляничку именем зовут.

Удалую звеличают по отечеству?-

Говорила поляница й горько плакала:

- Ай ты, старая базыка* новодревная!

Тоби просто надо мною насмехаться,

Как стоишь-то на моей да на белой груди,

Во руки ты держишь свой булатный нож,

Роспластать хотишь мои да груди белый!

Я стояла на твоей как на белой груди,

Я пластала бы твои да груди белый,

Доставала бы твое сердце со печеней,

Не спросила бы отца твоего й матери,

Твоего ни роду я ни племени.-

И розгорелось сердцо у богатыря

Да й у стараго казака Ильи Муромца,

Заносил-то он свою да ручку правую,

Заздынул он ручку выше головы,

Опустить хотит ю ниже пояса;

Тут по Божьему да по велению

Права ручушка в плечи да остоялася,

В ясных очушках да й помутился свет,

Так он стал у поляницы-то выспрашивать:

- Ты скажи-тко, поляница, мни, проведай-ко,

Ты коей земли да ты коей Литвы,

Тобя как-то поляничку именем зовут,

Звеличают удалую по отечеству?-

Говорила поляница й горько плакала:

- Ай ты, старая базыка новодревная!

Тоби просто надо мною насмехатися,

Как стоишь ты на моей да на белой груди,

Во руки ты держишь свой булатний нож,

Роспластать ты мни хотишь да груди белый!

Как стояла б я на твоей белой груди,

Я пластала бы твои да груди белый,

Доставала бы твое сердце со печенью,

Не спросила бы ни батюшка, ни матушки,

Твоего-то я ни роду да ни племени.-

Тут у стараго казака Илья Муромца

Розгорелось его сердце богатырское

Ен еще занес да руку правую,

А й здынул-то ручку выше головы,

А спустить хотел ен ниже пояса.

 По Господнему тут по велению

Права ручушка в плечи-то остоялася,

В ясных очушках-то помутился свет.

Ен еще-то стал у поляницы повыспрашивать:

- Ты скажи-то поляница, попроведай-ко,

Ты коей земли да ты коей Литвы,

Тоби как мне поляницу именем назвать

И удалую звеличати по отечеству?-

Говорила поляница таковы слова:

- Ты удаленькой дородный добрый молодец,

Ай ты, славныя богатырь святорусьскии!

Когда стал ты у меня да и выспрашивать,

Я про то стану теби высказывать.

Есть я родом из земли да из тальянскою,

У меня есть родна матушка честна вдова,

Да честна вдова она колачница,

Колачи пекла да тым меня воспитала

А й до полнаго да ведь до возрасту;

Тогда стала я иметь в плечах да силушку великую,

Избирала мне-ка матушка добра коня,

А й добра коня да богатырскаго,

Й отпустила меня ехать на святую Русь

Поискать соби да родна батюшка,

Поотведать мне да роду-племени.-

А й тут старый-от казак да Илья Муромец

Ен скоренько соскочил да со белой груди,

Брал-то ю за ручушки за белый,

Брал за перстни за злаченые,

Он здынул-то ю со матушки сырой-земли,

Становил-то он ю на резвы ножки,

На резвы он ножки ставил супротив себя,

Целовал во уста ен во сахарнии,

Называл ю соби дочерью любимою:

- А когда я был во той земли во тальянскою,

Три году служил у короля тальянскаго,

Да я жил тогда да й у честной вдовы,

У честной вдовы да й у колачницы,

У ней спал я на кроватке на тесовоей

Да на той перинке на пуховоей,

У самой ли у ней на белой груди.-

Й оны сели на добрых коней да порозъехались

Да по славну роздольицу чисту полю.

Еще старый-от казак да Илья Муромец

Пороздернул он свой шатер белый,

Да он лег-то спать да й проклаждатися

А после бою он да после драки;

А й как эта поляничища удалая,

Она ехала роздольицем чистым полем,

На кони она сидела, пороздумалась:

- Хоть-то съездила на славну на святую Русь,

Так я нажила себе посмех великий:

Этот славный богатырь святорусьскии

А й он назвал тую мою матку блядкою,

Мене назвал выблядком,

Я поеду во роздольице в чисто поле

Да убью-то я в поли богатыря,

Не спущу этой посмешки на святую Русь,

На святую Русь да и на белый свет.-

Ена ехала роздольицем чистым полем,

Насмотрела-то она да бел шатер,

Подъезжала-то она да ко белу шатру,

Она била-то рогатиной звериною

А во этот-то во славный бел шатер,

Улетел-то шатер белый с Ильи Муромца.

Его добрый конь да богатырскии

А он ржет-то конь да й во всю голову,

Бьет ногамы в матушку в сыру-землю;

Илья Муромец, он спит там, не пробудится

От того от крепка сна от богатырскаго.

Эта поляничища удалая,

Ена бьет его рогатиной звериною,

Ена бьет его да по белой груди,

Еще спит Илья да й не пробудится

А от крепка сна от богатырского,

Погодился у Ильи да крест на вороти,

Крест на вороти да полтора пуда:

Пробудился он звону от крестоваго,

А й он скинул-то свои да ясны очушки,

Как над верхом-тым стоит ведь поляничища удалая,

На добром кони на богатырскоем,

Бьет рогатиной звериной по белой груди.

Тут скочил-то как Илья он на резвы ноги,

А схватил как поляницу за желты кудри,

Да спустил ен поляницу на сыру земля,

Да ступил ен поляницы на праву ногу,

Да он дернул поляницу за леву ногу,

А он надвое да ю порозорвал,

А й рубил он поляницу по мелким кускам.'

Да садился-то Илья да на добра коня,

Да он рыл-то ты кусочки по чисту полю,

Да он перву половинку-то кормил серым волкам,

А другую половину черным воронам.

А й тут поляницы ей славу поют,

Славу поют век по веку.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

Поединок Ильи Муромца с чужеземным богатырем-нахвальщиком - такой же неизменный и популярный сюжет русского героического эпоса, как и бой его с Соловьем-разбойником или царем Калином. Сама же драматическая ситуация с "неузнаванием" сына, дочери, брата, сестры, отца - одна из наиболее популярных, широко известных в фольклоре всех стран и народов. (Хотя до сих пор мировой науке так и не удалось выяснить: как "бродят" эти сюжеты - через века, цивилизации, континенты?) Но в данном случае этот сюжет вполне соответствует исторической действительности.

 

Вспомним народную песню-новеллу о том, как русска нянюшка качает в плену дитятко. В ней, как и в "Авдотье Рязаночке", дано гениальное художественное обобщение судеб людских в один из самых трагических периодов русской истории. Русска нянюшка качает чужое дитятко и прибаукивает.

 

"Да, ты бау-бау, да мое дитятко.

Ты бау-бау, да мое дитятко,

Разбау-бау, ты мое милое,

Разбау-бау, да мое милое,

Ты по батюшке-ты млад татаршинок,

Ты по батюшке молод татаршинок,

А по матушке-ти млад бояршинок:

Твоя матушка - она мне дочь была,

Девяти годов во полон взята".

(Песни и сказки пушкинских мест. Л., 1979.)

 

В основе этой народной песни и былины - одно и то же явление. Русским богатырям наверняка приходилось сталкиваться со своими "неузнанными" детьми, но не у колыбели, а на поле боя.

 

Обычно Илья Муромец встречается со своим "неузнанным" сыном - Соколь ником или Подсокольником, иногда же с турком, татарченком или богатырем- жидовином. В публикуемом же варианте чужеземный богатырь - дочь Ильи Муромца. И это не просто механическая "замена". Поляницы (поляничиши удался), женщины-богатырши - постоянные персонажи русского эпоса. С поляницей Латыгоркой (Златыгоркой, бабой Горынинкой) бьется Илья Муромец, а через многие годы встречается со своим "неузнанным" сыном или же, как в данном варианте, со своей "неузнанной" дочерью от этой Златыгорки; поляница - жена Добрыни Никитича, с которой он знакомится тоже в бою; с поляницей бьется и на полянице женится Дунай Иванович, а в одной из уникальных вариантов былины - "Про Илью Муромца и Тугарина'* поляница Савишна - жена Ильи Муромца, переодевшись в его платье богатырское, спасает Киев от Тугарина (См.: Былины и песни Южной Сибири. Собрание С. И. Гуляева. Новосибирск, 1952, # 6).

 

Одна из трактовок образа былинных поляниц принадлежит Д. М. Балашову. "Поляницы преудалые русского эпоса, - замечает он, - чрезвычайно оригинальны. Это - степные наездницы и вместе с тем, после сражения с героем, - жены богатырей. Допустить их корневое славянское происхождение едва ли возможно, этому противоречит факт упорной, постоянной борьбы с ними русских героев, хотя нарицательное имя этих наездниц - "поляницы" - славянское. По-видимому, надо признать женщин-поляниц сарматскими конными воительницами, а наличие славянского названия их означает, что представление о поляницах утвердилось в эпическом творчестве до появления в русском языке тюркского слова "богатырь". Когда же появилось слово "богатырь", название женщин-воительниц не изменилось, ибо из живого бытования они уже исчезли".

 

Международные параллели русским поляницам - греческие амазонки, обитавшие в Малой Азии, в предгорьях Кавказа и Меотиды (Азовского моря). Легенды об амазонках широко известны во всех частях света и являются либо порождением местной традиции, либо распространением греческой. Русские женщины-воительницы, вероятнее всего, принадлежат древнейшей местной тра-

 

Былина "Илья Муромец и дочь его" записана А. Ф. Гильфердингом от Т. Г. Рябинина. Публикуется по изданию: Гильфердинг А. Ф. Онежские бы- лины. 3-е изд., т. 2, Х-' 77.

 

 

Бой Ильи Муромца с Жидовином

 

 

Под славным городом под Киевом,

На тех на степях на Цицарских

Стояла застава богатырская.

На заставе атаман был Илья Муромец;

Податаманье был Добрыня Никитич млад,

Есаул Алеша Поповский сын;

Еще был у них Гриша Боярский сын,

Был у них Васька Долгополой.

Все были братцы в разъездице:

Гриша Боярский в те-пор кравчим жил,

Алеша Попович ездил в Киев-град,

Илья Муромец был в чистом поле,

Спал в белом шатре;

Добрыня Никитич ездил ко синю морю,

Ко синю морю ездил за охотою,

За той ли охотою молодецкою:

На охоте стрелял гусей, лебедей.

Едет Добрыня из чиста поля,

В чистом поле увидел ископоть великую,

Ископоть велика - полпечи.

Учал он ископоть досматривать:

"Еще что же за богатырь ехал?"

Из этой из земли из Жидовския

Проехал Жидовин могуч богатырь,

На эти степи Цицарския!

Приехал Добрыня в стольный Киев-град,

Прибирал свою братию приборную:

"Ой вы гой еси, братцы-ребятушки!

Мы что на заставушке устояли?

Что на заставушке углядели?

Мимо нашу заставу богатырь ехал!

Собирались они на заставу богатырскую,

Стали думу крепкую думати:

Кому ехать за нахвальщиком?

Положили на Ваську Долгополаго.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

"Не ладно, ребятушки, положили;

У Васьки полы долгая:

По земле ходит Васька-заплетается;

Погинет Васька по-напрасному".

Положились на Гришку на Боярского:

Гришке ехать за нахвалыциком,

Настигать нахвальщика в чистом поле,

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

"Не ладно, ребятушки, удумали;

Гришка рода боярского:

Боярские роды хвастливые;

На бою-драке призахвастается,

Погинет Гришка по-напрасному".

Положились на Алешу на Поповича:

Алеше ехать за нахвальщиком,

Настичь нахвальщика в чистом поле;

Побить нахвальщика в чистом поле.

Говорит большой богатырь Илья Муромец,

Свет атаман сын Иванович:

"Не ладно, ребятушки, положили;

Алешенька рода поповского:

Поповские глаза завидущие,

Поповские руки загребущие,

Увидит Алеша на нахвальщике

Много злата, серебра,

Злату Алеша позавидует,

Погинет Алеша по-напрасному".

Положились на Добрыню Никитича:

Добрынюшке ехать за нахвальщиком,

Настигать нахвальщика в чистом поле,

Побить нахвальщика в чистом поле,

По плеч отсечь буйну голову,

Привезти на заставу богатырскую.

Добрыня того не отпирается,

Походит Добрыня на конюший двор,

Имает Добрыня добра коня,

Уздает в уздечку тесмяную,

Седлал в седелышко черкасское,

В торока вяжет палицу боевую, -

Она свесом та палица девяносто пуд, -

На бедры берет саблю вострую,

В руки берет плеть шелковую,

 Поезжает на гору Сорочинскую.

Посмотрел из трубочки серебряной:

Увидел на поле чернизину;

Кричал зычным, звонким голосом:

"Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь?

Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?

Податаману Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь

На всю нашу братию наборную?"

Учул нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попущал на Добрыню Никитича.

Сыра мать-земля всколебалася,

Из озер вода выливалася,

Под Добрыней конь на колена пал.

Добрыня Никитич млад Господу Богу взмолился

И Мати Пресвятой Богородице:

"Унеси, Господи, от нахвальщика!"

Под Добрыней конь посправился, -

Уехал на заставу богатырскую.

Илья Муромец встречает его

Со братиею со приборною.

Сказывает Добрыня Никитич млад:

"Как выехал на гору Сорочинскую,

Посмотрел из трубочки серебряной,

Увидел на поле чернизину,

Поехал прямо на чернизину,

Кричал громким, зычным голосом:

"Вор, собака, нахвальщина!

Зачем ты нашу заставу проезжаешь?

Атаману Илье Муромцу не бьешь челом,

Податаманью Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь,

На всю нашу братью приборную?"

Услышал вор нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попутал на меня, добра молодца:

Сыра мать-земля всколебалася,

Из озер вода выливалася,

Подо мною конь на коленца пал.

Тут я Господу Богу взмолился:

Унеси меня, Господи, от нахвальщика!

Подо мною тут конь посправился,

Уехал я от нахвальщика

И приехал сюда, на заставу богатырскую".

Говорит Илья Муромец:

"Больше некем заменитися,

Видно ехать атаману самому!"

Походит Илья на конюший двор,

Имает Илья добра коня,

Уздет в уздечку тесмяную,

Седлает в седелышко черкасское,

В торока вяжет палицу боевую, -

Она свесом та палица девяносто пуд, -

На бедры берет саблю вострую,

На руки берет плеть шелковую,

Поезжает на гору Сорочинскую;

Посмотрел из кулака молодецкаго,

Увидел на поле чернизину;

Поехал прямо на чернизину,

Вскричал зычным, громким голосом:

"Вор, собака, нахвальщина!

Зачем нашу заставу проезжаешь, -

Мне, атаману Илье Муромцу, челом не бьешь,

Податаманью Добрыне Никитичу?

Есаулу Алеше в казну не кладешь,

На всю нашу братью наборную?"

Услышал вор нахвальщина зычен голос,

Поворачивал нахвальщина добра коня,

Попущал на Илью Муромца.

Илья Муромец не удробился.

Съехался с нахвальщиком:

Впервые палками ударились -

У палок цевья отломалися.

Друг дружку не ранили;

Саблями вострыми ударились -

Востры сабли приломилися,

Друг дружку не ранили;

Вострыми копьями кололись -

Друг дружку не ранили:

Бились, дрались рукопашным боем,

Бились, дрались день до вечера,

С вечера бьются до полуночи,

Со полуночи бьются до бела света:

Махнет Илейко ручкой правою, -

Поскользит у Илейка ножка левая,

Пал Илья на сыру землю;

Сел нахвальщина на белы груди,

Вынимает кинжалище булатное,

Хочет вспороть груди белые,

Хочет закрыть очи ясныя,

По плеч отсечь буйну голову.

Еще стал нахвальщина наговаривать:

"Старый ты старик, старый, матерый!

Зачем ты ездишь на чисто поле?

Будто не кем тебе, старику, заменитися?

Ты поставил бы себе келейку

При той путе при дороженьке;

Сбирал бы ты, старик, во келейку;

Тут бы, старик, сыт-питанен был."

Лежит Илья под богатырем,

Говорит Илья таково слово:

"Да не ладно у Святых Отцев написано,

Не ладно у Апостолов удумано;

Написано было у Святых Отцев,

Удумано было у Апостолов:

Не бывать Илье во чистом поле убитому:

А теперь Илья под богатырем!"

Лежучи у Ильи втрое силы прибыло:

Махнет нахвальщину в белы груди,

Вышибал выше дерева жароваго,

Пал нахвальщина на сыру землю,

В сыру землю ушел до-пояс.

Вскочил Илья на резвы ноги,

Сель нахвалыцине на белы груди.

Недосуг Илюхе много спрашивать -

Скоро спорол груди белыя,

Скоро затмил очи ясныя,

По плеч отсек буйну голову,

Воткнул на копье на булатное,

Повез на заставу богатырскую.

Добрыня Никитич встречает Илью Муромца,

Со своею братьей приборною.

Илья бросил голову о сыру землю;

При своей братье похваляется:

"Ездил во поле тридцать лет, -

Экаго чуда не наезживал!"

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

Былина печатается по тексту: "Русская хрестоматия". Сост. А.Галахов. В 2-х тт., т.2. Изд. 37-е. М., 1914. Встречается она и в известном сборнике П.В.Киреевского. До 1917 года былина входила в обязательный школьный курс русской литературы.

 


Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 677; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!