Властные механизмы дальневосточного квазигосударства 1 страница



СОДЕРЖАНИЕ

 

Введение………………………………………………………………………….

 

Глава I. Поиски выхода из революционной смуты: «игра в "буфер"»на восточных окраинах России……………………………………………………..

1.1. Замысел "буфера": от дипломатической комбинации к политической коалиции …………………………………………………………………………..

1.2. Демократические доктринёры и "буфер": шанс на политическое выживание? ............................................................................................................

1.3. От идеи к практике: начало воплощения "буферной" политики………….

1.4. "Слушаться ЦК, а то выгоним": московские директивы для дальневосточного "буфера" и дискуссии региональных коммунистических лидеров о "буферной" квазидемократии………………………………………….

1.5. Рождение Дальневосточной республики: борьба за демократический "буфер" на читинской объединительной конференции………………………..

 

Глава II. "Буферная" модель псевдопарламентаризма: властные механизмы дальневосточного квазигосударства……………..………………………………

2.1. Демократическая ширма: "буферный" парламент………………………….

2.2. Законодательное двоевластие: парламент и "коллективный президент"…

2.3. Парламентский контроль над исполнительной "вертикалью" и его возможности……………………………………………………………………….

 

Глава III. "Буферная" "четырёххвостка": выборные технологии в политической практике Дальневосточной республики………………………

3.1. Выборное законодательство: соотношение теории и практики……….

3.2. "Административный ресурс" на выборах…………………….

3.3. "Не стесняться в способах обеспечения результатов выборов в наших интересах": организация голосования и подведение итогов выборов…………

3.4. Выборы как индикатор политических настроений дальневосточников…..

 

Глава IV. Власть и масса в конце российской революционной смуты: попытка реконструкции политической ментальности дальневосточников…

 

Глава V. "Самый лучший буржуазный дипломат не расшифрует сути": конец "красного" "буфера"…………………………..

5.1. "Пора кончить игру в демократию": подготовка к постепенному демонтажу дальневосточного "буфера"...........................................

5.2. "Необходимо предстоящий переворот внешне обставить": кампания по ликвидации Дальневосточной республики……………

5.3. Внешнеполитический контекст политики "буферизма": российский Дальний Восток как арена столкновения интересов держав…………………..

5.4. Через государство-"буфер" к региональной державе: геополитические условия и предпосылки возвращения России на Дальний Восток…………

5.5. Новая геополитическая реальность: "вашингтонский порядок" и утверждение Советской России–СССР в роли региональной державы на Дальнем Востоке……

 

Глава VI.Кризис и возрождение российской имперской государственности: попытка осмысления через включение в теоретический контекст…………

 

Заключение…………………………………………………………………..

 

Приложения…………………………………………………………………

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Постановка проблемы и обоснование темы.

Согласно устоявшейся историографической традиции, "буферное" государственное образование – Дальневосточная республика – явилось формой политического компромисса правящей в Советской России коммунистической партии с враждебным ей внешним окружением, и в первую очередь с японскими интервентами. Основная задача "буфера" – наиболее безболезненный, по возможности мирный исход интервенции на восточных окраинах страны – обусловила специфику государственных и хозяйственных институтов, отличных от советских и в то же время достаточно гибких, чтобы обеспечить преобладающее влияние Москвы, а следовательно и проведение гегемонии большевиков в государственном управлении. Среди таких институтов ключевое место принадлежало представительным учреждениям парламентского типа, образуемым на основе всенародного волеизъявления. В качестве важной составной части политической системы Дальневосточной республики парламентские государственные органы, согласно тактическому замыслу коммунистов, были призваны демонстрировать перед интервентами широкий демократизм "буферного" государства, отказ РКП (б) от власти в ДВР, создавать иллюзию достижения гражданского мира.

Найти разгадку "буферного" феномена, разобраться в характере политического строя дальневосточной государственности невозможно без изучения сферы правового и практического применения института парламентаризма, в ходе выборов и в процессе деятельности учреждений парламентского типа нашли свое внешнее проявление, сфокусировались глубинные социальные и межпартийные антагонизмы, вылившиеся в острые идеологические дискуссии. Через взаимодействие различных политических сил на парламентской арене в наиболее отчетливом виде представали их тактика и долговременные стратегические планы.

Значение проблемы использования демократических институтов в ДВР выходит далеко за рамки собственно региональной специфики. Речь, в конечном счёте, идёт о сущностной характеристике политических процессов в стране после Октября, о потенциальных возможностях и перспективах альтернативного пути развития, под давлением целого ряда обстоятельств, по преимущественно внешних, большевики должны были отойти от теоретических догм, отрицающих институт парламентаризма как пройденный этап в развитии революции, в пользу необходимости временного и ограниченного его допущения в практике ДВР. В этой связи возникает ряд вопросов, какова мера, граница сделанной уступки? Была ли жизнеспособной такая компромиссная тактика? Насколько велик ее позитивный заряд и могла ли она быть продолжена в иных условиях, при сравнительно мирной обстановке? Ответы на эти и другие вопросы в какой-то степени даёт осмысление опыта парламентаризма в рамках дальневосточной государственности.

Проблема создания демократического и одновременно работоспособного государственного механизма приобрела в современных условиях особую актуальность. Требующие своего скорейшего разрешения ключевые вопросы сегодняшнего дня нашего государства упираются в отсутствие структурно организованное власти. Сама жизнь показала, что бесконтрольность аппарата управления не возможно преодолеть ни кадровыми перетрясками, ни структурными реорганизациями, ни попытками упорядочить их работу. Обеспечить  безусловное исполнение законов и правопорядок, реально устранить безответственность чиновников может лишь такая демократически организованная система власти, которая базируется на чётком разделении функций и структур, эти функции осуществляющих. Предусматривал ответственность, подчинение и подконтрольность исполнительной власти законодательной, а также полную независимость судебных институтов власти, парламентаризм призван в идеале создать необходимый механизм противовесов, сдерживающий равновесие и препятствующий усилению или ослаблению роли отдельных институтов системы.

Осуществляемый в последние десятилетия поиск более гибких и рациональных форм организации государственной власти привел к появлению целого ряда структурных новаций.

Нельзя не видеть, насколько проблемы нашего времени созвучны с дэвээровским опытом организации государственной власти, разумеется, этот опыт ни в коей мере нельзя идеализировать, принимая во внимание его причинную обусловленность, а также временную и территориальную ограниченность. Невозможно в полной мере оценить и практическую результативность, эффективность парламентских институтов в ДВР, как в силу того обстоятельства, что приходится говорить лишь о некоторых элементах парламентского строя, а не о завершенной, цельной системе парламентаризма, так и учитывая чрезвычайные условия гражданской войны и продолжавшейся интервенции, накладывавшие весьма существенный отпечаток на глубину и последовательность в проведении правящей партией определенной политической линии. Скорее, более разумной будет постановка вопроса о нереализованных потенциях тех ростков демократии, которые были заложены в структуру организации власти дальневосточного "буфера". И всё же интерес к историческому опыту ДВР, заключающемуся прежде всего не столько в достигнутых результатах, сколько в самом процессе поиска компромиссных форм государственного строительства, вполне закономерен, требует осмысления и объективной научной оценки этого опыта, особенно учитывая его современное практическое значение,

Научная значимость исследования и его актуальность.Глубокие перемены, происходящие в последние полтора десятка лет в российском обществе, потребовали от ученых разработки и обоснования новых концептуальных подходов к изучению прошлого, переосмысления многих страниц истории страны. Сегодня не подлежит сомнению тот факт, что история

Сегодня историки едва ли не намеренно избегают постановки общих вопросов о грубой материи революций, анатомии русского бунта и роли смут в истории России. Теория и история в этом смысле существуют, скорее, автономно, а то и независимо друг от друга. Между тем присутствует острая потребность в осмыслении логики и механизмов развития системных кризисов в России. "Непредсказуемость прошлого" делает столь же непредсказуемой и перспективу развития России. Две масштабные катастрофы – глубочайших системных кризиса, пережитые Россией в начале и в конце минувшего века, заставляют историка связать их в цельный контекст, попытаться вычленить из опыта российской истории XX века иную, метасобытийную реальность.

 

Актуальность темы исследования обусловлена и тем обстоятельством, что в отечественной исторической

Другая причина, стимулировавшая интерес отечественных историков к

Исследование исторического опыта

Историография проблемы.

Историографический анализ литературы по исследуемой теме характеризует степень её изученности. Историографию проблемы целесообразно разделить на …

представлен аналитический обзор научной отечественной и зарубежной литературы по теме исследования. В отечественной историографии … выделены два крупных этапа, различающихся по методологии и содержанию исследований: советский период (20 - 80-е гг. XX в.) и постсоветский (с 90-х гг. XX в. по настоящее время).

… стал предметом интереса советских историков и публицистов уже в 1920-е годы.

Анализ состояния историографии проблемы. Парадоксально, но при внешнем обилии исследовательских публикаций последних двух десятилетий, они мало приблизили историков к пониманию реальной картины истории "красного" "буфера" – Дальневосточной республики. В силу ряда объективных обстоятельств, работа учёных велась бессистемно, почти замыкаясь лишь в рамках регионального материала, а разрозненные исследования частных вопросов скорее фрагментировали её результаты. Историографический прорыв, а именно так характеризует ситуацию в изучении гражданской войны на Дальнем Востоке и, в частности, в исследовании ДВР только что вышедший солидный коллективный академический труд по истории гражданской войны в регионе, – на поверку оказывается больше похожим на блеф.

Этот вывод подтверждает и сама вышеназванная монография, довольно эклектичная по своему концептуальному содержанию, прежде всего в разделах, посвященных политическим сюжетам истории ДВР. Впрочем, иного от подобного рода работы в условиях методологического многообразия трудно было ожидать. Другой вопрос – приносит ли это многообразие реальную пользу для более адекватного понимания объекта исследования и не маскируется ли за этим стоит стремление иных авторов к удовлетворению собственных псевдонаучных амбиций и "оседланию" очередных политически конъюнктурных тем (что отнюдь не редкость).

В то же время указанные соображения не умаляют значения данного труда, и вовсе не по причинам следования правилам научной этики (тем более, что одним из участников этого фундаментального проекта является и автор настоящей статьи). С одной стороны, "История Дальнего Востока" со всеми её недостатками зеркально отражает реальное состояние историографии проблемы, а значит, играет роль катализатора для дальнейшего научного поиска, с другой – является незаменимым подспорьем для студентов в качестве самой современной учебной книги по переломному периоду дальневосточной истории. 

Тем более любопытно проследить некоторые тенденции в историографии позднесоветского и постсоветского времени.

В "перестроечные" годы интерес к "красному" "буферу" подогревал популярный у историков (отнюдь не только региональных) тезис об апробации в ДВР нэповского "отступления" ("буфер" как полигон для экономических и политических экспериментов руководства большевиков). Подобный подход, навеянный политической конъюнктурой того времени, как и следовало ожидать, не нашёл реального и внятного обоснования на дальневосточном материале.

В начале 90-х годов прошлого столетия в связи с "волной суверенитетов" идея государства-"буфера" вновь получила своеобразную подпитку – на сей раз политическую. Некоторые радикально-демократические деятели в регионе "подняли на щит" лозунг воссоздания независимой ДВР. Столь дилетантские суждения, разумеется, не вызвали широкого отклика в научной среде. Впрочем, профессионалам было, что называется, не до политики: историческая наука пребывала в те годы скорее в состоянии прострации от краха ещё вчера внятных и привычных объяснительных схем.

Быстро преодолев первоначальное замешательство, историки "красного" "буфера" после распада СССР принялись кто во что горазд приспосабливаться к новым реальностям. Самым простым способом оказалось так называемое "переосмысление" прошлого, чаще напоминавшее смену собственных оценочных суждений на прямо противоположные – например, от апологетики ленинского руководства к примитивному антикоммунизму. Более трудоёмким для историков путём, хотя в то же время совсем небесполезным для исторической науки, оказался растянувшийся на целое десятилетие процесс заполнения так называемых "белых пятен" – закрытых для изучения в предшествующий период проблем.

Ныне откровенно идеологизированные схемы применительно к истории ДВР уже не срабатывают: новомодные, но бесплодные в плане научной отдачи концепции «альтернативности» или "правового государства" быстро исчерпали свой познавательный потенциал, все или почти все "белые пятна" заполнены, хотя дилетантизма в исторической и особенно в околоисторической среде всё ещё хватает. Впрочем, инерция модных в 1990-е годы и проникнувших в историческую науку теорий сохраняется и поныне. Тем не менее, налицо кризис или даже тупик в изучении "буферной" проблематики.

Осознание кризиса, увы, вряд ли присутствует, по крайней мере, о нём дальневосточные историки не говорят, предпочитая, напротив, в духе советской и ещё более модной в сегодняшней путинской России "показушности" трубить об "историографических прорывах". Хотя бесспорным симптомом кризиса стало падение интереса к изучению гражданской войны и интервенции в регионе и своеобразный "отток" историков на другие, менее исследованные, и оттого более "хлебные" сюжеты.

 Справедливости ради надо отметить, что и в истории "буфера" остаётся ещё немало проблем, обойдённых вниманием исследователей. Так, почти не поднимались вопросы социальной истории на завершающем этапе революционной смуты. Новой для дальневосточной историографии также пока является проблематика взаимоотношений власти и общества, ментальности различных слоёв населения региона, поведения человека в экстремальных условиях безвластия и незащищённости. Совершенно не исследован на дальневосточном материале феномен "человека с ружьём". Наконец, проблематика интервенции до сих пор ограничивалась только политическими и, пожалуй, тесно связанными с ними военно-дипломатическими сюжетами.

Однако все перечисленные проблемы в силу своей новизны и масштабности требуют применения нестандартных методологий, генерации новых идей, научной смелости и таланта, наконец, серьёзных затрат сил и времени по своей трудоёмкости. Совокупность этих качеств, увы, не свойственна большинству собратьев по историческому цеху. А молодых способных историков, готовых к научному дерзанию, научная среда отпугивает своим конформизмом и консервативной инерцией, маскирующейся так называемой "научной этикой". Последняя понимается весьма свооеобразно, а то и превратно.

Важно отметить и то, что система профессионального исторического образования в регионе (как и в целом в стране) не ориентирована на подготовку нестандартно мыслящего специалиста, не понаслышке знакомого с самыми современными достижениями мировой науки и способного без оглядки на авторитет научного руководителя в процессе творческого поиска генерировать собственные мысли.  

Несмотря на усиленное заполнение лакун – "закрытых" для изучения тем, в до сих пор остаётся немало Политические коллизии исследованы гораздо лучше. Но и в изучении политической истории много умолчаний. Кроме того, именно здесь чаще всего встречаются легковесные штампы и стереотипы, либо перекочевавшие из "политкорректной" советской историографии, освещавшей историю ДВР, особенно в 1970–1980-е годы, как образец ленинского "революционно-целесообразного компромисса", либо "перелатанные" по новой конъюнктурной "демократической" моде.

В последнее десятилетие политическая история "буферного" государства осмысливалась её исследователями преимущественно по двум направлениям. Первая версия следует духу слегка модифицированной (в сторону большего реализма) советской схемы гибкой и компромиссной тактики Москвы, позволившей ей постепенно завоевать поддержку большинства населения региона, изолировать всех своих политических оппонентов и комбинированием военных и дипломатических мер (при доминировании последних) выдавить Японию с русской территории.

Вторая версия "опрокидывает" в прошлое (в данном случае на историю ДВР) модную в 1990-е гг., но совершенно фантастичную в реальных российских условиях (тем более, в ситуации гражданской войны) модель "правового" государства. Правда, в последние годы привлекательность лозунгов построения в новой России "правового государства" и "гражданского общества" в российском истеблишменте значительно потускнела; соответственно и у историков оценки степени "демократичности" ДВР стали более сдержанными. 

Как итог, ныне тема ДВР стала почти маргинальной: она потеряла историографическую динамику, и без того вялый интерес к ней, не подпитываемый современными конъюнктурными допингами, ныне почти угас.

Одним из сюжетов, отбрасывающим обе версии в интерпретации политической истории Дальневосточной республики, является осуществлённая по приказу из Москвы кампания по её ликвидации, в которой, как в зеркале, отразились реальный характер "буфера", общественные настроения и политические приоритеты различных слоёв населения региона в конце гражданской войны, подлинная роль в ДВР структур правящей большевистской партии.

Цель и задачи исследования.Актуальность поставленной проблемы и анализ состояния ее научной разработки позволяют выявить направление данного исследования. Его цель состоит в системном анализе процесса интеграции дальневосточного региона России в большевистскую систему власти через использование "буферных" политических механизмов.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 291; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!