Моя выдача как одно из условий капитуляции



 

Речь Черчилля от 22 сентября служит доказательством того, что к концу августа принципиальные положения безоговорочной капитуляции были определены в Лиссабоне. Среди них был пункт, предусматривающий мою выдачу врагу. Это беспрецедентный факт в истории человечества! Во время тревожных дней сентября после моего освобождения на Гран-Сассо пресса не опубликовала полную стенографическую запись речи Черчилля. Сейчас это уже поздновато делать, но все же стоит ее обнародовать, чтобы дополнить свидетельства. В палате общин 22 сентября[103], говоря о событиях в Италии, Черчилль сказал[104]:

 

«Безоговорочная капитуляция, конечно, предусматривает все, и в конечный вариант договора была включена не только специальная оговорка о выдаче военных преступников, но и было принято особое условие о выдаче синьора Муссолини[105]. Однако невозможно было устроить так, чтобы его доставили отдельно и до перемирия, так как это раскрыло бы намерения итальянского правительства в отношении врага, с которым оно тесно общалось по каждому вопросу и полностью от него зависело[106]. Вскоре была осуществлена наша великая высадка.

Итак, ситуация в Италии расценивалась нами следующим образом: несмотря на то что в стране произошла внутренняя революция, там все еще имелись союзники Германии, продолжавшие с ней общее дело. Им было очень трудно держаться день за днем, когда пистолет гестапо был нацелен в затылки многих людей.

У нас были все основания полагать, что Муссолини держат под усиленной охраной в безопасном месте и правительство Бадольо весьма заинтересовано в гарантиях того, что он не сбежит[107].

Сообщалось, что сам Муссолини заявил, что он полагает, что будет выдан союзникам. Намерение было именно таким, и оно было бы осуществлено, но, к сожалению, ситуация вышла из-под нашего контроля[108]. Меры, предпринятые правительством Бадольо, были тщательно продуманы и достаточно эффективны для удержания Муссолини, но они не предусматривали такого мощного парашютного десанта, осуществленного немцами на место заключения Муссолини. Можно отметить, что они послали ему кое-какие книги[109]– Ницше и некоторые другие работы, – чтобы утешить его и разнообразить его заключение[110], и, без сомнения, немцы были хорошо осведомлены, где и в каких условиях он содержится. Но удар был очень дерзок и осуществлен мощными силами.

Это доказывает, что в современной войне открывается множество возможностей подобного рода. Я не думаю, что со стороны правительства Бадольо была проявлена какая-либо слабость и что оно вело нечестную игру.

Охране, состоящей из карабинеров, был дан приказ стрелять в Муссолини, если будет предпринята попытка его освобождения, но они не выполнили свой долг ввиду превосходства высадившегося немецкого десанта[111], который (немецкий десант. – С.Д.), без сомнения, возложил бы на них ответственность за здоровье и безопасность пленника. И это весьма вероятно».

 

Такова была речь, переданная агентством Рейтер в 7 вечера 22 сентября 1943 года.

То, что маршал Бадольо, как сказал Черчилль, «тщательно» продумал меры обеспечения моего содержания под стражей и последующей выдачи противнику, доказывает письмо, собственноручно написанное маршалом и адресованное начальнику полиции Сенизе:

 

Ваше Превосходительство!

Сегодня утром я проинформировал главнокомандующего карабинеров, его превосходительство Черику о следующем:

Генеральный инспектор безопасности Саверио Полито несет ответственность за охрану бывшего главы правительства Бенито Муссолини.

Он один лично несет ответственность перед правительством за обеспечение того, чтобы вышеупомянутый Муссолини не сбежал или не был вызволен из тюрьмы кем-либо.

Генерал Полито затребует у высшего командования карабинеров и начальника полиции весь персонал, который ему потребуется, назвав имена тех, кто ему нужен.

Все его требования должны быть удовлетворены. Инспектор Полито будет постоянно держать меня в курсе событий.

БАДОЛЬО

Рим

16 августа 1943 года

 

 

«Скандальная» кампания

 

Решив выдать меня англичанам и обговорив все условия этой выдачи, они должны были создать скандал вокруг моего имени, сделать меня объектом насмешек и проклятий, чтобы нация, начавшая забывать обо мне, отнеслась к моей выдаче врагу как к выдаче человека, конченного не только политически, но и морально и физически.

Внезапно открылись широкие шлюзы для потока сплетен – пять процентов правды вплеталось в дикие фантазии разного рода, которые не могли не возбудить любопытства толпы. Никто не имел права бросить первый камень, никто из более или менее великих предшественников или современников – менее всех маршал Бадольо, – но удар был нанесен. Было необходимо покончить со мной, начав с могильного замалчивания и закончив издевательскими насмешками[112]. Все это продолжалось в течение двух дней, но и этого было достаточно. Многие осуждали эту тактику и говорили об эффекте «бумеранга», но это была лишь попытка обмануть себя – удар был успешным. Полагают, что иезуитам, этим великим знатокам человеческого сердца, принадлежит авторство известной максимы: «Поливайте грязью, и она обязательно пристанет».

И не было сомнений в том, что она пристала.

 

Капитуляция неизбежна

 

Вконце августа в воздухе веяло капитуляцией. Страшное преступление, которое в течение веков будет лежать тяжелым грузом на истории страны, вот-вот должно было совершиться; шел процесс превращения итальянской земли в кровавое поле боя.

Только дурак мог бы подумать, что дело обернется по-другому, только дурак, который поленился прочитать телеграфные и телефонные сообщения, которые каждое утро отсылались в Рим пограничниками исодержали точные сведения об отправке в Италию немецких солдат и ресурсов. Эти сводки были брошены на столах сбежавшими 8 сентября. Начиная с 26 июля каждое утро свежие новости о передвижениях немецких дивизий поступали из Бреннера, Тарвизио и Вентимильи. Каждый день сообщали о сотнях грузовиков, бронированных машин и о войсках. С самого начала Германия осознавала, что правительство Бадольо имеет только одну программу – капитулировать, а затем подняться с оружием против своего союзника. Известно, что 28 июля маршал Бадольо имел наглость послать фюреру телеграмму следующего содержания, но она никого не могла обмануть:

 

Фюрер!

Принеся клятву Его Величеству королю-императору, совет министров под моим председательством начал вчера выполнять свои обязанности. Как заявлено в моем воззвании, обращенном к итальянскому народу и официально переданной Вашему послу, мы будем продолжать войну в духе нашего союзничества. Я хочу подтвердить Вам это и попросить у Вас аудиенции для генерала Марраса, который направляется в Ваш штаб со специальным заданием от меня. Я рад возможности выразить Вам, фюрер, мои наилучшие пожелания.

БАДОЛЬО

 

Ко второй половине августа теперь уже явные признаки пораженческой политики короля и Бадольо не могли избежать внимания немецких обозревателей в Риме и в Лиссабоне. Все можно было подытожить одним словом: капитуляция[113].

 

Вывод войск из-за границы

 

Одним из наиболее подозрительных признаков было обращение к германскому Верховному командованию отдать приказ о выводе многих крупных итальянских соединений, расположенных за пределами страны. Нужно было покинуть территорию, захваченную с кровопролитными боями, но они хотели иметь эти дивизии непосредственно вблизи, так как произошли изменения линий фронта. Телеграмма, подписанная Гуарильей и датируемая 10 августа, звучит фальшиво. Вот ее текст:

 

В королевское посольство, Берлин.

Пожалуйста, немедленно свяжитесь с германским Министерством иностранных дел и проинформируйте их о следующем:

«Как было сказано на встрече в Тарвизио[114], 6-го числа текущего месяца итальянское Верховное командование приняло решение отозвать всю 4-ю армию, дислоцированную на территории Франции, и армейский корпус из трех дивизий, расположенный в настоящее время на словено-хорватской территории.

Причины настоящего решения различны, они были разъяснены в Тарвизио.

Прежде всего Верховное командование осознает необходимость укрепления обороны внутренних территорий. Кроме того, нам кажется своевременным, чтобы наши части усилили немецкие формирования в Италии, задача которых сводится к защите лишь нескольких секторов, тогда как очевидно, что мы должны обеспечивать защиту всей национальной территории. Как я прямо указал господину фон Риббентропу, по причинам политического и морального характера нации необходимо осознавать, что оборона ее территории вверяется не только войскам нашего союзника, но и, главным образом, итальянским солдатам.

Если вы сможете привлечь внимание Германии к этим и другим моментам, которые, на ваш взгляд, являются более важными, вам удастся заставить германское Министерство иностранных дел осознать необходимость этого решения.

Мы понимаем, что эвакуация этих сил связана с проблемами и вопросами политического характера, как отметил сам Риббентроп, но мы искренне надеемся, что все может быть решено к удовлетворению обеих сторон.

С этой целью, следовательно, следует осуществить все необходимые политические и военные контакты между компетентными органами, имеющими к этому непосредственное отношение.

ГУАРИЛЬЯ

 

Глава XII

Сентябрь в Гран-Сассо

 

В своей речи на Большом совете я заявил, что не хотел бы будить «великие тени прошлого», говоря о «популярности» или «непопулярности» войны, то есть я не хотел бы обращаться к девятнадцатому веку, чтобы определить, какие войны были более, а какие менее популярными в период Рисорджименто.

Ниже приводятся некоторые отрывки из моей речи.

 


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 285; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!