Между «чернухой» и метафизикой. 6 страница
АЛЕКСЕЙ. Болеете?
ОЛЬГА. Это не заразная болезнь, не заразная! Вы ешьте, ешьте! Ешьте яблоки, не бойтеся. Я их с мылом вымыла. Я больная, ага. Я десять лет уже дома сижу. Школу как закончила, пошла, поработала немножко, неделю где-то и - назад, всё, амба. На коксохиме работала тоже, ага. Тяжело. Не могу я. Ни работать, ни книжки читать не могу, неохота. Ничего неохота. Так бы и спала всю жизнь с утра до ночи! (Улыбнулась, потянулась.) Вот я какая!
АЛЕКСЕЙ. Разве это болезнь?
ОЛЬГА. (радостно.) Болезнь! Ещё какая болезнь! Врачи говорят: болезнь! Раз уколы ставят, значит - болезнь. Не хотели ставить, так мать сходила, на них, на врачей наорала, стали тогда лечить. У меня мать такая боевая, вы, наверное, уже заметили, ага? Она на бойком месте работает, ей такой надо быть. Она билеты в кино обрывает. Ей все женщины вокруг завидуют, что у неё такая работа хорошая. Для женщины - самая-пресамая работа в нашем городе. И деньги хорошие, и мешки ворочать не надо. Мать потому и боевая. Ей палец в рот не клади - откусит. Вот попробуйте, попробуйте - откусит!
АЛЕКСЕЙ. (спрятал руки.) Да нет, я не буду...
ОЛЬГА. (смеётся.) Ой, какой смешной! Я же так, нарочно сказала, пошутила! У меня мать весь город знает, все знают. Она у нас, как артистка какая известная. Она всё знает. Все новости. Вот, говорит, скоро будет катастрофа, нас всех засыпет или мы утонем. Правда, ага?
АЛЕКСЕЙ. Враньё. Неужели вы верите?
ОЛЬГА. Ой, верю, верю! Такая жизнь у нас у всех, должно же это как-то кончиться? Ну вот. Добром не кончится. Нет, не кончится.
|
|
|
АЛЕКСЕЙ. А что? Какая жизнь? Жизнь, как жизнь. По-моему, всё нормально. Даже замечательно. Как у всех. Крохотный городишко, но довольно мил. А? Довольно мил!
ОЛЬГА. Мил? А-а. Ну да. Конечно, мил. Наверное, мил. Правильно: мил. Раз вам нравится - значит так оно и есть. И правда, чего это я, а? (Смеётся.) Живём мы хорошо-о, ну. Вон, в парке, статýи стоят...
АЛЕКСЕЙ. Стáтуи...
ОЛЬГА. Ага. Статýи. Знаете, я вот раньше думала, что это вот кого-то похоронили и статýю сделали, золотом покрасили, поставили на том месте, где гроб... Их там много, вы сходите, посмотрите... И с вёслами стоят, и с книжками. Белые есть и золотые. Я думала, что это покойники. Крашеные покойники. А оказалось - просто так, для красоты...
АЛЕКСЕЙ. Обязательно схожу...
ОЛЬГА. Ой, а у нас тут развлечения всякие! Вот к нам завтра в дом культуры приезжают лилипуты с концертом. Я два билета купила, два. Сходим?
АЛЕКСЕЙ. Бр-р-р. Смотреть на уродцев? Не стыдно вам? Благодарю покорно. Ни за что не пойду.
ОЛЬГА. Не поняла я? Я говорю: концерт, интересный очень...
АЛЕКСЕЙ. Вы меня извините, я устал на работе. До поздна сегодня работал. Дела разбирал. Как-никак - такая должность. Людьми командовать непросто. Такое доверие... Нужно оправдать. До сна осталось совсем немного времени. Разрешите - я поработаю?
|
|
|
ОЛЬГА. Поработаете? Дак вы ведь только что с работы пришли.
АЛЕКСЕЙ. Ну, в смысле, я хотел посидеть, почеркать кое-что. У меня сегодня по плану нужно написать четыре странички. Понимаете?
ОЛЬГА. Понимаю! Пишите!
АЛЕКСЕЙ. Мне нужно в одиночестве.
ОЛЬГА. А я вам не помешаю. Посижу вот тут вот и всё. Пишите! (Села на кровать, болтает ногами.) Так интересно с вами разговаривать! Неужели вы и вправду знаете, что будет землетрясение?
АЛЕКСЕЙ. Нет, я этого не говорил. Не знаю ничего. Ничего.
ОЛЬГА. А я думаю: если наш квартирант скажет, что будет землетрясение, значит - будет. Потому что я знаю, что вы очень-очень умный. Я это сразу поняла. Значит, будет, ага?
За окном снова крик. Жуткий, дикий. Эхо разнесло его по городу.
АЛЕКСЕЙ. (вздрогнул, подошёл к окну, смотрит на тёмную улицу.) Господи, да что же это такое? Как это вы это терпите? И вчера то же самое было. Ужас, кошмар просто...
ОЛЬГА. Да бросьте вы. Не обращайте. У нас такая история - каждый день. Каждую ночь так, всю жизнь. Музыка Чайковского называется. То ли балуются, то ли на самом деле кого режут. Бог его знает.
|
|
|
АЛЕКСЕЙ. Может, в милицию надо сообщить, позвонить? Пусть приедут, разберутся, а?
ОЛЬГА. Ой, да какая тут милиция? У нас тут её и в помине нет. И звонить нам неоткуда. Телефонов-то нету. Да и не надо, правду говоря. Прям уж, людей беспокоить из-за ерунды. Ишь, милицию! Они ведь на службе, им ведь бандюг ловить надо, зачем же их трогать? (Смеётся.) Я так думаю - просто так орут. Развлекаются от скуки.
АЛЕКСЕЙ. (смотрит в окно.) Разве можно так кричать от скуки? Будто режут, убивают кого-то...
ОЛЬГА. От скуки и не так можно... От скуки ещё и хуже можно. Можно, да. (Пауза.) А вообще-то у нас не скучно. У нас тут очень даже весело. Вам понравится. Кинотеатр есть. Ещё дом культуры. С большими такими колоннами! А ещё мы в детстве видели летающую тарелку! Вот так вот! Да, да, да! Что вы! Так напугались все! Вот тут, над соседним домом! Я, сестра, мать! Видели! Инна, сестра моя, она уже сейчас этого не помнит, и мать не помнит тоже почему-то, а я вот запомнила! Ага, что вы!
АЛЕКСЕЙ. Серьёзно? Тарелку? Видели? Нет, неправда. (Перекладывает на столе бумаги, что-то пишет.)
ОЛЬГА. Вы что! Видели! Тарелку! Ага! Белую! Большую-пребольшую! Над домом вон над тем! Я просыпаюсь, время где-то пять утра, уже осень была, мать в одной комбинашке коло окна стоит. Ну, возле то есть. Стоит и ревёт белугой: «Ой, батюшки, конец света наступил, ой, батюшки, конец света настал, конец света, конец света!!!»
|
|
|
Алексей посмотрел на Ольгу, наклонился над столом. Ольга встала, подошла, смотрит через плечо в его бумаги.
Мы с Инной смотрим, побежали, а там - тарелка висит. Над домом. Я просыпаюсь, время где-то пять утра, осень, мать кричит, ага. Мы ка-ак побежали... А там - тарелка висит. Вот. (Пауза.) Я с тех пор и стала Бога видеть, мультики разные...
АЛЕКСЕЙ. Что-что?
ОЛЬГА. (радостно смеётся.) Ой, вы же не знаете! У меня мультики всё время, всю дорогу, ага! (Быстро.) Я как в темное место зайду, так мне сразу дядька с бородой является, ага! Сядет, сидит. Сидит и смотрит. Не страшный, нет. И какие-то картинки потом начинаются, музыка, страны, страны начинаются, книги будто, пальмы такие - красивые-прекрасивые! И главное - дядька этот. Сидит!
АЛЕКСЕЙ. В темноте?
ОЛЬГА. Да. Ага.
АЛЕКСЕЙ. А откуда вы знаете, что это Бог? Может, совсем - нет?
ОЛЬГА. Не знаю. Я его так называю. А вообще-то - просто дядька с бородой и всё...
Большая пауза. Алексей внимательно смотрит на Ольгу.
АЛЕКСЕЙ. Понятно... Понятно... Какая вы странная всё-таки... Надо же... Бог, говорите?
ОЛЬГА. Ага! Бог!
АЛЕКСЕЙ. Интересно. Понятно... Очень вкусные яблоки... (Кашлянул.) А вы... вы почему не идёте, не смотрите телевизор? (Пауза.) Там, кажется, сегодня детектив?
ОЛЬГА. А у нас телевизора нету. Мать им облучается. Потому и не покупаем. Был у нас раньше - продали. Потому что мать телевизором облучается. Ей на работе сказали, что от телевизора - облучение.
АЛЕКСЕЙ. (пораженно.) Как это?!
ОЛЬГА. Не знаю. Мать говорит: спать не могу, телевизор, говорит, меня облучает. Вот мы его и продали.
АЛЕКСЕЙ. Ну, можно было бы ведь на кухню поставить или в другую комнату. Вот сюда, например, а? Вы не пробовали?
ОЛЬГА. Пробовали! Куда там! Всё равно облучает! Мать говорит: скрозь стенки проходит!
АЛЕКСЕЙ. Что проходит?
ОЛЬГА. Не знаю. Облучение, наверное, проходит.
АЛЕКСЕЙ. Сквозь стены?
ОЛЬГА. Ну да. А облучение - это очень плохо. От него все-все болезни. Мать говорит, ей на работе сказали так. Полысеть даже можно, говорит, от облучения.
АЛЕКСЕЙ. От телевизора?
ОЛЬГА. Ну да, от телевизора. Вы разве не знали? Ну вот. А говорите ещё - образованный. Как же вы так не знаете этого? Это все у нас в городе знают. Все облучаются, но всем охота телевизор смотреть и всё. У нас все беды от телевизора, от лучей его. Даже когда он выключенный, от него, знаете ли, такие лучи идут, невидимые глазу и попадают на человека. Да! Вы что! Я, правда, тайком от мамки ходила к Ирке, соседке нашей, смотреть многосерийную телевизионную картину «Рабыня Изаура». Такая хорошая жизненная картина. Я плакала. От начала и до конца. Мне так её было жалко, рабыню-то. Такая, знаете ли, порядочная женщина, культурная. Несчастная такая. Как я. О-о! Ну да я немножко походила, несильно облучилась, так что ничего...
АЛЕКСЕЙ. Да. Интересно... Очень интересно...
ОЛЬГА. А можно вас спросить?
АЛЕКСЕЙ. Мы на «ты», кажется. Давайте, на «ты». Мы ведь почти ровесники. На «ты», да?
ОЛЬГА. На «ты», да. А можно вас спросить? Пойдёмте ко мне в комнату. В большую, в ту, а? А то тут сейчас вонять стало.
АЛЕКСЕЙ. Да, правда, запашок какой-то есть... (Удивлённо.) Это что такое?
ОЛЬГА. А вот у нас в городе такая беда, такое горе. Ветер с птицефабрики дует - пахнет одним. А потом с коксохима начнёт дуть - другим пахнет. А у нас такая квартира, что одни окна на птицефабрику, вот эти, ваши, а другие, в той комнате, на коксохим. На комбинат, то есть. Вот сейчас здесь с птицефабрики пахнуть стало. Пойдёмте туда, а? Мать говорит, что полезно этим воздухом дышать для здоровья, только мне противно очень. Туда, а? У меня там тетрадка есть, альбом...
АЛЕКСЕЙ. Ну, ладно, хорошо, пошли. (Встал из-за стола.) Только ненадолго, надеюсь. Может, тут форточку закрыть надо?
ОЛЬГА. Не надо. Это дохлый номер. Скрозь щели пройдёт. Вонять будет ещё сильнее. Само выветрится потом. Пойдёмте.
АЛЕКСЕЙ. Только ненадолго.
ОЛЬГА. Нет, нет! Ненадолго! Мы быстро! Я знаете, что ещё вам хотела сказать...
Выходят в коридор. Ольга пятится спиной вперёд, показывает Алексею дорогу. Входит в большую комнату.
Садитесь... Нет, на диван, ага. Не бойтеся, не замараете. Тут накидушки есть. Мать сама на мебель накидушки шьёт... Вот я вам хотела ещё сказать про Бога и про мать...
АЛЕКСЕЙ. Что-что?
ОЛЬГА. Нет, вы не то подумали! (Смеётся.) Смешной вы! Я вам хотела рассказать, что мне Инна в детстве рассказывала...
Быстро вошла в «тёмную» комнату, взяла с полки альбом, вернулась к Алексею, села на стул, принялась лихорадочно листать альбом. Алексей сидит на диване, осматривается.
АЛЕКСЕЙ. Сколько тут у вас цветочков, горшочков... Море!
ОЛЬГА. Ага. Море! Это я сама сажаю. Кактусики, всякие разные цветы. И мать тоже сажает. Мичуринцы! Мы с ней - мичуринцы! (Смеётся.) Ну вот, слушайте, что мне Инна рассказывала. Мать набьёт Инку, набьёт, а она мне плачет и говорит: «Ольга, наша мамка плохая, очень плохая. Старая и плохая. Знаешь, она такая старая, что даже дяденьке Иисусу Христу прибивала гвоздиками на кресте руки...»
АЛЕКСЕЙ. Бред какой-то...
ОЛЬГА. Ага. Говорит: «Вот этот мизинчик она прибивала гвоздиком...»
Взяла Алексея за руку, потрясла за мизинец. Тот испуганно отдёрнул руку.
А мне мать про Бога рассказывала, молиться меня учила, да так и не научила. А после того, как Инка мне рассказала, думала про мать: «Ну какая же она гадина, так скрывает своё отношение к Богу! Ведь сама же, сама же ему руки прибивала, а сейчас вон как хитрит, вроде как даже молится ему и меня учит молиться...» А сейчас вот вспоминаю, что Инна мне про мать говорила, вспоминаю, как мать без мужика жила вся жизнь, потому что у нас отец давным-давно умер, вспоминаю чего-то, вспоминаю... И мать мне так жалко-жалко становится, не знаю даже почему. (Смеётся.) И Инну мне жалко. Несчастная она. Мужик у нее утонул, детей нету. Она выпивает часто. Больше ей делать нечего. Её ругают все. Мне всех-всех жалко-жалко, знаете. Даже мух не убиваю: вон их сколько у нас летает. Они же живые, правда? Жалко. Все мы несчастные. Иногда думаешь: правда бы, что ли, нас всех засыпало бы или утопило бы всех, как котят. Чтоб не мучались. У меня аж сердце иногда заходится - так мне всех жалко. Богу всё жалуюсь, жалуюсь. Жалко всех-всех. Не знаете, почему это так, а?
Большая пауза. Алексей сидит на диване, руки сложил на коленях. Улыбается, смотрит на Ольгу.
АЛЕКСЕЙ. Какая вы странная... Удивительная просто...
ОЛЬГА. Правда?
АЛЕКСЕЙ. Никогда я таких людей не встречал... Странная... Интересно. (Пауза.) Вы мне страшные истории рассказываете... Страшные-престрашные... То про лилипутов, то про Христа, то про Бога, который приходит и сидит. То вот про тарелки какие-то... Просто, как в детстве бывало: «Стоит чёрный-чёрный дом, в нём живёт чёрный - чёрный человек...»
ОЛЬГА. (смеётся.) Ага. А он выходит и говорит: «Отдай моё сердце!»
Душераздирающий крик за окном. Алексей вздрогнул. Помолчали. Засмеялись оба.
ОЛЬГА. Вот. Напишите мне сюда. На память. (Протянула Алексею альбом.)
АЛЕКСЕЙ. (взял альбом, положил на колени, листает его.) Я не знаю что.
ОЛЬГА. Знаете, знаете! Как не знаете! Вспомните хорошенько!: «Писал не писатель, писал не поэт, писала девушка в двадцать лет!» Это я придумала. Сочинила. Когда мне двадцать лет было. А сейчас - вон уже сколько. Вот эту страничку видите?
АЛЕКСЕЙ. Ну?
ОЛЬГА. Пишите сюда самое главное. Тут сверху что написано?
АЛЕКСЕЙ. (читает.) «Открыв секрет, себя погубишь, теперь скажи, кого ты любишь...» «Любишь» с мягким знаком надо писать...
ОЛЬГА. (смеётся.) Пишите, пишите! Не бойтеся! Это секретная страница! Я её потом заклею! А вообще этот альбом ещё никому не показывала! Вы первый! Его читать никто не будет! Ну, пишите?
АЛЕКСЕЙ. (поправил очки.) Я никого не люблю.
ОЛЬГА. (тихо.) Неправда... Неправда это... Любите... Я по глазам вижу - любите. Сильно любите... У всех глаза пустые-пустые, а у вас - нет... Любите, любите, любите...
АЛЕКСЕЙ. А зачем это у вас в комнате две двери входить сделаны?
ОЛЬГА. А это, мать говорит, сделали, чтоб покойника легче было выносить можно было, чтоб гроб разворачивать...
АЛЕКСЕЙ. А Эта дверь куда? Здесь тоже комната?
Встал, открыл дверь в «тёмную» комнату. Ольга вскочила, показывает.
ОЛЬГА. Ага. Это моя комната. Когда мне ночью мультики приходят, я разговариваю, кричу даже во сне. Дак мать придумала меня сюда поселить. Чтоб не мешала. Тут хорошо. Вон, артисты кругом какие на стенках, видите? А все кина у матери в кинотеатре посмотрела, все до одного, по многу раз даже некоторые. Бесплатно ведь! А здесь свечку иной раз ставлю. Мать ругается, чтоб не спалила дом...
Встали в тёмной комнате друг против друга. Ольга присела на топчан. Смотрит снизу вверх на Алексея.
АЛЕКСЕЙ. Хорошая комнатка. Везёт. Везёт вам. Главное, есть возможность сбежать, спрятаться от всех. Завидую вам.
ОЛЬГА. Ой, не завидуйте мне, не надо! У меня такая жизнь поганая! (Пауза.) А мать на квартиру только парней берёт. Хочет меня замуж выдать поскорее. Чтоб мы знакомились с ними, с парнями. (Смеётся.) И Инне надо замуж, и мне тоже надо замуж. Ребёночка маленького надо обязательно заиметь. Я так сильно хочу ребёночка! Сильно-сильно! Вот такого! Я бы нянькалась с ним, тетешкалась, купала бы его... Во-от. Кошку мать не разрешает заводить, говорит: вонько от неё... А я бы и кошку нянькала. Во-от... Да только у нас никто не задерживается, все сбегают из нашего города, не нравится им. А я вот думаю: нашёлся бы человек, забрал бы меня отсюда, я бы тому человеку согласна была бы и ноги мыть и всё-всё на свете делать! Детей ему рожать!
АЛЕКСЕЙ. Я пошёл...
ОЛЬГА. Постой, Алёша... Погоди... Мне надо... (На цыпочках быстро пробежала в коридор, дёрнула входную дверь, мгновенно бежит назад.) Постой, Алёша... Скажи, я страшная, да? Или они всё придумывают? Да? Страшная? Правда? Скажи правду?
Дышит Алексею в лицо. Алексей сел на топчан.
АЛЕКСЕЙ. С чего это ты взяла, что ты страшная. У тебя вон какой духовный мир огромный... (Пауза.) Совсем ты даже и не страшная... Нормальная ты... Даже симпатичная... А пойду, всё. Спокойной ночи.
ОЛЬГА. Ну вот, вот, вот! Вот, вот! Ты сказал! Ты сказал! Я знала, что они всё врут, знала, знала!
АЛЕКСЕЙ. Кто? (Пробует выйти из комнаты, Ольга не пускает его.)
ОЛЬГА. Мальчишки! Этот вон тоже! Все кричат, что у меня нос, как варёная картошка! Говорят, что я Мурлин Мурло! Дураки придумали кличку! А что это такое, я и сама не знаю! Врут, ага? Алёша? Я ведь совсем не Мурлин Мурло какое-то, я на неё не похожа, нет? Ты же вот только что сейчас сказал, что у меня этот... как его... очень большой, правда ведь?
АЛЕКСЕЙ. Сказал, да...
ОЛЬГА. Ну вот! Я красивая! Я очень красивая! А они ничего не смыслят! Неправда! Я такая добрая, я всех люблю, всех жалею! Я очень красивая! Я раздевалась, в зеркало на себя смотрела, когда матери дома не было! С лица воду не пить, мать мне говорит! Вот! Она говорит, что я куколка базарная! Красавица, говорит! Тело у меня красивое, вот так, Алёшенька! Алёша, Алексей, вот так...
Торопливыми пальцами принялась расстёгивать пуговки халата. Длинный, пугающий звонок в дверь.
(Плачет.) Господи-и-и-и...
Алексей, зажатый в угол, вскакивает с топчана, вываливается в большую комнату, перекидывает несколько горшочков с цветами, топчет цветы, быстро убегает в свою комнату, захлопывает дверь, прижимается к ней. Потом бросается за стол, принимается лихорадочно писать. Встал, поправил портрет Хэмингуэя, снял его, попробовал поставить в другое место. Снова повесил. Что-то быстро пишет. Ольга трясёт головой, разбрызгивая слёзы. Встала. Пошла к двери, потому что звонят и звонят.
ОЛЬГА. Кто там? Я тебе сказала - не ходи! Заманал не пробегал? Нет? Чего надо, ну?
ИННА. (за дверью.) Пусти, зараза... Оглохла, что ли?
ОЛЬГА. Инна, ты?
ИННА. Да кто ещё-то? Кому вы нужны, кроме меня? Открывай, а то разнесу дверь сейчас к ебене матери... Собака!
Ольга открывает дверь. На пороге стоит ИННА. Ей 35 лет. В белом запачканном грязью плаще. Губы размалёваны. Весьма, так сказать, потасканная дама. В данный момент - пьяная.
ОЛЬГА. (кричит.) Ну, чего тебе? Зачем пришла так поздно? Ходишь тут, людей пугаешь... Я уже сплю, матери нету, чего тебе надо? Нету у тебя дома, что ли, что ты шляешься по людям среди ночи, ну?!
Инна встала в коридоре, приняла позу манекенщицы, запахнула оранжевый шарф на шею.
ИННА. (громко.) Инна Зайцева! Советский Союз! Впервые без намордника! (Радостно.) Оля! Пришла проститься с вами! С тобой, сестричка. С мамочкой. Говорят - сегодня ночью шандарахнет. Всех нас накроет. Давайте, простимся, что ли, по-человечески, хоть вы и суки обе, собаки натуральные! (Достала из сумки бутылку дешёвого вина.) Ну, что смотришь? Ага. Я опять кривóлла. Ну, а как тут не напиться? Оля? Сестричка моя милая, родная, как? (Плачет, обнимает Ольгу.) Сегодня, сказали, будет нам всем ночью пиз... Ну, кранты, то есть, понимаешь? Всё, Оля, в последний раз! (Рыдает.) Милая моя! Прости, что я тебя обижала! Но и ты тоже падла порядочная всегда была! И мама твоя! То есть, наша общая! Надо сегодня, однако, простить все грехи друг другу, а? Давай, а? Ну?
ОЛЬГА. Кто тебе сказал?
ИННА. По радио передавали. Только что. Всё. Финиш. Левитан, говорят, сказал: «Приготовьтесь, товарищи, сейчас наша планета столкнётся с другой. Просим соблюдать спокойствие...»
ОЛЬГА. Какое ещё спокойствие? Чего он мелет-то? Кто тебе сказал?
ИННА. Сама слышала! Оля! Включила радио, Левитан сообщает: мол, недолго музыка играла. Ну, я взяла и напилась в последний раз в жизни. Всё равно помирать, а чего? Чтоб не страшно было. Сходила, денег заняла, купила вот бурдёшки. Но вас помню. Решила придти. Милые мои! (Рыдает.) Конец света настал! Как было в Библии написано, так оно и вышло! Ведь говорили, все говорили: готовьтесь, суки, готовьтесь, а мы, дураки, не верили, не слушали, не верили в Бога в душу твою мать! Всё, Оленька! Сегодня ночью нам всем конец! Всё, Оля! (Серьёзно.) Может, в бомбоубежище пойдём?
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 422; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!