Диадическое отношение в любви
Теперь рассмотрим диаду, связанную любовью. Характерное для диады слияние очень хорошо выразила Х. Арендт: «Любящих отделяет от человеческого мира их безмирность, мир между любящими сгорел»[169].
Эмоциональное действие любви таково, что превращение двух любящих в единое существо названо так даже в Библии. Думая о превращении автономных субъектов в диаду, прежде всего думаешь о любящих. Сомнительно, что анализ влюбленной пары как диады принесет здесь какую-то пользу, столько тысяч книг об этом написано и будет писаться еще и еще.
Однако нельзя не сказать несколько слов.
Прежде всего, думается, что писать все эти книги (и песни) о любви авторов побуждает чувство несоответствия идеала и реальности, какое-то подспудное ощущение системной ошибки в бытии, по крайней мере в появлении и судьбе типичной влюбленной диады. Сочетание огромного повышения энергетического потенциала и столь же сильное понижение порога болевой чувствительности; всеобщее непонимание: «Любовь, и что теперь?»; практическая невозможность адекватного познания своего супруга, изобилие иллюзий и фантомов; искажение самого себя – сначала радостное, а потом раздраженное; потерянность в нашей культуре ценности постоянства и надежности; недоумение перед связью между любовью и остальной семейной деятельностью, даже между любовью и рождением детей! – бесконечен список неадекватностей понимания любви в нашей печальной культуре бытового экзистенциализма эпохи потребления. Если хотя бы немного попытаться разрешить проблему любовь-диада, то это принесет столько пользы, а главное, уменьшит в мире столько боли, что ради этого не жаль любой работы.
|
|
|
Рассмотрим сначала один онтологический вопрос.
О количестве бытия
Сама постановка вопроса о количестве бытия может на первый взгляд показаться странной. Еще Аристотель, как кажется, убедительно показал, что одна первая сущность имеет столько же бытия, сколько любая другая первая сущность[170]. Как может один человек иметь больше бытия, чем другой?
Некоторый намек на подобное мы видим у Канта в главе КЧР «О паралогизмах чистого разума»: «нельзя отрицать у нее (души), как и у всего существующего, … степени реальности в отношении всех ее способностей и вообще всего того, что составляет (ее) существование, а эта интенсивная величина может убывать через бесконечное множество меньших степеней, и, таким образом, предполагаемая субстанция … может превратиться в ничто если не путем деления, то путем постепенного ослабления (remissio) ее сил... Ведь даже сознание всегда имеет степень, которая может быть еще уменьшена, следовательно, тем же свойством обладают также самоосознание и все прочие способности…»[171]
|
|
|
Мы увидим нечто подобное в четвертой главе, где окажется, что больные шизофренией имеют сниженное количество бытия. Когда же мы говорим о любящих, мы имеем противоположную ситуацию. У каждого из любящих возрастает уровень бытия, в диаде любящих – избыток бытия. У них возрастают силы. Человек чувствует, что живет ярче, что он видит мир по-другому: отчетливее, как будто мир стал новый. Согласно закону проекции, собственное взметнувшееся вверх бытие проецируется на мир. Мир раскрывается шире, и субъект шире раскрывается миру. Любящий строит планы, он обживает свой жизненный мир интенсивнее, чем раньше, он переделывает его, в нем просыпается творчество.
Поскольку речь о диаде, со вторым человеком происходит то же самое. А поскольку двое любящих представляют друг для друга ближайшую и главную часть мира, их повышенное бытие и раскрывается в первую очередь друг на друга. Субъект видит возлюбленного не так, как других людей. Это очень хорошо иллюстрируется феноменом имени: имя человека, которого ты любишь, и даже его фамилия, кажется особым, не таким как другие имена. Хотя, казалось бы, имя – акцидентальная часть человека, но оно непосредственно входит в мир диады. Такой же феномен касается места его рождения и тому подобных вещей. Субъекту кажется, что он все время знал об их особости. Но это перенесение избытка своего бытия на все, касающееся любимого в диаде.
|
|
|
В этом бытийном избытке диады кроются две возможности. Диада может остаться закрытой в себе или открыться миру как диада.
Закрытая в себе диада оставляет свой энергетический избыток внутри себя. Между прочим, она не раскрывается миру даже если на вид оба супруга, например, работают. Мир работы и прошлых друзей уходит из жизненного мира члена диады. Он живет только тогда, когда находится вместе с любимым.
Лучшее, что здесь может произойти – рождение ребенка. Тогда появившееся третье бытие и берет на себя избыток диады, и возвращает тот же избыток с лихвой, ибо у младенцев – огромный избыток бытия, и, к тому же, самим фактом своего наличия размыкает диаду. Триадическое отношение неустойчиво и долго невозможно, все втроем вынужденно раскрываются миру. К тому же, так происходит просто по законам жизни: ребенок требует социализации родителей – медицинской, прежде всего. У матери появляются подруги, имеющие таких же детей, с которыми происходит интенсивное деление опытом. Отец также делит свое субъектное отношение между ребенком, женой и остальным социумом.
|
|
|
Если закрытая диада остается без детей, судьба избыточного бытия, как правило, печальна. Не будучи ни на что употребялемо, а только лишь переживаемо, оно не продолжается долго, члены диады пытаются возобновить это переживание – называемое на простом языке влюбленность – собственными силами, черпают это переживание оттуда, где его нет, разочаровываются, перед ними разверзается недостаток бытия... Самое лучшее, что они могут сделать – смириться и раскрыться миру (как диада, не по отдельности). Но чаще всего, если с самого начала этого настроя не было, он и не появляется. Важно также, что могут искажаться другие отношения, забота о себе, например, или трансцендентное отношение. Чаще всего искажается отношение к миру и Другим, они делаются враждебными, диада закрывается все плотнее и плотнее и все меньше и меньше получает бытия от взаимодействия с миром.
Тогда диада, чаще всего, умирает. Вместе с горькими несбывшимися надеждами, проектами и ожиданиями.
Веселее судьба открытых диад. Про эффект рождения ребенка можно сказать то же самое, но даже если он и откладывается или не происходит совсем, открытая миру диада отдает ему свой избыток бытия и получает в ответ еще большее раскрытие мира, еще больше возможностей в нем. Для этого необходимо, чтобы диада оставалась сущностно единой, то есть, говоря простыми примерами, чтобы супруги имели общие интересы. Самый надежный охранитель диадического избыточного бытия – трансцендентность, так же как она является самым надежным гарантом конституирования субъекта вообще. Так же трансцендентность способна конституировать субъектность диадического единого субъекта. Правда, тут не может подойти любой вид трансцендентности. Например, трансцендентна нерешенная задача по отношению к субъекту. Она будет конституировать единство диады, пока не будет решена, потом исчезнет. Так что из видов трансценденции тут наиболее надежны длительные: наука, философия, а эффективнее всего – религия.
Особо надо сказать о конституировании смысла в диаде. Даже если диада уже не находится в изначальном всплеске бытия, мир ее ярче и осмысленнее, чем мир одинокого субъекта. Конституирование смысла происходит интенсивнее, все кажется более осмысленным. Повышается осмысленность самых простых предметов. Субъекты замечают то, чего ранее не замечали: деревья вокруг дома, пожухлые листья, цвет неба – все это попадает в поле их восприятия, их мира и, естественно, осмысливается в нем. Они могут говорить об этом («Смотри, какое небо!»), но могут и не говорить. Можно сказать, каждый смотрит четырьмя глазами, поскольку двое субъектов тут в какой-то степени присваивают, обобществляют смыслы друг друга. Интенсивнее происходит проектирование, осмысление самих себя и Других. Можно сказать, что каждый имеет два будущих, и это одно и то же будущее. Они могут и распоряжаться смыслами и проектами друг друга, хотя в этом кроется очень сильная опасность.
Мир диады: о сказках
У двух любящих людей образуется особый мир, общий на двоих. В него входят части вот этого личного мира, которым каждый из двух делится с любимым, плюс входит сказка. Вот сказка должна быть одна на двоих. Сказка здесь имеется в виду не обязательно в детском смысле, хотя нечто неотъемлемо детское должно в ней быть по самой сущности любви. Ведь любовь, хотя случается между взрослыми, переворачивает до дна - и всплывает детство. Оно всплывает обязательно и даже, можно сказать, мчится к Другому, к любимому, чтобы стать его детством, а поскольку это невозможно, то хотя бы рассказать о себе. У кого-то это выражено меньше, у кого-то больше. Детские радости, детские обиды, детские воспоминания, детское отношение ко всему, детскость в разомкнутости всем смыслам мира. В некотором смысле даже обязательно вести себя немного по-детски. Неслучайно в разговорном английском возлюбленный часто называется «baby».[172]
Сказка не имеет границ в смысловом пространстве любящих (кстати, тут не обязательно речь о любящих. Некоторые элементы подобного можно найти в любом сообществе). Сказка разбивается о реальность. Или две части сказки разбиваются друг о друга. Второе, конечно, ужаснее первого.
К сожалению, способность интерпретировать реальность сказочным образом у человека почти безгранична. Тут дело в том, что примешивается способность жить в сказке, понимая, что это сказка. Эта способность обусловлена способностью к игре. Двое могут создать общую сказку как непреднамеренно, этот случай рассмотрен выше, так и намеренно. Тогда они готовы к тому, что она разобьется, но это не катастрофа. Нет возможности реанимировать разбившуюся бессознательную сказку. Но сказку, созданную намеренно, путем совместной фантазии, можно и реанимировать, и пересматривать. Более того, ее можно поменять на реальность, а последняя потом тоже окажется сказкой. И ее можно будет опять создавать сознательно и опять реанимировать.
У человека нет способности жить в реальности вещей в себе, в голом Сущем-Самом-По-Себе. Хайдеггер говорит, что такое сущее само по себе открывается только в тоске, а долго жи ть в тоске невозможно.
Но у человека есть способность создавать и реанимировать сказки. Под этим я понимаю и общую для двоих мифологию их отношений, и особый общий внутридиадный язык, и намеренную необъективность истолкования слов друг друга – ибо данные слова не предназначены для других.
Однако, что нужно для экзистенциальной мудрости, так это уметь отличать сказку от реальности. Бессознательную отличить нельзя, по определению, и надо учиться переходить к сознательным. Сознательные сказки, кстати, берут значительную долю их нежности именно из осознанности своей. «Смотри, моя маленькая, вот еще один штрих в нашу сказку».
Распад диады
Про это уже было сказано: как вначале диадический субъект имеет избыток бытия, так после распада каждый из оставшихся одиноких субъектов (если диада была симметрична; если не симметрична, то один больше, другой меньше) испытывает падение бытия, его недостаточность, иногда очень длительную и глубокую. Мир закрывается перед ним: становится тусклым, неразличимым, бессмысленным. Обессмысливается окружающее, уходят проекты. Субъект долгое время живет так, как будто диада все еще есть, только исчезла. Он ожидает возвращения жизни в диаде, которая была для него настоящей жизнью. Это недостаточный субъект, и чтобы снова перейти на уровень обычного субъекта, ему требуется претерпеть работу горя. (Здесь термин Фрейда употреблен том самом смысле, что и у него, он ввел его для случая разрыва супружеской диады вследствие смерти мужа.)[173]
Работа горя здесь – во многом работа с прошлыми смыслами. Как было сказано, диада часто живет в личной сказке, не отличая ее от действительности. Несмотря на то, что члены диады крайне близки друг другу, зачастую они не знают друг друга по-настоящему, заменяя образ настоящего человека фантомом своей фантазии. Это же, кстати, часто является и причиной разрыва любовной диады: один член накладывает на другого нагрузки и ожидания, которые неадекватны для другого. Поразительна способность субъекта не видеть и не знать самого близкого ему человека. Еще более велика только его способность не знать самого себя.
Фрейд указывает на две возможности завершить работу горя. Первая, так сказать, непродуктивная – найти другого возлюбленного и вместе с ним опять попытаться слиться в диаду. Не факт, что количество попыток такого рода может быть бесконечно, но две, вероятно, возможны. Опыт разрыва можно забыть, но в глубине души он будет все время напоминать о том, что субъект одинок, что диада не вечна. Впрочем, любая диада может длиться до смерти участников. Условие для этого – экзистенциальная мудрость, взрослость и желание сохранить диаду, но два первых условия существенно мешают диаде быть полным слиянием. Скорее тут будет иметь место полу-диадическое состояние, субъекты в чем-то будут едины, но при этом определенная отстраненность и открытость (не диадическая, а автономная) будут иметь место.
Второй вариант, о котором говорит Фрейд – стать навсегда автономным субъектом, в его терминах «вернуть либидо к Я». Тогда возможно одинокое раскрытие миру или раскрытие трансценденции, допустим, самообразование, религиозное служение и тому подобные выходы. Тяжесть одиночества для субъекта, изначально не предназначенного к одинокому состоянию, может толкать его на деструктивные действия, вплоть до суицида, поэтому ни в коем случае нельзя закрываться от мира, от Других или от трансценденции.
Все, что я написала выше, может создать впечатление, что диадическое субъектное состояние – наилучшее бытие для субъекта. Это не так. В несимметричных, искаженных диадах субъект теряет свою свободу и мощь своего бытия, он заранее становится беспомощным перед разрывом, слишком зависимым от Другого. Это может причинять страдание и Другому, и уж конечно у него той свободы и неискаженности бытия, которая должна была ему дать диада. Это сложный вопрос, много дискутируемый в современной психологии, и здесь достаточно указать на него.
И вот здесь настало уже время поставить вопрос, которому будет посвящена следующая глава: где же идеал субъектного бытия, к которому следует стремиться?
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 663; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!