Испуг знаменитого психиатра 3 страница
Николай Александрович прочитал мне все пункты резюме своего исторического и археологического исследования и акцентировал внимание на следующем месте из пункта шестого:
«...Теперь отмечу только, что сдвиг Рождества Христова на 333 года вперед, к году рождения Василия Великого, передвигает и Александра Македонского и всех его преемников тоже на 333 года вперед».
Исследование Н. А. Морозова было колоссально. Он указал на десятки толстых папок с рукописями, долженствующими показать только основной факт о сдвиге истории на 333 года вперед, подтверждения которого он искал много лет и неизменно находил в истории всех царств и народов древнего мира.
— Остается согласовать это обстоятельство с вашими, Александр Леонидович, синхронистическими исследованиями, в которых я также не вижу ошибки, если не считать этих 333 лет.
— Досадная цифра! — размышляя, сказал я. — Вижу, что ваши исследования так же объективны, как и мои. Никаких предвзятых точек зрения. Ничего навязанного, лишнего. Голые факты, а тем не менее... Как же согласовать ваши работы с моими? Эти 333 года...
И вдруг...
Плодотворная мысль как молния озарила мое сознание.
— Позвольте, Николай Александрович, но ведь ваше число «333» делится без остатка на значение одного солнечного цикла — 11,1, давая в частном ровно 30*. Хуже, если бы период был равен 11 годам или 11,2. Тогда получили бы остаток, и наши работы не могли бы примириться одна с другой. Надо было бы искать ошибку либо у вас, либо у меня. Эта изумительная делимость без остатка говорит о том, что сдвиг хронологии на 333 года ничуть не задевает мирового ритма — синхронистических таблиц всеобщей истории. Естественный, обусловленный внешним мощным фактором ритм остается незыблемым. Мои работы не могут опровергнуть ваших, а ваши — моих. Вопрос о признании как ваших, так и моих исследований приходится отнести к будущим временам. Только будущие историки и глубокие специалисты в области космической биологии решат эти два острых вопроса.
|
|
|
[Примечание * Вольф считал один цикл равным 11,111 года, Ньюкомб принимал его за 11,13, Шустер — за 11,125 года. К той же средней величине цикла приходят Бауэр, Перфильев, Дэглас и многие другие. В самое последнее время Шоу вычислил заново этот цикл за целое тысячелетие, показав, что в среднем он равен 11,094 года (колеблясь от 11,17 до 11,02 года).] [ Вольф Рудольф (1816—1896) — швейцарский астроном, специалист по исследованию солнечных пятен и истории астрономии. Директор Бернской обсерватории в 1847—1855 гг. и Цюрихской обсерватории с 1864 г. Определил, что средняя продолжительность цикла изменений количества солнечных пятен равна 11,5 лет, а в 1852 г. установил существование связи этого периода с колебаниями магнитного поля Земли. Предложил индекс солнечной активности («числа Вольфа»), который входит в ряд ныне непрерывно регистрируемых солнечных данных.] [ Ньюком (Ньюкомб), Саймон (1835—1909) — американский астроном. Важнейшие работы посвящены изучению движения больших планет, определению астрономических постоянных и составлению каталогов точных положений звезд. Числовые значения астрономических постоянных прецессии, нутации и аберрации, полученные Ньюкомом, приняты в качестве международных на Парижской международной астрономической конференции в 1866 г. и используются до сих пор при составлении ежегодников во всех странах.] [ Шоу, Уильям Нейпир (1854—1945) — английский метеоролог, в 1905—1920 гг. — директор Английской метеорологической службы, с 1907 г. — президент Международного метеорологического комитета. Основные работы посвящены синоптической метеорологии. Исследовал происхождение циклонов.]
|
|
|
— Поистине признание наших работ — дело будущего. Немало еще сломают копий в борьбе за эти точки зрения, но мы-то с вами уверены в верности наших выводов, а это самое главное. Вот посмотрим, что скажут наши историки, когда я опубликую все семь томов моего исследования. Придется скинуть с весов истории 333 года. Впрочем, для признания моей точки зрения понадобится не менее ста лет жизни человеческого общества. Резкие крены в науке требуют большого времени — иногда не десятилетий, а столетий. То же должно произойти и с идеями Циолковского. Ваши идеи поймут также не скоро, и вы будете биты многократно. Теперь, к счастью, не сжигают и не столбуют, но есть еще много, много «но».
|
|
|
В этих словах Николая Александровича было много правды. Он горько улыбнулся:
— Вот видите, Александр Леонидович, а вы тайну хотите превратить в таблицу умножения. Вашему учению это удастся не ранее как в будущем столетии, когда от ваших теперешних критиков не останется не только детей, но и внуков. Злые критики, навязавшие свою ложную точку зрения обществу, должны будут его покинуть. Для такого преображения общественной точки зрения нужен почти целый век.
Николай Александрович знал мои работы и сам был готов привести некоторые потрясающие примеры, но он не без удивления посмотрел на оглавление книги профессора Парижского университета Шарля Сеньобаса, которую я вынул из портфеля. Показав ему составленную мною колонку цифр (годов) и закрыв словесную часть оглавления, я попросил его внимательно всмотреться в цифры и сказать, к какой области знаний принадлежит эта книга.
|
|
|
Н. А. Морозов очень внимательно изучил цифры и через минуту сказал:
— Это астрофизический труд, посвященный вопросам периодической деятельности Солнца в прошлом веке. Никаких сомнений быть не может.
— Неужели? — переспросил я. — А если это не так?
— Это невозможно, ибо книга имеет давность более четверти века, судя по бумаге. Ваша теория была тогда неизвестна.
— Увы, — произнес я, открывая книгу. — Это сочинение французского историка. Об астрофизике и о циклической деятельности Солнца он ничего не знал и, по-видимому, не хотел знать, но все главы распределил по Солнцу — от максимума до минимума или до следующего максимума с очень малыми ошибками.
Вдоволь насмеявшись над «солнечными» периодами у историков, мы перешли к работам Константина Эдуардовича.
Оказалось, что его работы уже давно интересуют Н. А. Морозова, однако он с безнадежностью и грустью смотрит на отдаленные космические тела, считая их фантомами. Николай Александрович, как это всем известно, сам был астрономом и занимался, как он говорил, экспериментальной астрофизикой.
— То, что мы видим сейчас на небе, — сказал он, — давно исчезло, и к нам летят лучи мириадов светил, погасших миллионы лет назад. На эти лучи нельзя ориентировать космические корабли, ибо они в конце концов наткнутся на пустоту. Небо уже перестроилось по-новому. Знаки зодиака сменились другими. Грандиозные туманности и скопления темной материи за громадный промежуток времени приобрели другие формы или иначе разместились в пространстве. Погасли знакомые нам звезды, возникли новые светила, а мы все еще видим уже давно погибший мир, старую карту Вселенной, мало что общего имеющую С теперешней. Мы видим в большинстве случаев «призраки звезд», как удачно выразился Фет. Конечно, не все звезды являются фантомами! Например, свет от яркой звезды идет более четырех лет, следовательно, расстояние от нее равно 3,8×1013 километра. Чтобы вообразить себе это колоссальное расстояние, допустим, что реактивный корабль Циолковского летит со скоростью 1000 километров в час. Этот корабль достигнет звезды только через четыре с половиной миллиона лет. Другие звезды отстоят от нас еще дальше, несравненно дальше в сотни, тысячи и миллионы раз. Соответственно и свет от них доходит до нас за грандиозные промежутки времени. Луч света от одного края нашей Галактики, опоясанной Млечным Путем, идет до другого ее края сто тысяч лет. Самая пылкая фантазия не может представить себе этого расстояния. А ведь за пределами нашей Галактики насчитывается около миллиарда других галактик, свет от которых идет уже сотни миллионов и миллиардов лет. Это — уже явные призраки. Может ли когда-нибудь человек достичь этих уголков Космоса? Очевидно, нет. Это может случиться только тогда, когда физика откроет новые, неизвестные нам законы пространства и когда можно будет управлять расстояниями или пространствами по желанию. А время — тоже пока загадка! Человек живет крайне ограниченное число лет. Как же быть? Движению же вперед со скоростью света я не придаю особого значения. Это нереально. При такой скорости, как известно из теории относительности, масса тела возрастает до бесконечности, а само тело превращается в блин. Я уверен, что живые существа не способны к таким умопомрачительным метаморфозам. Даже околосветовые скорости, например 290 000 метров в секунду, маловероятны для человеческого организма, ибо при таких скоростях все химические и биохимические процессы будут страшно замедленны, и, следовательно, преодолеть их человеку не удастся. Два удара пульса в сутки — этого далеко не достаточно для жизнедеятельности человека. В наше время мы даже не можем представить себе таких возможностей. Они — достояние научной фантастики. Не исключено и то, что этого никогда не случится и человек будет навсегда обречен передвигаться только между телами Солнечной системы по законам классической механики. В такую возможность я верю и думаю, что она не за горами. В этом Циолковский прав, и его инициативу я приветствую, несмотря на глубокий скептицизм к его работам подавляющего большинства ученых. Они ни во что не ставят Циолковского и с презрением и пренебрежением отзываются о его работах.
И Николай Александрович безнадежно махнул рукой.
— К сожалению, — продолжал он, — все новое не угодно им, они боятся нового. Перед новым они чувствуют себя мышью, которую новое — кот — может съесть без остатка. Отсюда их ненависть к новому, их открытая борьба с новыми идеями. Они признают только прописные истины. Это — факт, весьма плачевный факт. Наши университеты и академии должны быть перестроены на новых началах.
Но при всех условиях я нахожу работы Циолковского исключительно интересными. Они буквально открывают двери в новый мир. Допуская даже то, что будущий человек никогда не достигнет других галактик или даже дальних звезд нашей Галактики, все равно полеты на другие планеты Солнечной системы будут осуществлены в недалеком будущем, и в этом заключается основная заслуга Циолковского. Многие думают, что завоевание или овладение планетами Солнечной системы — дело далекого будущего. Это неверно. Я много занимался теоретической химией и, мне кажется, нечто предвидел и предвижу. Скоро будет добыто такое радиоактивное горючее для ракет, что ракеты с пассажирами можно будет направлять к Луне, Венере и Марсу и, естественно, возвращать их обратно на Землю. К концу этого века такие путешествия будут считаться заурядными. С легкой руки Циолковского русские космонавты будут, очевидно, первыми путешественниками в межпланетное пространство. Что их ждет на Луне или других соседних планетах? Ничего живого, но зато богатства металлов и минералов. На этой почве будут разгораться споры между народами, однако к тем временам кровопролитие должно быть исключено. Для решения таких споров люди будут собираться где-нибудь в тени олив и акаций в Греции или Италии, где раньше звучали речи Платона или Сенеки, Эпикура или Цицерона.
Благодаря Циолковскому мы, русские, стоим на грани достижения планет и их освоения, — продолжал он. — Но мы хотим свершить это вкупе со всем прочим миром, со всеми странами, а не отдельно от них, и только в целях прогресса всего человечества. Мы не представляем себе войны из-за Луны, Венеры или Марса. Человечество едино, и эти планеты должны быть присоединены ко всей Земле, ко всем людям, ко всему человечеству.
Ксения Алексеевна пригласила нас в столовую, и разговор о Циолковском сменился другим — о картинах Рылова, украшавших стены уютной столовой квартиры Н. А. Морозова. Николай Александрович и Ксения Алексеевна восхищались полотнами Рылова и любили их творца.
В последующие пятнадцать лет (1926-1941), бывая в Ленинграде, я всегда навещал Николая Александровича и Ксению Алексеевну Морозовых и всегда испытывал от собеседования с ними чувство глубокого удовольствия и уважения к ним. Они постоянно приглашали меня на летние месяцы в Борки, но, вечно занятый, вечно спешивший и торопившийся в своих опытах, я так и не побывал в этом имении, с тихим домом и зеленым садом. Со многими выдающимися людьми я познакомился в гостиной Морозовых.
Совместными усилиями мы со всех сторон обсуждали мои работы. Я привез Николаю Александровичу и продемонстрировал толстый том неопубликованных синхронистических таблиц всемирной истории — плод моих многолетних трудов. Я ни разу — ни раньше, ни позже — не встречал более основательного и часто придирчивого критика. Куда там мои оппоненты! Н. А. Морозов, что называется, въедался в мои таблицы, сверял со своими данными и... отступал. Теперь это — дело давно минувших дней. И об этом можно говорить серьезно. Но и против его доводов я не имел возражений. Это было мне особенно приятно: Николай Александрович был без всяких ограничений предан небу, вся его кипучая научная деятельность была связана с небом: он был астроном, астрофизик, специалист по небесной механике, великий вычислитель солнечных и лунных затмений и времени появления комет.
Истекшее с тех пор время не изгладило и не изменило моих добрых чувств. И теперь, вспоминая о наших встречах, я проникаюсь как бы весенним теплом и светом большого неувядающего человеческого благоволения, исходившего от четы Морозовых, и чувством истинной дружбы и благоговейной к ним памяти в самом высоком значении этого слова.
Земной катаклизм
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
А. С. Пушкин
Миры, послужившие обиталищем высшей жизни и мысли, изнашиваются, подобно всякому живому существу, приходят к старости, дряхлости, к смерти и, наконец, представляют собой как бы странствующие гробницы, кружащиеся среди безмолвных пустынь вечной ночи.
К. Фламмарион
— В этом мире, — говаривал К. Э. Циолковский, — ничто не вечно, кроме самого мира. Сам мир, сумма масс и энергий, — это констанс, но его части меняются. Эти части рождаются, живут и умирают для того, чтобы возникнуть снова. Мир — это феникс. Всякая смерть есть катаклизм. Ему подвержены звезды, Солнце, планеты, микробы, растения, животные и человек. Катаклизм есть обязательное и неизбежное качество всякой материальной индивидуальности. Но все человечество в целом будет бороться за свое бессмертие всеми доступными ему средствами, ибо оно владеет такими средствами, которых нет ни в чем и нигде, это — разум. Неужели же великий разум не придет к самому себе на помощь, когда будет погасать Солнце или Земле будет угрожать любое столкновение с каким-либо огромным космическим телом.
Трудно поверить, чтобы это было иначе. Разум человека — это сильнейший фактор Вселенной, более мощный, чем моря и океаны, Солнце и даже всевозможные катаклизмы. Во всей Вселенной нет ничего более могущественного, чем ум человека или ему подобного существа, если таковое существование вообще возможно где-либо в других галактиках. Стоит только задуматься над тем, что такое разум человека, как невольно является мысль о его неизмеримом могуществе, о непрерывном росте и совершенствовании этого необычайного могущества. И трудно вообразить, чтобы этот всеобъемлющий механизм природы — разум — спасовал перед земным катаклизмом и не вышел бы на дорогу более значительного развития — космического. Космос — это обетованная Ханаанская земля человечества, которому не должны быть страшны никакие катаклизмы.
Эта тема служила нам для многократных, постоянно повторяющихся разговоров, к которым Константин Эдуардович склонялся с неизменным увлечением и затаенным удовольствием, как наркоман к наркотикам. Эта тема была его слабым местом, тем более что на эту тему ему не часто удавалось разговаривать. Она не была привлекательна, она была страшна, и обычно от нее старались отделаться. Ф. И. Тютчев в своем знаменитом четверостишии нашел теологическое примирение с гибелью человечества:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных;
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!
Мрачная глубина этой темы была не по уму ординарным людям. Она пугала одних, приводила в ужас других. Только единицы относились к ней спокойно, как к неизбежному явлению природы.
Целыми часами я мог поддерживать разговор с К. Э. Циолковским о земном катаклизме. Он, несмотря на возраст, не уступал мне в настойчивости, и, таким образом, наши разговоры всегда имели увлекательный и разносторонний характер. В игре воображения мы соревновались друг с другом. Однако наши разговоры на эту тему не носили абстрактного характера, а подчинялись основной идее — космизму, который Константин Эдуардович вынашивал и углублял десятилетиями в связи с его основной идеей — расселением людей на другие планеты, по искусственным спутникам и даже по другим мирам — галактикам. Следовательно, его рассуждения и догадки носили совершенно определенный характер, но воображение дополняло эти догадки и усиливало значение их достоверности.
«Земля, — думал я, — не такой уж твердый оплот, чтобы на него можно было положиться, на Земле все изменчиво, все подвержено смерти и разрушению, нужно только принять к рассмотрению не десятилетия, а Столетия и тысячелетия. Еще Леонардо да Винчи писал: «Ничто не остается на Земле или под Землей и водой, что не подвергалось бы преследованию, похищению и опустошению»». Для некоторых участков Земли такой катаклизм уже наступил, только мы его плохо замечаем. Вот юношеские строфы, навеянные им.
ПЕСНЬ О ПОГИБШЕМ ОСТРОВЕ
Меж светлых просторов далекого моря,
Куда залетают лишь белые птицы,
Лежал одинокий, с судьбою не споря,
Пленительный Остров. На нем, как сестрицы,
Росли кое-где молчаливые пальмы,
В траве приютились левкой да вербены,
А море шумело и с песней печальной
Бросало на камни клоки белой пены.
Не раз корабли в часы яростной бури
Приют находили в укромном заливе,
Не раз морской путник скрывался от фурий,
Его догонявших при грозном приливе.
Но сроки настали — и Остров пустынный
В морские пучины спустился бесследно,
И годы текли вереницею длинной,
И Солнце над миром сияло победно.
И только на древней раскрашенной карте
Средь синего моря — зеленая точка
Напомнит нам Остров, погибший когда-то,
Что люди любили и знали воочью.
В свое время К. Э. Циолковский широко развивал мысль, что «человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околоземное пространство». Данную мысль мы находим в его письмах и в ряде сочинений.
«...Лучшая часть человечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от Солнца к Солнцу по мере их угасания. Через многие децимиллионы лет мы, может быть, будем жить у Солнца, которое еще теперь не возгорелось, а существует лишь в зачатке», — писал К. Э. Циолковский в 1911 году.
Однако причины, которые будут вынуждать людей к необходимости покорения околосолнечного пространства и более удаленных пространств нашей Галактики или даже других галактик, остаются для читателей далеко не раскрытыми. Об этих причинах печатно он высказывался сравнительно мало, но зато часто и много говорил со мною о них. По-видимому, добрая мера хорошего вкуса не позволяла ему светозарную картину космического полета, при полном расцвете разума, сопрягать с дикой, животной трагедией, которая должна будет разыграться с человечеством при том или ином неизбежном для Земли катаклизме. В своем труде 1911 года в параграфе 15 под заглавием «Ожидающие Землю бедствия устранит реактивный прибор» К. Э. Циолковский писал:
«Кто может нам поручиться за то, что в течение тысячелетий потенциальная энергия масс земного шара не обнаружится в один злой день с силой, которая сотрет с лица Земли все живое? Причиной взрыва может служить передвижение внутренних частей земных масс, их химическое соединение, сопровождаемое выделением громадного количества тепла и увеличением объема. Причиной может быть и распад тяжелых элементов, сопровождаемый накоплением упругих газов (гелия и других), и электронов. Отсюда, — катаклизм, уничтожающий органический мир механически или через повышение температуры почвы и воздуха. Наконец, уничтожение высших животных может при этом случиться и через выделение в атмосферу вредных для дыхания газов. Реактивный прибор в таком случае спасет семя человечества».
«Довольно падения на земной шар аэролита в несколько верст диаметром, чтобы погубить людей; и это может произойти совершенно неожиданно, так как такой аэролит, как непериодическая комета, идя из мрачных пространств звездного мира по гиперболическому пути, не может быть предвиден астрономами за долгое время до катастрофы. Уже было несколько случаев прохождения через атмосферу Земли масс диаметром до четырех верст. Тут гибель произойдет от землетрясения, от повышения температуры Земли и воздуха и от множества других причин.
Мы видим, как вспыхивает, как родится звезда, чтобы опять потухнуть; это темное небо, подобное Земле, погасшее снаружи Солнце постигла катастрофа или от падения гигантских болидов, или скорее от внутренних химических и радиоактивных процессов страшно накаленного внутри небесного тела.
Неожиданное повышение его температуры должно моментально уничтожить все живое, что успело зародиться в атмосфере планеты и течение тысячелетий покоя ее коры. От комет давно ожидают гибели Земли, и не без основания, хотя вероятность этой гибели чрезвычайно мала; но все же это может случиться и завтра, и через миллионы лет. Комете и другим случайным, маловероятным, но грозным и неожиданным врагам живого довольно трудно уничтожить одним ударом все существа, образующие благодаря реактивным приборам кольцевые поселения вокруг Солнца...»
Какое поэтическое, но мрачное раздумье! Какая уверенность и победе человека над смертоносной стихией природы! Какая воля к жизни, к творчеству, к вечности!
Или вот еще.
«Шел 2017 год... На всей Земле, — писал К. Э. Циолковский, — было одно начало: конгресс, состоящий из представителей всех государств. Он существовал уже более 70 лет и решал все вопросы, касающиеся человечества. Войны были невозможны. Недоразумения между народами улаживались мирным путем. Армии были очень ограниченны. Скорее это были армии труда. Население при довольно счастливых условиях в последние сто лет утроилось. Торговля, техника, искусство, земледелие достигли значительного успеха...
Мирно шествовало человечество по пути прогресса. Однако быстрый рост населения заставлял задумываться всех мыслящих людей и правителей. Наконец, проникая мыслью дальше, в перспективу будущих миллионов лет, мы можем задаться вопросом: что же делать человечеству, когда наше Солнце начнет постепенно потухать и наконец энергия его иссякнет? Неужели тогда исчезнет и человечество? Или же оно найдет средство спасения и новые источники и места для жизни?»
Существует любопытная гипотеза, стоящая как бы в противоречии со всем тем, что известно нам из палеонтологии и сопредельных наук. Некоторые считают, что Земля — могила многих человеческих цивилизаций, бесследно исчезнувших вследствие эндогенных или экзогенных катаклизмов, иногда постигавших земной шар. Возможно, что «песок африканских пустынь — это прах никому не ведомых, исчезнувших Лондонов, Венеции, Парижей и Ромов» (Бальзак). Однажды Леонардо да Винчи отметил, что при рытье колодца на глубине «десяти локтей» (около шести метров) был найден нос огромнейшего корабля... Корабль затонул. Но когда? Значит, тут некогда было дно моря, где спокон века считалась земля. Неужели так? Как кратка человеческая жизнь! Как кратка история человеческого рода! Как мало мы знаем правды об этом мире!
Предвестниками неизбежного катаклизма можно считать такие явления, при которых «твердая» основа Земли приходит в содрогание и угрожает гибелью человеку и его культуре. Эта мрачная точка зрения, однако, с упорной настойчивостью по нескольку раз в столетие на самом деле оправдывается. То в одном, то в другом участке земного шара обычно разражаются страшные катастрофы — землетрясения или наводнения, уносящие тысячи или даже десятки тысяч человеческих жизней. Конечно, местные бедствия, подстерегающие сравнительно небольшие группы людей, не могут быть перенесены на весь человеческий род. Читая о таких бедствиях, мы проникаемся состраданием к несчастным людям, заживо затопленным водой или заживо залитым лавой вулкана. Однако, зная историю таких катастроф и веря в их ограниченность, наше сострадание находит выход в добрых делах — в посылке помощи этим несчастным. Но обычно мы никогда не думаем о тотальной катастрофе — всеобщем уничтожении человечества. Но разве нельзя было бы выдвинуть и обосновать и такую страшную мысль?
— А если поднимется уровень Мирового океана, — сказал как-то Константин Эдуардович, — и вся суша будет залита водой? Всемирный потоп приведет к уничтожению девяноста девяти процентов всего человечества. Такого рода возможность тоже не исключена. Во всяком случае человечество ждут впереди большие катастрофы, и к ним надо быть готовыми. Что люди делают для предотвращения их и спасения рода человеческого? Да ровно ничего. Люди меньше всего думают о смерти — это правильно. Об этом писал еще Спиноза в своей «Этике». Но уже пора кое-что предвидеть и принимать меры — в этом заключается научное предвидение. К сожалению, таким предвидением люди не обладают, более того, если кто-либо позволяет себе говорить об этом, его забрасывают камнями и называют лжеученым, мракобесом. Это все происходит оттого, что человек за последние тысячелетия слишком избалован спокойствием природы. Локальные катастрофы не предостерегают его от катастрофы всемирной, которая может однажды проявить себя, и тогда уже все возможные меры предосторожности будут не нужны. Думают ли люди об этом? Нет, не думают... Им даже запрещается говорить о таких неприятных вещах, а писать тем более. Но Мировой океан поднимается... Что вы скажете по этому поводу?
Я всегда вспоминал об этих словах К. Э. Циолковского, когда стихийные бедствия поражали тысячи людей, оставляя их без крова и без пищи. Это часто случалось в жизни человечества, чаще, чем мы думаем. Нагромождение таких катастроф некоторые ученые связывали с ходом солнечного цикла. Во всяком случае достаточно было взять подшивки разных газет за несколько лет, чтобы убедиться в правоте этих слов.
Вот что писала газета «Известия» в те дни, когда делался первый набросок этого очерка (19 февраля 1962 года):
«Невиданная катастрофа
Воды Северного моря затопляют западногерманские города. В ночь с пятницы на субботу многие тысячи людей в Западной Германии не сомкнули глаз. Над Западной Европой разразился ураган огромной силы. Волны Северного моря прорвали во многих местах плотины и двинулись на материк. Особой высоты и силы они достигли в районе Гамбурга, углубившись на сто километров внутрь страны и затопив все окрестные города и деревни. В Нижней Саксонии вода проникла на 40 километров от берега. На всем побережье царит хаос. Тысячи людей в Шлезвиг-Голштейне, Гамбурге и Нижней Саксонии обратились в бегство перед разрушающим валом. Более ста тысяч человек остались без крова. Много пропавших без вести. Число человеческих жертв уже достигло двухсот, улицы Гамбурга, Куксхафена, Бремерхафена, Вильгельмсхафена и Бремена все еще под водой. Нарушено электро- и газоснабжение, под угрозой водоснабжение, отрезанные водой люди не получают продовольствия. Начались различные заболевания.
В течение субботы и воскресенья радио и телевидение ФРГ передавали сбивчивые и неполные сообщения из района катастрофы. В Гамбурге, где затоплено I20 квадратных километров, до сих пор не наблюдается спада воды. Жизни многих людей продолжает угрожать опасность. Более 20 тысяч человек все еще окружены водой. Нанесен материальный ущерб, исчисляемый миллиардами марок. Сообщения печати, передачи радио и телевидения свидетельствуют о том, что органы власти и специальные команды были застигнуты врасплох и оказались совершенно не подготовленными к устранению последствий катастрофы».
Поэтически это можно было бы выразить так.
ТРАНСГРЕССИЯ
Смеется седой океан
И темную песню поет,
И в берег пленительных скал
Упорными волнами бьет.
Дробится о камень волна
И камень язвит и дробит —
Военной тревоги полна
И смертной истомой томит.
И пальмы на том берегу
Тревожно и глухо шумят,
И слушает зверь на бегу,
Что листья ему говорят.
Знакома им тайна одна —
Извечная тайна морей:
Стремится на берег волна,
И берег покорствует ей.
Пусть звезды в полночи горят,
И Солнце ликует весь день,
И люди, как пчелы, гудят
Столиц, городов, деревень.
Волна, наступая на них,
Медлительно гибель несет:
Величье усилий людских
Под водной тоской погребет.
Смеется седой океан
И темную песню поет,
И в берег пленительных стран
Победными волнами бьет.
Губительные явления такого рода сплошь да рядом потрясают людей.
Я прочел К. Э. Циолковскому вышеприведенное лирическое описание одного из таких бедствий. На это он сказал, что данную тему можно было бы выразить пострашнее. И тут же добавил, что о всеобщей земной катастрофе думал и писал не только он один, но и другие, хотя писали завуалированно, чтобы не пугать людей. Он протянул руку, вынул из папки листок бумаги и прочитал мне следующие строки Эно Пельтри:
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 31; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!