Об универсальном (нравственном), а не юридическом характере ценностей, применимых к праву
Коснеемся проблемы, искусственно созданной сторонниками «либертарно-юридической теории права и государства». Каков характер ценностей, лежащих в основе государственно-правовых институтов? Являются они универсальными или специфически юридическими, вытекающими именно из правовых отношений?
«Либертаристы» выдвинули и активно отстаивали именно вторую точку зрения. Единственное и сомнительное достоинство ее заключалось в утверждении приоритета права над всеми другими сторонами жизни. Возможно, это тешит самолюбие некоторых юристов, но не прибавляет данной идее убедительности.
Проводится мысль, что на право и государство не распространяются всеобщие ценности философско-этического порядка, а, наоборот, право и государство исходят из собственных ценностей, которые затем признаются и применяются во всех областях жизни.
«Справедливость, – пишет B.C. Нерсесянц, – категория и характеристика правовая, а не внеправовая (моральная, нравственная, религиозная и т.д.). Более того, только право и справедливо»269. Тот же принцип применяется В.С. Нерсесянцем и к таким ценностям, как равенство и свобода270. «Можно, видимо, допустить, – пишет он, – что математическое равенство как логически более абстрактное образование является исторически более поздним и производным от идеи правового равенства»271. Разумнее было бы предположить, что математическое равенство, ещее не получившие чееткого научно-логического обоснования, возникло значительно раньше правового равенства из элементарных жизненных потребностей быта, производства, обмена. Свобода также объявляется продуктом права: «какой-либо другой формы бытия и выражения свободы в общественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело, да это и невозможно, ни логически, ни практически»272. Если автор хотел сказать, что многие формы проявления свободы регулируются правом, это, конечно, верно, хотя очень уж банально. Но как же не замечать широкую область общественной и частной жизни, в которой право ничего не предписывает и не запрещает? Как же быть со свободой мысли, творчества, выбора? Можно ли целиком свести их к «правовой свободе» или логически вывести из неее? Наконец, как быть с антиправовой свободой, с реальной возможностью освободить себя от опеки права, которой располагает каждый человек? Ведь недаром Гегель включил в состав «абстрактного права» наряду с собственностью и договором разные виды «неправа» вплоть до преступления.
|
|
|
Происходит своеобразная гипертрофия права. Погружение в глубины общей теории права и государства сужает кругозор, превращает право в абсолют. В нем видят основу жизни на земле, да и всей вселенной.
|
|
|
С B.C. Нерсесянцем солидарен В.А. Четвернин, полагающий, что Аристотель не право объяснял через справедливость, а наоборот, справедливость через право, и что в Древней Греции и Древнем Риме понятия права и справедливости практически отождествлялись, т.е. существовало только одно юридическое понятие справедливости. Правда, В.А. Четвернин, и в этом его расхождении с В.С. Нерсесянцем, допускает, что иное, этическое, понимание справедливости возможно, но его неясность (результат неоднородности суждений о должном) делает это понимание ущербным, непригодным к практическому применению, в силу чего все преимущества остаются на стороне правового понимания273.
Ссылки на древних греков и римлян неубедительны. Конечно, у греков и римлян, как и других народов, причеем не только в древности, но и в Средние века и в Новое и Новейшее время, представления о праве были теснейшим образом связаны с идеей справедливости. У греков идея справедливости возникает впервые как принцип, на котором строится вселенная, который регулирует действие сил природы, обеспечивая равновесие и гармонию. Будучи перенесеен на отношения между людьми, в том числе и в правовой сфере, этот принцип приобретает этическое содержание. То, что мы называем правом, первоначально рассматривалось всеми древними народами как часть и продолжение извечного мирового порядка, порождеенного высшими силами и действием законов природы. Отсюда и понятие «естественного права» как разумного, неоспоримого, справедливого порядка. Но теснейшая связь идей права и справедливости вовсе не означает их тождества. С античных времеен и до наших дней никто не спорил с тем, что право должно быть справедливым. Но из этого не следует, что оно таковым является. По мере «очеловечивания» права, по мере того как все более очевидным становилось, что оно – не только продукт действия высших сил, но в известной и немалой мере является и человеческим установлением, в сознании людей возникал и увеличивался разрыв между правом и справедливостью. Греки и римляне сознавали возможность противоречий между справедливостью и действующим правом. Именно поэтому они, в отличие от народов Древнего Востока, для которых характерен квиетизм и упование на Божью волю, постоянно стремились к усовершенствованию своего правового и государственного быта. В Древнем Риме рядом с «правом в строгом смысле слова» (jus strictum) возникает право справедливости (jus aequum), связанное с деятельностью преторов. На основе справедливости толковалось и дополнялось право в строгом смысле слова. Авторитет принципов справедливости был настолько велик, что в случае расхождения между двумя видами права решено было руководствоваться нормами справедливости274.
|
|
|
|
|
|
Нечто подобное наблюдалось ееще у Аристотеля. Он считал, что право справедливости служит смягчению суровости права в строгом смысле слова. Справедливость призвана исправлять закон, когда он оказывается недостаточным в силу своего общего характера. Закон не может включать всее. Поэтому его применение предполагает справедливость275.
Аристотель различал естественное и условное право. Первое не нуждается в законодательном оформлении, оно соблюдается всеми народами в силу своей разумности, соответствия природе отношений между людьми, оно универсально. Условное право устанавливается людьми в форме законов и соглашений. Оно неодинаково у разных народов. Тождественно справедливости и тем самым совершенно только естественное право. А закон может быть как справедливым, так и несправедливым. Аристотель был убеждеен, что даже несправедливый закон должен соблюдаться, так как неповиновение угрожает порядку и нормальному функционированию политической системы. Но сама постановка вопроса о несправедливости закона свидетельствует, что в соотношение права и справедливости он не смешивала идеал с действительностью. Справедливость, по Аристотелю, не синоним всякого права, а критерий его оценки.
Утверждение, что древние греки и римляне не проводили различия между правом и справедливостью, несостоятельно, как и тезис о тождестве права и справедливости, в защиту которого оно выдвигается. Мотивом отстаивания явно неубедительной и нереалистичной точки зрения просты. Это делается с целью подкрепления столь же искусственной конструкции, рекламируемой под названием «либертарно-юридической теории права и государства». Согласно этой теории, выдаваемой за высшее достижение мировой юридической мысли, под правом понимаются не все нормы поведения, гарантируемые государственными санкциями, а только те из них, которые соответствуют принципам свободы, равенства и справедливости. Все остальные охраняемые государством нормы поведения объявляются неправовыми. Как раз для обоснования этой теории и понадобилось отождествить право со справедливостью276.
В действительности справедливость – моральная категория, которая распространяется на всю область общественных и личных отношений277, в том числе, разумеется, и на право. Справедливость – это критерий отношения к праву. Еее можно было бы характеризовать также как принцип или идеал права. Но при этом надо иметь в виду, что как принцип, идеал или критерий оценки справедливость отнюдь не исчерпывается правом, не сводится к нему и не поглощается им, а далеко выходит за его пределы. То же самое относится и к таким критериям оценки права, как ясность, точность, непротиворечивость. Все это – неюридические категории, но теория государства и права широко ими пользуется, как и многими другими понятиями логики, морали, философии, других общественных и не только общественных наук. Неизбежное и постоянное обращение юристов к идее справедливости – одно из подтверждений мысли, столь чеетко выраженной профессором О.Э. Лейстом: «Сущность права не может быть постигнута ни практическим правоведением, ни даже общей теорией права, если последняя не выйдет за пределы юридических категорий»278.
Выступая по отношению к праву в качестве принципа, цели или идеала, справедливость не содержит в себе механизма осуществления своих требований. Она реализуется в разных сферах как правовыми, так и внеправовыми, а иногда и антиправовыми методами. В последнем случае неизбежно возникает вопрос об их соответствии справедливости. Право также охватывает широкую сферу общественных отношений, но не столь всеобъемлющую, как справедливость, и по иному принципу. К праву относятся те правила поведения в разных областях жизни общества, нарушение которых представляет столь серьезную общественную опасность, что за них назначают юридические санкции.
В отличие от справедливости право содержит в себе средство реализации. Это средство – санкции, возможность обращения к законному принуждению, осуществляемому государственными органами.
Дружный хор видных исследователей разных стран выступает против отождествления права и справедливости или понимания справедливости и других ценностей как сугубо юридических категорий.
«Справедливость... – не только правовая концепция или ценность, и сосредоточение исключительно на ее правовых аспектах и проявлениях дает неполную картину»279, — пишет Д. Уолкер. Французский юрист Ж. Дабэн убежден, что «существует справедливость, которая не обязательно является справедливостью законов»280.
Д. Манэ (Женевский университет) полагает, что справедливость представляет собой «совокупность принципов внешних по отношению к позитивному праву, которые его превосходят и предшествуют ему», «меру оценки отношений между людьми независимую от права, но ни в коем случае не противоречащую ему»281. Один из крупнейших итальянских теоретиков права Н. Боббио рассматривал справедливость как «сумму ценностей, благ и интересов, для защиты и развития которых люди создали технику, организующую совместную жизнь, которую принято называть правом». По его мнению, «теория справедливости рассматривает сущность права, а теория права – форму»282. Известный немецкий теоретик права Г. Коинг писал, что право впитало в себя религиозные и нравственные представления и ценности (справедливость, внимание к ближнему, свободу, верность, добросовестность), что только утверждение этических требований справедливости, свободы и гуманности даеет праву смысл и содержание. Право, полагает Г. Коинг, не исчерпывает нравственность и не сможет исчерпать еее никогда283. В книге «Теория справедливости» Ф. Таммело рассматривает справедливость как «понятие более высокого ранга, чем право»284. По словам Н. Неновски, «ценностный подход к праву в конечном счеете выводит нас за строгие очертания самого права», «оценка правовых институтов и права в конце концов делается с помощью неправовых критериев»285.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 436; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!