СЛИШКОМ РАНО, СЛИШКОМ ПОЗДНО, СЛИШКОМ ХОРОШО, ЧТОБЫ БЫТЬ ПРАВДОЙ 16 страница
пор, как соседскому мальчишке подарили велосипед, а нам — нет, мы повторяем одни и те же слова: «Это несправедливо!»
Но в какой-то момент бывает совершенно необходимо, чтобы кто-нибудь нам напомнил:
«Послушай, а кто сказал
тебе, что жизнь будет справедлива?»
Бог не говорил вам этого. Он не говорил: «Если вам случится встретиться со скорбью...»,
Он сказал: «В мире будете
иметь скорбь»8. Страдания — неотъемлемая часть жизни. Предательство — одна из причин неизбежных страданий. Не
удивляйтесь, если вы встретитесь с предательством. Не ищите справедливости здесь, лучше посмотрите туда же, куда в тот
момент устремил Свои глаза Иисус.
А Он смотрел в будущее. Прочтите Его слова: «отныне узрите Сына Человеческого... грядущего...» Христос находился
в аду, но глаза Его были устремлены к небесам. Он был окружен врагами, но мысли Его были направлены к Отцу. Он был
покинут всеми на земле, но сердце Его было обращено к небесному дому. «...Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных»9.
Как-то мой инструктор по горным лыжам сказал мне, что у меня есть некоторые способности к этому делу, но я не
научусь кататься до тех пор, пока не перестану смотреть на свои лыжи. Я ответил, что мне трудно перестать на них
смотреть, потому что они постоянно разъезжаются в разные стороны и едут совсем не туда, куда мне хочется.
— И что же, если вы смотрите на свои лыжи, это помогает вам кататься лучше? — спросил инструктор.
|
|
|
— Наверное, нет, — признался я, — я по-прежнему продолжаю падать. Тогда он жестом указал на прекрасные горные пики у линии горизонта.
— Попробуйте смотреть туда. Если вы будете постоянно смотреть в ту сторону, это поможет вам удержать
равновесие.
Он оказался прав. Это действительно сработало. Лучший способ сохранять равновесие
— сосредоточиться на линии
горизонта. Именно это сделал Христос.
«Царство Мое не от мира сего, — сказал Он Пилату, — Царство Мое не отсюда»10. Когда мы жили в Бразилии, в Рио-де-Жанейро, я понял, что значит тосковать по дому.
Нам нравилось в Бразилии. Нас
окружали замечательные люди, с которыми у нас были очень теплые отношения, но все- таки это была чужая страна.
Мой офис находился в центре города, в нескольких кварталах от американского посольства. Периодически, во время
обеденного перерыва, я брал свои бутерброды и отправлялся обедать в посольство. Это было так, словно я на несколько
минут попадал домой. Я проходил через большие двери и здоровался с охранниками по- английски. Я заходил в холл и брал
американскую газету. Я просматривал отчеты о поединках боксеров и результатах футбольных матчей. Я смеялся над
|
|
|
комиксами и даже читал частные объявления. Мысли о доме были мне приятны.
Я вставал и прохаживался по одному из главных коридоров, рассматривая портреты Линкольна, Джефферсона и
Вашингтона. Иногда мне удавалось поболтать с кем-нибудь из сотрудников и услышать о последних событиях, произошедших дома.
Посольство было клочком родной земли в чужой стране. Жить на чужбине становится легче, если вы можете иногда
бывать дома.
Христос долго вглядывался в сторону дома — достаточно долго, чтобы увидеть Своих друзей: «Я мог бы попросить
Отца, и Он послал бы Мне двенадцать легионов ангелов». Увидев их в небесах, Он обрел новые силы здесь, на земле.
Его друзья — это и ваши друзья. Насколько Отец верен Иисусу, настолько же Он верен и вам. Когда вы чувствуете, что
вас предали, помните об этом. Когда вы видите пламя факелов и чувствуете на своей щеке поцелуй предателя, помните Его
слова: «не оставлю тебя и не покину тебя»11.
Когда весь мир — против вас, небеса встают на вашу сторону. Чтобы удержать равновесие в этом искривленном, искаженном грехом мире, смотрите на горные вершины. Думайте о доме.
Глава 23 ВАШ ВЫБОР
Что жея сделаю Иисусу, называемому Христом? Мф. 27:22
|
|
|
Самый знаменитый из судебных процессов в истории вот-вот начнется.
Судья — невысокого роста человек явно благородного происхождения, с пронзительным взглядом, одетый в дорогую
одежду. Его седеющие волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. Он задумчив и нервничает — его вынуждают
принять решение, от которого нельзя уклониться. Двое солдат сопровождают его, когда он спускается по каменным
ступеням крепости на просторный крепостной двор, который вымощен каменными плитами, залитыми лучами утреннего
солнца.
При виде его солдаты-сирийцы, одетые в короткие тоги, вытягиваются, сжимают копья и глядят прямо перед собой.
Они стоят на полу, вымощенном гладкими плоскими коричневыми камнями, которые солдаты расчертили, играя в
ожидании суда.
Но в присутствии прокуратора они не осмеливаются продолжать игру.
Позолоченное сиденье установлено на возвышении с лестницей из пяти ступеней. Судья поднимается и занимает свое
место. Вводят обвиняемого. Его ставят перед судьей. Следом за ним входит процессия священников и религиозных
вождей. Они проходят вдоль стены и останавливаются. Пилат смотрит на одинокую фигуру, стоящую перед ним.
— Не очень-то похож на Христа, — бормочет он.
|
|
|
Отекшие, покрытые грязью ноги. Загорелые руки. Мозолистые ладони.
Он скорее похож на ремесленника, чем на учителя. И уж совсем не верится, что этот человек — смутьян, нарушитель
спокойствия.
Один глаз не открывается и представляет собой огромный, почерневший синяк. Другой смотрит в пол. Нижняя губа
рассечена и покрыта коркой запекшейся крови. Волосы, тоже все в крови, прилипли ко лбу. Руки и ноги исчерчены
багровыми рубцами.
— Снять с него одежду? — спрашивает один из солдат.
— Нет. В этом нет необходимости.
И так понятно, что этот человек был избит.
Прокуратор не стал бы требовать, чтобы к нему привели этого узника. Наученный опытом, он не хочет встревать в
споры, возникающие между этими иудеями, особенно если споры касаются религии. Но следует признать, что этот Христос
служит причиной немалых волнений в народе.
— И они говорят, что этот человек призывает народ к бунту? — громко вопрошает Пилат, глядя на солдат, которые
стоят по бокам от него, — тем самым он дает им молчаливое позволение хмыкнуть и нарушить повисшее молчание. Они
понимают его правильно и хмыкают. Он меняет позу и прислоняется спиной к стене.
Если бы не обвинения, которые были
выдвинуты против человека, стоящего перед ним, Пилат попросту отмахнулся бы от этого дела. Но в речи обвинителей
прозвучали слова «восстание», «налоги», «кесарь», и поэтому он продолжает дознание.
—Ты — царь Иудейский?
Впервые за все время Иисус поднимает глаза. Он не поднимает голову — только глаза.
Исподлобья Он смотрит на
прокуратора. Пилат удивлен, услышав интонацию, с которой отвечает ему Иисус.
— Это ты сказал.
Пилат не успевает ответить, как из кучки предводителей иудеев, собравшихся в сторонке, раздаются голоса:
— Видишь, никакого уважения!
— Он призывает народ к восстанию!
— Говорит о себе, что он — царь!
Пилат не слышит их. «Это ты сказал». Ни попыток оправдаться, ни объяснений, ни паники. Галилеянин вновь опустил
глаза и смотрит в пол.
Что-то в этом провинциальном учителе нравится Пилату. Он не такой, как те, кто собрался около стен претории. Он не
похож на одного из этих длиннобородых иудейских вождей, которые могут похваляться своим всемогущим Богом, а
минуту спустя попрошайничать, умоляя о снижении налогов. Его взгляд отличается и от яростных взглядов зилотов, постоянно угрожающих миру и безопасности Римской империи, которую Пилат должен защищать. Он не похож на других, этот Мессия, родившийся в глухой провинции. Пилат смотрит на него, и в памяти начинают всплывать слышанные им
истории.
«Теперь я припоминаю», — бормочет он себе под нос, спускаясь по ступеням и направляясь к балкону. Он встает у
перил, облокачивается на них. Испуганные им голуби взмывают в воздух и, хлопая крыльями, опускаются на улицу внизу.
Пилат размышляет об услышанном. Странная история о каком-то человеке из Вифании.
«Он умер и был мертв три...
нет, четыредня. Так значит, об этом раввине говорили, что он позвалпокойника и тот, ожив, вышел из гробницы А потом
еще эта толпа народа у Вифсаиды Их там было несколько тысяч... да, кто-то из дворца Ирода докладывал об этом. Они
хотели сделать его царем. Ну да, конечно, он ведь накормил всю эту толпу».
Пилат поворачивает голову и смотрит на детей, играющих на улице под балконом.
Некоторые из них подбежали к
стражнику и о чем-то с ним говорят. Конечно, они просят подачки. Эти дети не очень хорошо выглядят. Худые, даже тощие.
Свалявшиеся волосы — наверное, у них вши. Отчасти Пилата беспокоит, что стражник разговаривает с ними, но, с другой
стороны, его беспокоит, что стражник ничего не делает, чтобы помочь им. И определенно его беспокоит вопрос, почему
дети вообще должны болеть. Но они болеют. Болеют в Иерусалиме, так же как и в Риме.
Он оборачивается и вновь смотрит на глядящего себе под ноги человека перед помостом. «Да царь бы нам не
помешал, — вздыхает он, — такой царь, который смог бы все это исправить».
Было время, когда Пилат думал, что сможет навести здесь порядок. Он прибыл в Иерусалим с убеждением: то, что
было хорошо к северу от Средиземного моря, будет хорошо и к востоку от него. Но это было так давно! Это был другой
Пилат. Это было тогда, когда черное было черным, а белое — белым. Это было тогда, когда его здоровье было крепким, а
мечты — по-юношески наивными. Это было до того, как он познакомился с тем, что называется политикой. Чуть-чуть
уступить здесь, чтобы немного выиграть там. Смириться, пойти на компромисс.
Повысить налоги, немного снизить
требования. Да, теперь все выглядит иначе.
Рим и благородные мечты казались теперь одинаково далекими. Возможно, именно поэтому его заинтересовал этот
раввин. Что-то в этом человеке напоминало Пилату о том, зачем он отправился сюда... или о том, каким он был прежде.
«Меня они тоже помучили, друг мой, да, да, мне тоже досталось от них».
Пилат смотрит на вождей иудеев, столпившихся в углу напротив его кресла. Их настойчивость выводит его из себя. Им
недостаточно бичевания. Им кажется мало издевательств. «Завистники, — хочет сказать он им прямо в лицо, но
сдерживается, — завистливые болтуны, невежды Вы убиваете собственных пророков».
Пилат хочет отпустить Иисуса. 'Просто дай мне повод,— думает он почти вслух, — дай мне повод, ия освобожу тебя».
Его мысли прерывает деликатное прикосновение к плечу. Это посланник. Он наклоняется к уху Пилата и шепчет.
Странно. Жена послала сказать ему, чтобы он не ввязывался в это дело. Что-то про сон, который она видела.
Пилат возвращается на свое место, садится и разглядывает Иисуса. «Даже боги на твоей стороне?» — произносит он, не объясняя своих слов.
Ему и раньше приходилось сидеть на этом кресле серебристо-синего цвета на толстых резных ножках. Кресло
принятия решений. Где бы ни садился Пилат в это кресло — будь то в здании или на улице — это место становилось залом
суда. В этом кресле он принимает решения и оглашает их.
Сколько раз он сидел в нем? Сколько историй довелось ему выслушать? Сколько просьб было обращено к нему?
Сколько широко раскрытых глаз смотрело на него, моля о милости и пощаде?
Но глаза Назарянина спокойны и молчаливы. Они не кричат, не мечут молний. Пилат ищет в них признаков тревоги...
злости. Он не находит ни того, ни другого. Зато то, что он там находит, заставляет его выпрямиться и заерзать в кресле, будто стараясь найти удобное положение.
«Он не злится на меня. Он не боится... похоже, Он понимает».
Пилат прав. Иисус не боится. Он не злится, не паникует, потому что происходящее не удивляет Его. Христос знал о
Своем часе, и этот час наступил.
Любопытство Пилата вполне объяснимо. Если Иисус — вождь, то где Его последователи? Если Он — Мессия, что
собирается делать? Почему, если Он — учитель, так злятся на него эти религиозные вожди?
Также правомерен и вопрос Пилата: «Что же я сделаю Иисусу, называемому Христом?»1.
Возможно, вам, как и Пилату, любопытно узнать об этом Человеке, называемом Христом. Вас, как и Пилата, ставили в
тупик Его заявления, трогали Его страдания. Конечно, вы слышали эту историю: как Бог сошел с небес, как Он родился в
человеческой плоти, дерзнув возвестить этому миру об истине. Вы, как и Пилат, слышали, что говорят о Нем другие, а
теперь хотите услышать Его Самого.
Как вы поступите с Человеком, Который заявляет, что Он — Бог, но ненавидит религию? Как вы поступите с
Человеком, Который называет Себя Спасителем и при этом осуждает официально признанные пути спасения? Как вы
поступите с Человеком, Который знает место и время Своей смерти, но все равно отправляется туда?
Вопрос Пилата — это и ваш вопрос: «Как я поступлю с этим Человеком, Иисусом?». Вы стоите перед выбором — одно из двух.
Вы можете отвергнуть Его. У вас есть такая возможность. Вы, как и многие до вас, можете решить: сама мысль о том, что Бог стал плотником, слишком уж нелепа — и уйти, отвернувшись.
Или же вы можете уверовать в Него. Вы можете жить бок о бок с Ним. Вы можете слышать Его голос, обращенный к
вам среди сотен других голосов, — и следовать за Ним.
Пилат тоже мог бы принять такое решение. В тот день он слышал много голосов и среди них мог бы услышать и
Христа. Реши Пилат услышать и поверить этому, покрытому кровоподтеками, Мессии
— и его жизнь могла бы сложиться совсем иначе.
Прислушайтесь к его вопросу: «Ты ли царь Иудейский?». Если бы мы были там в тот день, то могли бы знать, каким
тоном он произнес эти слова. Была ли в них издевка? (Ты что же, царь?) Любопытство? (Кто же ты?) Искренность?
(Действительно ли ты тот, кем себя называешь?)
Мы можем спросить, почему Пилат задал Ему этот вопрос. Христос спросил прокуратора об этом:«.. .от себя ли ты
говоришь это или другие сказали тебе о Мне?»2.
Христос хочет знать, почему Пилат задает этот вопрос. Что, если бы Пилат ответил Ему:
«Я сам спрашиваю Тебя об
этом. Я хочу знать, действительно хочу знать: на самом ли деле Ты — царь?»
Если бы он спросил, Иисус ответил бы ему. Если бы он спросил, Иисус освободил бы его. Но Пилат не хотел знать. Он
повернулся к Иисусу спиной и бросил через плечо: «Я не иудей». Пилат не спросил, поэтому Иисус и не сказал ему.
Пилат колеблется. Он — как щенок, которого зовут одновременно два человека. Он делает шаг к одному, останавливается, поворачивается к другому и делает шаг уже в его сторону. Четыре раза он пытается освободить Иисуса, и
 |
четыре раза его вынуждают отступить от этого намерения. Он пытается освободить Его, но люди избирают Варавву. Он
посылает Пленника на бичевание, но люди настаивают на том, чтобы Он был распят. Он заявляет, что не нашел в этом
Человеке никакой вины, но толпа кричит, что Пилат тем самым нарушает закон. Пилат, опасаясь того, что Иисус в
действительности может быть тем, за кого Себя выдает, пытается освободить Его еще раз, но иудеи обвиняют его в том, что он предает кесаря.
Так много голосов. Голос компромисса. Голос выгоды. Голос политики. Голос совести.
И негромкий, твердый голос Христа: «...ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе
свыше...»3.
Голос Христа выделяется среди множества иных. Этот голос не спутаешь ни с каким другим. Он не льстит, не умоляет.
Он просто говорит истину.
Пилат думал, ему удастся избежать необходимости делать выбор. Он омыл руки. Он залез на забор и устроился там.
Но, решив не выбирать, Пилат тем самым сделал свой выбор.
Вместо того, чтобы попросить о Божьей милости, он попросил принести воды, чтобы омыть руки. Вместо того, чтобы
попросить Иисуса остаться, он отправил Его на распятие. Вместо того, чтобы послушаться голоса Христа, он послушался
голоса народа.
Существует предание, что жена Пилата уверовала во Христа. И еще существует предание, что вечной обителью Пилата
стало горное озеро, у которого он появляется каждый день и вновь и вновь погружает руки в воду, ища прощения. Он
пытается смыть в водах озера свою вину—не то зло, которое сделал, а то милосердие, которого не оказал.
Глава 24
ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗ ЧУДЕС
Проходящие жезлословили Его, кивая головамисвоими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого;
если Ты Сын Божий, сойди с креста. Мф. 27:39-40
Забавно, что Пасха часто совпадает по времени со сроками, установленными для подачи налоговых деклараций.
Двумя главными событиями недели в таких случаях становятся подготовка пасхальной проповеди и уплата налогов.
Заранее извиняясь перед налоговой инспекцией, должен заметить, что одно из этих занятий кажется в высшей
степени возвышенным, а другое — весьма приземленным. Казалось бы, только что я находился на Голгофе, а мгновение
спустя вынужден копаться в счетах. Час благоговения сменяется часом рутины. Один заставлял меня думать о том, как Бог
искупил нас, заплатив за наши грехи, следующий — какие счета мне придется оплачивать самому. (Несмотря на это, оба
занятия вызывают во мне чувство благодарности; первое — за моего Господа, а второе
— за льготы по налогообложению.) На второй день такой смешанной деятельности меня озарило. Как гармонично одно сочетается с другим! Именно в
такие дни и нужно размышлять о жертве, которую принес Бог. Ведь если Крест не будет иметь значения в повседневной
жизни, он вообще не будет иметь никакого смысла.
Вот она — красота Креста. Все произошло в самый обычный день. Обыкновенные люди из плоти и крови. Иисус —
тоже из плоти и крови.
Из всех дней, когда Христос мог продемонстрировать Свою силу, последняя неделя Его жизни была самой
подходящей. Несколько тысяч лепешек или несколько десятков исцелений могли бы создать Ему замечательную
репутацию. А еще лучше было бы лишить фарисеев дара речи — это значительно
облегчило бы Ему жизнь.
Давай же, Иисус, действуй! Не просто очищай храм от торговцев — подними все здание на воздух и перенеси его в
Иерихон. Когда первосвященники начнут недовольно ворчать — устрой им дождь из лягушек. А когда будешь говорить о
последних временах — раздели небосвод надвое и покажи всем, что Ты имеешь в виду. Вот самая подходящая неделя для чудес! Настал час показать всем нечто невообразимое.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 314; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!