Зависимость уровня цен от количества денег в обращении

II.ВОЗНИКНОВЕНИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ Предшественники классической политической экономии(немарксистская версия) Кристаллизация научных знаний: XVI-XVIII вв. XVI-XVIII вв. - особая эпоха в истории экономической мыс­ли. В самой экономике — объекте познания — происходят ради­кальные изменения: активно идёт процесс формирования рыноч­ных отношений, резко возрастает роль экономики в обществен­ной жизни. На историческую авансцену выдвигаются новые со­циальные слои со своими политическими интересами и общест­венными идеалами. Меняется и характер научной деятельности: она постепенно освобождается от опеки церкви; увеличиваются ее экспериментальная составляющая и прикладное значение. Словом, обновляется весь исторический контекст, направляющий развитие экономической мысли. Завершается период, который можно на­звать аристотелевским, когда осмысление хозяйственных явлений оставалось в ведении моральной философии. Накапливается кри­тическая масса предпосылок для возникновения экономики как самостоятельной науки. Внешне смена эпох проявилась в большем жанровом разнообра­зии экономических сочинений. Ещёв началеXVI в. экономические темы затрагивались только в учёных трактатах, написанных на цер­ковной латыни, а спустя всего несколько десятилетий главной три­буной экономической мысли становятся памфлеты — небольшие, по­рой анонимные публицистические сочинения, актуальные по тема­тике и адресованные широкой публике. По своему содержанию экономическая мысль XVI—XVIII вв. была переходной независимо от жанра сочинений. И в трактатах, и в памфлетах ростки нового вызревали на фоне таких представлений об экономике и экономических знаниях, которые были унаследо­ваны от прошлого. Под «экономией» по-прежнему понималось ис­кусство домохозяйства, продолжали выходить в свет нравоучитель­ные сочинения в духе Ксенофонтова «Домостроя», но внимание все больше фокусировалось на проблемах только одного, особого типа «домохозяйства» — хозяйства королевского (или шире — государева) двора. Такое хозяйство было особым, потому что власть хозяина не замыкалась здесь границами самого придворного хозяйства. В это хозяйство стекались налоги со всех подданных, здесь же, как прави­ло, чеканились деньги. Это были функции, которые напрямую затра­гивали интересы всех частных хозяев и влияли на состояние дел на всей подвластной правителю территории. Искусство управления таким хозяйством не могло не отличаться от «экономии» частного домохозяйства, что и обусловило появление в началеXVII в. нового термина — «политическая экономия». Первая книга с таким назва­нием — «Трактат политической экономии» француза А. Монкретьена— вышла в свет в 1615 г. Экономическая литература рассматриваемого периода остава­лась преимущественно нормативной, но сам характер этой норма­тивности постепенно менялся. Авторы по-прежнему стремились не столько выявлять и описывать экономическую реальность, как она есть, сколько предписывать, какой она должна быть. Но если рань­ше эти предписания были обращены к рядовому гражданину (или верующему прихожанину - в случае отцов церкви) и потому имели характер общезначимых моральных норм, то теперь адресатом пред­писаний все чаще становится властный правитель, а сами предпи­сания превращаются в рекомендации экономико-политического ха­рактера. В спорах об экономической политике одних суждений о должном или желательном было уже недостаточно, и это стимулировало инте­рес к аргументам, опирающимся на знание того, что реально и воз­можно.Так было положено начало накоплению нового вида эконо­мических знаний — позитивных, обобщающих факты экономической жизни и выявляющих устойчивые, закономерные связи между ними. Поворот к позитивному знанию стал решающей предпосылкой пе­рехода от восприятия экономических явлений только на уровне здра­вого смысла к их научному осмыслению и анализу. Первые эмпирические обобщения

Закон Грэшема

Первой установленной эмпирической закономерностью в исто­рии экономической мысли следует, по-видимому, считать наблюде­ние, согласно которому «хорошие» деньги имеют тенденцию вытесняться из обращения «плохими» деньгами. Ещё в XIV в. французский схоласт Николай(Николь) Орезм,автор опередившего своё время «Трактата о происхождении, природе, законе и разновидностях денег», обратил внимание на то, что при наличии в обращении равноценных по номиналу металлических денег с разным фактическим содержа­нием в них благородного металла (золота или серебра) монеты с боль­шим содержанием такого металла («хорошие» деньги) обычно не ос­таются в обращении и замещаются монетами с меньшим его содер­жанием («плохими» деньгами). Позже эту закономерность стали на­зывать законом Грэшема — по имени английского общественного де­ятеля, «переоткрывшего» её в XVII в. Признание подобного наблю­дения в качестве закона — примета Нового времени, знак возросшего престижа опытного знания.

Трактат Орезма был одним из первых самостоятельных сочине­ний на экономическую тему.Орезм выступил против распространён­ной тогда практики пополнения казны за счёт «порчи монеты», т.е. выпуска неполновесных монет под видом полновесных. Призна­вая, что чеканка монеты — это законное право и обязанность госуда­ря, Орезм в то же время последовательно проводил мысль о том, что государь не может и не должен быть господином обращающихся в стра­не денег. Деньги принадлежат тем, кто ими пользуется, и государь не вправе своевольно вмешиваться в дела своих подданных, изменяя вес и металлическое содержание монеты. Доход от «порчи монеты» Орезм считал греховным хуже ростовщического, а правителя, допустивше­го такой грех, сравнивал с тираном. Даже в чрезвычайных обстоятель­ствах решение вопроса об изменении металлического содержания денег он относил к ведению общества, а не государя. Характерно, что аргументация Орезма сохраняла в основном традиционный мораль­но-философский характер. Основанное на опытном знании преду­преждение, что «порча монеты» ведёт к вытеснению полновесных денег из обращения и оттоку их из страны, имело вспомогательный характер.

Зависимость уровня цен от количества денег в обращении

Католические университеты средневековья представляли собой мир, во многом самостоятельный и своеобразный. Толкование свя­щенных книг и моральное философствование были важными, но да­леко не единственными занятиями его обитателей. Здесь работали выдающиеся учёные, внёсшие неоценимый вклад в развитие математики и астрономии, педагогики и медицины, ряда других наук, не исключая и экономику. Нередко это были люди энциклопедическо­го ума, оказавшие влияние на разные области знания. Одним из них был Николай Коперник.О достижениях великого поляка в области астрономии знает каждый, гораздо меньше известно, что он активно интересовался экономическими проблемами. Между тем Коперник, вероятно, был первым из авторов XVI в., кто раньше Грэшема «пере­открыл» соответствующий закон. Ещё больший интерес для истории экономической мысли представляет относящееся к 20-м годам XVI в. его наблюдение о том, что «деньги обесцениваются обычно тогда, ког­да их становится слишком много». Этот взгляд противоречил обще­принятому, связывавшему обесценение денег с «порчей монеты», и одновременно подводил к мысли, которая впоследствии легла в ос­нову количественной теории денег.

Речь идёт об обратной зависимости между количеством денег в обращении и уровнем цен на товары. Во второй половине XVI в. на фоне развернувшейся тогда «революции цен» эта мысль стала осо­бенно актуальной и нашла новых сторонников, прежде всего в лице испанца Наварруса(1556) - доминиканского священника из уни­верситетского города Саламанка, и Жана Бодэна— французского юриста, одного из основоположников современной политологии. Бодэну принадлежит специальное сочинение (1568), посвящённое полемике с традиционным объяснением «революции цен» сводившим дело к «порче монеты». В своей аргументации автор шёл от фактов, показав, что качество металла в монетах снижалось гораздо медленнее, чем росли цены. Иными словами, обесценились не толь­ко монеты, но и содержащиеся в них драгоценные металлы — имен­но поэтому ссылка на «порчу монеты» была недостаточной. Соглас­но Бодэну, «революция цен» была вызвана комплексом причин, сре­ди которых:

1) рост предложения золота и серебра, особенно после открытия серебряных рудников в Южной Америке;

2) распространение монополий;

3) бедствия, уменьшающие количество поступающих на рынок товаров;

4) расточительство правителей;

5) «порча монеты».

Поставив на первое место среди этих причин приток золота и се­ребра, Бодэн заслужил славу первооткрывателя количественной тео­рии денег.

Меркантилизм

Общая характеристика

Настоящей лабораторией экономической мысли стала светская литература XVI—XVIII вв. В основном это были небольшие полеми­ческие памфлеты, в которых крупные коммерсанты, государствен­ные деятели, люди науки обосновывали свои предложения или тре­бования, обращённые к власти и посвящённые вопросам экономи­ческой политики. За два столетия дискуссий экономическая мысль проделала гигантский путь от наивной риторики до первых опытов систематизированного представления экономической реальности. Позже весь этот период в истории экономических учений большин­ства европейских стран (Англии, Италии, Франции, Испании и др.) стали называть эпохой меркантилизма (от итал. mercante — торговец, купец).

Эпоха меркантилизма была эпохой формирования в Европе на­циональных государств, и с этим было связано очень важное измене­ние в характере экономических знаний.

В феодальном обществе судьба простого человека мало зависела от государства: в повседневной жизни властвовал хозяин-феодал, тог­да как общественное сознание находилось под контролем церкви, которая в средневековой Западной Европе представляла собой надгосударственное образование. Именно церковь выступала в роли мо­рального арбитра во всех житейских делах, в том числе хозяйствен­ных. Этим и определялся социальный заказ на экономические сочи­нения схоластов — речь шла о выработке норм хозяйственного пове­дения и их приспособлении к меняющимся условиям жизни. Авто­ритет церкви и ее независимость от органов государственной власти были таковы, что свои наставления представители церкви — как мож­но было убедиться на примере Николая Орезма — адресовали не толь­ко простым смертным, но и правителям государств.

Укрепление национальной государственности не могло произойти без изменения прежнего уклада жизни, и в частности без перераспределения ролей между государством и церковью. По мере своего усиления государственная власть все больше подчиняла своим целям и хозяйственную деятельность. Идеологическое выражение эта тен­денция получила в обращении к национальному, или общественному, интересу как основанию хозяйственной политики. Это был светский, прагматический подход к оценке хозяйственных решений, в корне отличавшийся от традиционного, санкционированного церковью принципа оценки человеческого поведения с точки зрения его соот­ветствия принятым моральным нормам. Переход к этому новому спо­собу обсуждения экономических проблем — одна из наиболее харак­терных черт меркантилистской литературы.

В практическом плане речь шла об интересах государства, и преж­де всего о том, как вести дела, чтобы государственная казна не испы­тывала недостатка в золоте и серебре. Главным источником пополне­ния казны служила торговля, в особенности внешняя — единствен­ный канал притока денежного металла для большинства европейских стран. Задача многим казалась ясной: приток денег в страну всячес­ки поощрять, а отток — ограничивать. Многие видели ее решение в административном регулировании оборота денег: в запретах на вы­воз золота и серебра, в регулировании обмена валюты строго в соот­ветствии с ее золотым содержанием и т.д. Эту разновидность меркан­тилистской политики называют «бульонизмом» (от англ, bullion — зо­лотой слиток). В сочинениях бульонистов золото нередко отождеств­лялось с богатством вообще, а торговля сводилась ксвоего рода бит­ве за золото. «Всегда лучше продавать товары, — писал в XVII в. авст­риец Й.Я. Бехер, — чем их покупать, так как первое приносит выгоду, а второе — убыток».

Более проницательные представители меркантилизма пришли, однако, к пониманию того, что успешное ведение внешней торговли напрямую зависит от хозяйственного положения внутри страны. Упор был сделан на протекционизм, или политику государственной под­держки национальных производителей и торговцев. Поначалу в но­вом деле не обходилось без курьёзов. В Англии, например, в XVI в. действовал порядок, по которому два дня в неделю запрещалось есть мясо - это был «политический пост» в интересах национального ры­боловства. Веком позже пришло время поддержать английскую су­конную промышленность, и тогда вышло предписание погребать покойников не иначе как в шерстяном платье.

Характерным выражением меркантилистской доктрины в це­лом может служить манифест австрийского камералиста Ф.В. фон Хорника«Австрия превыше всего, если она того пожелает» (1684). В документе девять принципов:

1. Каждый клочок земли в стране должен использоваться для сельского хозяйства, добычи полезных ископаемых и их обработки,

2. Все добытые в стране сырые материалы следует использо­вать для собственной переработки, поскольку стоимость конечных товаров выше, чем сырья.

3. Рост рабочего населения надлежит стимулировать.

4. Всякий вывоз золота и серебра следует запретить, а все оте­чественные деньги надлежит держать в обращении.

5. Всякий импорт иностранных товаров надлежит всемерно ог­раничивать.

6. Те виды импорта, которые необходимы, следует выменивать в первую очередь за отечественные товары, а не за золото и серебро.

7. Следует всячески стремиться к тому, чтобы круг импорти­руемых товаров ограничивался сырьём, которое может быть пере­работано в стране.

8. Следует неустанно искать возможности для продажи излиш­ков обработанного продукта иностранцам за золото и серебро.

9. Импорт не должен допускаться в отношении товаров, которыми страна сама себя обеспечивает в достаточном количестве и приемлемым способом.

Приращение научных знаний

Для истории экономической мысли меркантилистская литерату­ра ценна не только, а может быть, и не столько выводами в отноше­нии экономической политики, сколько развивающимся искусством экономического анализа. Именно тогда ковались многие идеи и клю­чевые понятия рождавшейся новой науки.

Торговый баланс. Знаменательную эволюцию претерпело представ­ление о природе главного объекта меркантилистской литературы — торговли. Для бульонистовторговля была выгодной, если товары из страны вывозились, а вырученные за них деньги — возвращались. Соответственно, торговые компании, которые занимались импорт­ными закупками, подвергались осуждению за нанесение ущерба своим странам. В полемике с такими взглядами и родилось понятие тор­гового баланса.

Защитники интересов торговых компаний стремились доказать, что количество золота и серебра в стране всецело зависит от состоя­ния торгового баланса, или соотношения стоимостей ввозимых и вы­возимых товаров и услуг. Чтобы сделать такой баланс активным и обес­печить приток денег, нужны не запреты на вывоз денег или ввоз това­ров, а содействие опережающему росту объёмов вывоза. Впервые тер­мин «торговый баланс» был введён англичанином Э. Мисселденом втрактате «Круг торговли»(\623). Здесь же мы находим первую попыт­ку рассчитать такой баланс для Англии за 1621 г.

Следующий шаг сделал крупнейший представитель английского меркантилизма XVII в. Томас Ман (1571-1641) в книге «Богатство Англии во внешней торговле» (написана в 1630 г., опубликована по­смертно в 1664 г.). Ман был одним из руководителей Ост-Индской компании, и его задача осложнялась тем, что в торговле с Индией Англия устойчиво имела пассивный торговый баланс. Стремясь по­казать, что такое положение не обязательно противоречит доктрине торгового баланса, Ман ввёл понятие «общий торговый баланс» стра­ны в отличие от частных торговых балансов, регулирующих отноше­ния с отдельными странами. Решающее значение он придал именно общему балансу, резонно полагая, что дефициты в торговле с одними странами вполне могут компенсироваться активными сальдо в обме­не с другими.

Для Мана в отличие от многих его современников приток денег в страну был важен вовсе не потому, что служил источником для их накопления в казне. Его логика иная: «Деньги создают торговлю, а торговля умножает деньги». Соответственно, чем больше денег пус­кают в оборот, тем лучше. Зрелый меркантилизм не отказался от идеи, что богатство страны определяется притоком в неё денежного метал­ла, но теперь этот взгляд вобрал в себя понимание активной роли де­нег и торговли, их способности стимулировать рост производства и тем содействовать процветанию нации. Когда промышленность и торговля процветают, отток денег из страны только оживляет взаи­мовыгодную внешнюю торговлю, и сдерживать его — себе в убыток.

Идея торгового баланса вплотную подвела к выводу о взаимовы­годном характере торговли. Сегодня эта мысль звучит банально, од­нако вплоть до начала XVIII в. она воспринималась с большим тру­дом. Одним из первых, кто сумел чётко её сформулировать (в 1713 г.), был Д. Дефо, знаменитый автор «Робинзона Крузо» и видный мер­кантилист: «Выгода — вот чему служит обмен товарами... [такой об­мен] приносит взаимную прибыль торгующим. Именно таков язык, на котором нации говорят друг с другом: Я даю Тебе выиграть от меня то, что Я могу выиграть от Тебя».

Фактор внутреннего спроса. Одним из общих мест меркантилист­ской литературы XVII—XVIIIвв. была установка на поощрение рос­та населения. Для эпохи, когда техническая база производства меня­лась медленно, часть земель оставалась неосвоенной и богатство стра­ны напрямую зависело от ее народонаселения, это было закономер­но. Но не меньшее значение с точки зрения торгового баланса имела конкурентоспособность отечественной продукции, которая в свою очередь зависит от уровня издержек и, особенно их важнейшей ста­тьи — заработной платы. Неудивительно, что многие меркантилисты считали желательным, чтобы население было одновременно много­численным и бедным. Обе эти цели казались тогда вполне совмести­мыми: преобладало мнение, что бедный люд склонен к праздности, и только крайняя нужда может заставить его работать.

Что же касается богатых, то от них меркантилисты ожидали ско­рее расточительства, чем бережливости. «Расточительство — это по­рок, который вредит человеку, но не торговле... — писал в 1690 г. анг­личанин Н. Барбон. — Жадность — вот порок, вредный и для человека, и для торговли. Логика меркантилистов была простой — они опасались, что сбережения отвлекают деньги из обращения. Но это была совсем другая логика, чем та, что стояла за аргументом конкуренто­способности. Важен не только внешний, но и внутренний спрос, а это не только и не столько спрос богатых — бедного населения го­раздо больше! Эта мысль лишала почвы «экономический» довод в пользу бедности. И действительно, в XVIII в. альтернативный взгляд на роль доходов постепенно пробивает себе дорогу. Тот же Д. Дефо пишет в 1728 г.: «...если заработная плата — низкая и жалкая, такой же будет и жизнь; если люди получают мало, они смогут мало и тра­тить, и это сразу скажется на торговле; от того, становятся ли до­ходы выше или ниже, будет расти или падать богатство и мощь всего королевства. Ибо, как я сказал выше, все зависит от заработной пла­ты».

Тем самым меркантилистская мысль приходит к осознанию важ­нейшего механизма рыночной экономики — кругооборота доходов как фактора внутреннего спроса и, соответственно, стимула эконо­мического роста. В дальнейшем эта идея была предметом острых дис­куссий, уточнялась, обнаруживала новые грани, пока наконец в XX в. не приняла вид теории эффективного спроса, заняв центральное мес­то в теоретической системеДж.М. Кейнса.

Фактор частных интересов и роль государства. Как само госуда­рево хозяйство поначалу представлялось разновидностью домашне­го хозяйства, так и управление им мыслилось по аналогии с большой патриархальной семьёй, в которой все беспрекословно выполняют распоряжения её главы. С этим была связана характерная для мер­кантилистской литературы вера в то, что любую хозяйственную про­блему можно решить административным путём: законами, приказа­ми, запретами и т.п. Однако по мере накопления опыта и знаний по­добные иллюзии постепенно рассеивались.

В полемике памфлетистов нередко обсуждались ситуации, ког­да текущий эффект административного решения вступал в проти­воречие с его отдалёнными последствиями. Именно с этих позиций Т. Ман критиковал так называемый «Статут об истрачении», тре­бовавший от иностранных купцов, чтобы деньги, вырученные от продажи своих товаров в Англии, они тратили на покупку англий­ских товаров. «Не является ли лекарство хуже самой болезни?» — ри­торически спрашивал Ман, оценивая возможные ответные меры со стороны торговых партнёров Англии. К этому добавлялись всё но­вые наблюдения о хозяйственных процессах, которые развивались вообще без участия властей, под воздействием одних лишь частных интересов.

В творчестве крупнейшего представителя позднего меркантилиз­ма Джеймса Стюарта(1712— 1780), автора двухтомного «Исследования принципов политическойэкономии»(1767), дискуссии о соотношении государства и частных интересов получили определённое заверше­ние. Стюарт отчётливо понимал действие механизма рыночной кон­куренции и его значение; он даже сравнивал его с часовым механизмом. Однако для Стюарта это был механизм, который постоянно барахлит и потому нуждается в мастере, всегда готовом его подправить. Именно такую роль Стюарт отводил государству и его просвещённо­му правителю: «Торговые нации Европы подобны флоту из кораблей, каждый из которых стремится первым прибыть в определённый порт. На каждом государь — его капитан. В их паруса дует один ветер; этот ветер — принцип частного интереса (self-interest), заставляющий каж­дого потребителя искать самый дешёвый и лучший рынок. Нет ветра более постоянного, чем этот... Естественные преимущества каждой страны — это разная мера качества плывущих судов, однако капитан, ведущий свой корабль с наибольшим умением и изобретательностью... при прочих равных условиях, несомненно выйдет вперёд и удержит своё преимущество».

Джон Ло(1671—1729)

Одной из ярких и самобытных фигур позднего меркантилизма был шотландец Джон Ло. Вполне разделяя меркантилистскую веру в деньги как решающий фактор экономического процветания, он предпринял попытку проложить новый путь решения извечной проблемы их нехватки в государстве. Свои надежды он связывал с развитием банковского дела и «бумажного кредита» — денежной сис­темой, основанной на банкнотном обращении.

Джон Лосчитал, что насытить страну деньгами можно не только за счёт активного торгового баланса: проще и быстрее та же задача решается выпуском банкнот. Количество последних, в противовес преобладавшему тогда мнению, он предлагал не увязывать с запасом драгоценных металлов в стране и определять исходя из потребности хозяйства в денежной массе. Принципиальная схема Ло предусмат­ривала учреждение государственного земельного банка, наделённо­го правом выпуска бумажных денег под обеспечение землёй и други­ми неметаллическими активами. Такая схема решала, по мысли Ло, сразу несколько задач: а) высвободившиеся из обращения металли­ческие деньги пополняли казну; б) с увеличением денежной массы снижался уровень процента; в) повышались прибыли.

Обоснованию этих идей Джон Ло посвятил книгу «Деньги и тор­говля, с предложением, как обеспечить нацию деньгами»(1705), пред­восхитившую ряд макроэкономических идей более поздних авто­ров. Одновременно он пытался заинтересовать своими проектамивласти многих европейских стран. Такие попытки долго не прино­сили результата. Парламент родной Шотландии принял даже спе­циальную резолюцию, гласившую, что «навязывание бумажного кре­дита посредством парламентского акта — дело, не подходящее для нации».

Ситуация изменилась в 1716 г. после смерти Людовика XIV, зна­менитого «короля-солнце», чьё расточительное правление привело государственные финансы Франции в крайнее расстройство. Его пре­емник, регент Филипп Орлеанский, столкнулся с двойным кризи­сом: финансовым, связанным с обслуживанием непомерного госу­дарственного долга, и общеэкономическим, выражавшимся в низком уровне хозяйственной активности. У Филиппа не было простых ва­риантов выхода из трудностей, и Джон Ло получил шанс.

Сначала Ло добился права организовать свой частный банк, вы­пускавший банкноты с гарантированным разменом на полновесные серебряные монеты. Дело пошло успешно, и год спустя правительст­во разрешило принимать банкноты Ло при уплате налогов. Это был знак доверия, который позволил приступить к активному кредитова­нию самых разных сфер деятельности под низкие проценты. Так Джон Ло прослыл благодетелем нации и укрепил авторитет в глазах Филиппа. Это открыло дорогу для реализации главных идей.

Финансовая система Ло строилась на взаимодействии двух учреж­дений: наряду с ранее созданным банком, который фактически стал государственным, была учреждена подконтрольная Ло акционерная компания. Банку, по мысли Ло, надлежало обеспечивать предложе­ние денег и поддерживать низкий уровень процента по ссудам, что в конечном счёте должно было стимулировать хозяйственную актив­ность. Что касается акционерной компании, то формально она со­здавалась для освоения французских колоний в Северной Америке (отсюда её неофициальное название — Миссисипская). Однако свои права и привилегии на торговлю в Америке и других частях света (Аф­рике, Индии, Китае) компания получила под обязательства по уп­равлению государственным долгом. Фактически компания стала по­средником между казной и её кредиторами. Должнику (государству) Ло реструктурировал его обязательства на выгодных для казны усло­виях, а кредиторам казны он предложил, конвертировать имевшиеся у них ценные бумаги в акции своей компании, которые в то время неуклонно росли в цене. Спрос на акции имел критическое значение для успеха всей схемы, и в этом поддержку компании оказывал банк: надёжность акций подкреплялась гарантией выкупа их банком по фиксированной цене, а рост их курса стимулировался банкнотной эмиссией.

Система Ло заработала: кредит стал дешёвым (его ставка снизи­лась до 2%); промышленность и торговля пришли в движение, казна освободилась от основной части государственного долга. Однако эф­фект был недолгим. Достижения Миссисипской компании в освое­нии заморских территорий были весьма скромными и не могли слу­жить локомотивом экономического роста в метрополии. Фантасти­ческий рост цены ее акций (со 160 ливров при первых выпусках до 18 тыс. ливров в 1720 г.) оказался искусственным. Весной 1720 г. на­ступил момент, когда покупающих акции стало меньше, чем тех, кто хотел обменять их на деньги. Тогда же усилился отток из страны се­ребра. Миссисипская компания перестала быть центром притяжения для значительной части эмитированных банкнот, и «крутившаяся» в ней денежная масса выплеснулась наружу. Фактически начался про­цесс монетизации (погашения) государственного долга, ранее пере­оформленного в акции. Стало ясно, что система Джона Ло — это не что иное, как финансовая пирамида.

Крах пирамиды Ло стал шоком для всей Европы. В ничто обра­щались тысячи состояний, разорялись предприятия, ломались судь­бы многих людей. Сам Джон Ло был вынужден бежать из Франции.

Для экономической науки это был также урок, значение которо­го трудно переоценить. Прежде всего стало ясным то, о чем многие догадывались и раньше, а именно зависимость денежного хозяйства от реальной экономики. Тем самым был дан толчок к переосмысле­нию роли денег и торговли, общему повороту экономической мысли в сторону проблем производства и распределения богатства. Таким был негативный урок Ло. Был, однако, у этого опыта и другой, позитив­ный урок, долгое время остававшийся затененным событиями 1720 г. Успешным был первый этап эксперимента, обеспечивший реальное оживление хозяйственной жизни и показавший регулирующие воз­можности бумажно-денежных и финансовых технологий; пионерный характер имел опыт организации компании с массовым участием мелких акционеров. Но главный аргумент в пользу Ло обнаружился много позже, в XX в., когда само денежное хозяйство трансформиро­валось в систему бумажно-денежного обращения, во многом воспро­изводящую логику его предложений. Именно этот факт заставил мно­гих историков экономической мысли XX в. признать Джона Л окруп­ным экономистом-теоретиком, идеи которого намного опередили свою эпоху.

---

Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 761; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!