НЕМЕЦКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в. ШЛОССЕР. ЦИММЕРМАН.ПУБЛИКАЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИСТОЧНИКОВ. Гервинус
Когда мы говорим о Ранке, которого так высоко превозносит современная германская историография, то как своего рода антитеза ему припоминается другой крупный германский историк, может быть, менее разносторонний, чем Ранке, но писавший так же много, давший огромную по объему историческую продукцию и в свое время пользовавшийся не меньшим, может быть даже большим, влиянием, чем Ранке, но впо-следствии совершенно утративший это влияние. Я говорю о Шлоссере. В то время как Ранке сейчас— (речь идет о Германии 30-х гг. XX в.— Ред.)—и превозносится, и переиздается, о Шлоссере в современной Германии говорят с полуусмешкой. Это пренебрежительное отношение до недавнего времени еще господствовало и в России.
Напомню окончание статьи о Шлоссере, которая была помещена в Энциклопедическом словаре Граната: «Популярности Шлоссера кое-как хватило до столетнего юбилея его рождения—1876 г. Потом она сразу катастрофически пала. Сейчас его читают лишь старые чудаки».
Теперь эта характеристика перестала быть верной. Теперь в нашей стране Шлоссера читают и изучают. Начало этому положили «Хронологические выписки Маркса». Из них мы узнали, что Маркс в конце своей жизни счел возможным тщательным образом, том за томом, изучать «Всемирную историю» Шлоссера и делать из нее подробные выписки, снабжая их своими замечаниями, которые во многих случаях идут'в духе Шлоссера.
Если о Ранке Маркс отзывается с презрением как о смешном ничтожестве, то к Шлоссеру у него совершенно иное отношение. Правда, он отмечал ошибки Шлоссера, в частности указывал на ряд его неправильных суждений, но все же он положил «Всемирную историю» Шлоссера в основу своих исторических конспектов'.
|
|
|
В то время как Ранке прославлен на Западе, Шлоссер забыт, и забыт он не случайно, а намеренно, потому что идеи Шлоссера в основном прямо противоположны идеям Ранке.
Его назначили преподавателем истории в лицее во Франкфурте. В это время Шлоссер и начал писать свою широко известную «Всемирную историю»5. Первая часть ее появилась в 1816—1824 гг., а последняя — уже после смерти Шлоссера, в обработке его учеников6. Впоследствии Шлоссер получил ряд предложений от других университетов. В 1817 г. он переезжает в Гейдельберг, где остается профессором до самой смерти7. Здесь он написал свою другую капитальную работу — «История XVIII века в сжатом очерке» (1823) 8.
Таким образом, до получения профессуры Шлоссер прошел довольно суровую школу жизни, которая так или иначе отразилась на его характере. Он отличался необычайной выносливостью и исключительной работоспособностью. Это был крупный человек крестьянского склада, с грубоватыми манерами, отличавшийся внешней неуклюжестью.
|
|
|
В 6 часов утра он садился за работу и работал обычно до глубокой ночи с небольшими перерывами. Шлоссер работал по призванию, весь отдаваясь работе. Кроме того, для него характерно, как он сам говорил, «влечение к преподаванию» («ein Trieb zum Lehren»).
Как преподаватель Шлоссер пользовался исключительной популярностью, которую создало ему главным образом содержание его лекций, особенно по новой истории, а не внешняя их форма. Внешняя форма его лекций была чрезвычайно непривлекательна. Он говорил плохим языком, часто не заканчивал начатых предложений, строил их неправильно в грамматическом отношении. Эти недостатки особенно усилились к концу его жизни. Однако это не мешало аудитории слушать его с захватывающим вниманием. Его ученики сохранили восторженные вос-поминания о содержании его лекций. Как говорил один из его учеников, впоследствии крупный историк,— Гервинус, «он одинаково' сильно го-ворил и уму, и сердцу».
То обстоятельство, что он когда-то готовился к богословской карьере, потом долго был учителем, обусловило своеобразную манеру его чтения. Он, скорее, проповедовал, чем читал. Его учеников привлекала его своеобразная фигура, тот пыл, с которым он читал, но больше всего самое содержание его лекций, его подход к изображаемым событиям. В отличие от Ранке, который провозгласил основным принципом своей школы «объективность» — принцип, за который прятались и прячутся очень многие весьма ярко выраженные партийные историки,— Шлоссер никогда не провозглашал объективность своим принципом и никогда этой объективностью не отличался. Наоборот, его изложение всегда открыто субъективно и является непрерывным судом над историей. Излагая события всемирной истории, он не относится к ним со спокойным равнодушием. Все они так или иначе связываются им с современностью, так или иначе его задевают, находят у него ту или иную оценку. В этом отношении Вольтер и его манера оказали на Шлоссера сильное влияние.
|
|
|
Шлоссера часто упрекают в том, что он морализирует в истории, чего не должен делать объективный историк. Действительно, по отношению к самым выдающимся лицам, являющимся кумирами германской историографии, он применяет иногда очень резкие эпитеты, сплошь и рядом того или иного исторического деятеля Шлоссер называет мошен-ником, мерзавцем, дураком. Такими эпитетами он не стеснялся. Всякое историческое событие он оценивал с моральной точки зрения. Между учениками Ранке и Шлоссера была целая полемика. В частности, особенно упрекали Шлоссера ученики Ранке за эту его манеру морализировать, развенчивать великих людей, применяя к историческим лицам и к историческим событиям те моральные мерки, которые применимы только в частной жизни. Они говорили, что нельзя подходить с одной меркой к историческим деятелям и к частным лицам, что есть две морали: одна мораль политическая, более растяжимая, другая мораль для обыкновенных людей. Нельзя делать мелкие упреки человеку, который как политический деятель должен стоять выше обывательской морали. Представители школы Ранке обвиняли Шлоссера в том, что он руковод-ствуется этой мелкой, мещанской моралью и судит величайших деятелей истории с точки зрения мелкого буржуа-бюргера конца XVIII в.
|
|
|
Но для Шлоссера не было двух моралей. Он подвергал своему суду политические события и политических деятелей отнюдь не с позиций мелкобуржуазной, мещанской морали. У него, скорее, пуританская мо-раль, и никакая слава, никакое громкое имя не могли заставить его отказаться от резкого эпитета по отношению к тому или другому деятелю, если он считал этот эпитет справедливым. Свой суд над историей Шлоссер творил с точки зрения тех демократических идей, которые он вынес еще из эпохи Просвещения. В обстановке реакции, которая наступила в Германии после освободительных войн с Наполеоном и которая породила историческую школу права и школу Ранке, Шлоссер сохранил позиции Просвещения, пожалуй, в самой их демократической форме. Самое сильное влияние на него после Вольтера оказал Руссо. Идеи демократизма пронизывают все исторические построения Шлоссера.
Его ненависть вызывает то, что вызывало ненависть у представителей французской революционной, особенно мелкой, буржуазии предре-волюционного периода,— деспотизм государей, особенно деспотизм мел-ких немецких князей при бесчисленных немецких дворах, их чисто внеш-няя культурность, которая скрывала под собой настоящую дикость. Эта моральная гниль мелких и крупных дворов Германии XVIII в., угнетение народа вызывали резко отрицательное отношение у Шлоссера. Он с энтузиазмом относился к борьбе народных масс за свою свободу. Для Шлоссера мерзавцы — те, кто причиняет страдания народу, именно бед-ствия народных масс больше всего привлекают его сочувствие. Самые сильные страницы его труда посвящены истории народной борьбы.
Своих предков, восточнофризских крестьян, которые боролись против феодализации, против немецкого рыцарства, против бременских епископов, старавшихся подчинить их своей власти, Шлоссер рисует как национальных героев, имена которых всегда должен помнить немецкий народ.
Таким образом, в обстановке реакции и преследования всякого живого слова аудитория Шлоссера была местом, где либеральное немецкое студенчество могло услышать как раз те слова, которые находили в его душе живой отклик. Не мудрено поэтому, что именно Шлоссер до такой степени привлекал к себе слушателей и что он вызывал раздражение у другой части профессуры, у людей другого толка, в частностиу последователей Ранке, предъявлявших Шлоссеру и его школе целый ряд обвинений.
Обвинение в том, что Шлоссер судил историю, как мы заметили, едва ли может быть принято. Ведь сама историческая наука является всегда в той или иной мере судьей над лицами и событиями. Она и не может быть ничем иным. И Ранке судил историю, как судит ее всякий историк, только со своих реакционных позиций. Если же Шлоссер делал это более прямо и откровенно, то это лишь особенность его темперамента, результат его горячей, увлекающейся натуры.
Но Шлоссеру делали и другие упреки, более обоснованные. Его упрекали в том, что он не занимался серьезно критикой источников, принимал на веру тот материал, который находил у других историков, мало занимался исследовательской работой.
Последнее верно лишь отчасти. Исследовательской работой Шлоссер занимался много, но действительно не очень любил такую работу. Некоторые из учеников Шлоссера (полемика между школой Ранке и школой Шлоссера велась не самими Ранке и Шлоссером, а их учениками, поэтому аргументы приходится брать главным образом у этих учеников) подчеркивают, что он пренебрежительно относился к копанию в архивах. По их словам, он говорил, что люди «определенной школы»9 считают себя счастливыми, если им удается отыскать в архиве какой-нибудь новый, никому не известный документ, хотя бы этот документ и не имел почти никакого исторического значения. Между тем имеется еще множество неизученного опубликованного материала, и этот напечатанный исторический материал настолько велик, что для обработки и обобщения его не хватит человеческой жизни. Из этого Шлоссер делал тот вывод, что незачем заниматься раскопками никому не нужных мелких документов.
В этом пункте трудно, конечно, согласиться со Шлоссером, но такова была его личная точка зрения 10.
Еще один упрек, который Шлоссеру делали представители школы Ранке, заключался в том, что его лекции были бесформенны и лишены руководящей идеи, что они представляли собой, особенно с внешней стороны, нечто крайне несистематическое, громоздкое, что было трудно слушать и усваивать. В этом обвинении имеется доля истины. Безусловно, лекции Шлоссера, как и его сочинения, производят впечатление бесформенности, нагромождения огромного числа фактов и имен, причем некоторые отделы он дает очень подробно, другие — чрезвычайно бегло. Не всегда отдельные части хорошо прилажены друг к другу. Все это как будто сшито из разных кусков, из отдельных курсов, которые не были достаточно обработаны. Для Шлоссера характерно это отсутствие внешней обработки, которую он принципиально отвергал, которой он вовсе не желал заниматься, считая ее совершенно излишней. Но нельзя сказать, чтобы в изложении Шлоссера не было внутренней связи. У него всегда имеется определенная тенденция, определенная линия, которая диктуется общим его подходом к изучаемым лицам и событиямс точки зрения демократизма. Его слог груб, шероховат, нередко он повторяется. Внешняя сторона его сочинений действительно страдает многими недостатками, но это не мешало им пользоваться огромной по-пулярностью. По этим работам учились целые поколения и не только в Германии, но и в других странах. Его сочинения не только читались, но и изучались. У нас в России Шлоссер одно время был очень популярен. Такой деятель, как Чернышевский, не пренебрег трудом переводить и редактировать сочинения Шлоссера. Многотомная «История XVIII в.» и «Всемирная история» в свое время в России послужили воспитательной школой. Именно Шлоссера, а не кого-либо другого, Чернышевский счел нужным дать как пособие по всемирной истории для русской публики. И опять-таки его, а не кого-либо другого, стал конспектировать Маркс, когда ему нужно было составить себе общую картину истории средних веков.
Для Шлоссера характерно полное отсутствие того узкого национализма, который в той или другой мере наложил свой отпечаток на все произведения представителей реакционных школ в Германии. Правда, такого узкого национализма не было, на первый взгляд, и у Ранке, который относил романские народы к одной семье с германскими наро-дами, но за всем этим у него нетрудно.разглядеть ярко выраженную прусскую точку зрения. У Шлоссера же мы видим всемирно-исторический взгляд в духе XVIII в. Даже к таким явлениям, как национально-освободительная война в Германии начала XIX в., Шлоссер относился без всякого восторга, он.видел в ней то, что в ней было на самом деле,— обман народа правительством.
Остановимся вкратце на отдельных работах Шлоссера. Главный его труд — «Всемирная история», над которой он работал всю жизнь и которая много раз переиздавалась. В ней Шлоссер дает в основном идеа-листическое, рационалистическое построение истории. Он лишь изредка дает анализ социальных явлений и то довольно поверхностно. Его вни-мание привлекают не столько те или другие общественные состояния, сколько внешняя сторона жизни народа. Смена событий, лиц, политика— вот что интересует Шлоссера, как и предшествующих историков. Однако внешняя политика Шлоссера интересует меньше, чем Ранке, он больше обращает внимание на внутреннюю политику, жизнь народа и его борьбу против угнетателей.
В своем построении всемирной истории Шлоссер обращал также •особое внимание на историю культуры, в частности на историю литературы. В литературе он черпает богатые краски для описания той или другой эпохи.
Шлоссер, несомненно, близок к идеологии XVIII в. В нем можно видеть последователя идеологов Просвещения, который сохранил свои •прогрессивные воззрения в обстановке европейской реакции. Его идеи, хотя и мелкобуржуазные, не были идеями ограниченного буржуа, это 'были идеи Руссо, может быть отчасти идеи якобинства, только известным образом преломленные и смягченные. Для читателя и слушателя эпохи реакции начала XIX в. они звучали как обличения существующей реакции, существующих порядков в Германии.
Представители той же школы Ранке ставили Шлоссеру в упрек, что в своей критике истории он не стоит на какой-либо определенной позиции и не говорит прямо — какой общественный строй он предпочитает: республику, абсолютную монархию или монархию конституционную, одинаково резко порицая все. В этом тоже, может быть, до известной степени сказывается влияние школы Руссо, которая политическим формам придавала сравнительно второстепенное значение. Но не в этом в конце концов была сила «Всемирной истории» Шлоссера. Больше всего действовало на слушателей его стремление срывать маску со всякой лжи, со всякого притворства, постоянно проводимое им презрение к раболепию и при этом полное отсутствие лести. Он не льстит и народу. О.н не верит в силу конституции и не спешит присоединиться в этЬм отношении к либеральной школе.
Основная тенденция «Всемирной истории» Шлоссера — это борьба с реакцией XIX в. с тех позиций, которые были намечены просветительной литературой XVIII в. Такая же тенденция характерна и для его «Истории XVIII в.», которая имеется в русском переводе. Для написания ее потребовались архивные материалы, и Шлоссер несколько раз ездил..в Париж для изучения их в парижских архивах и библиотеках. Особенно большое внимание в ней он уделил литературе XVIII в.
Интересна работа Шлоссера над отдельными историческими источниками по истории средневековой Франции, свидетельствующая о его внимании к архивным материалам и умении работать с ними, в отсутствии чего сплошь и рядом упрекали Шлоссера его противники.
Шлоссера можно резко противопоставить Ранке. Их личный облик, их манеры и методы работы совершенно различны.
Маленькая, вертлявая фигурка Ранке, который все время вертелся около высокопоставленных лиц, около королевского двора, был очень гибким и приспособляющимся, очень проигрывает по сравнению с сильной, монументальной и несгибаемой фигурой Шлоссера.
Я не собираюсь идеализировать Шлоссера. Конечно, его историческая критика слаба, а иногда она и совсем отсутствует, ему свойственны неоправданное пренебрежение к архивным материалам, идеалистические установки, недостаточное внимание к фактам социальной истории. Но, несмотря на всё это, нельзя не отнестись с симпатией к этому человеку, который через годы реакции пронес идеи демократизма и свободы и стал учителем для многих поколений передовой немецкой интеллигенции своего времени. Шлоссер несправедливо и не случайно забыт на Западе, его стремятся унизить и развенчать ради возвеличения такого ничтожного историка, каким, при всей его учености, был Ранке.
К этому же течению мелкобуржуазной радикальной историографии, представителем которой был Шлоссер, мы можем причислить еще одного известного нам историка, который, хотя и не был непосредственно учеником Шлоссера, но испытал на себе его сильное влияние и посвятил ему важнейшее из своих произведений. Я имею в виду Вильгельма Цим-мермана, автора «Истории крестьянской'войны» — работы, фактический материал которой использовал Ф. Энгельс для написания своей «Кресть-янской войны в Германии».
Вильгельм Циммерман (1807—1878) представляет собой очень ин-тересную, но, к сожалению, очень мало изученную фигуру. Современная немецкая историография останавливается на нем очень мало и главным образом для того, чтобы указать на односторонность и неправильность его воззрений. Однако он заслуживает несравненно большего внимания.
Циммерман был не только историком, но и поэтом. У него имеется ряд стихотворений, немало драматических произведений, в частности исторических драм. Его литературная и научная продукция очень велика.
Циммерман, как и многие -немецкие историки того времени, был пастором, но настроен он был весьма радикально. Он был профессором немецкого языка, литературы и истории в высшей реальной школе иполитехникуме в Штутгарте. В 1848 г. он был избран в Национальное собрание во Франкфурте и занял место на крайней левой". В 1849— 1850 гг. он был депутатом Учредительного собрания и за свои радикальные взгляды был уволен с государственной службы. В 1851 — 1854гг. он был депутатом в Вюртембергском ландтаге, где также занял крайнюю левую. После окончательного поражения революции он опять вернулся к деятельности пастора. Таким образом, Циммерман оказался в центре событий революции 1848 г. История была для него не только сюжетом научного и литературного творчества, он сам принимал непосредственное участие в одном из наиболее драматических эпизодов германской истории XIX в.
Кроме широко известной «Истории крестьянской войны в Германии»12 (1841) он написал ряд других исторических сочинений13: «История Вюртемберга», «История борьбы Германии с Наполеоном», «История Гогенштауфенов, или борьба монархии против пап и республиканской свободы», посвященная борьбе Гогенштауфенов с городскими республиками Италии. В 1848 г. Циммерманом была выпущена спе-циальная книга о германской революции, а в 1851 г. вышла «История английской революции». Ему принадлежит далее ряд трудов по истории немецкой национальной и всемирной литературы и много других произ-ведений.
Наибольшее значение имеет, однако, его «История крестьянской войны», написанная на основе тщательного изучения документальных материалов, имеющихся в Штутгартском архиве. Второе издание этой книги было посвящено Шлоссеру.
Циммерман прекрасно знает источники, хорошо ими владеет, изложение его чрезвычайно просто, легко и литературно. Большинство из вас, вероятно, читало это произведение Циммермана и знакомо с предисловием Энгельса к «Крестьянской войне в Германии», где он отмечает большие достоинства этой работыи. В то же время Ф. Энгельс отмечает и то, что Циммерману «не удается показать религиозно-политические контроверзы (спорные вопросы) этой эпохи как отражение классовой борьбы того времени» и что в «этой классовой борьбе он видит лишь угнетателей и угнетенных, злых и добрых и конечную победу злых». Несмотря на эти отмеченные Энгельсом недостатки, книга Цимм'ермана не утратила своего значения и до сих пор, как работа, основанная на серьезном изучении источников и проникнутая таким же горячим сочувствием к угнетенным массам, как и труды Шлоссера.
В конце своей жизни Циммерман, который развернул в молодости такую энергичную политическую и литературную деятельность как пред-ставитель мелкобуржуазной левой, постепенно начинает не то, что сдавать свои позиции, но как-то тускнеть и стареть. Он начинает снисходительно относиться к тому, к чему был непримирим в более ранние годы своей жизни, например к пруссачеству, к прусским политическим идеалам. Внешнеполитические успехи Пруссии, особенно франко-прусская война, настроили его на новый лад. Его работа «Героическая борьба Германии»1в является своего рода прославлением Пруссии. Для нас Циммерман ценен главным образом своей «Историей крестьянской войны» и той деятельностью, которую он развил во время революции 1848 г. как представитель крайней левой в Национальном собрании.
Георг Готфрид Гервинус
Гервинус (Gervinus), Георг Готфрид (20.V.1805 - 18.III.1871) - немецкий историк (один из представителей так называемой Гейдельбергской школы историков), историк литературы и политический деятель. Учился у Ф. Шлоссера в Гейдельбергском университете, где в 1835 году стал профессором. По рекомендации Ф. Дальмана был приглашен в 1836 году на кафедру Гёттингенского университета, но в 1837 году вместе с 6 другими профессорами был уволен за протест против отмены ганноверской конституции. С 1844 года - профессор Гейдельбергского университета. Накануне революции 1848-1849 годов Гервинус - один из видных деятелей либерально-буржуазной оппозиции в Юго-Западной Германии. В 1847 году основал (совместно с Гейсером) газету "Deutsche Zeitung", которая вела борьбу за создание единого национального государства в форме конституционной монархии и в то же время против радикально-демократических идей. В 1848 году - член Франкфуртского парламента, из которого вышел в августе того же года. В 60-х годах Гервинус - решительный противник методов объединения Германии, практиковавшихся Бисмарком, и завоевательной политики Пруссии, враг шовинизма.
Основной исторический труд Гервинуса - "История девятнадцатого века от времени Венского конгресса" ("Geschichte des neunzehnten Jahrhunderts seit den Wiener Verträgen", Bd 1-8, 1855-1866, русский перевод первых 6 томов с сокращением по цензурным соображениям многих мест, касающихся русской политики, - 1863-1888 под редакцией М. Антоновича). В нем Гервинус рассматривал историческое развитие эпохи 1815-1830 годов с точки зрения освободительных тенденций, направленных на установление конституционного строя и национальной независимости народов. "Введение" к этому труду, вышедшее отдельно в 1853 ("Einleitung in die Geschichte des 19. Jahrhunderts"), было запрещено за либеральную направленность. В истории Гервинус видел определенную закономерность, считая, что она развивается в направлении прогресса "свободы духовной и гражданской", причем сначала свобода принадлежит немногим, затем постепенно становится достоянием многих. Гервинус полагал, что историческое развитие Германии будет успешным, если в ней "демократии сменит аристократию". В "Истории немецкой национальной литературы" ("Geschichte der deutschen Nationalliteratur", 1835-1842, в 1871-1874 - под названием "Geschichte der deutschen Dichtung") и в других литературоведческих работах выступал против отрыва поэзии от общественной жизни.
Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 660; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!