Какие черты характера мешают быть предпринимателем?

У. Э.: Напоследок одно личное соображение. Вспомним фразу «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Интересно, что Чехов плох как афорист. Разве сравнишь его с Уайльдом или Ларошфуко? Чего стоит одна «прекрасная» одежда (просится строка «На нём был надет прекрасный жилет»). Чеховские афоризмы столь же плохи, как описания Достоевским кушаний и трапез. Чехов – один из редких гениев мировой литературы, которого трудно назвать суперстилистом. Чехов не вытачивает фразу, как трубку. Но его пьесы великолепны. И отчасти именно потому, что они не являются «стилистическими». Им присуща некоторая удивительная «необязательность». А пьесы, чьи авторы взвесили каждую фразу и срезали мельчайший из заусенцев, не живут долго. Вот любопытное замечание Чехова о пьесах Ибсена: «Всем хорош Ибсен. Одного ему не хватает – пошлости».

Мы предприняли на уроке попытку составления «портрета» времени (1904 года), а в презентации упоминали и 1905-й (переломный) год. Портрет возможен, поскольку у времени есть лицо. Когда мы «перемещаем» Лопахина в другие времена, мы должны уметь различить «физиономию времени». Это позволяет прийти к любопытным наблюдениям. Так, столыпинские реформы не просто отдаляют 1904-й год в прошлое. Реформы Столыпина – попытка сделать Россию государством права, а не Провидения. Они доказывают возможность «переворота культурной психологии» (тех самых моделей поведения, о которых мы и рассуждали). Возможность привития буржуазного этоса и «вкуса к гражданскому поступку». 1910-й год – невероятен по густоте событий, связанных с развитием воздухоплавания. Мы просто видим, как (на ровном месте) совершается технологический прорыв. И понимаем, что Россия способна на модернизационные проекты. Вот и в других случаях нужно схватывать нерв времени. А Лопахин будет тем, с кем мы сверяем свои впечатления.

«Вишнëвый сад» Клавихо-Телепнева.

В этих изысканных фотографиях современного мастера есть скрупулëзная выстроенность мизансцен, утонченность, декадентская манерность. Через чеховские образы он апеллирует скорее уже к 20-м годам прошлого столетия. В череде театров и постановок мы видим, насколько пластичным оказывается язык пьесы для выражения языка времени. В одном уже образе Раневской удивляет «невыжатость» (по слову Мамардашвили) его смыслового объëма. Т.Доронина и Р.Литвинова (актрисы с тридцатилетней разницей в возрасте) блестяще играют Раневскую.

Эта чëрно-белая цветущая вишня – своего рода пиктограмма, переключающая нас в пространство написания пьесы, пространство, в котором схлестнулось немало рубежей.

Здесь-то мы и говорим, что в скором времени Гаев, пожалуй, обзаведëтся в прибавку к своим неизменным леденцам упаковочкой аспирина.

Локомотив Коэна интересен тем, что в 1904 году он предназначался для рекламы агентства путешествий. Но неожиданно открылся гораздо более мощный потребительский сегмент – дети. На рубеже веков в истории объявляются такие её участники, которых прежде не брали в расчёт.

Здесь было бы соблазнительно сказать, что бурный успех безопасной бритвы означает всплеск интереса к safety, к «безопасности». Но это показательный случай «опасности» поспешных заключений, «гладких» выводов. Ведь и опасная бритва никогда не называлась «опасной». И в самом этом переходе можно увидеть различные тенденции (которые все-таки стоит поискать – в крошечной бытовой «революции» может быть уловлен тектонический сдвиг гигантских культурных парадигм). Может быть, это – переход к эпохе контроля над своей ситуацией, к новому экономичному складу мышления. Во всяком случае, сундучок брадобрея кажется здесь уже таким громоздким и архаично-милым.

Почему мы вновь возвращаемся к машинам? Потому что они стоят того. Здесь они будут увидены нами уже не как технические новшества, а как знаки больших перемен, как симптомы бури.

Гаражи – ВЕЩИ ВРЕМЕНИ. Почему мы используем и фотографии, например, уже 30-х годов? (они указываются). Потому что в них то, что пробилось на стыке веков, уже развёрнуто во всю мощь. Но весь этот апофеоз задан еще в начале.

Вот новая перспектива времени (это фотография шуховского гаража 30-х гг.). Время техники, время конструкций.

Поезда – ВЕЩИ ВРЕМЕНИ. Кстати, поезд действует и в пьесе. Но как некий футуристический гость (Лопахин упоминает его, обещая вал дачников).

Любимые ВЕЩИ ВРЕМЕНИ – машины, поезда, гаражи, вокзалы, платформы, выставки. Любимые материалы – Железо, Бетон, Сталь, Стекло.

Вокзал и часы. Нечто немыслимое – секунды имеют значение (ещё недавно на ручных часах обозначались лишь четверти – минута не весила ничего). Скопление и хаос оказываются на поверку парадным действом. Расставания и встречи по расписанью. Часы и время – значимые вещи. Из личной практики: курсанты военно-морского института делали самодельные календари, в которых вычёркивали дни, оставшиеся до отпуска. Притом – сугубо самолично, «своею собственной рукой» (другому сделать календарь или зачеркнуть дату не доверяли)!

ВЕЩИ ВРЕМЕНИ – небоскрёбы и высота.

Да, и высота – новая вещь, «пробуемая на вкус», взламываемая на рубеже веков.

«Башни-близнецы» Центра Мировой торговли.

Взмывая, небоскрёбы начинают XX век.

Рушась – XXI-й.

Что примечательного в этой рекламе? То, что найден идеальный объект атаки, объект призыва, объект искушения. Но это не ребёнок. Это – «ребёнок, таящийся в каждом взрослом».

От ВИТРАЖА к ВИТРИНЕ

От Требы к Потреблению.

От Всматривания к Разглядыванию.

От Потаённого к Демонстративному.

В этом, может быть не очень удачном слайде, видна характерная черта образа Раневской. Посмотрите, сколь выразительны у всех актрис руки. Раневская: сведенные, сжатые руки (одиночество, размышление, замкнутость) и прикасающиеся, пожимающие руку другого (порыв раскрыться, вспомнить, простить, собрать то, что расходится на глазах).

Во «Вкусе вишни» А.Киаростами её вкус сохраняет человека от совершения самоубийства. Вот «Вишнёвая косточка» Ю.Олеши: «Я ушёл с дачи с вишнёвой косточкой во рту». Из его же «Ни дня без строчки»:«У меня имелась метафора о том, что когда ешь вишни, то кажется, что идёт дождь». Но у Чехова вишню не вкушают. Даже осы. Здесь хрустят огурцами, а не сплёвывают вишнёвые косточки. А если из сада «выжат» весь сок? Только представьте себе этот опьяняющий, зыбкий, дрожащий сад. С вечерней зябкостью и сладкой пеленой цветенья. Этот глохнущий сад – пристанище скорее призраков, чем живых. Не пения, а дупел. Раневская «видит» в саду умершую мать, Петя Трофимов твердит о зрачках мёртвых крепостных, глядящих с каждой ветки. Откуда сад виден лучше всего? Из детской. Но детскую комнату однажды предстоит покинуть.

У Гёльдерлина есть такие строчки:

Небесному претит, коль человек

Весь предается памяти печальной.

Может быть, стук топора в конце пьесы – попытка стряхнуть этот морок, это наваждение сада. Не стон совы – стук топора?

Вопросы и сюжеты. Когда «проговаривается» язык:

Мы поможем в написании ваших работ!