Быть открытым миру — означает жить, удалиться от мира — означает умереть 2 страница

Понимаем ли мы что-нибудь с помощью борьбы, конфликта? Разве понимание не наступает, когда ум совершенно спокоен, когда усилия прекратились? Ум, который заставили замолчать, — это не спо­койный ум, это мертвый, нечувствительный ум. Когда есть желание, нет красоты тишины.

 

Смысл жизни

Дорога перед домом спускалась к морю, прокла­дывая свой путь мимо множества маленьких мага­зинов, многоквартирных домов, гаражей, храмов и мимо пыльного, заброшенного сада. Достигнув моря, она превращалась в большую проезжую часть с так­си, грохочущими автобусами и всем тем шумом со­временного города. Уходя с проезжей части, вы попадали на тихую, укрытую авеню с нависавшими огромными тропическими деревьями, но утром и ве­чером она была заполнена автомобилями, направ­лявшимися к шикарному клубу, с полем для гольфа и прекрасными садами. Когда я шел по этой авеню, мне встречалось много нищих, лежащих на тротуа­ре, они были спокойными и не просили подаяния. Девочка, лет десяти, с широко открытыми глазами лежала головой на консервной банке. Была она гряз­ной, со спутанными волосами, но улыбнулась в от­вет на мою улыбку. Чуть дальше с протянутой ру­кой и очаровательной улыбкой подошла трехлетняя девочка. Мать наблюдала за ней, стоя за деревом. Я взял ее протянутую ручку и мы прошли несколько шагов, затем я вернул ее матери. Так как у меня в этот день не было монеты, то на следующий день при встрече я предложил ей, но маленькая девочка не взяла ее, она хотела поиграть, так что мы игра­ли, и монета досталась матери. Всякий раз, когда я шел по той авеню, маленькая девочка с застенчи­вой улыбкой и очаровательными глазами была все­гда там.

Напротив входа в фешенебельный клуб на земле сидел нищий. Он был укрыт грязным мешком из ро­гожи, и спутанные волосы были грязны. Иногда, когда я проходил мимо, то видел его лежащим в пыли, го­лое тело его прикрывал мешок из рогожи, а в другие дни он спокойно сидел, глядя вдаль немигающим взглядом, а над ним нависали массивные тропичес­кие деревья. Однажды вечером в клубе была вече­ринка. Он был весь освещен, и блестящие автомоби­ли, полные веселых людей, подъезжали к нему, сиг­наля. Из клуба доносилась ритмичная музыка, гром­кая и заполняющая все вокруг. Было много поли­цейских у входа, где собралась большая толпа, что­бы наблюдать, как сытые и шикарно одеты люди приезжали в автомобилях. Нищий же повернулся спиной к этому зрелищу. Какой-то мужчина предло­жил ему что-то съестное, а другой — сигарету, но он отказался жестом. Он медленно умирал, а мимо про­ходили безучастные люди.

Тропические деревья казались массивными и фантастическими на фоне темнеющего неба. У них были очень маленькие листья, но их ветви казались огромными, и им были присущи удивительное ве­личие и отчужденность в том городе, наполненном шумом и болью. А море было постоянно движущее­ся, беспокойное и бесконечное. Виднелись белые па­руса, простые пятнышки в той бесконечности, и на танцующих водах луна сделала дорожку из сереб­ра, насыщая красотой землю, отдаленные звезды и человечество. Неизмеримая необъятность, казалось, охватывала все вещи.

Он был моложавым человеком и приехал из дру­гой части страны, совершив утомительную поездку. Дал клятву не жениться, пока не найдет значение и смысл жизни. Решительный и с долей агрессии, он работал в каком-то офисе. Взял отпуск на некоторый период, чтобы попытаться найти ответ на свой воп­рос. Его ум был постоянно занят, он спорил, и был так увлечен собственными ответами и ответами дру­гих людей, которых он вряд ли послушается. Ему не удавалось быстро подобрать слова, и он бесконечно цитировал то, что сказали философы и учителя о смыс­ле жизни. Он был измучен и глубоко обеспокоен.

«Без знания смысла жизни все мое существование не имеет никакого значения, и всякое мое действие разрушительно. Я зарабатываю на жизнь, только чтобы выжить, я страдаю, и меня ждет смерть. Это способ жизни, но каков смысл этого всего? Я не знаю. Я побывал у ученых и различных гуру, некоторые гово­рят одно, некоторые — другое. Что скажете вы?»

Вы спрашиваете, чтобы сравнить то, что услы­шите здесь, с тем, что сказано в другом месте?

«Да. Тогда я смогу выбрать, и мой выбор будет зависеть от того, что я посчитаю истинным».

Вы думаете, что понимание того, что является истинным, — это вопрос личного мнения и зависит от выбора? С помощью выбора обнаружите ли вы то, что истинно?

«Как же еще можно обнаружить реальное, если не через умение разбираться, через выбор? Я буду слушать вас очень внимательно, и если то, что вы скажете, будет импонировать мне, я отклоню все то, что другие сказали, и построю свою жизнь со­гласно цели, которую вы установили. Я совершен­но искренен в своем желании выяснить то, в чем истинный смысл жизни».

Сэр, перед продвижением дальше не важно ли спро­сить себя, способны ли вы к поиску истинного? Это предложено с уважением, а не в духе уничижения. Действительно ли истина — это дело мнения, удоволь­ствия, удовлетворения? Вы говорите, что примете то, что вам будет импонировать, это означает, что вы за­интересованы не в истине, а в том, что, как вы счита­ете, принесет больше удовлетворения. Вы готовы пройти через боль, через принуждение, чтобы получить то, что в конце доставит удовольствие. Вы ищете удоволь­ствие — не истину. Истина — это должно быть что-то вне «нравится» и «не нравится», разве не так? Смире­ние должно быть началом всякого поиска.

«Именно поэтому я приехал к вам, сэр. Я дей­ствительно ищу, я обращаюсь к учителям, чтобы узнать, что является истинным, и я буду следовать за ними в духе смирения и покаяния». Следовать означает отрицать смирение. Вы сле­дуете, потому что желаете преуспеть, получить ре­зультат. Амбициозный человек, какой бы тонкой и скрытой ни была его амбиция, никогда не является смирившимся. Устремиться за авторитетом и уста­новить его для себя в качестве руководящего прин­ципа означает уничтожить озарение, понимание. Преследование идеала мешает смирению, посколь­ку идеал — это прославление «я», эго. Как может тот, кто различными способами придает важность «я», когда-либо быть смиренным? Без смирения ни­когда не может быть действительности.

«Но вся моя забота по прибытию сюда — в том, чтобы выяснить, каков же истинный смысл жизни».

Если позволите так сказать, вы просто в ловуш­ке идеи и зациклены на ней. Это то, к чему нужно быть постоянно внимательным. Желая знать истин­ный смысл жизни, вы прочли многих философов и разыскали многих учителей. Одни говорят это, дру­гие говорят то, а вам хочется знать истину. Теперь же вы хотите знать истину того, что они говорят, или истину вашего собственного исследования?

«Когда вы задаете прямой вопрос, подобно это­му, я немного колеблюсь в своем ответе. Есть люди, которые изучили и испытали больше, чем я когда-либо смогу, и это было бы абсурдным самообманом с моей стороны — отбросить, что они говорят, что может помочь мне раскрыть значение жизни. Но каждый говорит согласно его собственному опыту и пониманию, и иногда они противоречат друг другу.

Марксисты говорят одну вещь, а религиозные люди— совершенно другое.

Пожалуйста, помогите мне найти суть всего этого».

Понимать ложное как ложное и истину в лож­ном, а истинное — как истинное, — нелегко. Чтобы ясно воспринимать, должна быть свобода от жела­ния, которое вертит умом и создает условия. Вы так стремитесь найти истинное значение жизни, что само ваше рвение становится помехой для понимания вашего собственного любопытства. Вы хотите знать истину того, что вы прочитали и о чем рассказали ваши учителя, не так ли?

«Да, совершенно точно».

Тогда вы сами должны быть способны выяснить, что является истинным во всех этих утверждениях. Ваш ум должен быть способен к прямому восприя­тию, в противном случае он заблудится в джунглях идей, мнений и верований. Если ваш ум не имеет способности видеть то, что истинно, вы будете по­добны листку, подхваченному ветром.

Что является важным, это не умозаключения и утверждения других, кем бы они ни были, а чтобы вы имели понимание того, что является истинным. Разве не это наиболее существенно?

«Думаю, что да, но как же мне получить этот дар?»

Понимание — это не дар, припасенный для не­многих, оно приходит к тем, кто искренен в своем самопознании. Сравнение не вызывает понимание, сравнение — это другая форма отвлечения, посколь­ку осуждение — это уклонение. Чтобы возникла ис­тина, ум не должен сравнивать, оценивать. Когда ум сравнивает, оценивает, он не спокоен, он занят. Занятый ум не способен к ясному и простому вос­приятию.

«Означает ли это тогда, что я должен избавить себя от всех ценностей, которые взрастил, от зна­ний, которые накопил?»

Разве не должен ум быть свободным, чтобы со­вершать открытия? Разве знания, информация — умозаключения и опыты, собственные и чужие — это огромное, накопленное бремя памяти — прино­сит свободу? Есть ли свобода, пока существует над­смотрщик, который судит, порицает, сравнивает? Ум никогда не молчит, если он всегда приобретает и рассчитывает, а не должен ли ум быть спокойным, чтобы возникла истина?

«Я понимаю это, но разве вы не слишком много требуете от простого и невежественного ума подоб­но моему?»

Это вы-то просты и невежественны? Если бы вы действительно были таким, это было бы огром­ное удовольствие — начать с истинного исследо­вания, но, к сожалению, вы не такой. Мудрость и истина приходят к тому, кто честно говорит: «Я невежа, я не знаю». Простые, невинные, а не те, кто обременен знанием, увидят свет, потому что они скромны.

«Я хочу только одного: узнать истинный смысл жизни, а вы забрасываете меня вещами, которые недоступны для меня. Не могли бы вы, пожалуйста, сообщить мне простыми словами, в чем же истин­ное значение жизни?» Сэр, вы должны начать с близлежащего, чтобы пойти далеко. Вы хотите огромного, не видя то, что рядом. Вы хотите узнать значение жизни. Жизнь не имеет никакого начала и никакого конца, это одно­временно и смерть, и жизнь, это зеленый лист и увядший листок, уносимый ветром, это любовь и ее неизмеримая красота, это печаль одиночества и бла­женство уединения. Это нельзя измерить, не может и ум обнаружить это.

 

 

Ваши дети и их успех

Был чудесный вечер. Вершины холмов сверкали на закате солнца, а на песчаной дорожке, ведущей через долину, купались четыре дятла. Длинными клю­вами и лапками они разгребали песок, трепыхая кры­льями, поглубже зарывались в него, хохолки на голо­вах подпрыгивали. Они перекликались друг с другом, наслаждаясь купанием. Чтобы не потревожить дят­лов, мы сошли с тропы, примяв густую, сочную тра­ву, политую недавними дождями. На расстоянии не­скольких футов заметили большую змею, желтова­тую и массивную. Ее голова была гладкой, с узорами и имела ужасную форму. Ее черные глаза неподвиж­но наблюдали за птицами, а черный, раздвоенный язык, стремительно высовывался туда-сюда. Бесшум­но она подползала к птицам. Это была кобра — смерть была рядом. Опасная, но очень красивая, она пере­ливалась в лучах заходящего солнца своей новой ко­жей. Внезапно четыре птицы с криком взлетели. Азатем у нас на глазах, кобра расслабилась. Минуту назад она была очень увлечена охотой, и так напря­жена, что теперь казалась почти безжизненной, час­тью земли. Но через мгновение змея уже ползла с непринужденностью и только приподнимала голову, когда мы издавали шум. С ней ушла особая непод­вижность — страха и смерти.

Она была миниатюрной, хорошо сохранившейся пожилой леди с седыми волосами. Речь ее была прият­на. Но все остальное: фигура, походка, жесты, как она держала голову — указывало на ее агрессивность, ко­торую не мог скрыть даже приятный голос. У нее была большая семья: несколько сыновей и дочерей. Ее муж умер, и ей пришлось воспитывать детей самой. Один из ее сыновей, рассказала она с явной гордостью, был успешным доктором с большой практикой и к тому же хорошим хирургом. Одна из дочерей была политиком, со своенравным характером. Она говорила это с улыб­кой, которая подразумевала: «Вы знаете, каковы жен­щины». Она продолжила, объясняя, что эта полити­ческая леди имела духовные стремления.

Что вы подразумеваете под духовными стремле­ниями?

«Она хочет быть главой какой-то религиозной или философской группы».

Обретать власть над другими через организа­цию — это, конечно, зло, не так ли? Это путь всех политических деятелей, неважно, в политике они или нет. Вы можете скрывать это под приятными и вводящими в заблуждение словами, но разве жела­ние власти не всегда зло?

Она слушала, но, казалось, что это не затрагивает ее. По выражению ее лица можно было понять, что ее что-то беспокоило, и это что-то вскоре всплывет нару­жу. Она продолжала рассказывать об остальных де­тях. Все из них были энергичны и добивались успеха, кроме одного, которого она действительно любила.

«Что такое печаль? — внезапно спросила она. — Где-то в глубине души, кажется, она со мной всю мою жизнь. Хотя все мои дети, кроме одного, состо­явшиеся и утвердившиеся в жизни, печаль не поки­дает меня. Я не могу определить, что это за чувство, но оно преследует меня, и часто бессонными ночами, я задаюсь вопросом, что все это значит. Меня также беспокоит младший сын. Понимаете, он неудачник. За что бы ни взялся, все разваливается на части: его брак, взаимоотношения с братьями и сестрами, дру­зьями. Сын почти всегда без работы, но когда он все-таки ее получает, всегда что-то происходит, и его увольняют. Кажется, ему невозможно помочь. Я переживаю за сына, и хотя он добавляет каплю к моей печали, не думаю, что он — корень этого. Что такое печаль? У меня были неприятности, разочаро­вания и физическое страдание, но эта постоянная печаль — что-то большее, и я не смогла найти ее причину. Не могли бы мы поговорить об этом?»

Вы очень гордитесь вашими детьми и особенно их успехами, не так ли?

«Я думаю, что любой родитель гордился бы. Они преуспевающие и счастливые, потому что у всех Дела идут хорошо, кроме последнего. Но почему вызадали этот вопрос?» Это может иметь некоторое отношение к вашей печали. Вы уверены, что ваша печаль не имеет от­ношения к их успеху?

«Совершенно наоборот, я очень счастлива из-за этого».

В чем, как вы полагаете, корень вашей грусти? Если можно поинтересоваться, на вас очень сильно повлияла смерть вашего мужа? Вы все еще находи­тесь под ее воздействием?

«Это был огромный удар. Я была очень одинока после его смерти, но вскоре забыла об одиночестве и горе, так как были дети, о которых нужно было заботиться, и у меня не было времени, чтобы ду­мать о себе».

Вы считаете, что время стирает одиночество и горе? Разве они все еще не здесь, спрятанные в более глу­боких слоях вашего ума, даже при том, что вы, воз­можно, забыли о них? Не может быть так, что они являются причиной вашей сознательной печали?

«Как я сказала, смерть моего мужа была боль­шим ударом, но, так или иначе, этого следовало ожи­дать, и я приняла ее со слезами. Когда я была де­вушкой, прежде чем выйти замуж, я пережила смерть своего отца, и несколькими годами позже — смерть моей матери. Но я никогда не была верующей, и все разговоры по поводу загробной жизни не беспокоили меня. Смерть неизбежна, и нам надо принимать ее как можно с меньшим переживанием».

Может быть, именно так вы и относитесь к смер­ти, но может ли быть одиночество так легко логи­чески объяснено? Смерть — это что-то, принадлежащее будущему, которую возможно придется пе­режить, когда она придет. Но разве одиночество не вечно с вами? Вы можете преднамеренно закрыться от него, но оно все еще там, за дверью. Не следует ли вам пригласить одиночество и взглянуть на него?

«Я не знаю. Одиночество так неприятно, и я со­мневаюсь, смогу ли я зайти так далеко и пригла­сить это ужасное чувство. Оно действительно весь­ма пугающее».

Не должны ли вы понять его полностью, так как оно может быть причиной вашей печали?

«Но как мне понять его, когда это именно то, что причиняет мне боль?»

Одиночество не причиняет вам боль, но мысль об одиночестве вызывает страх. Вы никогда не ис­пытывали состояние одиночества. Вы всегда при­ближались к нему с предчувствием, со страхом, с побуждением уйти от него или найти способ пре­одолеть его, так что вы избегали его, не так ли? По-настоящему вы никогда не вступали в прямой кон­такт с ним. Чтобы отстраниться от одиночества, вы сбежали в деятельность ваших детей и их успехи. Их успех стал вашим, но за этим боготворением успеха нет ли некоторого глубокого беспокойства?

«Откуда вы знаете?»

То, с помощью чего вы убегаете, неважно, радио ли это, общественная деятельность, специфическая Догма, так называемая любовь и так далее, стано­вится существенной, такой же необходимой для вас, как выпивка для алкоголика. Можно забыться в боготворении успеха или в поклонении образу илинекоему идеалу, но все идеалы иллюзорны, и даже в самозабвении имеется тревожное чувство. Если можно заметить, успех ваших детей был для вас источником боли, поскольку в вас есть более глубо­кое беспокойство из-за них и из-за вас непосред­ственно. Несмотря на ваше восхищение их успеха­ми и аплодисменты, которые они получили от пуб­лики, не скрывается ли за этим чувство стыда, от­вращения или разочарования? Пожалуйста, прости­те, что я спрашиваю, но не глубоко ли вы обеспоко­ены их успехами?»

«Знаете, сэр, я никогда не смела признать, даже для самой себя, характер этого страдания, но это то, что вы говорите».

Хотите ли вы вникнуть в это?

«Теперь, конечно, я хочу вникнуть в это. Видите ли, я всегда была религиозна, безо всякой принад­лежности к какой-либо религии. Местами я читала о религиозных вопросах, но никогда не попадала в так называемые религиозные организации. Организован­ная религия казалась слишком отдаленной и недоста­точно близкой. За моей мирской жизнью, однако, все­гда скрывалось неопределенное религиозное искание, и когда у меня появились дети, это искание приняло форму глубокой надежды, что один из моих детей ста­нет религиозным. И ни один из них не оправдал эту надежду, все они стали преуспевающими и мирски­ми, кроме одного. Все они в действительности посред­ственны, и именно это причиняет боль. Они поглоще­ны мирским. Это все кажется настолько поверхност­ным и глупым, но я не обсуждала это с кем-либо изних, и даже если бы я поступила так, они не поняли бы то, о чем бы я говорила. Я думала, что по крайней мере один из них будет другим, и меня страшит моя и их посредственность. Это то, что как я предполагаю, вызывает мою печаль. Что можно сделать, чтобы по­кончить с этим состоянием?»

В себе или в другом? Можно только покончить с посредственностью в себе, а затем, возможно, мо­гут возникнуть иные взаимоотношения с другими. Знать, что кто-то является посредственным — это уже начало перемены, не так ли? Но мелочный ум, осознавая себя, отчаянно пробует изменяться, улуч­шаться, и само это побуждение посредственно. Лю­бое желание самоусовершенствования мелочно. Ког­да ум знает, что он посредственен и не воздейству­ет на себя, посредственность прекращается.

«Что вы подразумеваете под воздействием на себя?»

Если мелочный ум, осознав, что он мелочен, де­лает усилие, чтобы изменить себя, не является ли он все еще мелочным? Усилие измениться рождено мелочным умом, поэтому само то усилие мелочно.

«Да, я понимаю это, но что же делать?»

Любое действие ума мало, ограничено. Ум дол­жен прекратить действовать, и только тогда насту­пает окончание посредственности.

 

 

Огонь недовольства

 

В течение нескольких дней шел очень сильный дождь, и потоки воды были бурными и шумными. Коричневые и грязные, они текли от небольших оврагов и присоединялись к более широкому потоку, который протекал вдоль долины, а он, в свою очередь, впадал в реку, которая спускалась к морю несколькими ми­лями ниже. Река была полноводной с быстрым тече­нием. Даже летом она никогда не пересыхала, хотя все ручьи, питающие ее высыхали, обнажая камни и пески. Сейчас же река несла грязные воды, и люди наблюдая за ее течением, боялись, что она может выйти из берегов, затопив поля и рощи и нанеся ущерб го­роду. Несколько человек пытались ловить рыбу, но их попытки не увенчались успехом, так как течение реки было слишком сильным. Снова пошел дождь, но люди не ушли с берега, наблюдая за рекой, в надеж­де, что она все же не выйдет из берегов.

«Я всегда была искателем, — сказала она, — и прочла очень много книг. Я была католичкой, но оставила эту веру, чтобы присоединиться к другой, которую тоже оставила и присоединилась к религи­озному обществу. С недавних пор я изучаю восточ­ную философию, учение Будды и сама прошла пси­хоанализ. Но даже это не остановило мой поиск, и теперь я здесь и говорю с вами. У меня было жела­ние посетить Индию в поисках мастера, но обстоя­тельства помешали мне».

Она рассказала, что была замужем, у нее двое детей, ярких и интеллектуально развитых, которые ходили в колледж. Она не беспокоилась о них, так как они были самостоятельными. Она серьезно про­бовала медитировать, но ни к чему не пришла, и ее ум был столь же глуп и блуждающ, как и прежде. «То, что вы говорите о медитации и молитвах, очень отличается от того, что я читала и думала, меня это озадачило, — добавила она. — Но во всем этом утомительном беспорядке я действительно хочу найти истину и понять ее загадку».

Вы думаете, что, ища истину, вы ее найдете? Не может ли случиться так, что так называемый ищу­щий никогда не сможет найти истину? Вы никогда не вникали в это побуждение искать, не так ли? Все же вы продолжаете искать, переходя от одного к другому в надежде найти то, что вы хотите, что вы называете истиной, делая из него тайну.

«Но что плохого в том, что я ищу? Я всегда на­ходила то, что хотела, но чаще — не находила».

Может быть, и так, но не считаете ли вы, что можете добывать истину, как вы бы добывали день­ги или ценности? Вы думаете, что это еще одно ук­рашение тщеславия? Или же ум, который стремит­ся к приобретению, должен полностью прекратить это, чтобы возникла истина?

«Возможно, я слишком стремлюсь найти ее».

Нисколько. Вы найдете то, что ищете в вашем рвении, но оно не будет реально.

«Тогда что же вы мне предложите делать, про­сто прозябать, а не жить?»

Вы поспешно делаете выводы, не так ли? Разве не важно выяснить, почему вы ищете?

«Я знаю, почему я ищу. Я полностью недовольна всем, даже тем, что я нашла. Чувство недовольства возвращается снова и снова. Я считаю, что я овладела чем-то, но это вскоре исчезает, и снова чувство недовольства сокрушает меня. Я испробовала все способы, которые только можно придумать, чтобы преодолеть его, но, так или иначе, оно слишком сильно внутри меня, и мне нужно найти что-нибудь — истину, или что-то другое, что даст мне мир и удовлетворенность».

Не надо ли вам быть довольной, что вам не уда­лось потушить огонь недовольства? Преодолеть не­довольство было проблемой для вас, не так ли? Вы искали удовлетворенность, и, к счастью, вы ее не нашли, найти ее означает остановиться в развитии, оставаться без движения.

«Наверное, это то, что я в действительности ищу: спасение от снедающего недовольства».

Большинство людей недовольны постоянно, ведь так? Но они находят удовлетворение в простых ве­щах жизни — то ли это лазанье по горам, то ли удовлетворение некой амбиции. Неугомонность из-за недовольства по глупости превращается в дости­жения, которые удовлетворяют. Если мы потрево­жены в нашей удовлетворенности, мы скоро нахо­дим способы преодолеть чувство недовольства, так что мы живем на поверхности и никогда не прони­каем в глубины недовольства.

«Как же проникнуть под поверхность недоволь­ства?»

Ваш вопрос указывает на то, что вы все еще же­лаете убежать от недовольства, верно? Жить с той болью, без того чтобы пробовать убегать от нее или изменять ее, означает проникнуть в глубины недо­вольства. Пока мы пробуем добраться до чего-ни­будь или быть кем-то, обязательно будет боль конфликта, и тогда, вызвав эту боль, мы хотим убе­жать от нее, и мы убегаем с помощью разных видов деятельности. Объединиться с недовольством, остать­ся с ним и быть его частью без наблюдателя, вы­нуждающего его вписаться в общепринятые виды удовлетворения или принятия его как неизбежного, значит позволить тому, что не имеет никакой про­тивоположности, никакого секунданта, возникнуть.

«Я слежу за тем, что вы говорите, но я боролась с недовольством так много лет, что для меня теперь очень трудно быть его частью».

Чем больше вы боретесь с привычкой, тем боль­ше жизни ей придаете. Привычка — это мертвая вещь, не боритесь с ней, не сопротивляйтесь ей. Но с восприятием сути недовольства прошлое потеряет значение. Хотя это и болезненно, но быть недоволь­ным изумительно, вместо того чтобы душить его пла­мя знанием, традицией, надеждой, достижением. Мы забываемся в таинстве достижения человека, в та­инстве церкви или реактивного самолета. И опять же: все это поверхностно, пусто и приводит к раз­рушению и нищете. Есть тайна, которая вне спо­собностей и силы ума. Вы не можете разыскать или пригласить ее, она должно прийти без спроса, и с нею приходит благословение для человека.

 

 

Психоанализ и проблема человечества

 

Было удивительно тихо и уединенно под широко раскинувшимся деревом, стоявшим одиноко в просторе полей, хорошо ухоженных, и сочной зелени. На расстоянии виднелись холмы суровые и неприв­лекательные в полуденном солнце. А под деревом было темно, прохладно и приятно. Это огромное и внушительное дерево, содержало большую силу и симметрию в своем одиночестве. Оно было живым организмом, уединенным, и в то же время казалось, что оно возвышалось над всем окружающим, даже над отдаленными холмами. Сельские жители покло­нялись ему. Против его широкого ствола лежал вы­сеченный камень, на который кто-то положил яр­кие желтые цветы. Вечером никто не подходил к дереву, его одиночество было слишком одолеваю­щим, и было лучше поклоняться ему в течение дня, когда была густая тень наполнялась чириканием птиц и звуками человеческих голосов. Но в этот час все сельские жители были у своих хижин, и под деревом было очень тихо. Солнце никогда не про­никало через кроны дерева, и цветы не вяли до сле­дующих жертвоприношений следующего дня. Уз­кая тропинка вела к дереву и затем уходила в зеле­ные поля. По этой тропинке к холмам вели стадо коз, где они разбегались, поедая траву в пределах досягаемости.

Когда солнце село за холмами, поля приобрели насыщенно-зеленый цвет, и лишь вершина дерева отсвечивала золотом, находясь в последних лучах - заходящего солнца. С приходом темноты дерево отдалялось от всего окружающего и на ночь замы­калось в себе, его тайна, казалось, проникая в тай­ну Вселенной. Он — психолог и аналитик, практиковал в тече­ние многих лет и излечил многих пациентов, обра­щавшихся к нему. Он работали в больнице, и в сво­ем офисе. Многие пациенты, преуспевающие в своем бизнесе, помогли ему обзавестись дорогими авто­мобилями, загородным домом и всем прочим. Он се­рьезно относился к своей работе, а не только, как к прибыльному делу. Изучал гипноз и эксперимен­тально практиковал его на своих пациентов.

«Очень любопытно, — сказал он, — как во вре­мя гипнотического состояния люди свободно и лег­ко говорят о своих скрытых принуждениях и реак­циях, и каждый раз, когда пациент подвергается гипнозу, я чувствую необычность процесса. Я сам был добросовестен и честен, но полностью осознаю серьезную опасность гипноза, особенно в руках не­добросовестных людей и медиков. Гипноз может или не может быть кратчайшим путем в лечении, но применять его нужно только в некоторых трудных случаях. Требуется несколько месяцев, чтобы вы­лечить пациента, это довольно-таки утомляющее ме­роприятие. Некоторое время назад, — продолжал он, — пациентка, которую я лечил в течение мно­гих месяцев, пришла навестить меня. Это была ум­ная женщина, начитана и имела широкий круг ин­тересов. С большим волнением и улыбкой, она ска­зала мне, что подруга убедила ее посетить некото­рые из ваших бесед. Оказалось, что во время бесед она чувствовала, как освобождалась от депрессий, которые были довольно серьезными. Она сказала, что первая беседа совершенно сбила ее с толку. Мысли и слова были ей плохо знакомы и казались противоречивыми, и она не хотела посещать вто­рую беседу, но ее подруга объяснила, что такое слу­чается, и что она должна послушать несколько бе­сед, перед тем как делать выводы. В итоге она по­бывала на всех, и почувствовала облегчение. То, что вы сказали, казалось, задело некоторые участ­ки ее сознания и без приложения каких-либо уси­лий освободили от расстройств и депрессий, она об­наружила, что они прошли, просто прекратили су­ществовать. Это было несколько месяцев назад. Я видел ее снова на днях, и, конечно же, мы погово­рили о ее бывших проблемах. Она довольна и счас­тлива, особенно во взаимоотношениях с семьей, у нее теперь все в порядке».

«Понимаете, — продолжил он, — благодаря этой пациентке, я прочитал некоторые из ваших учений, и хочу поговорить с вами о некоторых вещах. Су­ществует ли способ или метод, с помощью которого мы сможем быстро добраться до корня всего чело­веческого страдания? Наши существующие методики занимают время и требуют значительного исследо­вания пациента».

Сэр, если позволите спросить, что вы пытаетесь сделать с вашими пациентами?

«Говоря просто, без психоаналитических терми­нов, мы пробуем помочь им преодолевать их про­блемы, депрессии и так далее, чтобы они могли жить в обществе».

Вы думаете, что очень важно помочь людям вли­ваться в это испорченное общество?

«Оно может быть испорченным, но преобразова­ние общества — не наше дело. Наше дело — по­мочь пациенту приспособиться к окружающей сре­де и быть более счастливым и полезным граждани­ном. Мы имеем дело с неординарными случаями и не пытаемся создавать супернормальных людей. Я не считаю это нашей функцией».

---

Дата добавления: 2015-12-16; просмотров: 14; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!