Типы (породы) человека рабовладельческого общества и его исторические общности
Результатом определенного способа общественного производства /деятельности и отношений/ является материальный субстрат социального – люди, образующие все элементы общества на каждом конкретном этапе антропосоциогенеза. Совокупность этих элементов, осуществляющих производственную /экономическую, внеэкономическую, политическую, культурную, идеологическую/ деятельность и вступающих в соответствующие общественные отношения образует социальную структуру общества, отличительною чертой которой в исследуемый период развития становится классовость.
Согласно одному из широкораспространенных определений, классы – это «большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению /большей частью закрепленному и оформленному в законах/ к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерах той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может присваивать себе труд другой...» /Ленин В.И. полн.сбор.срч.,т.39с., 15/. Таким образом, классы – это группы людей, различающиеся экономически, а значит внеэкономически, политически, культурно, духовно; или по уровню естественных /Не/, и модифицированных /Нп/ условий существования природных основ /Нв/ и параметров социального /В/; или социально и биологически..., что собственно и констатируется определением, дефиницией, а также эмпирией ряда наук.
|
|
|
«Существование классов вызвано разделением труда...» /13.335/ и отличаются они, следовательно, обменом веществ человека с природой, низшего с высшим...
На уровне абстрактной теории диалектико-материалистического понимания истории классы различаются отношением к собственности, к средствам существования естественным и модифицированным (т.е. Hε + Hn); местом и ролью в системе труда (T = Hε + Hn + Hв + В) – обмена веществ между низшим и высшим, человеком и природой; долей и способом получения доходов – средств существования – естественных (Hε) и модифицированных, произведенных (Hn); тем, наконец, что один класс превращает другой в «неорганические условия своего существования». (Именно так определил эксплуатацию К. Маркс для всех времен и народов и это подтверждает эмпирия. Раб – говорящее орудие, говорящий скот для рабовладельца, крепостной крестьянин – неорганическое условие существования феодала, наемный работник физического и умственного труда – условие существования капиталиста). Из этого следует, что классы не могут развиваться одинаково. Они различаются по всем параметрам общественного бытия (Hε, Hn, Hв, В), на всех уровнях диалектико-материалистического понимания истории и это должна подтвердить или опровергнуть эмпирия.
|
|
|
Говоря о значении классов, надо определить их историческое место, господствующий класс, роль рабовладения в целом. Они необходимо должны существовать. Иначе, чем объяснить возникновение и существование рабовладельческих цивилизаций на огромной территории в течение нескольких тысячелетий? Очевидно, основываясь на методологии ленинской работы «Под чужим флагом», и по аналогии с ней, нужно выяснить прогрессивную роль всех этих Дариев, Ксерксов, Хеопсов, Македонских, Помпеев и пр., класса рабов и свободных общинников, а также то, как они /их роли/ исторически менялись. Если рассматривать «...какое угодно общественное явление в развитии, то в нем всегда окажутся остатки прошлого, основы настоящего и зачатки будущего» / Ленин В.И. полн.сбор.срч.,т.1,с., 181/. Классовое деление на рабов и рабовладельцев – новая, но недостаточная характеристика социальной структуры общества данного отрезка антропосоциогенеза. Понятие «социальная структура» в этом плане и исторически и содержательно богаче категории «классовая структура» общества, так как, помимо нового, – классовости, включает наследуемое и развиваемое далее прошлое. В связи с этим возникает потребность анализа всех других элементов организации рабовладельческого общества, возникающих из и на основе организации предшествующего периода развития. Наконец, необходим поиск элементов, которые послужили предпосылкой организации будущего.
|
|
|
Так как обмен веществ человека с природой, высшего с низшим, или труд, взятый в его абстрактной форме, приобрел при рабовладении классово дифференцированный разнонаправленный характер, это должно было обусловить различные биологические, в том числе, антропометрические и социальные качества всех элементов общества, начиная с его элементарной единицы – человека, кончая целостным материальным субстратом социального – человечеством этого времени.
Определяя специфику представителей античного общества, Ф. Энгельс в «Принципах коммунизма» писал: «Раб считается вещью, а не членом гражданского общества» /14, 325/. Социально /экономически, внеэкономически, политически, культурно, идеологически/ раб бесправен. «Каждый определенный раб является собственностью определенного господина, и, уже вследствие заинтересованности последнего, существование раба обеспечено, как бы жалко оно ни было» /14, 325/.
|
|
|
Существование рабовладельца как гражданина экономически обеспечено наличным движимым и недвижимым имуществом, внеэкономическими и политическими правами, достижениями культуры и духовной деятельности общества. Например, состоянием, достаточными условиями существования, экономической базой в Афинах считалось в классический период обладание имуществом в 1 талант – 1500 руб. Но к концу Пелопонесской войны были уже лица, обладавшие миллионными состояниями. Так, имущество Никия оценивалось в 100 талантов – 222000 руб.; внука Каллия – 200 талантов; а Эпикура – в 600 талантов или 1332000 руб. И это в то время, когда 9 тыс. граждан из 21 тыс. владели состоянием в 520 руб., то есть менее чем в 1 талант... /24, 254/ Позднее в Риме появляются состояния в несколько тысяч талантов. Так, состояние Красса оценивалось современниками в 7100 талантов. Вольноотпущенник Исидор оставил по завещанию 4116 рабов, 3600 пар быков, 257 тыс. голов другого скота и 60 млн. сестерций в монете или 42000 тыс., руб. золотом. В то же время число получателей дешевого хлеба в Риме при миллионном населении достигало 320 тыс. человек /Сергеев В.С. очерки истории Древнего Рима, с.1.,256-257/.
Но, повсеместно в рабовладельческом мире, наряду с рабами и рабовладельцами, существовал еще и многочисленный общинник..., с его специфическими социальными и биологическими параметрами, которые надо еще идентифицировать... Эмпирические данные по этой категории населения, однако, весьма скудны, а ведь именно эта социальная группа обеспечила, как оказалось, будущее общества. Но, об этом далее…
Количественная характеристика классов и социальных групп Древнего мира всегда и везде была некоторой переменной имеющей разнонаправленные тенденции. Представление о них и их соотношении дает, например, статистика работ Ф. Энгельса, по которой 90 тыс. афинских граждан /около 18%/ владели 365 тыс. рабов /более 80%/. В Коринфе в эпоху расцвета оно (количество рабов) доходило до 460 тыс., в Эгине – до 470 тыс. человек, в обоих случаях в 10 раз превышая численность свободного населения /16, 170/. К концу существования рабовладения с концентрацией средств существования в немногих руках количество рабовладельцев, как впрочем, и рабов, резко сократилось, о чем речь еще пойдет ниже, нуждаясь в объяснении.
Обусловленная совокупностью сторон общественного производства и биологического самосохранения, разницей естественных и модифицированных трудом условий существования, антропометрия /рост, развитие руки, объем мозга, продолжительность жизни, плодовитость и т.д./ представителей классов и социальных слоев рабовладельческого общества не может быть однозначной. Данные по ней могут представить медицинские трактаты того времени, археология, антропология, исторические хроники, геронтология... Эти данные для социальной антропологии еще предстоит найти, обобщить и истолковать. Но уже анализ только, например, «Жизни 12 цезарей» Светония в этом плане позволяет сделать вывод о том, что естественная продолжительность жизни знати до 70 лет и более – не редкость, тогда как раб обычно живет до 30 лет. А сколько живет в среднем свободный общинник – сокрыто тайной веков.
В то же время, антропометрия раба, рабовладельца, свободного общинника не могли различаться абсолютно. Разница если и существовала, то лишь относительная, как все внутривидовые отличии. Между представителями социальных групп общества существовала не только классовая изоляция, но и постоянная всесторонняя социальная, а также биологическая связь. Все они – раб, рабовладелец, общинник, – индивиды одного вида. При этом нельзя не учесть тот факт, что в условиях постоянных войн, миграций, захвата масс населения, свободный имел шанс стать рабом и, наоборот, раб иногда становился рабовладельцем, о чем свидетельствует материал истории. Последнее было скорее исключением из правил, правда, довольно распространенным в Древнем мире. Как известно, одно из первых восстаний рабов в Крыму закончилось приходом к власти одного из них. Спартак – некогда свободный фракиец, превратился в раба-гладиатора. Вольноотпущенники Рима сами стали держателями тысяч рабов и т.д.
Обусловленные «совокупностью всех общественных отношений» /17. 19/, природными основами и условиями существования, социальные качества человека, приобретаемые в процессах социализации, интегрируются в личность рабовладельческого общества. Формируемые разницей всего уклада их жизни, деятельности и связей, природных основ и условий существования, личностные свойства раба, рабовладельца, свободного общинника объективно не одинаковы. Уже в силу только разделения труда, различий обмена веществ человека с природой, низшего с высшим /Т = Не + Нп + Нв + В/, налицо односторонняя, в отличие от первобытности, индивидуализированная, «частичная личность». Как полагает К. Маркс, «дифференциация людей обусловливается главным образом разделением труда, оказывающим определяющее влияние на индивидуализацию человека, изоляция индивида, его обособление в виде самостоятельной точки внутри производства обусловлены разделением труда» /18, 446/. Вместе с дифференциацией по классам и социальным группам природных условий и основ существования /собственности/, «вместе с разделением труда разделяется и сам чело век» /1, 303/ – вторит ему Ф. Энгельс.
Данные о совокупности черт личности представителей классов и социальных групп рабовладельческого общества необходимо либо искать и обобщать в эмпирии, либо выводить теоретически из параметров общественной /экономической, внеэкономической, политической и прочих/ жизни как это делается, например, современной социологической теорией. Очевидно, эти социально-классовые личностные черты отличаются весьма ощутимо. Предприимчивость, жажда нового, индивидуализм, доходящий до эгоизма, жестокость, алчность и т.д. рабовладельцев отражаются, к примеру, и не без оснований, в литературе того времени. А каковы «жалкие» рабы и иные представители масс? О многоликости населения древнего мира пишут много Лукреций Кар, Гомер, Страбон, Плиний и др. Короче, из различий жизни, природных основ и условий существования представителей рабовладельческой цивилизации, подтверждаемый современниками, напрашивается вывод о многообразии типов личности и полиморфизме ее биологических основ.
Как и прежде в воспроизводстве социальной жизни люди вступали в брак, не могущий быть, однако, идентичным для разных классов и социальных групп рабовладельческого общества. Брачной организации рабов в строгом смысле этого слова, тем более юридически оформляемой не существовало. С целью производства «говорящих орудии» рабов в лучшем случае разводили как скот. Так как раб – собственность, богатство, то, по свидетельствам Тита Лукреция Карра, например, часто рожающих рабынь освобождали от работы и хорошо содержали. Ежели этот процесс не осуществлялся, а это имело место в начальный период рабовладения, возникала необходимость в войнах с целью захвата рабочих сил наряду с завоеванием источников сырья и чужих богатств. Обычно рабов сознательно подбирали иноязычными /меньше возможность сговора против хозяев/ и наиболее развитыми для эффективной работы. Так закладывался широкий аутбридинг данной социальной группы рабовладельческого общества. Генетически он естественно способствовал развитию человеческих сил, неожиданно для рабовладельцев создавал благоприятные биологические основы формирования социальных качеств, в том числе способности трудиться и мыслить. С одной стороны при этом происходило обогащение генофонда, с другой – обмен культурными достижениями различных народов, к коим принадлежали рабы. В этой среде биологическое развитие способствовало социальному прогрессу. Может быть, именно этим объясняется та роль, которую сыграли, например, в поздней истории Рима вольноотпущенники. Недаром у Светония в «Жизни 12 цезарей», что ни великий римлянин, то – вольноотпущенник, т.е. бывший раб.
Брачная организация рабовладельцев всех уровней существенно отличалась от выше описанной. С целью производства наследников и, что не характерно для эксплуатируемых, сохранения, приумножения, накопления и наследования частной собственности представители господствующего класса вступали в юридически закрепляемую и идеологически освящаемую моногамию,причем часто, чтобы не дробить богатства, с представителями своего или близких родов, свояками и родственниками. Общеизвестно, что фараоны Египта, в особенности династия Птолемеев, аристократия Греции, патриции Рима, господствующий класс империи Инков и т.д. часто имели женами своих близких и дальних родственниц вплоть до сестер и даже матерей. То есть, в антропосоциогенезе рабовладельческого общества для господствующего класса имел место постоянно сужающийся тесный инбридинг, роль которого в современной биологической науке о человеке общеизвестна /11, 196-197/. Об этом писали Дарвин, Энгельс и многие другие. Богатый материал представлен в работе «Медицинская генетика», в книге В.П. Эфроимсона «Введение в медицинскую генетику» и т.д. /И, вдруг, в «Философских проблемах глобальной экологии» у философов – все наоборот... / Такая форма брачного союза сознательно поощрялась и даже контролировалась, как в Индии, государством и освящалась идеологически, тонко на этом игравшим, жречеством... Реформы Солона, например, возвели в закон агнатные браки в Риме. Если верить литературным источникам, этот обычай еще и сегодня имеет место среди шейхов Ближнего и Среднего Востока /См. Шевардин М. Семь смертных грехов. Ташкент, 1974; Д.П. Сессон. Принцесса; Дочери принцессы и т.д./
Биологам давно известно, что «чистокровки» уже второго-третьего колена дают плохой приплод и нуждаются в «освежении» крови. Генетически из поколения в поколение не достаточно обновляемый извне, близкородственный брак имел следствием накопление рецессивных генов /«голубая кровь» - по терминологии сведущих медиков/, вел к постепенному биологическому вырождению и социальному регрессу целого класса. «Механика вырождения» есть у Г.П. Климова, в одноименной монографии В.П. Машкова, частично у М. Нордау и З. Фрейда. Специально этими проблемами занимается одна из отраслей современной социальной антропологии – патография, возникшая еще в прошлом столетии.
Класс рабовладельцев и без того изначально малочисленный обрекал себя, таким образом, на постепенную биологическую и, стало быть, социальную дегенерацию, вырождение. /Отличное от обыденного научное содержание и трактовку термина «вырождение» смотрите в «Энциклопедии» Брокгауза и Эфрона./ Ярким примером его были, почему-то часто умирающие в юном возрасте, египетские фараоны /«фараонов комплекс» как результат «Фараонова брака»/, Тутанхамон, например; численно сокращающиеся патриции Рима, аристократия Греции, высшие касты Индии, касики цивилизаций инков Америки... Представители древних спартанских родов, /а уж как они отбирали детей известно всем/ и патрицианских фамилий Рима даже до феодализма, не то, что до современности, не сохранились. В самой начале, указывает Валлон, в Спарте было 10 тыс. семейств. Во времена Ликурга их осталось 9 тыс. – уменьшение на 1/10 за 300-400 лет. Во времена Геродота их было уже 8 тыс. уменьшение на 1/9 за тот же период. Процесс идет с ускорением. Во время Аристотеля число полноправных граждан понижается до 1,5-100 тыс. – уменьшение на 7/8. Во времена Агисты осталось не более 100. И это уменьшение происходило при одновременном росте богатств и могущества Спарты, расширении ее территории. По словам Аристотеля, на ее могиле можно было бы написать: «Она погибла из-за недостатка людей» /4, 265-266/. Этот процесс аналогичен для всего рабовладельческого мира. От старой аристократии родов уже после падения Карфагена осталось в Риме сравнительно небольшое количество семейств /283/, 200 семейств, по свидетельствам современников.
Их браки из поколения в поколение совершались преимущественно в узком круге лиц, образующих свой класс. Сохраняясь, этот круг сужался веками. Продукт такого брака – породистые чистокровки. По общеизвестным законам воспроизводства жизни, они обречены через ряд поколений на биологическую и, значит, социальную дегенерацию, чему и сами активно способствовали, постоянно и повсеместно, физически уничтожал себя род за родом в борьбе за богатства и власть, утопая в излишествах, сексуальных извращениях и перепотреблении. При этом, наряду с общественным, здесь продолжал, как и прежде, действовать естественный отбор, но действовал иначе, в другом направлении, по другим параметрам, нежели в среде рабов, свободных общинников и, конечно, предшествующего общества земледельцев и скотоводов.
Освоение новых пространств, производство возросшего количества разнообразных средств существования, развитие труда, обмена..., должны были, казалось, складываться в лучшие, сравнительно с прошлым, условия развития антропосоциогенеза, совершенствования человека и его биологических основ. Но, создали, обусловленную разделением труда, собственности и потребления, классов, дифференцированную биологию и социальные качества человека: у рабов – ущербные, недостаточные для нормального развития, для рабовладельцев, напротив, – избыточные, губительные для биологии, обмена веществ высшего с низшим, а значит и социального. В этом состоял один из парадоксов антигуманного рабовладельческого способа производства общественной жизни: господствующий класс, эксплуатируя, грабя, уничтожая другой класс, в то же время обрекал себя на самоуничтожение презрением к формирующему человека труду, перепотреблением, обжорством, пьянством, кровосмешением, одиночными и массовыми политическими и бытовыми убийствами и самоубийствами /Вагин Ю.Р. Эстетика самоубийства. Пермь, 1994, с. 167/.
Что касается брачной организации общинников, ремесленников и иных слоев свободных людей, то они составляли, пожалуй, предпосылку будущего в рамках рабовладельческого способа производства. В их трудовой среде моногамная форма брака с мощной долей аутбридинга в основе дала, очевидно, лучший, сравнительно с иными классами, исторически оптимальный результат. Судя по фактам истории будущее, было за ними. Это ведь они составили мощь военных легионов Римской империи, из среды которых вышли будущие лидеры западноевропейского феодализма…
Конечный продукт любых форм брака – семья. Основанная на разнотипном браке рабовладельческого мира, она могла возникнуть только разная. В сущности, так оно и было. Этого не могли не видеть теоретики общественного развития. У Ф. Энгельса, например, в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» есть положения, касающиеся лишь специфики брака и семьи классов буржуазного общества. И это уже ценно. Эту специфику повторяет книга «Возникновение брака и семьи» Ю.И. Семенова. Характеризуя капитализм, Энгельс с предельной ясностью проводит мысль о классовом характере различий брака и семьи антагонистического общества.
С позиций рабовладельческого закона раб, являясь «говорящим орудием», не имел прав на брак и, следовательно, на семью. По этой причине его «семья», если она есть /по мере продвижения рабовладения к закату она появлялась все чаще, так как войны переставали приносить новых рабов/, аморфна, неустойчива, носит порой временный характер. Дети рабов воспитываются в семье рабовладельца, являясь частью его имущества, естественными условиями, приплодом его фамилии. /Ф. Энгельс объясняет значение и соотношение понятий «семья» и «фамилия» их осознание, уточнение и юридическое оформление в законах /16, 61./ А поскольку они (рабовладельцы) относятся к ним как к собственности, имуществу, «неорганическим условиям существования», то последние могут быть уничтожены, – как это делалось регулярно в Спарте для тренинга молодежи; проданы оптом и в розницу – что происходило на Родосе, где ежедневно продавалось до 8 тыс. рабов; обменяны без ведома родителей, которые лишены прав на собственных детей. Они лишь – орудие рождения, воспроизведения рабочей силы.
Нужно отметить, что в большинстве стран рабов было немного. В некоторых странах существовало только домашнее рабство. Напротив, на Востоке имело место поголовное рабство всех перед деспотом. Все это по-разному отражалось на семье. В среде рабов и их потомства, там, где оно имело место, должен был действовать сильнейший естественный отбор на выживаемость, самосохранение, дополняемый социальным подбором на способность к труду. Слабые в условиях жестокой эксплуатации и скудных условий существования не выживали. Но уж если... Недаром же у Светония, что ни великий римлянин, то – вольноотпущенник, тоесть бывший раб. Усиленное действием социального и биологического отбора, потомство здесь в силу постоянного широкого аутбридинга более выносливо, богато генетически. Однако, поставленное в условия жестокой эксплуатации, лишенное часто элементарных средств существования, оно, как рабочая сила, скоро изнашивается. Раб обычно живет не более 30 лет, редко дольше и в пожилом возрасте часто просто «выбрасывается» как использованная вещь. Так в Древнем мире возникают острова старых рабов, упоминаемые, кажется, Т.Л. Карром.
Можно ли назвать семью раба там, где она существовала, моногамной? Едва ли. Скорее это простое, далеко не всегда парное сожительство, в том числе с представителями господствующего класса, не фиксируемое юридически и создаваемое для воспроизведения рабочих сил, либо ублажения господ. Едва ли численность ее могла быть значительной в условиях эксплуатации, хотя об этом, по меркантильным соображениям, радела часть хозяев, У Лукреция, Светония и других авторов приводятся факты о фермах по разведению рабов. Скудость существования, изнуряющий, не ограниченный никакими временными рамками труд, не способствовали многочисленному потомству отмеченных законом: «Рожденный рабыней – раб!» /Из «Законов Хаммурапи»./ Эта «семья» не имела исторической перспективы…
Семья представителей господствующего класса это – юридически оформленная законом, и освященная идеологически религией моногамия. Она опирается на букву детально разработанного семейного права. Согласно «Римскому семейному праву», например, муж, жена, дети, близкие и дальние свояки и родственники пользуются в семье и обществе, определяемыми имущественным положением каждого и степенью родства, правами. Так как, помимо внеэкономической, семья основывается на функции экономической – накопления собственности, и, в силу этого, чаще всего строится отнюдь не на общности интересов /любовь – понятие, увы, наукой не объясненное…/, в ней процветает борьба за богатство и власть, разврат с обеих сторон, извращенные половые связи, кровосмешение и прочие пороки /16, 61-67/. Из боязни растерять собственность, основанная на близком кровном родстве /тесном инбридинге/, такая семья является распространенным явлением привилегированного класса и создается с целью удержания, сохранения и накопления богатств. Экономический интерес ставится в ней выше внеэкономических потребностей воспроизводства полноценного человека. В этом противоречии экономического и внеэкономического, социального и биологического аспектов семьи проявляется бесчеловечность антигуманный характер рабовладельческого способа производства общественной жизни, усугубляемые хищническим расточением общественных сил /4, 222/. Рабовладельческая моногамия «была первой формой семьи, в основе которой лежали не естественные, а экономические условия…». «Моногамная семья – один из признаков начала цивилизации. Она основана на господстве мужа с определенно выраженной целью рождения детей, происхождение которых от отца не подлежит сомнению, а эта бесспорность происхождения необходима потому, что дети со временем в качестве прямых наследников должны вступить во владение имуществом отца. Она отличается от парного брака гораздо большей прочностью брачных уз» /16, 65-67/. Прочность, правда, искусственна и часто иллюзорна. Вырастающая из «фараоновых агнатных и прочих кровосмесительных близкородственных браков» моногамия – продукт и результат частной собственности, история которой объяснит, очевидно, и прогресс, /а может и регресс/ моногамной семьи…
Эта семья, очевидно, не велика в сравнении с первобытностью, но не современностью, так как ее многочисленность, увеличивая необходимость дробления собственности, только усиливала и без того острую борьбу за наследство и власть. /Это была все та же struggle for life, но перенесенная из мира животных в общество и проявляющаяся в нем с умноженной силой. Согласно с ней правители востока, да и запада, например, придя к власти, и в прошлом и сегодня торопятся убрать своих конкурентов – родственников и свояков/. Такая семья создавала более благоприятные, чем у рабов и исторических предшественников, материальные и духовные условия существования, что незамедлительно сказалось на продолжительности жизни ее членов. В тех случаях, когда в ней осуществлялся исключающий инбридинг брак, возникало жизнеспособное потомство. Римские патриции и Афинская аристократия преклонного возраста в 70-80 и более лет не редкость, если полагаться на данные того же Светония. Тем не менее, исторически обречены были и долгожители /4, 283; 5, 163/. Здесь просто срабатывала «механика социального регресса, изучение которой – должно быть темой специального исследования. Как свидетельствуют исторические источники, ни в Италии, ни в Греции к эпохе Средневековья не осталось древних аристократических фамилий. В этом плане полезно рассмотреть это явление сквозь призму известной работе В.И. Ленина «Под чужим флагом». В данном случае, не скудость средств существования /Нε/ и /Нп/, а биология /Нв/ и социальное /В/, например, войны, политическая и имущественная борьба, постепенно, методично уничтожали привилегированный класс, что и констатировали уже мыслители Древнего мира /Об этом первая социологическая задача Аристотеля/.
Что касается семьи самых многочисленных представителей рабовладельческого общества – «свободных» общинников, то она была, очевидно, во всех отношениях прогрессирующей моногамией, обеспечившей человечеству, в отличие от обреченных эксплуататоров и эксплуатируемых с их максимальным /избыточным/ и минимальным /недостаточным/ уровнем жизни, оптимальную ветвь его развития. Это ее возникновение и существование в условиях рабовладельческого способа производства незамедлительно сказалось на росте народонаселения и увеличении, ведущего к миграциям и колонизации новых земель, демографического давления. Колонизациями с их смешением населения, широким аутбридингом, богата история Древнего мира. Недаром Пирр «своим проницательным взглядом воина усматривал причину политического и военного преобладания римлян в цветущем положении римских крестьянских хозяйств» /Момзент Т. История Рима, т.1.с.1., 417/, а не в богатствах рабовладельческих латифундий с их массами рабов.
В сложившихся новых условиях – индивидуализации труда и собственности, при изменении личности человека и классовой дифференцированности общества, моногамии семьи и брака, патриархальная кровнородственная община, первобытный мужской род, повсеместно трансформировалась в территориальную общину, историческую основу будущей феодальной соседской общины /5, 163/. Как и прежде, семьи, но теперь уж не обязательно связанные кровным родством и, притом, моногамные, а не присущие земледельцам и скотоводам раннего общества, патриархальные, образуют эту новую общину. Обновленные, классово расчлененные общины реорганизуются реформаторами рабовладельческих стран в административно-территориальные фратрии, территориальные племена /16, 117/, союзы территориальных племен рабовладельческого мира. Союзы территориальных племен сливаются в народ – греческий, римский, китайский, египетский и прочие. Таким образом, все унаследованные от первобытности элементы в условиях рабовладения претерпевают существенные преобразования. Они повсеместно весьма существенно разбавлены рабами, иноплеменниками, дифференцированы по производственному, классовому, имущественному признакам на плебейские и патрицианские, богатые и бедные, правящие и управляемые, господствующие и подчиненные единицы. В этих объединениях, потерявшие естественную связь со своими родами и родственниками, рабы, вольноотпущенники, иноплеменники образуют все возрастающие, не вписывающиеся в рамки прежней кровнородственной организации социальные группы. Все это наряду с громоздкостью прошлой родоплеменной организации, невозможностью эффективного регулирования при этом жизнедеятельности, нуждалось в образовании новых форм социального существования. На смену естественному и, в преобразованном виде включая его, законами, Уракагины, Тесея, Солона и прочих реформаторов создается, означающее «сознательное, планомерное вмешательство в стихийно создавшийся порядок вещей» /16, 109-110/ гражданское общество. Впервые, в истории, наряду с естественно возникшим и на его основе создается административно-территориальное деление людей на хозяйственные /экономические/, административные /социально-политические/, в том числе военные, культурные, идеологические и т.д. группы – еще одно доказательство освоения социальной формы материальной действительности. Образуемая совокупностью классов, слоев, социальных групп структура гражданского общества отныне строится по социальному /экономическому, внеэкономическому, политическому, культурному, идеологическому/ и биологическому /адаптации, потребления, размножения и пр./ основаниям. В деталях процесс подробно излагается Ф. Энгельсом в главах У-У111 работы «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Народы Древнего мира образуют локальные и географические расы человечества данного этапа антропосоциогенеза. Являясь социальными элементами, расы, как и образующие их исторические общности людей, были внутренне и внешне неоднородными. Уже на этом этапе истории они делились современниками на господствующие и подчиненные, великие и малые, образующие рабовладельческий мир, центр цивилизации, и варварский мир периферии. Термин «варвары» употреблялся историками рабовладельческой цивилизации в работах Страбона, Тацита, Цезаря и других для обозначения жителей периферии. Зафиксированная современниками наблюдалась определенная диспропорция, неравномерность в уровнях социального /экономического, внеэкономического, политического и т.д./, а значит и биологического, антропометрического, в том числе адаптационного и пр./ развития рас, объясняемая неоднородностью условий и основ существования разных людей. Если «передовые народы» /Ф. Энгельс/ находились на уровне цивилизации и достижений преобразующего хозяйства, – то варварский мир, ведя присваивающее хозяйствование, все еще пребывал в дикости. Олицетворяющий магистральное направление развития, цивилизованный рабовладельческий мир был небольшим – около 18 млн. кв. км «оазисом», вокруг которого простиралась стихия «культурно отсталых кочевых и охотничьих народов». Территория «оазиса» составляла 1/8 площади остального мира, но обусловленная передовым способом производства социальной жизни, плотность его населения, сравнительно с предшествующими периодами антропосоциогенеза, существенно выросла, подтверждая возросшую жизнеспособность человека и его биологических основ. Если плотность заселения собирателями составляла 2 чел., охотников – до 20 чел., древних земледельцев и скотоводов – уже 50 чел., то для землепашцев данной ступени развития она составила около 150 чел. на 1 кв. милю /11, 581/. О возросшей плотности населения цивилизованного мира свидетельствует наличие в нем городов. В древней Месопотамии, например, города стояли в 24 км. друг от друга /5, 42/. О плотности населения цивилизаций Америки этого периода можно судить по работам М. Стингла. «Индейцы без томагавков М: Прогресс, с.» 31, 128, 139. и др./ Представление о плотности заселения и уровне развития регионов Старого Света дают работы Ю.Д. Петухова, В.И. Карпеца, В.В. Макаренко и других.
С развитием общественных связей, смешанных браков, войнами и торговлей рабами, колонизации наблюдается нарастающее увеличение культурного обмена и генетического дрейфа между расами и, очевидно, их частичная ассимиляция. Это фиксируется антропологией. На протяжении всей истории Древнего мира в условиях сохраняющейся генетической, естественной и социальной изолированности населения континентов расы продолжают, тем не менее, существовать. Трудно преодолимые естественные преграды, недостаточное совершенство транспортных средств и средств коммуникации продолжали сдерживать панмиксию, ассимиляцию, свободное скрещивание индивидов образующих население мира и сохраняли географические расы человечества.
На этот период приходится, вероятно, очередное проникновение белых переселенцев Старого Света в Новый Свет с его краснокожими аборигенами и образование, может быть, под их влиянием цивилизаций ацтеков, инков и майя. Возможности и пути такого дрейфа пытаются доказать своими исследованиями Т. Хейердал, М. Стингл и другие современные ученые. В связи с этим возникает необходимость объяснения, наряду с природными, физико-химическими, биологическими и прочими, причин, по которым жители Старого Света в тот период ушли вперед в своем социальном и биологическом развитии сравнительно с населением Америки. Частично проблема была решена Ф. Энгельсом. Однако уровень естествознания и социологии прошлого века не позволили вскрыть ее полностью. Наличие проблемы свидетельствует, тем не менее, о возможности неравномерного осуществления антропосоциогенеза. Подробнее эту проблему излагает французский исследователь Ж.А. Габино в «Опыте неравенства человеческих рас». Сегодня – Петухов Ю.Д., Белов А.И., Авдеев В.А.
Совокупность локальных и географических рас цивилизованного и варварского миров Древности образует, несомненно, количественно выросшее, сравнительно с первобытностью, и представленное разительными контрастами антропологического характера, Человечество. Если население эпохи неолита специалисты определяют в 0,5 млн., то в рассматриваемый период уже в 20-40 млн. человек /11, 502/. Основой человечества на данном этапе антропосоциогенеза был все тот же вид Ноmo sарiеns но представленный, судя по всему вышеизложенному, более универсальной, чем прежде, полиморфной, пригнанной к широкому кругу условий существования – естественных /Не/, модифицированных /Нп/ общественных /В/ – антропологией. Мир находился на разных уровнях исторического развития, отличаясь многообразием социальных и биологических характеристик, естественных и преобразованных условий бытия. Но это был мир все того же сформировавшегося человека.
3. Характер антропосоциогенеза:
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 28; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!