Опыт «Потока» как необходимое условие профессионального становления

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 26Следующая ⇒

Продуктивность любой деятельности во многом зависит от того, насколько ее исполнитель умеет во всей своей полноте присутствовать {мысленно, внутренне) в том, что он делает в данный момент времени.

Многие профессионалы это хорошо осознают. Известно, например, что видные шахматисты специально тренируются в беге и плавании, так как эти виды спорта помогают им выдерживать длительные периоды умственной концентрации, от которых напрямую зависит успешность игры. Хирурги-профессионалы делают только одну короткую, но чрезвычайно трудную часть операции, оставляя более стандартные ее этапы хирургам, чья квалификация ниже. И протекает она, эта трудная часть операции, исключительно в условиях собранного внимания: «Внимание настолько совершенно, что я забываю о времени, о своем теле, об окружении, о других людях. Я ничего не осознаю, кроме своих рук» [90, с. 102]. Практически также оценивает условия своего мастерства женщина-композитор: «Телефон может звонить, входной

звонок может заливаться, дом может рушиться или что-нибудь в этом роде: когда я начинаю работать, я реально исключаю весь мир. Когда я за роялем, я поглощена игрой в такой мере, что не чувствую, что я вообще существую. Мои руки, мне кажется, свободны от меня, и я ничего не могу сделать с тем, что случается. Я только наблюдаю это и удивляюсь. И это течет само» [там же].

А вот слова шахматиста: «Во время игры я не слышу ничего, мир кажется отрезанным от меня и все, о чем я думаю, — моя игра. Я мало осознаю себя и свои проблемы в это время, зрителей вижу только в самом начале игры. Я думаю только об альтернативах игры, вижу только позицию, только игра приходит ко мне и больше нет ничего. У меня появляется тираническое чувство силы, как будто я полностью контролирую всю ситуацию и владею схваткой» [там же].

Биографии известных ученых изобилуют примерами такого же всепоглощающего интереса, такой же полной вовлеченности, «очарованности» своим делом. Причины того, что наука так «пленяет», Томас Кун, автор знаменитой книги «Структура научных революций» (М., 1976), также видел в фокусированном внимании.

Профессия психолога предъявляет особые требования к обсуждаемому навыку. Действительно, шанс понять Другого, почувствовать чужое горе зависит не от чувствительности как таковой, а от того, присутствует ли психолог сейчас и полностью перед вот этим человеком, перед картиной именно этого случая. Научиться «пребывать тут», быть «совершенно присутствующим» трудно, — говорит митрополит Антоний Сурожский (выдающийся деятель Русской Православной церкви, врач, мыслитель), но при общении с человеком только такое «совершенное присутствие» имеет смысл.

Американский психолог М.Чиксзентмихайи в течение не одного десятилетия экспериментально исследует то особое состояние, которое возникает у человека в условиях, когда он целиком погружен в свое дело, когда он во всей полноте присутствует в нем [90, 91]. Для обозначения этого состояния ученый вводит специальный термин «Поток» («Flow»)¹. Термин заимствован из самоотчетов респондентов (опрашиваемых лиц), которые часто употребляют его для описания пережитого ими опыта². В течение многих лет М.Чиксзентмихайи анализировал опыт «Потока» в условиях, когда он возникает спонтанно, естественным путем. Его респондентами были альпинисты, шахматисты, композиторы,

¹ В русском языке этому, вероятно, соответствуют слова «вдохновение», «состояние вдохновения».

² См.: Митрополит Антоний Сурожский. Жизнь, болезнь, смерть. — М., 1995. — С. 15.

художники, хирурги, танцоры и другие люди — словом, те, кто с усердием и вдохновением отдавал себя любимому делу. Исследователь демонстрирует, что состояние «Потока» можно испытывать в процессе практически любой деятельности.

М.Чиксзентмихайи полагает, что это состояние является оптимальным (наилучшим) как для самого действующего, так и для качества производимого им продукта. Чтобы подчеркнуть такое отношение к опыту, автор выносит ему свою оценку в название обобщающей монографии: «Поток: психология оптимального опыта» [91].

Что позволяет М. Чиксзентмихайи так относиться к опыту «Потока»? Проанализируем вслед за ним основные свойства и признаки этого состояния.

Прежде всего ученый выделяет чувство слияния со своими действиями («слияние действия и осознания»): человек настолько вовлечен, погружен в то, что он делает в каждый момент, что у него исчезает осознание самого себя как чего-то отделенного от совершаемых им действий. Стоит, однако, занять внешнюю позицию: «Хорошо ли я делаю? Следует ли мне это делать? Что я делаю в данный момент?» и т.д., — как это состояние прерывается. «Поток» не нуждается в преднамеренной рефлексии: ведет само действие. Слияние действия и осознания сопровождается потерей чувства времени — время протекает незаметно.

Приведем выдержки из разных интервью, записанных исследователем. Здесь и далее все примеры заимствованы из работ М.Чиксзентмихайи [90, с. 103 — 104].

Танцор. Я тотально включен в то, что я делаю. Я чувствую себя целиком вибрирующим, становлюсь частью музыки. Я чувствую музыку в теле.

Ал ь п и н и ст. Ты не оцениваешь своих действий — ты просто делаешь их, действия просто случаются. Все работает само, работает гладко.

Другой чрезвычайно важный признак «Потока» — полная управляемость ситуацией, спонтанный контроль за своими действиями. Описывая свой опыт, респонденты часто подчеркивают, что их способности оказываются соответствующими требованиям деятельности, вызовам ситуации. Обычно это переживается как «задача в руках», как возможность всецело управлять своими действиями.

Выдержки из интервью.

Хирург. Я наслаждаюсь состоянием полного управления происходящим.

Студент {пишущий сочинение). Я чувствую себя действительно всемогущим, как будто информация находится в ладонях моих рук, и я могу формировать ее любым способом, как только хочу.

Следующий признак «Потока» — потеря самосознавания, — казалось бы, парадоксален: на высшей точке управления ситуацией теряется «чувство себя». Но это не есть потеря контроля над психикой или над телом: скрипач осознает каждое движение пальцев, шахматист — поток умственной деятельности. Исчезает лишь стандартная концепция себя, некий «конструкт-Я», посредник, которого мы обычно ставим между стимулом и ответом. Выход за рамки стандартных программ открывает возможность для новых неожиданных решений, способствует творчеству.

Композитор. Я нахожусь в эстетическом состоянии в такой мере, что не чувствую себя вообще. Мои руки свободны от меня, и я ничего не могу сделать с тем, что случается. Я только наблюдаю это, и это течет само.

Потеря осознавания себя обычно сопровождается чувством объединения с окружающим (будь то горы или коллеги). Так, виолончелист воспринимает себя частью «гармонии сфер»; хирург во время сложной операции чувствует, что вся команда стала «единым организмом». В этом состоянии единения человек расширяет свои личностные границы, становится частью чего-то большего, чем его индивидуальное «Я». Опыт трансцендирования (мысленного выхода как бы за пределы себя, своего привычного окружения) открывает возможности для существенных изменений ценностно-смысловой сферы личности: «Я почувствовал себя частью большого целого — исчезли фальшивые маски, слетели все фальшивые самооценки. Я почувствовал свое правильное место в природе — почувствовал себя с природой» (из отчета альпиниста).

Крайне важное свойство «Потока» — аутотеличность опыта. (греч. «autos» 'сам', «teleos» 'цель'; речь идет о достижении цели в себе самом). Опыт для своего развития не нуждается во внешней мотивации, его суть — в продолжении себя самого. Внешние цели задают только направление развития или правила действия. Действия поддерживаются не их результатом, а переживанием процесса, самим опытом «Потока». Предельно точно это свойство сформулировал поэт-скалолаз: «Мистикой восхождения является процесс скалолазанья. Вы рады, когда взобрались на вершину, но истинное желание — идти дальше. Оправданием восхождения является процесс восхождения, так же как оправданием поэзии является процесс писания. Цель потока — сохранять его течение, оставаться в потоке. Это не движение вверх, а дление потока: вы движетесь вверх, только чтобы сохранять течение потока. Нет причин для восхождения, кроме самого восхождения».

И наконец, «Поток» всегда является для человека состоянием, которое приносит ему чувство глубокого удовлетворения, наслаждения процессом деятельности.

Итак, феноменология «Потока» показывает нам, что люди, которые переживают это состояние, оказываются целиком поглощены своим занятием; испытывают глубокое удовлетворение от того, что они делают. И это чувство приносит сам процесс деятельности, а не его результат; они забывают личные проблемы, ощущают свою компетентность, обретают опыт «задачи в руках» — полного управления ситуацией; они переживают чувство гармонии с окружением; их навыки и способности развиваются, личность растет. «Поток» — наиболее творческий, наиболее завершенный вид опыта, так как он помогает человеку действовать в новых условиях, отвечать на неизведанные «вызовы». Согласимся с М.Чиксзентмихайи: такой опыт действительно оптимален для человека.

Человек в состоянии «Потока» — разве не это портрет профессионала? Разве обнаруженные возможности опыта не свидетельствуют о качестве деятельности и личности профессионала?

Как достичь этого состояния? Как помочь студентам обрести навыки этого оптимального состояния сознания?

Наша исходная посылка состояла в том, что практически каждый человек в жизни переживал опыт «Потока». По крайней мере, в детстве, когда он самозабвенно играл. Недаром перечисленные свойства «Потока» во многом тождественны главным чертам игры, которые выделяет Й.Хейзинга [79].

Для человека, испытавшего этот опыт в любой деятельности (не обязательно профессиональной), он становится убедительным и продуктивным: человеку явлены его собственные возможности, вдохновляющие, творческие, приносящие и успех, и глубокое удовлетворение. Их осознание открывает возможности для проживания подобного опыта в будущем, в том числе и в пространстве профессиональной деятельности.

Исходя из этой посылки, в курсе наших занятий мы создавали для студентов условия для встречи с собственным опытом «Потока» и для осознания его — предлагали им написать домашнее сочинение на тему: «Деятельность, в которой я присутствую в полноте себя; в которой я наилучшим образом выражаю, воплощаю себя». Просили их внимательно припомнить, вдуматься в то, как протекала такая деятельность, какие при этом возникали чувства, мысли и переживания.

Оказалось, что практически у каждого из них был такой опыт, и студенты увлеченно, вдохновенно рассказывали о нем. В качестве примера приведем отрывки из некоторых сочинений.

«Для меня это — игра на гитаре, не для кого-то, а в одиночестве, просто чтобы играть. Играя, я как бы сливаюсь с инструментом, пальцы сами находят свое место, я не думаю, какую струну и где надо прижать, не думаю, как надо извлечь звук, — я просто слушаю мелодию, которую

сам же и создаю. Происходит полное погружение в мир звуков, звуки заполняют все твое сознание. Они начинают управлять тобой, твоими действиями, движениями твоих пальцев. В эти моменты смыслом игры является сама игра, музыка, которая создается. В эти моменты я живу в другом мире, где все предельно ясно, где я могу делать все, что захочу».

«Такой деятельностью для меня является написание рассказов. И что самое интересное — уже после первого вступительного предложения слова сами складываются в предложения, а я их просто печатаю. Ничто меня не отвлекает, я полностью вовлечена в ход событий. Герои сами за себя говорят, а я их просто слушаю и записываю. Но хотя они и действуют автономно, я отчетливо понимаю, что все у меня под контролем. У меня такое ощущение, что весь мир у меня в руках, что я — властелин мира, и я могу написать самый интересный рассказ. Я существую в мире своего рассказа и вместе со своими героями иду все дальше и дальше вперед. Заранее я никогда бы и помыслить не смогла, что могу так захватывающе описывать события и придумывать такие смешные и оригинальные шутки».

«Когда я сажусь в седло своей лошади, я чувствую себя вместе с ней, чувствую все тонкости ее настроения — мы становимся единым целым. Стоит мне только подумать (подумать!) о том, чтобы поехать, например, галопом, а конь уже собран и готов скакать. Несясь быстрой рысью или галопом по лесу, испытываешь чувство упоения, наслаждения. Кажется, что ты становишься частью природы, частью того прекрасного пейзажа, что тебя окружает. Это так прекрасно, что я просто не могу выразить это в словах...»

Перед нами прямые иллюстрации опыта «Потока», но (и это крайне важно) своего собственного, а не заимствованного извне, ибо тексты были написаны до обсуждения исследований М.Чиксзентмихайи. В процессе работы над сочинением студенты встречаются со своими собственными возможностями в состоянии полного присутствия. Этот опыт оказался крайне убедительным и продуктивным — ведь он не был привнесен со стороны, а порожден самими его авторами.

Анализ опыта через выявленные М.Чиксзентмихайи свойства «Потока» позволил студентам более тонко осмыслить и выразить в речи свой собственный опыт. Студентам открылась возможность рассмотреть процесс деятельности и себя в нем с новых, порой мало известных сторон. Такое осознание собственного опыта происходило для них практически впервые: будучи пережитым, он не был извлечен, он «проскакивал» мимо. (Вспомним М. К. Ма-мардашвили: «Мы как танки проходим мимо себя».) Молодые люди не уделяли внимания опыту, не придавали ему должного значения, соответственно, не оценивали его.

Теперь на своем собственном опыте они убедились в том, что состояние полного присутствия открывает возможности для рождения новых умений и личностных свойств. Действительно, «...в эти моменты ты понимаешь, что есть действие, которое развива-

ется само, и ты вместе с ним, но без каких-либо особых усилий. Ты чувствуешь, что становишься кем-то или чем-то другим, не таким, как обычно. Удивительно! Ты познаешь себя в новом, неизвестном ранее качестве».

Пережитый опыт порождает чувство абсолютного доверия к себе, чувство собственного достоинства: «Мне было все равно, понравится ли моя работа окружающим и как ее оценят. Для меня она была бесценна»; «В такие моменты я чувствую себя полноценной, сформировавшейся для своих лет личностью».

Опыт «Потока» показал студентам, что внутри самой деятельности имеются необходимые условия для того, чтобы реализовать себя во всем богатстве своих возможностей, для рождения чего-то нового и следующего в себе. Сотворяя нечто, мы познаем и сотво-ряем себя.

Одновременно мы обращаем внимание студентов на то, что со временем подобной деятельностью может стать и профессиональная. Случится это, однако, при условии полного присутствия в ней. Так, опираясь на опыт присутствия в любой, пока не профессиональной деятельности, студенты открывают для себя ориентиры и возможности будущей профессии.

Учиться видеть

Профессия психолога предполагает у специалиста выработку особого умения — способности подходить ближе к существу человека: за зримым множеством внешних проявлений видеть глубинное незримое Единство, незримое целое. Увидеть (строго говоря, понять и почувствовать), что по истине представляет собой этот человек. Специалист, лишенный такой способности, останется в мире внешних объектов и случайных «фактов».

Подобное видение (понимание) открывается не сразу и лишь тогда, когда сам психолог достигает особого состояния. Карл Роджерс предельно точно описывал это состояние: «Когда я нахожусь в наилучшей форме как фасилитатор или терапевт, т. е. когда я ближе всего к своему внутреннему интуитивному «Я», когда я каким-то образом соприкасаюсь с чем-то неизвестным во мне... когда я могу стать ближе к своей трансцендентальной сущности... тогда все, что бы я ни делал, оказывается целительным. Тогда просто мое присутствие освобождает и помогает» [65, с. 49]. Итак, чтобы подойти ближе к существу Другого, сам психотерапевт должен приблизиться к своему собственному истоку — своему внутреннему интуитивному «Я».

Психолог не единственный, кому важно уметь видеть (или ведать) в обсуждаемом здесь значении этих слов. Это — состояние творчества любого Мастера, создающего произведение искусства.

Почему мы обращаемся к опыту мастеров искусства? Психологам у них есть чему поучиться: ведь художник осуществляет такое же «путешествие к сущности» — усмотрение того, чем по истине является эта вещь: этот цветок, этот натюрморт, этот пейзаж и т. п. Если мастер начнет описывать отдельные детали или предметы сами по себе, его произведение развалится. Он ищет что-то, что стоит за отдельными вещами, что-то, что через эти частности предстает нам, он ищет нечто целое; может быть, основное н а-строение или дух, который пронизывает всю форму целого.

В некоторых случаях это целое улавливается достаточно легко. Например, стоит нам войти в чужую квартиру, как практически тут же мы ощущаем ее атмосферу — «дух квартиры» (здесь «дух» не запах, а стиль, уклад как проявление образа жизни), а попадая в разные квартиры, осознаем их различающийся дух. Многие предметы наполняют квартиру, но ее дух не представляет собой простое их суммирование. Он стоит за предметами, и напрямую ими не определяется.

То, что любой объект действительно обладает собственным лицом, можно сказать, своей тайной, известно каждому Мастеру. Потому он и Мастер, что способен узреть, как видимое как бы истаивает до чистоты лика. Увидеть и высвободить этот лик — в этом задача художника. Вспомним, как выразительно гордился своим обликом «прехорошенький светлорозовый домик» в «Белых ночах» Ф. М.Достоевского, как он «горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей» до тех пор, пока его не перекрасили в желтый цвет. Как жалобно кричал этот бедняга («Злодеи! Варвары!»), видя, что потерял себя. Вот это — истинное лицо домика — и узрел автор: потому-то он «до сих пор не в силах был повидаться с изуродованным... бедняком, которого раскрасили под цвет поднебесной империи» [21, с. 103].

Через произведения искусства (скажем так, чтобы обобщить и музыку, и картины, и прозу, и поэзию, и архитектуру) вещи являют себя, становятся видимыми. Язык искусства помогает нам увидеть, что по истине есть этот предмет (его «чтойность»). Так, оказавшийся перед картиной Ван Гога (1853— 1890, голландский живописец, представитель постимпрессионизма) «Башмаки», М.Хайдеггер, по его словам, обнаружил себя в «ином месте», там, где ему открылось неизвестное. Картина Ван Гога раскрыла ему то, что по истине являет собой это изделие — крестьянские башмаки: «Из темного истоптанного нутра этих башмаков неподвижно глядит на нас упорный труд тяжело ступающих во время работы в поле ног. Тяжелая и грубая прочность башмаков собрала в себе все упорство неспешных шагов вдоль широко раскинувшихся и всегда одинаковых борозд, над которыми дует пронизывающий резкий ветер... Одиночество забилось под подошвы этих башмаков, одинокий путь с поля домой вечернею порою.

Немотствующий зов земли отдается в этих башмаках, земли, щедро дарящей зрелость зерна... Тревожная забота о будущем хлебе насущном сквозит в этих башмаках, забота, не знающая жалоб, и радость, не ищущая слов... Земле принадлежат эти башмаки, эта дельность в мире крестьянки — хранящий их кров» [77, с. 66, 67].

«Башмаки» Ван Гога ввели, впустили М. Хайдеггера в мир крестьянки, открыли реальное жизненное пространство: широту поля, сельскую дорогу и порывы ветра. Он обнаружил там человека, живущего своей собственной жизнью, среди своего собственного мира.

Разве не та же задача стоит и перед психотерапевтом? Ввести, впустить человека в его собственный мир, в тот Дом, «в ту местность, откуда, — как говорил Р. М. Рильке, — я родом... в то внутреннее пространство моей естественной уединенности, где только и бьют родники моей силы» [80, с. 307]. Оба оказались перед чем-то пред-стоящим: один перед «башмаками», другой — перед человеком. Но должны сделать они одно и то же — раскрыть, высвободить «внутреннее существо» пред-стоящего.

Почему столь важно для Мастера, будь то художник или психолог, сделать зримыми (понятными) незримые глубины? Да потому, что только они, эти незримые глубины, определяют все: произведение будет «воздействовать глубоко», только когда оно «распахнуто» до самого своего основания; человек будет понят, только когда ему откроют возможность соответствовать чему-то незримому в своих глубинах и таким образом «развернуть» самого себя. Иными словами, Мастер обладает способностью видения, т.е. непосредственной, прямой причастностью Целому. Через свое собственное видение он позволяет устанавливаться таким формам жизни, которые проистекают из собственного Начала.

Приведем удивительный пример того, как по-разному прочитывается один и тот же человек — нищенка, когда ее видят глазами множественных внешних проявлений и когда она открывается из незримой глубины. Пример заимствован из «Письма» «Неизвестной спутницы» Р.М.Рильке, часто сопровождавшей его в прогулках по Люксембургскому саду.

«В тот день, — вспоминает она, — Р. М. Рильке подошел ко мне, держа в руке великолепную розу, но мне он ее не поднес... В уголке сада мы почти ежедневно заставали старую женщину. Она просила милостыню — сдержанно и со стыдом. Мы никогда не видели ее глаз и не слышали ее голоса; она просила всей своей позой, круглой спиной, всегда покрытой черной шалью, хотя было лето, опущенной линией губ, а главное — руками, полураскрытыми и крепко сжатыми между сдвинутых колен, руками более нищенскими, чем протянутые руки. Каждый раз, как по взаимному уговору, мы опускали куда-то возле этих рук милостыню, испрошенную ими с таким невинным искусством... Как-то раз я

сказала: "Она, может быть, богатая, у нее, может быть, шкатулка, как у Гарпагона". Райнер Мария ответил мне только взглядом укоризны, легкой, извиняющейся...

В тот день женщина только расположилась в своей просительной позе. Я увидела Рильке, кланяющимся ей с почтением, не с внешним, с высоты величия, но с почтением рилькевским, полным, от всей души, — затем он опустил прекрасную розу на колени старухи. Старуха подняла на Райнера Мария вероники своих глаз, схватила быстрым и так-соответствующим всему жестом руку Рильке, поцеловала ее и ушла маленькими сношенными шажками, в тот день уже больше не прося.

Рильке поглядел на меня всеми глазами, всем лбом. Я ему ничего не сказала. Я постаралась доказать ему без слов, что поняла его урок, что бесконечно люблю его видение людей, что, мысля их такими прекрасными, такими избранными, такими божественными, он сам делает их прекрасными и божественными и внушает им жесты, идущие непосредственно от самой высокой знати» [там же, с. 369, 370].

Перед нами два разных прочтения одного и того же человека — прочтение поверхностное, обыденное (из которого видится только лишь нищенка, да еще, возможно, и хитрая) и прочтение той же нищенки из внутренней глубины и целостности, из места, достойного великолепной розы. Для нас, психологов, крайне важно, что второе прочтение оказывается про-из-водящим (термин М. Хайдеггера), т. е. открывающим возможности для таких форм жизни, которые проистекают из собственного Начала: «мысля их такими прекрасными... он сам делает их прекрасными». Рильке остро нуждался в таком же отношении к самому себе: «...ты говорила, что могла бы вместить все виды любви ко мне. Так реализуй же ту из них, не знаю как ее назвать, что усиливала бы во мне именно мою жизнь» [там же, с. 308] (выделено автором. — Прим. ред.).

Производящее отношение к человеку — одно из безусловных качеств Учителя. Пример этому — воспоминания Германа Гессе (1877—1962, швейцарский писатель) о своем учителе: «Странный, почти устрашающего вида старый человек, с его бесчисленными причудами и выдумками, который меланхолично смотрел сквозь зеленые стекла своих очков, который неизменно заполнял дымом из своей длинной трубки наш тесный, переполненный класс, стал Для меня на некоторое время руководителем, образцом, судьбой, почитаемым полубогом... Этот таинственный старик пленил меня благодаря тому, что он апеллировал к моим самым высоким стремлениям и идеалам, что он как бы даже не замечал моей незрелости, моих дурных привычек, моей неполноценности; что он предполагал во мне только самое лучшее и как само собой разумеющееся рассматривал высочайшие успехи... Своеобразной и редкостной

была в этом учителе его способность выследить среди своих учеников людей духовных и дать их идеализму опору и пищу»¹.

Базовый метод работы К.Роджерса — «активное слушание», конечно, тоже является про-из-водящим, ибо его цель, как свидетельствует сам Мастер, «узнать "Я" клиента, его более глубокое, внутреннее "Я"». Соответственно, в своих ответах на слова клиента К. Роджерс всегда «идет чуть дальше — за его описания». Так, на слова своей клиентки Джейн, что она «очень много занимается музыкой и танцами», К. Роджерс отвечает: «То есть вы говорите мне, что у вас на самом деле есть цель в жизни, у вас на самом деле есть нечто, что вы действительно хотите делать... посвятить себя музыке, искусству» [65, с. 50] (выделено автором. — Прим. ред.). Отражая таким, более глубинным образом переживание клиента, К.Роджерс открывает ему возможность прочтения сущности своих переживаний; возможность высвобождения и роста его «внутреннего существа».

Как помочь студентам-психологам развить в себе способности за зримым множеством мысленно «видеть» незримое глубинное единство, незримое целое? Обрести умение ближе подступать к самой сущности человека, и в первую очередь к своей собственной сущности? Речь идет о стремлении соприкоснуться с чем-то неизвестным в себе, «Другим в себе», как выразился М.К. Ма-мардашвили. «Другим», ибо как наличного, состоявшегося, его еще нет, он присутствует лишь как возможность мыслей, чувств, поступков.

Рассмотрим некоторые результаты нашей многолетней работы со студентами.

В течение ряда лет мы предлагали нашим студентам после предварительного обсуждения этой темы выполнить домашнее задание — описать некое, внутренне значимое для каждого из них место. Исходная гипотеза состояла в том, что внутренне значимое место может оказаться тем входом, той «дверью», через которую человек может вступить в свой собственный мир, в ту «местность, откуда он родом». (Потому-то оно и значимо.) И когда он попадет туда, он сам начинает проявлять себя: раскрывать-распахивать себя, себя нового, неизвестного, истинного.

Оказалось, что студенты довольно легко, увлеченно и продуктивно справились с этим заданием.

Наша инструкция звучала примерно так: «Мы хотим предложить вам стать участником медитации "Мое место". Представьте себе и окажитесь в некоем пространстве (это может быть комната, городской пейзаж или какое либо место на природе), про которое вы можете сказать — это "мое место". Мое — ибо объекты или предметы этого пространства, его композиция, его широта и воз-

Цит. по кн.: Целлер Б. Герман Гессе. — Челябинск, 1998. — С. 26, 27.

дух, а может быть, его потаенные своды или порывы ветра, шелест листвы или шум воды (и т.д. и т.п.), каким-то образом вводят, впускают меня в мой собственный мир. В этом пространстве ничего не будет для меня чужим. Побродите по этому месту. Всмотритесь, вслушайтесь, вчувствуйтесь в него. Какое оно? Что раскрывает, распахивает во мне это пространство? Куда я продвигаюсь в самом себе, как я себя чувствую, попадая в это Священное место?».

В своих работах студенты описывали самые различные места. Это могли быть какая-то особенно любимая комната или деревенский дом, аллея в парке, иногда некая дорога, но чаще всего — место на природе: в горах, где много простора, или, наоборот, в лесу, у прозрачного ручья или у водопада, на берегу озера или моря.

Место себя Другого, истинного, оказывается местом глубочайших внутренних превращений. Анализ текстов свидетельствует:

Здесь отступает все внешнее; уходит все ненужное и неважное, все суетное и сиюминутное, мелочное...

Хорошо думается, легко принимаются решения. Открываются новые горизонты и понимаются некоторые волнующие тебя вопросы. Пробуждаются новые качества...

Появляется чувство абсолютной уверенности в себе и чувство своей собственной бесконечной силы для дальнейшего движения...

Становишься самим собой, максимально настоящим...

Переживается гармония, единение, подчас, несовместимых вещей: земли и неба, прошлого и настоящего, жизни и смерти...

Это место силы, энергии вдохновения, в которое хочется возвращаться снова и снова...

Приведем особенно характерный текст.

«Это Дом. Дом с большой буквы. Это деревенский дом, который построил мой прадед в деревне. Большая русская изба с русской печкой, сенями, горницей, чердаком. Это мое родовое гнездо. Место моих предков: там мои корни. Из окна видна старинная церковь и березы. За церковью раскинулось поле, за которым чернеет зубастая полоса леса.

Когда я туда приезжаю, я чувствую в себе основу. Чувствую, что крепко и по-настоящему стою. Чувствую, что могу быть ЖИВОЙ. Разрывается цикличность, замкнутость, перестают работать условности, и ты можешь переживать жизнь. Разрывается "дурная бесконечность" повторения себя. Здесь я могу творить себя и мир вокруг себя.

Каждый раз я переживаю новое и каждый раз изменяющееся, разное. Мне, порой, даже кажется, что здесь я могу общаться с "самими вещами". Вещи, травы — живые, и тебе открывается дар. Дар "узрения сущности". Вещь становится узнаваемая и ее невозможно перепутать ни с чем другим. Благодаря этому вещь представляется именно тем, что она есть, и ты в момент общения с ней становишься настоящим, "зрячим".

Наверное, одно из главных переживаний, которое захватывает меня в этом месте, — это упоение свободой. Упоение тем, что ты жив; волен

творить, и то, что ты способен творить. Творить спонтанно, красиво и естественно.

В этом месте мне не надо защищаться, я не чувствую враждебности окружающего мира. Я могу растворяться в мире и во времени и в то же время не терять себя, не забывать своего "Я"».

Мы видим, что, оказавшись в «своем месте», студентка действительно разрывает «дурную бесконечность» повседневной обыденности и открывает «Другого в себе» — живого и настоящего. Этот опыт встречи с собой истинным бесценен, ибо распахивает «дверь» в совсем иное измерение, в «другое небо» (Х.Кортасар, современный аргентинский писатель). Измерение, где можно чувствовать основу в самом себе, возможность крепко и твердо стоять на ногах перед лицом жизни; быть глубоко свободным, спонтанным, способным творить и, что особенно важно, — быть «зрячим».

При обсуждении обнаружилось, что некоторые студенты уже не первый раз переживали опыт такого роста. Однако они останавливались на уровне чистого переживания, не извлекали его сути, не дотягивали его до смысла. И только после проделанной совместной работы этот опыт стал для них осознаваемым. И это крайне важно, ибо только осмысленный и присвоенный опыт оказывается проводником в другое измерение и для себя самого и для других, т. е. обретает конституирующий статус.

Анализ студенческих работ позволяет нам заключить, что медитацию «Мое место» можно рассматривать как путь, открывающий возможность «устанавливаться в про-из-водящем к человеку» отношении. Соответственно, описываемый практикум мы можем рекомендовать как некий психотехнический инструментарий, который содействует прочтению себя самого и других из внутренних глубин и целостности, из места, достойного «великолепной розы».

Вопросы и задания

1. Как вы понимаете высказывание В.П.Зинченко: «Подлинное образование невозможно без страсти стать человеком»?

2. Умеете ли вы всем существом пребывать «здесь и сейчас», разговаривая с другим человеком?

3. Как вы отрабатываете в себе навыки концентрации внимания?

4. Сравните себя в состоянии творчества и в состоянии обыденности.

5. Случалось ли вам в процессе какой-то деятельности, шаг за шагом, все глубже понимать себя?

6. Знакомо ли вам состояние «Потока»? В какой деятельности вы его испытывали?

7. Рассмотрите и проанализируйте свою ценностно-смысловую сферу.

8. Как вы понимаете выражение: «про-из-водящие возможности текста»?

ЧАСТЬ II О ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОЛОГАХ

ГЛАВА 4. МЕСТО ПСИХОЛОГИИ В ОБЩЕСТВЕ

4.1. Психология как массовая профессия

Сегодня профессия психолога стала в нашей стране действительно массовой. Начиная с 80-х гг. XX в. и до настоящего времени непрерывно расширяется круг приложения профессиональных знаний, умений и, соответственно, рабочих мест психологов. Возрастает популярность и востребованность психологических знаний в обществе, повышается реально наблюдаемый спрос населения на квалифицированную помощь практикующих психологов.

Указанные тенденции находят свое отображение и в высшей школе: увеличивается число молодых людей, выбирающих психологию как профессию, а также и количество учебных заведений, подготавливающих специалистов-психологов.

Расширенный спрос на профессиональную психологическую помощь, усложнение практических задач работы психолога, с одной стороны, и рост числа выпускников психологических вузов — с другой, предъявляют новые требования к специалисту-психологу — быть реально дееспособным на поле профессиональной деятельности.

О человеке, хорошо разбирающемся в людях, иной раз говорят, что он-де психолог или даже хороший психолог. Но, конечно же, профессиональной психологической компетенции (осведомленности, умелости) необходимо специально обучаться. И не только начиная с момента поступления в соответствующее высшее учебное заведение и до его окончания, но и далее — в порядке совершенствования профессионального мастерства.

Профессиональная психологическая деятельность не складывается из отдельных умений, знаний и навыков — она в первую очередь базируется на четкой научной позиции и правильном представлении целей, возможностей, ограничений и принципов профессиональной деятельности.

Пожалуй, ни одна из современных традиционных профессий не овеяна столькими заблуждениями и мифами неспециалистов,

как профессия психолога. К числу людей, названных нами неспециалистами, относятся многие абитуриенты и даже некоторые студенты психологических вузов.

Какими методами пользуется психолог, какими средствами профессиональной деятельности он располагает? Каковы реальные цели и задачи его работы? Каков ожидаемый результат? Каким должно быть поведение практикующего психолога с клиентами (обслуживаемыми лицами, организациями)? Представления, которые обнаруживаются в ответ на вопросы подобного рода в быту часто столь далеки от действительности, что без коррекции (правки, исправления) такой неверной позиции разочарование от столкновения с реальностью фактически неизбежно и весьма болезненно. Недаром некоторые люди уходят из профессии психолога, не получив законченное образование или получив его, но не попробовав внедрить обретенные на психологических факультетах, отделениях знания всоответствующей самостоятельной профессиональной деятельности.

Отмеченная выше познавательная (иногда говорят и пишут: когнитивная; лат. «cognition» 'знание, познание') составляющая профессиональной подготовки — правильное, истинное представление о профессии психолога — не является, конечно, стопроцентным гарантом будущей успешной профессиональной самореализации. Однако она оказывает положительное направляющее и организующее влияние на ход профессионального становления психолога.

Четкое осознание цели деятельности, правильный мысленный образ ее (деятельности) результата — совершенно необходимое условие успеха вработе.

Обретение профессионализма в результате обучения в высшей школе есть наиболее характерная общая цель основного большинства учащихся. Поэтому для студентов, лишь начинающих свое профессиональное образование, значимым является понимание (пусть в общих чертах) того, что же такое психология как наука и что такое профессионализм психолога: из чего он складывается, как проявляется в реальной деятельности, что ограничивает его и препятствует его формированию. Безусловно, такое понимание складывается не сразу. Здесь будут даны только начальные сведения.

4.2. Психология как наука

В бытовом сознании психология иной раз вообще не воспринимается как наука. Даже для многих студентов психологических вузов характерно убеждение в том, что успешность работы психолога определяется умением «понять другого» и владением некими

конкретными, часто материальными средствами работы (типа набора тестов или отдельных приемов общения с клиентом). А сама суть работы мыслится как сводящаяся к сиюмоментной, единовременной «помощи людям в решении их проблем». Такое понимание профессиональной деятельности психолога на самом деле достаточно далеко от реальности. Необходимо совершенно четко понимать, что профессиональная психологическая деятельность, вчастности и практикующего психолога, основывается в первую очередь на сформированном научном мировоззрении профессионала. И с этой точки зрения должна быть осознана научность психологии и ее специфика как науки.

В человеке как в живом (биологическом) объекте одновременно происходят сложнейшие разноуровневые физиологические, биохимические, физические процессы. Однако если при этом «выключены» психические процессы, то с чем мы имеем дело? — С недееспособным человеком в бессознательном состоянии. Именно психика, душа (напоминаем, греч. «psyche» 'душа') вмещает многое сложное и специфически человеческое. Именно в психике человека отображается и своеобразно содержится воспринимаемый мир, здесь же и многие «ключи» к достижениям человека. Психическая, душевная его жизнь многогранна и сложна. В душе человека одновременно, в единстве и во взаимосвязи, совершаются различные процессы — познавательные, мотивационные, эмоционально-волевые.

Познавательные (или, повторяем, когнитивные, как ныне часто говорят и пишут специалисты) процессы (ощущение, восприятие, мышление в связи с речью, память, внимание, воображение) дают человеку сведения о мире, в котором он живет, а также и о самом себе.

Мотивационные процессы побуждают человека действовать или воздерживаться от активности, управлять своим поведением (это — желания, потребности, воля, стремления, мыслимые ценности).

Эмоциональные процессы (положительные или отрицательные чувства, настроения, сильные «вспышки» чувств — аффекты) сигнализируют, в частности, об успехе или неуспехе вдеятельности.

Разумеется, обозначенные выше процессы взаимно связаны. Скажем, ощущение запаха сопровождается соответствующим чувством, а возможно и активизацией мышления, памяти (может появиться озадаченность — «что это такое?» — ив ответ возникнуть некоторые предположения, воспоминания). Но тонкости подобного рода мы здесь оставим в стороне (их много, но они не для начального ознакомления с психологией).

Психика в целом обеспечивает активное отображение человеком объективного мира, построение картины мира, а также самопознание и саморегуляцию поведения и деятельности человека.

48

49

В индивидуальной психике представлены и упорядочены события прошлого (данные опыта, воспоминания), настоящего (совокупность образов, переживаний, умственных актов), будущего (цели и соответствующие намерения, фантазии, грезы). Психические особенности характеризуют и группы, сообщества людей. Это тоже особая и большая область психологической тематики.

Психология — одна из наук о человеке и обществе, т. е. гуманитарная (лат. «humanitas» 'человечество, человечность') наука. При этом ее особые направления изучают различные стороны объекта, т. е. имеют разные предметы, предметные области исследования и преобразования.

В психологии нет единой научной парадигмы¹, определяющей психологическую науку в целом, а сосуществуют многие теоретические подходы, соответствующие им различные понятийные системы, объяснительные принципы, приемы прикладной деятельности.

Так, например, бихевиоральная (англ. «behaviour» 'поведение') психология рассматривает в качестве предмета психологии поведение человека, психоанализ — бессознательное. Гуманистическая психология обращена к личности; интроспективная — к сознанию. На факультете психологии МГУ в большом и заслуженном почете, например, такая область, как деятельность человека (в связи с сознанием и личностью).

Психология в системе наук занимает своеобразное место, чему есть ряд причин. Первая из них связана с самим объектом психологии — весьма сложной и изменчивой реальностью — внутренним миром человека. Обнаруживается и еще одна своеобразная черта объекта научной психологии — психика неявна, ее не потрогаешь руками, не обозначишь приборами. Вследствие этого она не может быть не посредстве нны м объектом изучения, а изучается косвенно, через другие объекты, через своеобразные внешние проявления.

Еще одна причина, определяющая место психологии в системе наук, состоит в том, что в психологической науке как бы «сливаются» объект и субъект познания — мысль человека обращается на самое себя.

Наконец, специфичны и практические следствия психологии — не только их значимость, но и их качество весьма своеобразны. Психология дает возможность человеку управлять своими психическими процессами, функциями, способностями, взаимодей-

¹ Парадигма — (греч. «paradeigma» 'пример, образец') — система основных научных достижений, теорий, методов, по образцу которых организуется исследовательская практика ученых в данной области. Применительно к психологии можно говорить о парадигмах интроспективной, бихевиоральной, деятельност-ной и т.д.

ствием людей в сообществах. В то же время иногда результаты психологической работы ставятся под сомнение: ведь зачастую их проявления и, соответственно, осознание отсрочены во времени, а в материальном виде они могут быть воплощены крайне мало.

Важно понимать, что основные «продукты» труда практического психолога реальны — это все, что получено в итоге работы над проблемой, — результаты психического развития, результаты коррекции, просвещения, диагностики, консультирования. Одним из реальных следствий труда психолога (как, правда, и во многих других профессиях) является также рост его собственной профессиональной компетенции (осведомленности, умелости, положительного и нежелательного опыта).

Отмеченная выше специфичность психологической науки эбусловливает чрезвычайно высокую значимость научного само-шределения специалиста. И прежде всего — четкого осознания научной позиции, соответствующих ей принципов и приемов заботы, логически правильной и морально обоснованной постановки профессиональных целей. Именно поэтому знание и даже хорошее владение отдельными, разрозненными приемами работы, не базирующимися на ясной теоретической основе, не только не составляют сути профессионализма, но даже могут ей противоречить.

Психологическое знание закрепляется и передается в научных категориях (общих понятиях). Они обозначаются, например, такими, казалось бы, понятными словами: деятельность, личность, характер, индивид, потребность, способность, мотив, сознание. Важно понимать, что многие термины психологии внешне совпадают со словами обыденной речи. Но надо постоянно иметь в виду точное научное их значение.

Овладение научной психологией предполагает усвоение и понимание содержания категорий отмеченного рода в русле (в контексте) изучаемых теорий.

Студентам, изучающим психологию, стоит отречься от представления об освоении психологии как накоплении тестов (о них речь пойдет в своем месте), упражнений, деловых игр и рекомендаций самих по себе. Следует уделять должное внимание развитию теоретических (концептуальных, понятийных) знаний. Только на основе уже относительно сформированной научной позиции должно идти освоение соответствующих средств и приемов работы. Именно в этом случае создаются условия для пробуждения и личного профессионального творчества — способности находить новые способы решения практических задач в соответствии с реальным пониманием психологической проблемы и в рамках конкретного случая работы с индивидом или группой людей.

50

51

4.3. Кратко об отношениях психологии и религии

Почему эту тему нельзя обойти молчанием? Во-первых, любая религия — это форма общественного сознания и реальная составляющая культуры той или иной общности людей. Во-вторых, любая религия, так или иначе, обращена к внутреннему миру (психике) человека. И в этой области накоплен немалый опыт распознания психики и воздействия на нее, что может стать (и становится) предметом специального исследования.

Вместе с тем в нашей стране высшее образование (включая и образование психологическое) законодательно определено как светское, т. е. не религиозное. Это тоже важно принять к сведению как факт (т.е. как не вымышленное обстоятельство).

Психолог не должен пытаться действовать с позиций служителя культа. Атрибут (обязательный признак) науки состоит в том, что она опирается на логическую и опытную подтверждаемость понятий. Религия опирается на веру, догму, обряд, скажем, снисхождение благодати, обязательное участие в таинствах и т. п. Она (религия) может направлять человека, например, на стяжание Духа Святого и подготовку к загробной жизни.

Словом, психология и религия различаются по целям изучения человека и способам воздействия на него. Впрочем, выражаясь в терминах религии, психология тоже помогает устройству земной жизни людей.

Различаются и пути приобретения профессионализма психологом и служителем культа.

Служитель культа работает в основном с людьми своего вероисповедания (конфессии) или обращает других в свою веру (миссионерство). Психологу важно настроиться на работу с людьми разной конфессиональной принадлежности, на равное уважение к ним. Важна веротерпимость (толерантность) в этой области.

Зачастую даже сам клиент приходит к психотерапевту со скрытой надеждой, скажем, на «исповедь» и «отпущение грехов». Однако психолог не волен и не должен принимать на себя позицию служителя культа: отпускать грехи и пытаться соединить человека с его Богом.

Религия в целом признает науку. Она выступает только против крайнего рационализма и позитивизма, сторонники которого считают, что в мире познаваемо абсолютно все. Некоторые служители культа полагают, что психологические проблемы человека могут быть решены только в контексте религии; не признают, например, психоанализ, аутотренинга, нейролингвистическое программирование (НЛП), гипноз и подобное (обо всем этом дается представление при последующем обучении). Такое отношение к ряду психологических методов работы у священнослужителей вполне естественно. Надо признать, что и в пределах самой науки по ряду во-

52

просов не утихают споры. Но в любом случае психологу не следует выходить в своей работе за пределы научно обоснованных зон.

Какие они — психологи?

Начнем с фактов, встроенных в житейскую ситуацию.

Маша, студентка-психолог III курса, ходила на встречу со своими одноклассниками. Было очень весело, время пролетело незаметно, и она приехала домой поздно. Как назло, отключился мобильный телефон, и Маше не удалось предупредить родителей, что она задерживается. Мама высказала ей свое неудовольствие достаточно резко. Маша считала, что она, в сущности, ни в чем не виновата, к тому же ей уже порядком надоели претензии родителей по поводу времени ее возвращения домой. Ведь она уже не школьница, а взрослый, самостоятельный человек! Об этом она и заявила самым решительным образом. Получилась ссора, оставившая в душе смутное чувство вины и досады на происшедшее. Самым неприятным было воспоминание о сказанных мамой словах: «Какой же ты психолог, если даже близких тебе людей не умеешь понять!»

Дело в том, что Маша и сама не раз задумывалась о том, подходит ли эна для профессии психолога. Она никогда не считала свой характер «зо-тотым»: часто не хватало сдержанности, уравновешенности, терпения. Когда Маша поступала учиться на психологический факультет, она на-цеялась, что в процессе учебы решатся и ее личные проблемы, улучшится характер, но этого не происходило. Вместе с тем профессиональные психологи, которых Маша встречала в вузе, не казались ей какими-то идеальными людьми, поэтому для нее оставался открытым вопрос о том, должен ли психолог обладать какими-то особенными личностными качествами.

Каждая профессия предъявляет определенные требования к шчностным качествам человека. Воспитательница детского сада должна быть доброй, внимательной, мягкой, отзывчивой, ответственной, способной понять ребенка и одарить его теплом своей уши. Вместе с тем ей необходимы настойчивость, последовательность, умение добиваться выполнения своих требований. Она должна уметь вовремя остановить расшалившегося малыша и, если нужно, быть строгой, наказать его, определяя границы дозволенного и приемлемого поведения в обществе. Нужна для этой профессии и живость характера, изобретательность, инициативность, без которых невозможно придумать игру или интересно построить обучающее занятие, увлечь детей.

Руководителю фирмы требуются иные качества — решительность, высокий уровень мотивации к достижениям, амбициозность, умение добиваться поставленных целей, бойцовские качества, смелость, умение пойти на риск. Однако они должны соче-

53

таться с систематичностью, последовательностью, рациональностью действий, умением опираться на здравый смысл, уравновешенностью.

Конечно, в жизни встречаются как злые, нетерпеливые воспитательницы, так и вялые, или, наоборот, неуравновешенные, не умеющие управлять даже собой руководители. Но они плохие профессионалы: плохо делают свое дело и сами не получают от него удовлетворения.

А какими качествами должен обладать психолог? Люди приходят в психологию разными, порой очень трудными и непрямыми путями. И люди эти весьма разные, но у них есть некоторые общие или часто встречающиеся особенности. Чаще всего они склонны к самоанализу, им свойственно стремление понять причины поведения других людей. Нередко, еще не став профессиональными психологами, они стараются помочь своим друзьям в разрешении их психологических проблем. Психологам часто присущи своеобразие мышления, интересов, нешаблонный подход при решении проблем, субъективизм, иррациональность [71].

Однако, как уже говорилось ранее, в психологии много различных видов и областей деятельности, требующих, соответственно, разных психологических качеств. По-видимому, основной личностной особенностью, необходимой для работы практического психолога, является способность понять и принять другого человека, почувствовать то, что чувствует он, даже если сам ты совершенно иной и не разделяешь его взглядов и личностной позиции. Ведущей деятельностью практического психолога А. Г. Лидере считает особый вид совместной деятельности с клиентом в процессе консультирования — «со-переживание, со-проживание, со-разви-тие, со-личностныйрост» [38]. Способность к такому сопереживанию, называемая эмпатией, многие известные психотерапевты считают самым главным качеством, необходимым для психологического консультирования (см., например, [46, 64, 65]).

Часто люди, способные к эмпатии, — чувствительны, добры, ранимы, ответственны. Однако эмпатия не единственное качество, которое требуется психологу-консультанту. Чтобы консультирование было эффективным, кроме понимания и сопереживания нужно уметь сохранить собственное видение психологических проблем клиента, для чего необходима твердость характера, независимость, уверенность в себе. Эти качества позволяют не втягиваться полностью в логику рассуждений клиента, что является необходимым условием для оказания психологической помощи. Поэтому люди с выраженной склонностью к эмпатии не всегда способны к работе психотерапевтом, так как нередко они слишком мягкие, уступчивые, зависимые.

Должен ли практический психолог быть общительным? Это свойство желательно, если он занимается групповым тренингом.

54

Люди общительные, эмоциональные, легко вступающие в контакт, способные проявлять гибкость во взаимодействии с другими, умеющие производить впечатление, артистичные обычно хорошо справляются с такой работой и любят ее. Однако чрезмерно выраженная способность к артистизму, демонстративность помешают в работе. Такой человек больше думает о том, какое впечатление он производит на окружающих, чем занимается наблюдением за поведением и переживаниями своих подопечных. Для психолога, занимающегося индивидуальным консультированием, не столь важно умение много говорить и производить впечатление своим поведением, как умение слушать и наблюдать. Иногда способность выдержать паузу в беседе может позволить клиенту высказать сокровенные мысли, успеть осознать то, что он раньше вытеснял из своей памяти или выразить в словах свои смутные ощущения. Психологу, если он сам очень разговорчив, бывает трудно дать клиенту свободу для самопроявления, необходимую для лучшего понимания себя и совместного поиска решения проблем. Однако и чрезмерно замкнутым психолог-консультант быть не должен, иначе он просто не сможет вступить в хороший контакт со своим клиентом, расположить его к себе.

Е. В. Юдина провела исследование индивидуально-личностных качеств практических психологов [86]. По ее данным, эффективными психодиагностами бывают люди энергичные, бодрые, удовлетворенные собой, гибкие, эмоционально устойчивые, не тревожные, открытые. Они ответственны, склонны к альтруизму, не эгоцентричны, ориентированы на групповые ценности. За события, происходящие с ними в жизни, они возлагают ответственность в большей степени на себя, чем на других людей или на обстоятельства. С возрастом у них усиливается уверенность в себе, умение отстаивать свои позиции, независимость, самостоятельность.

Другую группу — неэффективных психодиагностов характеризуют такие качества, как эмоциональная неустойчивость, напряженность, нетерпеливость, высокая тревожность, неуверенность в себе, низкая самооценка, повышенная чувствительность, впечатлительность. Им свойственно стремление главенствовать над другими (доминировать), контролировать и критиковать их. Они нередко раздражительны, завистливы, фиксированы на собственных неудачах. Для них характерны общительность, излишняя откровенность, чувствительность, неуверенность в себе, застенчивость, высокое чувство ответственности, неудовлетворенность собой и своей работой. Отрицательное влияние на их деятельность оказывают такие качества, как подозрительность, раздражительность, отсутствие гибкости.

Однако обсуждение индивидуально-личностных особенностей, необходимых психологу, до сих пор касалось лишь психологов-

55

■ практиков. А какими свойствами должны обладать психологи-исследователи! Думается, что среди них много качеств, универсальных для всех представителей науки. Известный американский пси-хрлог Абрахам Маслоу проранжировал (фр. «rang» 'ряд') в порядке значимости для человека основные его потребности. При этом на первые места вышли физиологические потребности, потребность в безопасности, любви и уважении. Ближе к концу ряда оказались любознательность, потребность в осмыслении окружающего, а также стремление к гармонии, порядку и красоте. Исследуя особенности людей науки, А.Н.Лук (1954) предположил, что у ученых потребности, бывшие ближе к концу ряда у других людей, окажутся на более значимых местах. Он задался вопросом, что заставляет человека заниматься наукой? Ведь известно, что научные труды, которым исследователи с увлечением отдают себя без остатка, мало читаемы. По данным А.Н.Лука, из 7820 научных журналов, хранящихся в Лондонской библиотеке, 4800 не были востребованы ни разу, а 2274 брали только один раз. Что же является мотивом профессиональной деятельности для ученых, которых «не читают»? Автор считает, что существует некий «ореол исключительности, присущий научному творчеству, поскольку наука служит соединительным звеном между людьми и мирозданием». Поэтому основным мотивом научной деятельности он признает ощущение причастности к законам мироздания, которое дает научное творчество [39].

Интерес к психологическим особенностям представителей науки возник давно. К психологическим качествам, необходимым ученому, английский мыслитель XVI в. Френсис Бэкон относил «живой и гибкий ум, который обнаруживал бы сходство вещей, и в то же время достаточно трезвый, чтобы замечать их тончайшие различия, одаренный от природы стремлением искать, терпением, чтобы сомневаться, любовью к размышлениям, осторожностью в суждениях, готовностью пересмотреть свои прежние выводы, тщательностью при упорядочивании фактов, лишенный пристрастия ко всему новому или приверженностью к старине и ненавидящий всяческий обман» (цит. по: [39, с. 14]). А. Ф. Бертон отмечал, что индивидуальные особенности ученых очень различаются: среди них встречаются великодушные, добродетельные люди, такие, как Г.Л.Гельмгольц, и такие, как П.С.Лаплас — «удачливые,.своекорыстные и неразборчивые в средствах. Среди них бывают респектабельные, аристократичные, подобно Ньютону, и антисоциальные, как Р. Гук. Их всех роднит ненасытная научная любознательность, которая является истинной мотивацией деятельности ученого» [там же, с. 15].

Попытка найти своеобразие в деятельности ученых различных специальностей сделана в книге Л. Н. Собчик [71]. В ней отмечено, что люди скромные, застенчивые, впечатлительные, обладающие

56

хорошим самоконтролем, склонные к раздумьям, для которых характерны выраженная индивидуальность, эстетические интересы, неудовлетворенность собой, склонность к альтруизму при наличии высокого интеллекта хорошо проявляют себя на научном поприще. Это могут быть исследователи в гуманитарных областях — истории, философии, психологии, а также в биологии и медицине. Представителям точных наук (математикам, физикам, химикам, экономистам) свойственны другие качества — устойчивость интересов, упорство, системность мышления, последовательность, опора на опыт, рациональность, аккуратность, некоторое отсутствие гибкости, педантичность.

Специальные обстоятельные исследования, касающиеся личностных качеств психологов-преподавателей, нам не известны. Логично предположить, что индивидуальные особенности этих специалистов мало отличаются от личностных качеств преподавателей других гуманитарных специальностей. По данным Л. Н. Собчик, наиболее часто встречаются преподаватели двух типов. Одним свойственна артистичность, увлеченность своим предметом, эмоциональность, умение произвести впечатление на аудиторию. Они проявляют фантазию в выборе форм преподавания, увлекательно рассказывают, сопровождают занятия яркими примерами, умеют сделать обучение интересным, легко вступают в контакт с аудиторией. Отрицательные особенности у людей этого типа нередко состоят в отсутствие системности в преподавании, работают они вдохновенно, но мало опираются на учебную программу. В конце семестра оказывается, что одни темы курса проработаны весьма подробно, а на другие не осталось времени. Однако гакая бессистемность компенсируется тем, что благодаря своей артистичности, яркости, увлеченности они способны увлечь своим предметом, побудить (мотивировать) обучаемых к Ъамостоя-гельной работе. Если этого не происходит, у слушателей остаются яркие впечатления от занятий, проведенных данным преподавателем, но их знания оказываются обрывочными и нередко минимальными. Другим отрицательным свойством таких преподаватели является отсутствие системы требований, предъявляемых к студентам, что в сочетании с выраженной их собственной эмоциональностью нередко приводит к конфликтам.

Преподаватели второго типа характеризуются последовательностью, систематичностью, логичностью в изложении предмета. Они принципиальны, требовательны к обучаемым, при этом их требования хорошо понятны и достаточно легко выполнимы. Правда, и у них возникают конфликты со студентами, если те ленятся и надеются «выучить» предмет, начав усиленно работать только накануне зачетно-экзаменационной сессии. Происходит это скорее из-за довольно высоких требований, и наверстать упущенное в последние дни удается редко. Студенты иногда ворчат, сетуя на

57

такую требовательность; занятия могут проходить не в столь увлекательной манере, как у преподавателей первого типа, и если у студента нет особого интереса к предмету, они могут даже показаться ему скучными. Однако сумма (а возможно, и система) знаний, которую в результате получит даже не очень старательный слушатель, если преподаватель найдет возможным поставить ему на экзамене положительную оценку, все-таки окажется весьма солидной. Систематичность в изложении предмета позволяет преподавателю обсуждаемого типа охватить значимые темы программы, и если не раскрыть во всех подробностях каждую из них, то дать ориентиры, на которые студент может опереться в самостоятельной работе.

Рассмотрев влияние личностных особенностей на успешность деятельности психолога, сразу же оговоримся, что редкий российский психолог остается в рамках одного вида деятельности. Большинство из них и ведут исследования, и практикуют, и преподают. Думается, что такая ситуация, обусловленная главным образом социально-экономическими причинами, имеет и отрицательную, и положительную стороны. Конечно, разрываясь между разными работами, психолог может выполнять их не на должном качественном уровне. Вместе с тем такая многогранность неизбежно повышает ценность специалиста. В преподавательской деятельности он может опереться на свой и исследовательский, и практический опыт. Оказывается выше и его ценность как практика, поскольку благодаря исследовательской и преподавательской работам он постоянно бывает в курсе новаций в этих сферах.

Как бы то ни было, совмещая разные виды деятельности, человек, как правило, одну из них считает основной и более любимой; по-видимому, это та область, которая в наибольшей степени соответствует его личностным качествам и где, соответственно, он наиболее успешен.

Возвращаясь к примеру, приведенному в начале данного раздела (зарисовка поведения и размышлений студентки), обсудим влияние личностных свойств психолога не на ситуации работы, а во взаимоотношениях с близкими и знакомыми людьми. С одной стороны, нельзя не согласиться с мамой Маши, что плох тот психолог, который не может использовать свои знания и умения в собственной жизни. К этому следует стремиться, но если не прилагать специальных усилий само по себе это качество не возникает никогда. Действительно, нередко встречаются психологи, которые не умеют (или не хотят) осознанно строить отношения с другими людьми, чутко и правильно воспитывать своих детей и т. п. Казалось бы, это странно: ведь именно они обладают знаниями и умениями, чтобы делать это успешно, профессионально. Но, оказывается, здесь существуют определенные специфические трудности. Человек, не обремененный специальными знаниями в об-

ласти психологии, больше ориентируется на здравый смысл и интуицию. Попытки приложить науку к близким людям, когда затронуты чувства и тонкие связи, нередко оказываются неудачными. Кроме того, как показывает практика, люди плохо поддаются психотерапии и другим видам профессионального психологического воздействия, исходящего от близкого человека, и особенно родственника. Ведь они привыкли воспринимать его совсем в иной роли и подчас не очень доверяют ему как профессионалу. Вместе с тем члены семьи психолога, особенно начинающего, зачастую предъявляют повышенные требования к его умению управлять собой, строить отношения с людьми. А психолог — он ведь тоже человек со своими слабостями, промахами. Он, как и всякий другой, может уставать, сердиться, быть несправедливым или обижаться. Поэтому ему приходится терпеливо разъяснять своим близким, что ничто человеческое ему не чуждо, что он, как и любой, имеет право на ошибку.

Вопросы и здания

1. Вчем состоит специфика психологии как науки?

2. Каковы, на ваш взгляд, причины повышения спроса на квалифицированную психологическую помощь?

3. В чем состоят результаты труда психологов?

4. Что общего у психологии и религии? Каковы их принципиальные эазличия?

5. Объясните, почему психолог не может действовать с позиции священнослужителя.

ГЛАВА 5. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ РАБОТЫ

ПСИХОЛОГОВ

5.1. Принципы работы практикующего психолога

Одно из распространенных заблуждений относительно психологической деятельности состоит в том, что специалист решает проблемы клиента, пользуясь собственными знаниями и более объективным видением ситуации. Однако задача профессионального психолога не в этом.

Психологическая работа не может рассматриваться как успешное разумное решение психологом проблем другого человека. Развитие личности клиента, помощь ему в освоении более подходящих установок в отношении переживаемых жизненных ситуаций и способов поведения составляют суть консультационной деятельности профессионального психолога.

Содержание и конкретные приемы работы с клиентом определяются в общем виде научной позицией специалиста и конкретной ситуацией работы (с индивидом или группой). Однако ряд принципов профессиональной деятельности остается неизменным при решении разного типа профессиональных задач.

Главным в работе психолога, как и врача, является принцип «Не навреди»: психолог действует в интересах клиента и, принимая решение о применении тех или иных профессиональных мер, обязательно ориентируется на данный принцип.

Зачастую личные особенности (включая и недостатки) самого психолога (например, боязнь выглядеть в глазах других некомпетентным) приводят к следующему. Он берется за дело, реально не имея достаточных способностей и навыков, не зная способов, необходимых, чтобы это дело осуществить. Тогда, в лучшем случае, его работа будет неэффективной, не приведет ни к каким изменениям ситуации или личности клиента. Худший вариант, когда неграмотным, некомпетентным воздействием клиенту наносится вред.

В западной психологической традиции широко распространена практика передачи клиента от одного терапевта к другому. И введена она, по-видимому, именно для того, чтобы с проблемой клиента работал действительно дееспособный в данной области специалист. Еще одна западная традиция — супервизорство — состоит в наблюдении за действиями психотерапевта в каждом конкретном случае другим (более опытным) психологом, который при необходимости своевременно корректирует работу коллеги.

60

Задачей любого профессионального психолога является формирование в себе способности к «внутреннему супервизорству», позволяющей самому объективно оценивать собственную профессиональную деятельность с точки зрения ее соответствия решаемой задаче (речь идет о навыках самоконтроля).

Даже в тех случаях, когда профессиональная компетентность психолога реально высока, в работе всегда следует обращаться к мысленному разбору собственной деятельности (к рефлексивному ее анализу). Это умение, этот постоянный внутренний самоконтроль способствует достижению соответствия предпринимаемых действий, избираемых методов и приемов специфике конкретного случая.

С принципом «Не навреди» согласуется еще один постулат — необходимость соответствия, сообразности (адекватности) профессиональных действий целям исследования, запросам и состоянию клиента. Его реализацию в конкретной деятельности обеспечивает качественная профессиональная подготовка психологов.

Не менее признан и обязателен принцип соблюдения конфиденциальности — неразглашения сведений о клиенте третьим лицам. Однако существуют случаи, когда право на конфиденциальность должно быть нарушено в интересах безопасности клиента и других лиц. Образец постановления о выдаче государственной лицензии психолога, принятый в США, называет восемь причин, по которым может быть нарушена конфиденциальность. И хотя в Российской Федерации не принято никаких подобных постановлений (в том числе в силу принципиально иного подхода к юридической стороне профессиональной деятельности психолога вообще), знание этих традиций в отношении данной проблемы для современного специалиста, безусловно, будет полезным. Итак, основаниями для нарушения принципа конфиденциальности выступают следующие [7, с. 56].

1. Признание или обоснованное подозрение в насилии или деструктивном пренебрежении к детям, престарелым, инвалидам и недееспособным лицам.

2. Ограничение волеизъявления основного клиента (пациента).

3. Необходимость такой информации для защиты самого терапевта от противоправных действий клиента.

4. Получение терапевтом информации о непосредственной угрозе для идентифицируемой (известной или чья личность может быть установлена) жертвы.

5. Получение терапевтом информации о непосредственной угрозе нанесения вреда клиентом самому себе.

6. Использование клиентом в суде информации о полученном им психическом или эмоциональном ущербе, которая ставит под сомнение его психический статус.

7. Наличие юридического запроса.

61

8. Судебная экспертиза клиента, когда противоправная природа его действий ставится под сомнение.

В работе российских психологов данные позиции юридически не подтверждены, однако их знание косвенно подчеркивает, что осознанное, серьезное, ответственное отношение к получаемой в работе с клиентом информации составляет одну из сторон высокого профессионализма.

Принцип уважения клиента, широко представленный в бытовом сознании и в художественных произведениях, посвященных деятельности психологов, выражается в последовательном поддержании в клиенте чувства достоинства и самоуважения, соблюдении равенства позиций в ходе взаимодействия с ним.

Сюда же логично присоединяется принцип тактичности, состоящий в запрете на проявления в работе с клиентом чувства превосходства, назидательности, директивности. Уважение клиента — это и уважение самой его личности, и его права на жизнь по его убеждениям, на его собственное мнение, на самостоятельный выбор жизненной стратегии и даже на неэффективное поведение. В реальной работе психолога с клиентом существует очень большой риск пренебрежения данным принципом.

Специалист-психолог, придерживающийся определенной теоретической концепции и выработанных опытом и знаниями принципов, убежденный в правоте собственных представлений о том, как верно строить взаимоотношения, в каком направлении им развиваться, нередко испытывает искушение директивно направить клиента на путь истинный (т. е. отнестись к нему как к «подчиненному»). Однако такое поведение либо может вызвать отторжение клиентом психолога вместе со всеми его разумными советами, либо приведет к формированию у него патологической зависимости и несамостоятельности. В любом случае свободно действующая и развивающая личность клиента при таком стиле поведения психолога вряд ли может реализоваться, а поэтому главная цель работы психолога не будет достигнута.

Воздерживаясь от переноса собственных жизненных принципов на профессиональное взаимодействие с клиентом и избегая осуждения отличающихся от установок самого психолога мнений и суждений клиента, крайне важно избежать двух «подводных камней» при поддержании принципа уважения клиента.

Первая из этих опасностей — принятие психологом на себя роли «исповедника», исполнение функции «отпущения грехов» клиента (об этом уже шла речь в другом контексте). Главная цель психолога — формирование у клиента способов более зрелого, правильного, целесообразного поведения и рассуждения, но никак не оправдание неприемлемых, неверных его действий.

Для эффективности психологической работы с клиентом в большинстве случаев недостаточно одного эмпатийного (сочувствен-

ного) выслушивания историй из его теперешней жизни и прошлого. Помощь ему должна носить специализированный, направленный характер, обеспечивающий развитие личности за счет системы конкретных консультативных и терапевтических приемов. Становясь на позицию пассивного сочувствующего слушателя, психолог не достигает не только эффективности своей деятельности, но и того уровня, при котором он действительно является терапевтом и консультантом.

Вторая опасность искажения принципа уважения обратившегося за помощью может быть сведена к фактическому отказу психолога от развития личности клиента, изменения его установок, побуждений.

Принцип соблюдения уважения к клиенту и умение психолога отделять собственные жизненные позиции от задач профессионального воздействия ни в коем случае не должны приводить, побуждать к принятию таких решений и действий, которые могли бы нарушить приспособленность клиента к среде.

Формирование у клиента нового понимания и нового знания о его жизненной ситуации является необходимой составляющей профессиональной деятельности психолога.

Принцип объективности, столь значимый для принятия психологом правильных решений, состоит в непредвзятом отношении к клиенту, основанном на реальных данных, а не на мнении третьих лиц или собственном субъективном (возможно, предвзятом, недостоверном, поспешно составленном) мнении. Эффективность профессиональных действий психолога может быть обеспечена лишь при наличии необходимой и достаточно достоверной информации о клиенте и его жизненной ситуации.

Существуют немалые трудности в получении, извлечении информации, связанные с рядом самых различных и для каждого случая индивидуальных причин. Поэтому нередко возникает искушение воспользоваться разнообразными субъективными оценками при построении образа клиента и его жизненной ситуации. Однако очевидно, что проблема, с которой обратился клиент, таким образом решена быть не может, а действия психолога, ориентирующегося на искаженные субъективные взгляды, ведут в тупик.

И наконец, подчеркнем, что истинно профессиональная позиция психолога никогда не может быть манипулятивной¹.

Большие возможности влияния на личность другого человека и некоторое желание стать объектом его особого отношения могут привести психолога к искушению манипулирования созна-

¹ Слово «манипуляция» (фр. «manipulation» 'сложный прием в работе руками') прижилось в психологии в определенном значении. Имеется в виду некое хитрое, иной раз, можно сказать, мошенническое воздействие на сознание, на побуждения человека для достижения кем-то одностороннего выигрыша. Подробнее и точнее будет рассказано в дальнейшем.

нием клиента. А это неизбежно оказывается препятствием для личностного развития как клиента, так и самого психолога. В своей профессиональной деятельности психолог должен быть ориентирован на развитие клиента как самостоятельной, активно действующей личности, способной и в будущем без психологической помощи решать собственные проблемы.

Психолог не должен постоянно пребывать в позиции единственного защитника интересов клиента — напротив, он должен способствовать тому, чтобы тот научился находить в себе самом и в своем окружении новые ресурсы для успешной жизненной адаптации (разумного приспособления к жизненным обстоятельствам).

5.2. Профессиональные позиции психолога

Таким образом, высокий уровень профессионализма психолога требует наличия сформированной системы научных знаний в области психологии и неукоснительной ориентации в работе на соблюдение обязательных этических (нравственных, моральных) принципов деятельности. Обобщенно эти этические нормы профессиональной деятельности могут быть сформулированы как ключевые позиции профессиональной деятельности психолога.

Профессиональная позиция психолога — это устойчивая система его отношений (взглядов, представлений, убеждений) к определенным сторонам действительности, проявляющаяся и отстаиваемая в профессиональном поведении, в поступках.

Такая позиция формируется в ходе овладения профессией. Начальный этап ее формирования — профессиональное обучение. Дальнейший профессионализм нарабатывается в процессе самостоятельной профессиональной работы (практической или теоретической) и сотрудничества с коллегами. Профессиональные позиции психолога условно могут быть разделены на стратегические и тактические. К первым можно отнести позиции ученого, практика, преподавателя, консультанта, эксперта, психотерапевта, диагноста, исследователя.

К тактическим позициям относятся следующие формы и способы поведения:

1) понимание клиента, эмпатическое (сочувственное) слушание (даже способность к сопереживанию), интерес, вовлеченность во взаимодействие (с человеком или группой);

2) некоторое дистанцирование, отстраненность; умение сохранить дистанцию психогигиенично, ибо предохраняет психолога от синдрома «сгорания» или коммуникативной (связанной с общением) перегрузки;

3) конструктивное взаимодействие вместо манипулятивного поведения, в том числе и со стороны клиента (например, воз-

можны его попытки утвердиться в своей значимости, исключительности, жертвенности);

4) супервизорство как поддержка и помощь клиенту в сложных жизненных ситуациях;

5) присутствие во всех действиях самоанализа (профессиональной рефлексии) и профессионального самосовершенствования;

6) формирование индивидуального стиля деятельности за счет мобилизации своих способностей, сильных сторон характера и компенсации (возмещения) личностных недостатков, слабых сто-

н характера;

7) осознание границ собственной компетенции.

Формирование и совершенствование указанных свойств профессиональной позиции психолога не может и не должно быть самоцелью в его профессиональном развитии — оно является следствием становления его научного мировоззрения, а также итогом осознания глубинной сути профессионализма в области психологии.

Существует множество путей псевдопрофессионального (скажем так — нежелательного или даже ложного) развития, когда психологическая работа подменяется деятельностью, иной по своим целям, содержанию и ценностной отнесенности. Проявления такого развития весьма различны: закрытость профессионала по отношению к клиенту, косность, инертность своих установок, склонность к личностной проекции (невольному приписыванию личных свойств самого психолога человеку, обратившемуся за помощью), эмоциональное «выгорание» и профессиональная стагнация (застой в развитии), несоблюдение этических принципов, подмена профессиональных ценностей, страх критики, «фельд-шеризм» (работа с отдельными симптомами), «шаманизм» (уход в ненаучные области — психоэнергетика, хиромантия, физиогномика). В этом контексте мы употребляем некоторые слова и выражения, понимание которых к вам придет в дальнейшем.

Становление профессионала неотъемлемо от научного самоопределения специалиста, которое фактически раскрывается, повторяем, в формировании самостоятельной научной позиции и соответствующих ей принципов профессиональной деятельности. Специалистом в области психологии можно стать лишь при учете специфики психологии как науки, определяющей в том числе и саму суть профессионализма, профессионального роста, профессиональной этики.

5.3. Эффективность труда психолога

Выражение «эффективность труда» прижилось в русском языке примерно в том же значении, что и «производительность труда». Но последнее употребляется в основном в области таких произ-

водств, где относителвно легко подсчитатв количество продукции за единицу времени. Однако не во всех профессиях такой подсчет возможен, а иногда он и неуместен.

Сложноств оценки эффективности труда психолога связана с тем, что основной резулвтат его работв1 существует (cokpbit) во внутреннем мире других людей. И он далеко не столь явен для внешнего наблюдателя в роли контролера, а подчас и для того, кому оказвшаются психологические услуги. Тем не менее все же необходимо ориентироватвся в вопросе, обозначенном в заглавии данного параграфа.

Любая профессиональная деятельность должна быть оценена с точки зрения ее эффективности, т.е. наличия ожидаемого поло-жителвного, социально востребованного резулвтата. Такая оценка может осуществляться как извне (другими лицами), так и самим профессионалом. И она служит чрезвычайно важной характеристикой профессиональной деятельности, поскольку отсутствие или неудовлетворительность планируемых результатов является одним из главных показателей низкой профессиональной подготовленности специалиста.

Центральные вопросы, связанные с оценкой эффективности деятелвности профессионалвного психолога, состоят в следующем: кто и по каким критериям может и должен производить эту оценку? По всей видимости, официально оценивать эффективность работы психолога должны четыре типа лиц или обществен-hbix групп: администрация организации, где психолог работает, профессионалвное сообщество, клиенты, сам психолог.

Что может оцениватв администрация (оставим в стороне во-npocBi о выполнении требований к графику работы — «приход-уход» в учреждение и подобные обстоятельства общетрудового характера)? Сюда относятся:

- своевременность выполнения в полном объеме мероприятий, утвержденных в планах психолога и организации;

- сроки и качество выполнения психологом работы по запросу, на которую он, получив задание перед ее началом, дал согласие.

Дифференцированная оценка правильности и качества профессиональных действий психолога может производиться лицами, имеющими психологическое образование, — профессиональным сообществом. В этом случае значимыми рассматриваемыми реальностями становятся:

• теоретическая и методологическая основа деятельности психолога;

• умение устанавливать и осуществлять логически обоснованную цепь действий: «запрос клиента — постановка профессиональной задачи — грамотная реализация профессиональной задачи — выполнение запроса клиента — самооценка специалиста по всем составляющим обозначенной цепи действий».

Сам психолог, безусловно, также занимается оценкой результатов собственной деятельности. Он анализирует такие аспекты, как:

• удовлетворенность проделанной работой;

• субъективная трудность решаемых задач;

• методические, поведенческие, методологические просчеты (или достижения, находки);

• причины низких или высоких оценок его работы со стороны администрации, клиентов, коллег.

Кроме этого, труд психолога неизбежно оценивается и четвер-, той группой лиц — его клиентами. Здесь имеются в виду отдельные люди или организации, которые обратились к его услугам с запросом на выполнение определенных профессиональных действий. Именно в области оценки со стороны клиентов часто возникают суждения о неудовлетворительной эффективности его деятельности.

Успешная работа психолога может быть построена только при наличии ясной стратегической направленности его деятельности, согласующейся с целями учреждения и запросами клиентов и воплощенной в конкретной программе действий. При этом большое значение приобретают теоретическое и методологическое обоснования, системность и согласованность всех этапов работы. Наконец, эффективность труда психолога во многом зависит от наввжов индивидуального подхода к клиенту, начиная с учета его реальных возможностей, зоны ближайшего развития¹, готовности ко взаимодействию и заканчивая предоставлением информации на языке заказчика.

Для того чтобы практическая деятельность психолога была успешной, необходимо учитывать и выполнять ряд условий:

• обсуждать запрос клиента до тех пор, пока не будет найдена принята общая формулировка психологической проблемы, пла-

шруемых действий психолога и ожидаемого результата;

• отказываться от работы, выходящей за рамки собственной трофессиональной компетенции;

• информировать клиента о том, что проведение работы воз-южно только с его согласия и при его желании сотрудничать с

*психологом;

• предупреждать клиента о том, что эффект психологического вмешательства зачастую бывает отсрочен и в определенных случа-

: ях достигается только при модификации условий жизни клиента. Суммируя сказанное, к основным причинам низкой эффективности профессиональной деятельности психолога мы относим:

¹ Существует определенное различие между уровнем актуального и потенциального развития субъекта. В нашем случае к зоне ближайшего развития относятся задачи, которые на настоящий момент не могут быть решены клиентом самостоя-; тельно, а требуют помощи психолога.

неадекватную интерпретацию психологом запроса клиента. В таком случае усилия психолога оказываются направленными на решение неправильно понятой задачи. Вариантами такой ситуации может быть сужение запроса, т.е. работа с узко понимаемой проблемой, попытки воздействия на отдельный симптом вместо решения проблемы клиента, и расширение запроса — вторжение в те психологические сферы, которые не связаны с задачей;

завышение уровня собственной компетенции. Это возможно, когда психолог берется за работу с психологическими проблемами клиента, для решения которых он не обладает достаточными профессиональными умениями, в итоге чего либо бывает вынужден, не закончив, отказаться от ее продолжения, либо подменяет результат, ожидаемый клиентом, другим;

навязывание клиенту своего понимания ситуации. В силу различия ценностно-мотивационных и нравственных установок психолог может пытаться «доказать» клиенту свою, как ему кажется, правильную точку зрения на ситуацию;

непонимание клиентом сути эффективности профессиональной деятельности психолога. Это происходит, когда на психолога возлагаются завышенные и неадекватные ожидания или ответственность за действия других лиц либо за изменение ситуации.

Кроме того, для каждой сферы профессиональной деятельности психолога можно выделить специфические факторы, обусловливающие снижение эффективности.

В диагностической работе это: использование неадекватных методик, отсутствие комплексности обследования, неадекватная атмосфера при проведении диагностических мероприятий (гипо-или гипермотивация, атмосфера тревоги, конкуренции, агрессии, негативизма среди обследуемых; недостаток времени; присутствие посторонних).

В развивающей и коррекционной работе к таким факторам относятся: недостаточность теоретического и методологического обоснования работы; неясность цели, конкретных задач, программы работы; несоответствие совершаемых психологических воздействий принципу актуализации зоны ближайшего развития; несистематичность проводимой работы, несогласованность ее этапов; отсутствие изменений в системе социальных отношений клиента; невозможность создания условий для включения формируемых способностей в реальную деятельность клиента.

В преподавании и психологическом просвещении факторами, которые могут снизить эффективность работы психолога, являются: несоответствие его действий запросам клиентов, уровню их знаний, социальной зрелости, возрасту; недостаточная квалификация самого психолога, препятствующая обретению новых знаний и формированию мотивации на их применение.

Таким образом, достижение эффективности в профессиональной деятельности психолога обеспечивается адекватным сочетанием теоретического, методологического и практического компонентов в решении каждой конкретной задачи.

Вопросы и задания

1. Какие из причин нарушения конфиденциальности, на ваш взгляд, наиболее существенны? Назовите другие возможные основания для нарушения этого принципа.

2. Что такое профессиональная позиция психолога?

3. Кто и по каким критериям может оценить работу психолога?

4. Какова связь между запросом клиента и постановкой профессиональной задачи?

5. Перечислите факторы, снижающие эффективность работы психолога.

ГЛАВА 6. ЭТИЧЕСКИЕ НОРМЫ РАБОТЫ ПСИХОЛОГА

6.1. Этические проблемы в разных профессиях

Практически в каждом виде труда существуют профессиональные нормы, нарушение которых может быть выгодно исполнителю работы, но наносит ущерб потребителю услуг или товаров. Работа может быть не сделана совсем или недоделана, сделана с нарушением технологии или с использованием некачественных материалов. Чтобы этого не происходило, результаты деятельности одних профессионалов проверяют другие — мастера, бригадиры, сотрудники отделов технического контроля, специальные комиссии по приемке, инспекторы и ревизоры. Наряду с контролем, осуществляемым официальными представителями организации, существует и контроль неформальный — со стороны профессионального сообщества. В профессиональной среде хотя и не приветствуется, но бывает, что допускается некоторое нарушение профессиональных норм. Каменщик, ведущий кирпичную кладку, пекарь, выпекающий хлеб, могут позволить себе некоторое нарушение технологии, но такое, чтобы потребитель этого не почувствовал, — хлеб оставался вкусным, а стена не обвалилась.

Очевидно, что, несмотря на наличие контроля за работой со стороны проверяющих инстанций, соблюдение профессиональных норм в определенной мере зависит от этической позиции¹работающего человека, которая, в свою очередь, подвержена влиянию со стороны профессионального сообщества.

В профессиях, которые построены по типу «человек—человек» (см., например, [28, с. 52, 53 и 176 — 181]), т.е. там, где потребитель непосредственно контактирует с профессионалом, клиенту самому приходится оценивать качество профессиональной работы. В одних случаях (в парикмахерской или ателье) сделать это достаточно легко, в других — сложнее, поскольку для этого понадобились бы соответствующие знания.

Представьте себе следующую ситуацию. Человек приходит в часовую мастерскую. Мастер, осмотрев его часы, хмурится и, озабоченно пробормотав что-то о сломанной оси, предлагает почин-

¹ Этика (греч. «ethos» 'обычай, характер') — совокупность норм, правил нравственного поведения людей. Этим же словом обозначают то или иное учение о морали, нравственности. Иногда различают мораль и нравственность. Но в эти тонкости мы здесь вдаваться не будем.

ку за внушительную сумму. Впавший в задумчивость посетитель грустно уходит. На следующий день он решает попытать счастья в другой мастерской: может быть там удастся заменить ось дешевле. Действительно, здесь за ремонт предлагают заплатить вдвое меньшую сумму. Но посетителя больше привлекает не разница в цене сама по себе, а диагноз, поставленный мастером испорченному механизму. Речь идет уже не о сломанной оси, а совсем о другой, менее серьезной, поломке.

По-видимому, в первом случае имел место прямой обман клиента, когда плата запрашивается за работу, которая не выполняется. Обман может быть завуалированным: делается дорогостоящий ремонт, необходимости в котором нет, но он выгоден профессионалу.

Вот еще более сложная в этическом плане ситуация. Частный врач предлагает пациенту посетить специалиста другого врачебного профиля, сделать УЗИ и еще одно дополнительное обследование, причем направляет его к конкретному человеку. Никакого вреда это пациенту не принесет, наоборот, вместо посещения одного специалиста он проходит мини-диспансеризацию, что, конечно, время от времени полезно. На самом деле врачу не требуются результаты этих обследований. Он просто выполняет «договор сотрудничества» со своими знакомыми, давая им возможность дополнительного заработка, чтобы они, в свою очередь, ответили ему тем же. Данная ситуация, по-видимому, может быть отнесена к нарушениям врачом профессиональной этики, поскольку он вынуждает пациента провести необязательное обследование, теряя время и деньги.

Особенно часто этические проблемы возникают у представи-; телей профессий из категории «человек—человек», которые име-: ют доступ к информации интимно-личностного характера — медицина, педагогика, психология, юриспруденция, что нередко обусловливает возможности нанесения ущерба клиенту из-за недобросовестного или непрофессионального использования сведений. Вместе с тем ущерб такого рода трудно поддается измерению ; и контролю. Именно в целях защиты от подобных случаев принимаются этические кодексы (своды правил, предписаний), создаются комиссии и комитеты по этике, разбирающие проблемы этического характера, возникающие в работе профессионалов.

Психолог в своей работе постоянно сталкивается с решением '. этических проблем. В связи с этим во многих странах приняты этические кодексы психологов. Их цель — способствовать регуляции деятельности сообщества психологов, помочь его представителям в определении своей профессиональной позиции; защите интересов и самих психологов и людей, с которыми они работа-jtoT (их клиентов, испытуемых, студентов, коллег по работе); сохранению доверия к психологии, повышению ее авторитета.

Ниже мы рассмотрим основные положения, принятые психологическими ассоциациями разных стран, но прежде коснемся истории этого вопроса.

Истоки повышенного интереса к проблемам, связанным с нравственным отношением к другому человеку, столь явственно проявившиеся к середине XX в., по-видимому, следует искать в уроках, которые извлекло человечество из чудовищных событий Второй мировой войны. В частности, бурю негодования вызывала во всем мире информация о проведении в фашистских лабораториях так называемыми «врачами» и «исследователями» зверских «экспериментов», по существу, являвшихся пытками, предполагавших использование заключенных людей как расходный материал. Решения Нюрнбергского трибунала были чрезвычайно важны для острейшего осознания обществами разных стран прав каждого человека на свободу и неприкосновенность. Много позднее (в конце 80-х гг. прошедшего столетия) это отразилось на содержании этических кодексов, в частности и психологов, где подчеркивается, что ничто не оправдывает их участия в пытках, издевательствах над людьми. Например, в кодексе испанских психологов (п. 7) указано, что они не могут принимать участие в жестоких, негуманных или унизительных действиях против людей — ни при каких обстоятельствах (война, революция, террористическая акция и т.п.) и ни в каком качестве, и даже если в отношении этих лиц выдвинуты серьезные обвинения или подозрения.

Вероятно, поэтому в 60-е гг. XX в., когда эхо войны еще сохраняло свои отзвуки, бурную дискуссию вызвал эксперимент, проведенный американским ученым С. Милграмом. Он исследовал влияние «психологического давления» на людей со стороны вышестоящих по служебной лестнице лиц; изучал готовность людей подчиниться приказу, требующему причинения боли другому человеку. Участники эксперимента были поделены на две группы — «испытуемых» и «экспериментаторов». Последние, по условиям эксперимента, должны были наказывать «испытуемых» за неправильные ответы ударом электрического тока. При этом напряжение тока повышалось по мере увеличения числа неправильных ответов. Результаты показали, что хотя «экспериментаторы», отделенные от «испытуемых» стеклянной перегородкой, видели их мучения, все же почти две трети из них усиливали наказание вплоть до 450 В, которое на приборе было отмечено надписью: «Опасно — серьезный шок». На самом деле испытуемые не получали наказания током: это были артисты, изображавшие страдания для мнимых «экспериментаторов».

Исследование имело широкий общественный резонанс и подверглось серьезной критике. Возражения оппонентов концентрировались вокруг двух вопросов. Первый — следует ли проводить подобный эксперимент, когда исторические факты уже ответили

положительно на основной его вопрос о готовности подчиняться жестоким приказам, требующим причинения боли другим людям? И второй, поставленный достаточно широко, — допустимо ли вообще строить исследование на обмане его участников?

Этот и подобные ему эксперименты привели на Западе к очень важному изменению в обществе — возникла система контроля за исследованиями, проводимыми над животными и над человеком. Теперь для их проведения необходимо было получить одобрение этического комитета, в состав которого входили не только исследователи соответствующих профилей, но юристы, священники, общественные деятели, политики. И конечно, ни один научный журнал не соглашался напечатать статью, описывающую эксперимент, сомнительный с точки зрения этических норм.

В отечественной психологии эта проблема осознана давно. Более полувека назад С. Л. Рубинштейн назвал самой важной характеристикой человека его отношение к другим людям. Однако широкая дискуссия в психологическом сообществе по проблемам соотношения психологии и этики была развернута только в конце 90-х гг. XX в. [59]. Здесь обсуждались вопросы об уникальности психики каждого человека, о возможности определения меры допустимого экспериментального психологического или психотерапевтического вмешательства, о воздействии не только результатов обследования, но и самого его процесса, иногда загоняющего человека в тупиковую ситуацию, что неизбежно сказывается на отношении испытуемого к себе. Дискутировалась правомерность, с точки зрения этики, применения в экспериментах одностороннего зеркала Гизела, предоставляющего возможность наблюдать за испытуемыми без их ведома. Рассматривалась допустимость использования проективных методик, позволяющих исследователям глубоко проникать во внутренний мир человека, вскрывая проблемы, которые он, возможно, совсем не хотел бы или не готов обсуждать ни с кем.

Ясно, что этические вопросы не имеют простых и однознач-'■ ных решений. Ведь без утаивания подлинных целей эксперимента, без скрытого наблюдения и несанкционированного проникновения в тайны сознания и в неосознаваемое невозможно ни развитие науки, ни оказание психологической помощи пациенту, за которой он, собственно, и обращается.

На дискуссии также поднимался вопрос о признаваемой норме (уровне) психического развития, столь болезненный для системы образования в целом. Норма (нормальность) развития — это явление социокультурное и, следовательно, изменяющееся как во времени, так и в зависимости от мировоззрения данного сообщества. Утверждение его нормативного уровня чревато серьезными последствиями, особенно в работе с детьми, когда ошибки диагностики (например, неправильное отнесение ребенка к категории умственно отсталых) могут покалечить судьбу маленького человека.

Участники дискуссии подчеркивали необходимость компетентности (осведомленности) и высокой квалификации профессиональных психологов в первую очередь тем, кто непосредственно работает с людьми: в психодиагностике, психокоррекции и психотерапии. В настоящее время этот вопрос стоит довольно остро в связи с расширением в стране психологического образования, активной его коммерциализацией, снижением требований к качеству выпускаемых специалистов.

На третьем съезде Российского психологического общества в 2003 г. был принят кодекс профессиональной этики психолога. Появление такого документа, безусловно, способствует повышению профессиональной культуры психологов. Вместе с тем сразу возникает множество вопросов, связанных с контролем за его соблюдением. Необходим, вероятно, специальный комитет, на который должна быть возложена функция разбора случаев нарушения кодекса. Неясно, какими правами должен обладать такой комитет, какие санкции (меры против нарушителей) он может налагать, чтобы его деятельность была полезной.

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 518; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!